Анна Яковлевна Яковлева
Вершитель
В пылу сражения воины срывали с себя одежду, рычали как звери, только смерть останавливала не ведающих страха русов. Все было напрасно. Потери, изматывающий волок и внезапность нападения сделали свое дело. Олег кричал, чтобы прорывались к воде, но никто его не слышал, будто князь и воевода лишился голоса…
На глазах Олега гибли военачальники. Окруженные сарацинами первыми пали Карлы и Руалд. Верный Вермуд сражался как лев, но стрела вошла ему в горло, и он упал, истекая кровью. Сложили головы Инегелд и фост… За ними Фрелав и Руар отправились к Сварогу Небесному. Каждый убитый рус становился живым щитом для Олега и его ближней дружины. Тридцать тысяч русов навсегда остались лежать в выжженной солнцем чужой степи.
Измученные, оборванные, наголову разбитые остатки армии рассеялись по соседним землям. Булгары и половцы добивали и топили остатки великой тьмы.
В наступившем хаосе Олег призвал Велеса на помощь, и спасительное облако густого тумана опустилось на разбитое войско, как когда-то в Дельбендском лесу на войско Рюрика.
Бросив ладьи с товарами, Вещий Олег с Труаром и малой дружиной отступили к Волге. Слава богам, здесь оставались неразгруженные ладьи. Труар, уцелевшие Рулав и Стемид, Потаня, Фарлаф и несколько молодых воевод с остатками дружин бежали вверх по Волге.
К удивлению Олега среди воинов он узнал хана Ратмира.
– Хакан-рус Олег! – Ратмир ринулся навстречу волхву, но был грубо остановлен стражей.
Мрачный, как туча, Олег отвернулся от свидетеля своего позора и взошел на драккар.
Впервые в жизни волхв и воевода Олег Вещий переживал поражение. От пятидесятитысячной армии осталась десятая часть. Страна Ширваншахов и Саджидов, города Абаскун, Гилян, Дейлем, Хорасан и Ардебиль были отмщены.
* * *
… Бессонница окончательно поселилась в голове Вещего Олега. Не смыкая глаз, волхв сутками слушал скрип драккара и шум ветра в парусах.
«Будь проклят Совет Тринадцати», – повторял великий волхв и Вершитель. Волга бурлила за бортом, унося несбывшиеся надежды Олега. Тошнота подступала к горлу, глаза слезились – то ли от ветра, то ли от бессонницы.
Бегство продолжалось. Опомнился Олег только на речке Которосль, притока Волги. Стало ясно – опасность осталась позади, можно перетащить ладьи в Днепр.
Воевода Потаня нарушил уединение Вещего Олега:
– Князь мой и господин, отсюда рукой подать до моего удела. Позволь мне отъехать в Ростов.
– Поезжай, – махнул рукой Олег.
До самого Новуграда волхв молчал, только крепче сжимал в ладони оберег Рюрика – сокола в кольце молний-лучей.
Потрепанную дружину во главе с правителем Руси Новуград встретил в скорбном молчании.
Стоя на борту драккара, Олег оглядел хмурые лица воеводы Торвальда, его дружины, жрецов, бояр, купцов, торговцев, ремесленников и простого люда. Не выпуская из ладони оберег, волхв поднял руку, требуя внимания:
– Хвала богам, мы живы! – прокричал Вещий Олег. – Не одолели русь ни печенеги, ни болгары, ни сарацины, ни хазары. Месть наша будет страшной. Мы поставим их на колени, или я не Вещий Олег!
Просветлели лица, одобрительно загудели новгородцы.
Прямо с корабля Олег поспешил на капище воздать хвалу и благодарность богу за спасение и обнаружил конский череп.
– Это Гнедой? – спросил Олег у Гаяна.
– Да, – отвечал жрец, – это череп Гнедого.
Олег усмехнулся:
– Его ли мне бояться? – с этими словами волхв поставил ногу на череп.
Змеиная голова показалась из черепа, заскользило в траве длинное тело гада. Олег почуял опасность, оглянулся и увидел расширенные глаза Гаяна. Вещий Олег вздрогнул, увидев в них свою смерть. Резкая острая боль пронзила пятку Вершителя.
Олег медленно опустил глаза – серое длинное тело с черным узором на спине обвилось вокруг ноги волхва.
– Гадюка! – вскрикнул Гаян.
«Смерть от коня… Это не пророчество – это проклятье! Старик Ансгарий проклял меня», – скользнула, подобно змее, мысль в голове волхв.
Труан ударом меча отрубил голову змее, снял сапог с ноги Олега, разрезал ткань на шароварах. Нога волхва успела покраснеть и распухнуть, и пальцы онемели.
Олег прикрыл воспаленные веки.
– От всякого яда есть противоядие, – успокоил сам себя Олег. – Найдите лошадь, которую кусала змея, и Гаян приготовит для меня сыворотку из ее крови.
Труан уже смастерил из двух копий и плаща носилки для Олега. На помощь Труану пришли Гуды и Актеву.
«Ложись», – показал Труан волхву, и волхв послушно исполнил повеление слуги.
Втроем воеводы понесли Олега в крепость.
– Проклятие Ансгария сбылось, – пробормотал Олег, – смерть моя будет бесславна. Не на поле брани я умру, а в постели.
И заплакал Труан о своем господине.
Призывая на помощь богов, жрецы с воеводами отправились на поиски нужного коня. Обошли все конюшни, все скотные дворы, но коня, который перенес укус змеи, не сыскали. Тогда Гаян принял решение: привести коня в сакральное святилище, где жили змеи.
Так они и сделали: взяли коня из конюшни и повели в святилище. Почуяв опасность, конь стал беспокойно прядать ушами, начал хрипеть и вырываться, вставать на дыбы. Гаян дал коню несколько семян какого-то растения, и лошадь успокоилась.
– Дай папирус, и чернила, – тем временем попросил Олег Труана.
Труан исполнил просьбу своего господина и замер в ожидании приказаний.
Макая палочку в порошок из чернильного ореха, Олег вывел: «Жду тебя в Новуграде. Поспеши». После чего устало откинулся на подушку.
– Пошли Гуды и Актеву к Ольге. Кончаюсь я, – велел волхв.
Время шло, Олегу становилось хуже, у него поднялась температура, появилась резь в глазах, солнечный свет причинял боль, и Олег потребовал повязку на глаза.
Тьма вокруг Олега Вещего сгущалась. Духи тьмы пугали его, обещая вечную муку.
– Князь тьмы, – шептали они, окружая Вещего Олега, выползая из всех углов и обступая волхва со всех сторон.
Олег совсем лишился сна. Веки воспалились и покраснели, кожа на теле горела, волосы выпадали. Это уже не был прежний Вещий Олег, это была его тень. Труан не отходил от своего господина, ловил каждое его слово, но у волхва и Вершителя не осталось сил на разговоры.
… Весть о поражении русов на Хазарской земле уже достигла Киева. Гибель тьмы не могла быть ничем иным, как проклятьем. Город окутал дым жертвенных костров.
Гуды и Актеву нашли князя и княгиню в храме Перуна, в котором не так давно они венчались. Ольга молила бога пощадить отца. Гуды достал из седельной сумки, протянул кусок папируса.
– Жду тебя в Новуграде. Поспеши, – прочитала Ольга вслух. Сунув письмо за пазуху, она посмотрела на гонца:
– Как он? – Глаза ее были сухими.
– Плох. Спешить нужно, княгиня. – Актеву опустил голову, чтобы Ольга не увидела набежавшие слезы. – Может, и не дождется…
– Не смей даже думать так! Отец дождется меня! – прикрикнула на Актеву княгиня.
– Я еду с тобой, – решительно сказал Игорь, но Ольга возразила:
– Нет, Игорь. Опасность слишком велика. Киев нельзя оставить без правителя. Ты остаешься. Я с малой дружиной отправляюсь немедленно.
Свенелд и Асмолд не хотели слышать о том, чтобы отпустить княгиню одну.
Они же настояли, чтобы Ольга ехала по суше:
– Реки поднялись, течение бурное, потеряешь, княгиня, время.
Тем же вечером Ольга с малой дружиной выехала в Новуград.
Дорогой Ольга все пыталась представить отца больным – воображения не хватало. Сколько она помнила, он был сильным, смелым и решительным, хотя и мрачным. Но она понимала, что великому волхву, воеводе и правителю Руси не до веселья.
Меняя лошадей, дружина прибыла в Новуград на пятый день.
Увидев отца, Ольга в первое мгновение не узнала его – глазам ее предстал худой, изможденный болезнью, лысый старик.
Слабая рука легла на руку Ольги.
– Это было не простое пророчество. Это было проклятье. Конь и змея. Меня предали и Перун, и Велес.
Из уголков глаз Олега потекли слезы.
Ольга вытерла мокрые следы, опустилась перед ложем на колени, прижалась лбом к исхудавшей руке. От руки исходил слабый запах чеснока, благовоний и дряхлости.
– Батюшка! – только и смогла выговорить княгиня.
– Дочь моя, это было проклятье. Он проклял меня.
– Кто? Отец, кто? – Ольга напряженно вслушивалась в невнятное бормотание.
– Бог христиан, он проклял меня. Ансгарий сказал. Ольга, ты должна принять их веру. Это спасет Русь. – Дыхание Олега стало прерывистым и поверхностным. Краски сошли с его лица.
Неуловимым движением Олег подозвал Труана.
– Отдай ей книги и Круг, – одними губами произнес волхв. Труан склонился в поклоне и вышел. Несколько минут Труана не было, дочь и отец провели это время в молчании.
Хан Ратмир тихо прошел в опочивальню и встал в нише у окна. Никто не обратил внимания на хана.
Вернувшись, Труар протянул Ольге два свертка. Ольга откинула ткань – под ней оказалась «Седьмая книга Соломона».
Княгиня пролистала фолиант и подняла удивленные глаза на отца:
– Отец! Эта книга написана на чужом языке. Что мне с ней делать?
– Найди учителя и выучи халдейский язык, – прохрипел Олег. – Это учебник по магическому искусству.
При этих словах волхва хан Ратмир задрожал, его черные глаза загорелись алчным блеском, кулаки сжались. Всем своим видом он напоминал безумца.
Труан снял с шеи волхва ладанку с Кругом Сварога и положил перед Ольгой. Ольга торопливо разматывала другой сверток. В нем обнаружилось Евангелие, то самое, что вынес из Руанского собора Актеву.
– А это что?
– Это главная книга христиан, Евангелие.
– Отец! Я не могу принять чужого Бога! Ты ведь и сам всю свою жизнь воевал с христианами и ненавидел их.
– Я был связан клятвой, и поступить иначе не мог. Ты ничем не связана. Ты можешь это сделать. Мои боги отвернулись от меня. И вот я ухожу и оставляю тебя и Игоря. Теперь твой заступник – Единый Бог. Примешь Единого Бога – спасешь Русь и рюриковичей.
В пальцах Олега невесть откуда взялась сила, он стиснул запястье дочери.
– Дай слово. Клянись Велесом и Перуном!
Из глаз Ольги брызнули слезы: ее отец сошел с ума. Великий Волхв, Вершитель двух миров, Вещий Олег требует от своей дочери принять Христа!
И Ольга поклялась. Поклялась языческими богами, всем пантеоном: Велесом, Перуном, Сварогом, матушкой Макошью…
Олег уже не слышал ее, бормотал что-то свое. Плача, Ольга склонилась над умирающим.
– Елена! Елена, – звал кого-то Олег, – Елена, семя твое унаследует Русь и прославится в веках за веру во Христа.
– Какая Елена? Он бредит, – поняла Ольга. – Готовьте тризну.
* * *
Эпилог
Минуло сорок с лишним лет, когда в бухту Золотой Рог вошли мирные суда русов.
В императорском дворце Магнавр гостей ждали и готовились к их приему. Прием был обставлен с большой пышностью.
В Золотом зале установили возвышение для княгини русов и укрыли его алыми тканями. От трона василевса возвышение отделили завесой.
Под звуки органной музыки Ольга проследовала в Золотую палату, за ней вереницей потянулась ее челядь.
Когда гости и хозяева заняли места, завеса пала.
Взору русов открылся похожий на усеченную пирамиду трон, золотой платан перед троном и гигантские золотые грифоны и львы по обе стороны от трона. Возгласы восхищения сорвались с губ иноземных гостей.
Стоило Константину Багрянородному занять свое место на ложе под пологом, механизмы пришли в движение: львы начали бить хвостами, рычать и ворочать языками. Грифоны распустили крылья и хвосты, из их раскрытых клювов раздались крики. Ожил и золотой платан: захлопали крыльями и запели на все голоса позолоченные птицы на его ветвях.
Чудовища, при взгляде на которые охватывал трепет, призваны были олицетворять мощь Византийской империи. Ничего подобного не было нигде во всем свете. При виде механизмов иноземные послы и правители падали ниц. Простирание перед василевсом было само собой разумеющимся.
За спиной Ольги послышалось движение и шелест одежды – свита княгини пала ниц, как предписывал этикет.
Двое евнухов приготовились подвести русскую княгиню к трону, чтобы она по обычаю совершила земной поклон и поцеловала ноги царю, но Ольга опередила их.
Без тени смущения княгиня приблизилась к Багрянородному, встретила взгляд императора и ответила таким же твердым взглядом. Головы она не преклонила. Это было неслыханным нарушением придворного византийского этикета.
Константин оценил смелость русской княгини, достоинство, с которым она держалась, красоту и ум.
– Достойна ты царствовать с нами в городе этом, – признался очарованный император. Оба они, и Ольга и Константин, были вдовцами.
Ольга склонила голову и опустила глаза.
– Я язычница, Порфирородный.
– Здесь, у нас в Царьграде многие язычники обращаются к Богу! Воздух здесь такой. Если ты готова принять Христа, это легко устроить.
– Я готова, Светлейший. Но у меня есть условие.
– Какое же?
– Крести меня сам – иначе не согласна.
– С радостью стану твоим крестным отцом, – заверил василевс. – Через две недели, на праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня. Согласна?
– Согласна, Светлейший.
Готовясь принять крещение, Ольга говела. Накануне таинства искупалась в купальне августы. После купания исповедалась в своих грехах перед патриархом Феофилактом. Рассказала о мести полянам и древлянам, о жестокости, которая жила в ее сердце. Они еще долго говорили о христианстве. К удивлению патриарха оказалось, что княгиня русов знает Евангелие.
В тот вечер Ольга долго лежала без сна, вспоминала покойных мужа и отца.
Утром под пение хора княгиню отвели в Софийский собор. Величие собора Святой Софии поразило Ольгу. Потоки света проникали в многочисленные окна храма и мягко ложились на мраморные колонны и пол, будто проходили их насквозь. Восхищенной Ольге вдруг показалось, что она парит в небесах. С удивлением и почтением княгиня рассматривала вплавленные в золото аметисты и жемчуга, рубины и топазы, ониксы и сапфиры на патриаршем престоле и думала о том, что без помощи Божьей построить такое невозможно.
– Готова ли ты, Ольга, отречься от прежних богов и покаяться в совершенных грехах? – встретил княгиню патриарх Феофилакт Лакапен.
– Готова, Святейший, – отвечала Ольга. – Я знаю, что бесы в образе наших богов обманывали меня, и готова отречься от них. Отец завещал мне две книги: учебник по магическому искусству, Круг Сварога и Евангелие. Учебник по магическому искусство и Круг Сварога таинственным образом исчезли из сундука, куда я их спрятала. Осталось только Евангелие. Думаю, это был знак.
Накрыв Ольгу епитрахилью, патриарх задал вопрос:
– Каешься?
Ольга склонила голову:
– Каюсь, Святейший.
Удовлетворенный ответом, епископ попросил Ольгу прочитать молитву «Отче наш» и «Символ веры», и княгиня без труда исполнила просьбу.
Положив руку на голову Ольге, Феофилакт благословил ее.
– Вижу, ты станешь достойной христианкой, – добавил патриарх. – Завтра церковь празднует память святой Елены. Она тоже была царицей, и сына своего Константина склонила к христианству, так что Константин положил конец гонениям. А в конце жизни и сам крестился. В ее честь крестим тебя и наречем именем святой Елены.
– Меня? Еленой? – не поверила Ольга.
– Да, – подтвердил патриарх Феофилакт. – Елена станет твоей небесной покровительницей. Или ты против?
– Нет, я не против, я согласна, – задумчиво ответила княгиня. В этот момент Ольга ясно вспомнила слова умирающего отца о Елене и ее семени. «Елена, семя твое унаследует Русь», – бормотал он. Она тогда приняла слова эти за бред…
Это не было бредом – это было пророчеством!
…В день памяти равноапостольной царицы Елены Ольга испытывала волнение и радость, как когда-то в Псковском лесу, когда отец повел ее к трем дубам. Сейчас Ольга тоже волновалась и радовалась. В ожидании таинственной встречи умылась, надела рубаху с длинными рукавами. Девушка причесала Ольгу и подала белый, расшитый золотой нитью плащ.
В соборе Святой Софии волнение Ольги улеглось.
Ключница сняла с ее ног сапоги, Ольга скинула плащ и босыми ступнями встала на коврик. В сердце ее поселилась надежда, что сын Святослав поймет ее, и, возможно, пойдет за ней, как царь Константин за своей матерью.
Началось таинство.
– Отрекаешься ли ты от сатаны и всех дел его? – трижды вопрошал патриарх, и Ольга отвечала:
– Отрекаюсь.
– Силою, действием и наитием Святаго Духа Господу помолимся, – пел хор.
Церковное пение поднимало душу на неведомую высоту, Ольга испытала странную раздвоенность, будто отдалилась от происходящего.
– Да сокрушатся под знамением и образом Христа Твоего все сопротивные силы, – повторил три раза патриарх, крестным знамением осеняя купель.
Поддерживаемая ключницей, Ольга спустилась по мраморным ступенькам в купель, вошла по грудь в воду и замерла.
– Крещается раба Божия Елена во имя Отца. – Феофилакт окунул рабу Божью с головой в воду. Хор пропел «Аминь».
– И сына, – продолжил Феофилакт, снова окуная Ольгу в купель. «Аминь», – пропел хор.
– И Святого Духа, – закончил патриарх, окунув Ольгу в третий раз.
Ольга вышла из купели и встала на ковер. Василевс накинул на плечи крестной дочери пеленку, патриарх надел на шею княгини крест:
– Облачается раба Божия Елена в ризу правды во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
– Аминь! – грянул хор.
Константин взял Ольгу за руку и трижды обвел вокруг купели.
Необъяснимая радость переполняла Ольгу, на глазах у нее выступили слезы.
– Елицы, во Христа крестистеся, во Христа облекостеся[25], – пел хор.
Священник крестообразно помазал миром Ольге лоб, грудь, руки и ноги.
Ольга ощутила странную легкость во всем теле, будто за спиной у нее выросли крылья.
«Елена, – с робостью попросила новообращенная святую покровительницу, – дай мне мудрость править Русью».
По случаю крестин василевс устроил праздник с представлением акробатов, шутов, карликов и мимов. И поднесли княгине от василевса на золотом блюде пятьсот серебряных монет. И всей челяди ее по двадцать монет.
Прохаживаясь по мраморной террасе с Великой княгиней русов после представления, василевс коснулся руки Ольги:
– Не уезжай. Оставайся с нами править этим городом. Мы сделаем тебя августой.
– Никак невозможно, Светлейший. Ведь ты сам крестил меня и назвал дочерью, – Ольга лукаво улыбнулась.
– Хитра! – добродушно рассмеялся Константин Багрянородный. – Не напрасно русы прозывают тебя Мудрой. Храни тебя Господь.
Константин Багрянородный перекрестил и по-отечески прижал новообращенную княгиню Елену к груди.
Конец
Изображение DarkWorkX с сайта Pixabay
