Анна Яковлевна Яковлева
Вершитель
– Моя сестра, – скромно сказал Олег, и смех затих. Никто не рискнул насмехаться над сестрой Вещего Олега.
После состязания Рюрик и Бьерн устроили пир.
– Ну, говори, зачем пожаловал? – задал вопрос Бьерн, утолив голод.
И Рюрик поведал другу, что собирает войско для похода на Царьград. Как и предсказывал Вещий Олег, Бьерн Железнобокий выразил горячее желание присоединиться к походу.
– Это мечта каждого викинга – ударить по их святыням! Но почему Царьград, друг мой и брат? Рим – вот источник наших бед. Предлагаю разделиться: я пойду на Рим, а ты – на Царьград.
Рюрик поднял кубок с медом:
– Ты – на Рим, я – на Царьград.
Немного поторговавшись, мужчины соединили кубки и осушили их. По воле богов был в тот день заключен союз против христиан между северными племенами викингов.
* * *
…Сваты явились сразу после Масленицы.
Во двор Умилы въехала повозка с дарами от киевских наместников, следом пожаловали на красавцах жеребцах Аскольд, хазарский князь Ратмир и главный хазарский воевода Лучник Песах. За ними шел Дир, скромно ведя под узды богато убранного коня.
Замыкали свадебный поезд воеводы Будан, Бративой и Варяжка.
Нарядный, в расшитом жемчугом и каменьями красном кафтане, Дир выглядел таким молодцом, что у Олега от ревности едва не помутился рассудок. С холодной ясностью в этот момент волхв подумал: «Ты покойник».
Рюрик с малой дружиной встречал сватов.
Въехав во двор, всадники спешились. Привязав коней к коновязи киевские гости оставили оружие в телеге – негоже гостю с оружием входить под кров гостеприимного дома.
Умила встречала гостей, подносила кубок с медом, приглашала в дом.
Подходя к Умиле, киевляне кланялись, пили мед, чинно рассаживались на лавки вкруг стола.
По праву старшего свата Аскольд начал торг.
– Привела нас к вашему порогу беда-забота. Есть у нас голубь одинокий. Нужна ему горлица. Добрые люди указали на ваш дом.
Ружнена спряталась за ковровым пологом, дрожа от волнения, напрягала слух, стараясь не пропустить ни слова из разговора гостей с Умилой и Рюриком.
– Горлица наша еще не летает. Еще птенец совсем, – вздохнула Умила.
– Когда птенец оперится, поздно будет, – хитро сощурился Аскольд. – Нежный пух станет жестким пером. Купца не найдется на такой товар.
Умила подняла бровь:
– Наша горлица всегда будет мягкой и податливой, даже когда оперится. Кровь в ее жилах течет княжеская, а кровь – не водица. В любом возрасте наша горлица будет пригожей и желанной.
– Так наш голубь это сердцем почуял. Мы уж отговаривали его, а он – ни в какую. Говорит, в Ладоге моя горлица и госпожа.
Рюрик прочистил горло:
– Горлица наша не бесприданница, в приданое за ней дают Любшу с озером Нево, серебра пять кувшинов, не считая ковров и коз, посуды, одежды и белья. А что у вашего голубя имеется?
– Так и наш голубь не беден. Дань с Полоцка получает, – похвалялся Аскольд.
– Ладога собирает дань с кривичей, чудей, весей, мери, ильменских словен, – не уступал свату Рюрик. – Нас с тобой на свете не было, когда Гостомысл покорил эти племена.
– Вот и я говорю: нам пока хвалиться нечем, – примирительно улыбнулся Аскольд. – Но у нас великие замыслы. И если вы отдадите свою горлицу за нашего голубя…
– Пусть они сбудутся, ваши замыслы, – поддержал разговор Труан.
Аскольд поднял кубок:
– Полоцк и Ладога должны быть вместе, – молвил он. – Они связаны не только торговыми путями. Они связаны братской кровью.
Тот час слуги Аскольда внесли во двор ковры и шелка в рулонах.
Челядь Рюрика накрыла столы. Здесь были запеченные птицы и звери, рыба-царь, медовуха и заморские вина, овощи и фрукты. Олег сидел за столом мрачный, как ворон. Он смотрел на застолье, а видел, как Аскольд с дружиной и Диром окунаются с головой в реку, слушал сватов, а слышал слова священника «Крещается раб Божий…».
– Серому волку досталась голубка наша ясноглазая, – вздохнула старая нянька за спиной волхв.
Олег отогнал видения, подозвал старуху, в самое ухо ей прошептал:
– Скажи невесте, пусть вызовет жениха на состязание.
– Какое? – удивилась старуха.
– Конное. Пусть скачет к священному камню, что над рекой.
Больше слов Олегу не пришлось тратить – нянька была умудренной жизнью женщиной, и сердцем почуяла в волхве союзника.
… Конь стоял под седлом, ладья ждала на берегу Волхова.
Воеводы спорили, горячились, делали ставки:
– Наша обскачет вашего, – скалился Фарлаф.
– С нашим князем не всякий воевода может тягаться, не то что девка, – обижались киевляне.
– Что ставишь? – задирался Труан.
– Пояс ставлю, – отвечал Бративой. Пояс у воеводы был богатый, арабской работы, с каменьями и цепями.
Верная союзница Олега нянька тем временем передала Ружнене все слово в слово:
– Сказал: пусть скачет к священному камню.
– Какому камню? – волновалась, плохо соображала Ружнена.
– К тому, что на высоком берегу Волхова.
Ружнена исполнила все в точности. Ничего не подозревая, Дир принял вызов невесты и пустился за ней вскачь.
Как было велено, Ружнена направила коня к священному камню на высоком берегу реки.
В тот же час на Волхов и Ладожку обрушился ливень, такой плотный, какого не помнили даже старики – руку вытянутую было не разглядеть. Волхов вышел из берегов, точно сошел с ума, тихая Ладожка вспенилась и понесла валуны.
Только когда буря улеглась, Рюрик с дружиной нашел под обрывом у реки коня с переломанным хребтом и едва живого Дира. Жених был не в себе, ничего не понимал, как исчезла и куда подевалась Ружнена, объяснить не мог.
– Видно, конь сорвался с обрыва, – высказал предположение Труар, – течение унесло. Не найти уже…
– Дело нечисто, – сердцем угадала Умила. – Где наш хваленый волхв? Почему его нет, когда он нужен? Пусть вызнает у духов правду и найдет Ружнену живую или мертвую.
Олег явился по первому зову.
Разбросав позвонки ягненка на столе, долго разглядывал тайный рисунок, в который сложились кости. Умила поторопила:
– Ну, что там?
Олег придал лицу скорбное выражение.
– Боюсь, что мне нечем тебя порадовать, княгиня, – с сочувствием произнес он. – Племянница твоя нашла покой в царстве богини воды Агидель.
– Встретилась с матерью Ружнена, обе теперь в царстве мертвых, – заплакала Умила.
– Смерть ее была мгновенной, она совсем не мучилась, – утешил Умилу волхв.
* * *
… Чужую невесту Олег укрыл в Псковском лесу. Из леса на озеро выходила широкая насыпь, на ней размещался дом, небольшое святилище и загон для скота. Тут же паслись козы и лощади.
Охранять княжну волхв поставил воевод Свенелда и Асмолда. Это были готландские викинги, стоящие целой дружины. Свенелд и Асмолд сделали из подворья настоящее военное укрепление. Поставили наблюдательные вышки, окружили дом и озеро капканами и ловушками.
Олег призвал в помощники духов топей и болот, и они преграждали путь к дому. Водяные охраняли переправу и служили Вещему Олегу. Лесные духи также состояли на службе у Олега. Все видимое и невидимое принадлежало в этом месте волхву.
В этом тихом, укрытом от людских глаз месте волхв и Хранитель Высшей Воли сам провел обряд и соединил два сердца – свое и Ружнены.
– Одд Орвар из рода Скьёльдунгов, – звучал его голос над озером, – соединяется с женщиной по имени Ружнена из рода Ререговичей. Призываю богов в свидетели и прошу их покровительства.
Только старая нянька и двое бравых вояк да лесные духи были гостями на этой свадьбе. Духи перешептывались в листве и хихикали, пугая Ружнену. Ей казалось, что она спит и видит сон.
Трижды обвел жених невесту вокруг дома, затем они преломили хлеб и выпили из одного кубка меда.
– Почему ты назвал себя Оддом, Олег? – не удержалась от вопроса новобрачная.
– Чтобы обмануть богов, любимая, – признался Олег.
На закате Олег провел обряд на зачатие, задобрил богов богатыми дарами, просил у них помощи и защиты. Душа ребенка придет из Отраженного мира в Явленный. Какой она будет, эта новая душа, ведомо только богам.
На грудь Ружнены Олег повесил серебряную подвеску с изображением перунова огненного цветка.
– Это зачем? – поинтересовалась Ружнена.
– Душа нашего младенца будет сражаться за свою жизнь, и ей поможет Перун, – объяснил муж.
Боги не стали откладывать, и исполнили просьбу волхва в первую брачную ночь.
Счастью Олега не было предела, когда он узнал, что новая душа пришла и вселилась в Ружнену. В благодарность богам, Олег принес в жертву тельца.
Проведя некоторое время с женой, Олег засобирался в Ладогу.
Оставляя Ружнену, Олег надел на нее свой пояс с изображением ворона – оберег и защиту от непрошенных гостей из мира Нави.
Богам было известно, с каким нежеланием покидает Олег жену.
* * *
…Наказание за проступок последовало незамедлительно. Мике сам сопровождал Вещего Олега на суд Двенадцати.
Под сводами святилища было темно и душно, единственный факел освещал подножие каменного бога Перуна, стены пещеры тонули во мраке.
– Хранитель Вещий Олег! – раздался знакомый Олегу властный голос. – Мы передали тебе знания и наделили правом и силой для служения Высшей Воле. Ты пренебрег нашим доверием, попрал и надругался над всеми правилами. Забыл о безбрачии, используешь свои знания и силу по своему усмотрению, служишь себе, а не Высшей Воле.
Олег скрыл усмешку: где-то он это уже слышал. Кажется, от блаженного Ансгария. Ансгарий скоро станет кормом для рыб, та же участь постигнет этих самоуверенных Вершителей, дайте только время…
– Ты знал, что Ружнена уготована другому, – обвинял голос, – и нарушил волю богов. Тем самым ты внес беспорядок в Явленный мир.
– Дайте ему оправдаться, – вступился Мике за ученика и последователя.
– Что скажешь нам, Олег?
Олег склонил голову и опустился на колени перед Советом Двенадцати.
– Я признаю свою вину, – чуть слышно отвечал он.
– Не слышу! – взметнулся под сводами все тот же ненавистный голос. – Говори громче!
– Я склоняю голову перед мудрейшими и признаю свою вину, – повторил Олег отчетливо. В голосе его была внутренняя сила. – Я проявил слабость, недостойную Хранителя и волхва. Мне нужна ваша помощь, мудрейшие.
– В чем наша помощь должна выражаться?
– Я согласен отпустить женщину, но я должен быть уверен, что с ней ничего не случится.
– Это не в нашей власти. Это во власти богов, – прозвучал ответ.
* * *
… Олег дал слово Рюрику «взять хазар на себя». Легче было сказать, чем исполнить обещание.
Но сказанное не воротишь, слово надо держать, и Олег отправился в Киев.
– Ромеи наших купцов казнили, – втолковывал Аскольду Олег. – Рюрик хочет отомстить за них. Договорись с каган-беком, чтобы пропустил нашу тьму мимо Крыма в Скифское[13] море.
– Зачем мне это? – развеселился Аскольд.
– Я предлагаю тебе идти с нами на Царьград.
Улыбка сошла с лица киевского наместника:
– У каганата отношения с Царьградом и без того сложные, а если каган пропустит варваров по своей земле в Скифское море, для него это может обернуться войной с Византией.
Пришлось Олегу пустить в ход шантаж:
– Аскольд, самое время тебе ответить за предательство.
– Какое такое предательство? – вспыхнул киевский наместник.
– Ты и Табомысл предали короля Гостомысла ради собственной выгоды. Ты убил гонца Гостомысла.
– Как ты смеешь? – Аскольд изобразил негодование.
– Смею, Аскольд.
– Стража! – хотел крикнуть Аскольд, но голос его подвел.
– В твоих интересах не поднимать шума. – Олег поднял руку, и Аскольд с ужасом наблюдал, как из ладони волхва вырвался огненный язык.
– Тело гонца ты бросил в овраг. Но ты забыл снять с него ремень с пряжкой. На пряжке этого ремня изображен сокол-ререг. – Олег распахнул плащ и показал ремень. Кожа на ремне выцвела и покоробилась от солнца и дождей, но пряжки время не коснулось.
У Аскольда пропал дар речи.
– Табомысл занял место Великого князя Гостомысла, – снова заговорил Олег, – а ты вернул себе Полоцк. Но Рюрик не узнает правды, если ты сделаешь, как я сказал.
– Я стар и болен, – заплакал Аскольд, – что я могу?
– Хазарский каганат слабеет с каждым днем. Византия заключила перемирие с арабами и готовится к войне с Хазарией. Самое время Киеву найти другого хозяина, – объяснил Олег.
– Ты не устоишь против арабов и Византии. Они слишком сильны. Киеву проще принять чужую веру и признать власть Царьграда, – вяло возразил Аскольд. – Мир выгоднее, чем вражда. Только в мире можно развивать торговлю.
– Арабское серебро оскудевает, нужны другие торговые пути. «Из варяг в греки». Помнишь?
– Помню, – кивнул Аскольд. – Я уже пожил и мне ничего не нужно. Это дело молодых.
– Пока у тебя еще есть силы, помоги своему брату Диру. Этот торговый путь несет выгоду всем: и хазарам, и Ладоге, и Киеву, и Смоленску, и Полоцку, и викингам. Если только у нас хватит ума перестать грызть друг другу глотки и начать договариваться.
– Договариваться? Ты сказал: договариваться? Странно слышать это от Вещего Олега. Ведь ты можешь подчинить себе народы без всяких договоров. Силой колдовства.
– Околдовать и одурачить можно только того, кто хочет быть одураченным. Пройдет время, и морок рассеется, и это только обозлит людей. Загляни в будущее.
Волхв положил ладонь на голову Аскольда. Через мгновение Аскольд смежил веки и погрузился в сон. И увидел во сне киевский наместник красивый и богатый город. Золотые ворота княжеского детинца, стражников на крепостных стенах и кладовую, уставленную сундуками с добром. Здесь были меха, серебряные сосуды, монеты, украшения, диковинные ткани, нитки жемчуга и цветных камней.
Олег отнял руку, Аскольд открыл глаза.
– Что ты видел?
– Город. Красивый и богатый город, – слабым голосом отозвался Аскольд.
– Таким станет Киев, если ты искупишь свою вину перед Рюриком и поможешь ему.
– Хорошо. Я сделаю, как ты говоришь, – выдавил киевский наместник.
Оставив Аскольда с тяжелыми думами, Олег поспешил к Ружнене. Духи открыли волхву, что приблизилось время рождения новой души.
…Уже на переправе через озеро Олег уловил перемены. Казалось, сам воздух стал гуще и тяжелее, словно напитался чужой волей и… кровью.
Ни готландские пираты, ни водяной, ни лесные духи, ни обереги не могли стать препятствием для Мике.
Весь во власти мелькнувшей догадки, Олег подстегивал коня. Бросив поводья Актеву, вбежал в дом. И тот час увидел домового – это было что-то новое. Раньше Олег не видел, только разговаривал с существами Отраженного мира.
Домовой был пузатый и носатый, похожий на старую проросшую картофелину.
– Кыш отсюда, – шикнул на него Олег, и существо испарилось, будто его не было. Встревоженный Олег отшвырнул ногой подвернувшегося пса и вбежал в покои жены.
Ружнена сидела за пяльцами у окошка. Увидев мужа, с улыбкой поднялась навстречу. Олег отметил мельком, что жена по-прежнему румяна и хороша. Едва Олег подумал об этом, молодая вскрикнула. Румянец на ее щеках угас, взгляд остановился. Пошатнувшись, Ружнена обхватила живот и издала стон.
– Ягодка моя, голубка наша, началось, кажись, – сорвалась с места, заворковала нянька. – У княгини Умилы принимала тебя, и у тебя приму кого пошлет матушка Макошь. – Полными руками она обняла молодую женщину и повела в баню.
– Ой, хорошо, ой, банька-то топлена у нас, – приговаривала повитуха.
В бане нянька уложила Ружнену на теплую еще полку, сама же стала не спеша готовиться к родам. Принесла чан с водой, достала ножницы, расстелила пеленки с метками ререговичей, суровую нить в клубке и чистую рубашку для роженицы.
Олег зажег свечи, поставил в изголовье вырезанную из дерева фигурку – богиню-мать Макошь. Прочитал заговор на рождение ребенка. Схватки отпустили Ружнену, она улыбнулась мужу:
– Иди, не стой тут. Мы справимся с няней.
Олег с сомнением посмотрел на жену. Он знал, что без его помощи они не обойдутся, но послушался и вышел из бани.
Как и предвещали духи, ребенок не спешил появиться на свет.
– Тужься! Тужься, голубка, – слышал Олег из бани голос повитухи.
Никогда еще Олег не чувствовал себя таким беспомощным. Муки длились, ребенок не шел, Ружнена обессилела и стала терять сознание.
– Не разродится, потеряем обоих, – сообщила нянька, выйдя к Олегу.
Умоляя богов о помощи, Олег бросился в баню.
– Одно остается, – пробормотал волхв, – иссечение плода.
Он отодвинул повитуху в сторону и принялся действовать.
Начал Олег с того, что подбросил в печь дров и велел няньке готовиться к операции. Затем Олег напоил Ружнену настойкой из корня мандрагоры. Ружнена сделала несколько глотков и скоро забылась.
Выждав, пока магический напиток подействует, и сон Ружнены станет глубоким, Олег подержал над пламенем нож и сделал разрез внизу живота Ружнены. Раздвинул рану и извлек ребенка. Это была девочка.
Нянька приняла младенца, перерезала пуповину, перевязала, обтерла новорожденную и запеленала.
Олег стал сшивать края раны. Закончив, проверил пульс у жены. Пульс был слабым, едва прослушивался. Еще час прошел в томительном ожидании, Ружнена в себя не приходила.
– Где старик? – страшным голосом вскричал Вещий Олег.
Из воздуха возник домовой:
– Он наверху.
Олег забрался по плетеной лестнице на чердак.
Старый маг сушил бороду, развесив ее на веревке.
Олег упал на колени перед Мике:
– Сделай что-нибудь, учитель! – взмолился он. – Возьми мою жизнь, мою свободу, мой разум, только верни Ружнену!
– Ничто не сможет спасти несчастную. Ружнена умрет. Ею уже овладел дух Нави, – бесстрастно произнес маг. – Ведь ты сам пожелал ей смерти.
Пораженный, Олег воззрился на своего наставника. Он ведь только подумал, он не сказал ни слова…
– Нет! Я не сказал ни слова…
– Этого и не требовалось. В мыслях ты признался себе, что тебе легче похоронить Ружнену, чем отдать ее другому. Этим ты приговорил Ружнену к смерти. Я только привел приговор в исполнение.
Слова застряли в горле Олега. По лицу его потекли слезы.
В полном отчаянии Олег вернулся в баню, чтобы застать последний вздох любимой. Дух жизни соскользнул с полуоткрытых губ и покинул роженицу. Смерть коснулась крылом, разгладила черты любимой. На лице Ружнены осталось легкое недоумение.
Олег опустился на лавку и спрятал лицо в ладонях.
Сколько он так просидел, Олег не помнил – он потерял счет времени.
Крепкая рука легла на плечо Олега:
– Соберись, Вещий Олег. У Рюрика растет сын. Твое время пришло приближается, – сурово произнес Мике. – Иначе ты заставишь меня пожалеть, что Одд Орвар стал Олегом.
– Прости, Мике. Я готов, – чужим голосом ответил Олег.
– Хвала богам, теперь ты похож на прежнего Олега.
* * *
… Аскольд старался не для себя – для своего любимого детища, для Киева.
Наместник выступил горячим сторонником союза племен и вместе с Вещим Олегом готовил встречу в Смоленске. Однако прошло достаточно времени, прежде чем встреча состоялась.
Осеннее бездорожье сковал первый мороз, когда Рюрик и Вещий Олег, Аскольд и Дир съехались на подворье смоленского воеводы Крива. Все ждали Калева, он опаздывал.
– Ради прошлого, настоящего и будущего молчи. Говорить буду я, – предупредил Олег князя Рюрика накануне.
Наконец, прибыл и Калев со свитой. Увидев изменника, Рюрик сжал кулаки, но Олег напомнил ему об уговоре.
Принеся жертву богам, вожди и воеводы вернулись на подворье и уселись вокруг костра.
– Други мои и братья! – обратился Вещий Олег к присутствующим. – Мы собрались в трудное для нас время. На западе христиане отнимают наши земли, преследуют нас, разоряют наши храмы и святилища, глумятся над нашей верой. На юге – ромеи. Твои друзья хазары, Дир, не хотят ссориться из-за вас с Царьградом. Не смотри на меня так, Дир. Сегодня ты платишь каганату дань, и они тебя терпят. Завтра захочешь самостоятельности, и они тебя придушат, как щенка. Беда в том, что вражда укоренилась в наших сердцах, все запуталось в наших умах, мы не отличаем врагов от друзей, не слышим друг друга на радость нашим врагам.
Сладковатый дымок вился над костром, голос Вещего Олега завораживал, от самого волхва веяло спокойствием, которое быстро передалось окружающим. В голове у Рюрика мелькнула мысль, что волхв использует какие-то чары. Мысль эта покинула Рюрика, он ощутил прилив доброжелательности, и с удивлением понял, что все простил предателям.
Очнулся Рюрик, когда Вещий Олег назвал его имя:
– Князю Рюрику есть, что сказать. У него свои счеты с христианами.
Глотнув квасу, Рюрик утер бороду и поведал вождям о крестном знамении в небе Старигарда, про мор скота, о «черной смерти», которую Бог христиан наслал на город, про Герину и своего первенца.
Все слушали князя Рюрика, не перебивая.
Чувствуя поддержку, Рюрик продолжал:
– Теперь вы понимаете, откуда идет угроза? Каждый купец на Волге знает, что сейчас василевс Михаил с войском в походе против арабов, и Царьград некому охранять. Самое время разорить змеиное гнездо. Мы переплывем пролив, обойдем город и ударим с севера и с юга. Там вы сможете взять столько, сколько никто из вас никогда не имел. Кто побывал в Царьграде, тот не даст соврать: там всего вдоволь. Рабыни всех оттенков кожи и на любой вкус. Серебро, шелковые ткани, парча, не говоря о еде и фруктах. Для каждого товара свой рынок. Говорят, в городе стоит запах цветов и пряностей. Мы оставим в нем запах крови.
Рюрик положил на стол руку раскрытой ладонью вверх.
– Кто со мной?
Все молчали. Молчал и Дир.
Дир служил хазарскому каган-беку, и ненавидел свое положение. Нынешнее положение Хазарии было не из легких: каганат раскололся. Каган-бек и вся хазарская знать приняли иудаизм, а простые люди верили в Аллаха, и это стало причиной гражданской войны. Пользуясь ослаблением каганата, венгры, данники хазар, подняли восстание. К тому же каган то ссорился, то мирился с василевсом. Сейчас они заключили перемирие, но долго ли оно продлится? Третья, христианская вера могла внести еще большую смуту и ослабить положение каган-бека.
Царьград же представлялся Диру чертогами Сварога небесного. Из преданий Диру было известно, что чертоги Сварога небесного окружены непробиваемой ледяной твердью. Слушая Рюрика, Дир понимал, что Царьград, как чертог чужого Бога, может оказаться неприступной твердыней. Тогда… Тогда Киев или помирит, или навсегда рассорит Хазарию с Византией.
– Где Ладога, а где Киев. Слишком далеко Рюрик сидит, – высказал свое мнение Дир. – Если ромеи или печенеги пойдут на Киев, Рюрик не успеет к нам на помощь.
– Тебе отлично известно, что таких быстроходных ладей, как у викингов, ни у кого нет, – возразил Олег. – К тому же ничего нет проще, как оставить в Киеве пятьсот, а то и шестьсот мечников. Они смогут удержать город, пока мы подоспеем.
Дир и в страшном сне не хотел бы такое увидеть!
Соблазн заключить с Византией союз напрямую, без хазар, оказался сильнее всех страхов.
Поборов сомнения, Дир накрыл ладонь Рюрика рукой. Остальные вожди и военачальники единодушно последовали его примеру: призвав в свидетели бога Перуна, скрепили договор и поклялись в верности союзу.
– Мы сородичи, мы должны объединиться и жить в крепком союзе, – напомнил Олег.
– Под чьей властью? – Дир посмотрел на кудесника со скрытой насмешкой.
– Под властью Рюрика, конечно, – не моргнув глазом отвечал Олег. – Рюрик – великий князь, потомок ререговией, внук Гостомысла.
* * *
…Северные реки еще стояли, скованные льдом, когда флотилия Бьерна направилась к берегам Рима.
Ревнуя Бьерна к будущей победе, Рюрик спешно отослал Ефанду с сыном к Кетелю погостить, а сам повел флот из Ладоги в обход, через Венедское море в Западную Двину. И выиграл шесть недель.
В Полоцке остановились на ремонт, пополнили запасы продовольствия, заменили больных гребцов, и пошли по притоку Двины до волока на Днепр. Перетащив драккары по суше, спустили их на воду.
Днепровские пороги огибали также по суше.
Возле Киева, в лагуне, где речка Конская впадает в Днепр, к войску Рюрика присоединились Дир с дружиной и хазарский воевода Песах со своими лучниками.
Две армии, два племени с настороженным вниманием изучали друг друга. Рассматривали оружие и экипировку, прислушивались к чужому языку.
Лук Песаха привлек внимание викингов. Воеводы дивились, передавали из рук в руки боевое оружие полководца: оно было тяжелым, стрелы мощные, с несколькими гранями на концах и затупленным наконечником. Рана, нанесенная такой стрелой, несла верную смерть.
Здесь же провели военный совет. Варяжские и словенские купцы говорили, что верховный правитель Византии Михаил III все еще не вернулся из похода, и хазарские разведчики подтверждали этот слух.
Воеводы только удивлялись: так было под Гамбургом и Парижем, так было и сейчас. Боги благоволили к Рюрику и Вещему Олегу, убирали препятствия на их пути.
Лучник Песах открыл еще одну тайну греков: в военное время бухту Золотой Рог замыкали на железную цепь, закрывая проход судов. Ничто не могло свернуть викингов с выбранного пути, и уж тем более такая мелочь, как запертая бухта.
На веслах и под парусами объединенная флотилия пошла вниз по Днепру в Русское море, оттуда в Босфор.
Ночи становились все темней, а дни все жарче. Теплые ветры приносили неведомые запахи, вода под днищем драккаров была непривычно синей. Воздух оглашали крики дельфинов и странствующих альбатросов. Язычники верили, что птицы эти – души утонувших викингов.
Появление на горизонте утопающих в зелени холмов вызвало взрыв восторга.
Босфор и бухта Золотой Рог открывали северянам свои объятия. Флотилия встала на якорь. Впереди, сколько хватало глаз, тянулась каменная крепостная стена Царьграда.
Куском угля Песах изобразил на палубе карту города с бухтами и проливами:
– Стены Царьграда представляют собой тройное кольцо. С суши их не взять, а вот с моря они более уязвимы. Штурмом их не взять, но есть слабое место: бечевник[14]. Ширина бечевника сорок метров, он тянется вдоль пролива вот отсюда, – Песах воткнул в палубу нож. – Дорога эта ведет к складам, которые вплотную подходят к стенам башни Калигария на северо-востоке города. Место это называется Влахерна. Греки уверены, что залив защищен достаточно надежно, и ворота в башне почти всегда открыты. К тому же в стене имеется множество калиток для хозяйских нужд. Скорее всего, в спешном порядке их замуруют, но вышибить их не составит труда.
– Аскольд с Диром пойдут на юг, обойдут город и ударят в южные ворота, – распорядился Рюрик. – Наше главное оружие – внезапность.
Вечерело. За стеной Царьграда стали зажигаться огни.
Дождавшись сумерек, флотилия двинулась дальше. У входа в бухту Золотой Рог высадились на берег. Цепное ограждение преодолели по суше: корабли привычно поставили на смазанные салом колеса и поволокли берегом.
Миновав цепное ограждение, снова спустили драккары на воду.
Шел июнь восемьсот шестидесятого года, день восемнадцатый.
На закате того памятного дня под стенами Царьграда внезапно выросла вражеская флотилия в триста шестьдесят парусов. Триста шестьдесят боевых драккаров смотрели драконьими носами на крепостные башни. Восемь тысяч варваров хлынули с кораблей на берег.
Все случилось так стремительно, что стража едва успела захлопнуть перед носом у викингов крепостные ворота. Оседлав друг у друга, дикари издавали леденящие душу воинственные звуки, потрясали мечами. Одни принялись рыть подкоп под стену, другие приступили к строительству насыпи для штурма.
Ловкие, как обезьяны, викинги забирались на крыши складов, оттуда карабкались на крепостные стены. На захватчиков сыпались стрелы, полился кипящий вар, падали камни.
Пока Рюрик с главными силами изображал штурм, Дир повел свои драккары на юг, по пути опустошая острова Мраморного моря.
На время мы оставим Рюрика с Олегом под стеной Царьграда и перенесемся в город.
* * *
…Малочисленный гарнизон Царьграда был не в силах долго сдерживать захватчиков.
В последней надежде смертельно напуганные жители собрались во Влахернском храме. Здесь хранились почитаемые святыни: Риза и головной Покров Божьей Матери.
Патриарх Фотий произнес проповедь:
– Православные! Народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием, неожиданный, незамеченный, без военного искусства, так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна. Что это? Что за удар и гнев столь тяжелый и поразительный? Откуда нашла на нас эта северная и страшная гроза?
Настал час испытаний. Господь наш попустил это испытание нам за наши грехи. Враг разоряет наши земли и губит невинные души. Можно видеть младенцев, отторгаемых варварами от жизни; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными… Не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежит рядом с человеком, и дитя и лошадь имеют могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагряются кровью друг друга… Это кара, обрушившаяся на нас по попущению! И чем ужаснее нашествие, тем более обличает оно чрезмерность наших грехов.
Слова епископа сопровождались плачем и стоном. Августа Феодора с дочерями, эпарх, имперские гвардейцы, венецианский посол, блаженный
Андрей с учеником Епифанием, мастеровые и простой люд – все в храме плакали.
Внезапно проповедь была прервана появлением вооруженных императорских гвардейцев и мужчины, закутанного в темный плащ.
Мужчина откинул капюшон, и все увидели императора Михаила, на скуле у него был свежий след от меча.
Присутствующие склонили головы перед правителем.
– Василевс! – прокатилось по храму, и толпа пала ниц.
– Ваше величество, вы ранены? – воскликнул эпарх.
– Мои гвардейцы готовы были умереть, однако не пришлось. Варвары отошли в провинции, и мы сумели пробраться через северные ворота.
Фотий осенил правителя крестным знамением, василевс склонил голову перед епископом. В храме вновь установилась тишина. Началось всенощное бдение.
Греки молились всю ночь, всю ночь на коленях просили заступничества и помощи Божьей. Коленопреклоненный император Михаил молился со своим народом.
Вопль греков вознесся к небесам, и в четыре утра блаженный Андрей сподобился увидеть чудесное явление.
Паря в окружении ангелов, Пресвятая Дева вошла в алтарь, преклонила колени, и долго пребывала в молитве.
– Видишь ли, брат, Царицу и Госпожу всех, молящуюся о всем мире? – шепотом спросил блаженный Андрей своего ученика Епифания.
– Вижу, отче Андрее, и ужасаюсь, – прошептал в ответ ученик.
Замерев, оба наблюдали, как Богородица поднялась с колен, сняла с головы покрывало и раскинула его над молящимися. После чего покинула церковь.
Не смея пошевелиться, блаженный Андрей с учеником проводили глазами Богородицу со свитой.
Епифаний поспешил сообщить епископу об откровении, которое было дано его наставнику.
– Нужно с ризой Пресвятой Девы обойти город крестным ходом, – догадался Фотий.
Не откладывая, греки вынесли из храма святыни – покров Богородицы и ризы, и обошли стены осажденного города. На глазах у наших героев приблизившись к морю, с песнопением опустили в волны пролива край ризы Божией Матери…
