Вернувшись домой к Селиму, мы погрузились в рутину. Каждый занялся своими делами. Амелия быстро уснула после обеда. Мама с привычным упорством занялась домашними делами – загрузила посудомоечную машину, протёрла пыль с полок, полила цветы, несмотря на все протесты Селима, что у него есть домработница, которой он платит деньги именно за это. Я пыталась сосредоточиться на рабочих делах, просматривая документы на ноутбуке, но мысли постоянно возвращались к статье, прочитанной утром в интернете, и к странному поведению Селима. Мой жених, в свою очередь, закрылся в своём кабинете. И мне так и не представилось возможности поговорить с ним о том, что меня так тревожило.
Вечером, когда пришло время ложиться спать, моя нервозность достигла своего апогея. Сердце колотилось, как бешеное, ладони вспотели, а в горле стоял ком. Я подошла к кабинету Селима и тихонько постучала.
– Войдите. – раздался его голос.
Я открыла дверь и робко заглянула внутрь. Мужчина сидел за столом, склонившись над какими-то документами.
– Селим. – начала я неуверенно. – я хотела спросить… где мне… спать сегодня?
Он поднял голову и посмотрел на меня.
– Там же где и прошлой ночью. Я уже попросил Севен перенести твои вещи в мою гардеробную. Кстати, – добавил он. – завтра можешь взять выходной и съездить к себе домой, чтобы собрать вещи. Транспортная компания всё заберёт и доставит сюда.
– Хорошо. – пробормотала я, чувствуя себя крайне неловко.
– Если у тебя больше нет вопросов, я бы хотел вернуться к работе. – сказал Селим, снова склоняясь над документами.
Я кивнула и тихо вышла из кабинета.
Так, спокойно. Когда он придёт в спальню, я просто спрошу, как есть, и всё. Будь что будет.
В попытке успокоиться я отправилась в душ, надеясь, что струи тёплой воды смоют с меня это непонятное беспокойство. Я долго стояла под душем, закрыв глаза и прислушиваясь к шуму воды, пытаясь привести в порядок мысли.
Но, вернувшись в комнату, я поняла, что стало ещё хуже и беспокойство только усилилось. Не зная, куда себя деть, я бесцельно бродила по комнате, нервно теребя край домашнего халата. То поправляла покрывало на кровати, разглаживая несуществующие складки, то переставляла книги на полке, потом снова возвращала их на прежние места.
А вдруг он будет всё отрицать и станет только хуже?
В этот момент Селим зашёл в спальню и, заметив мои нервные передвижения, лишь покачал головой и отправился в душ.
К тому времени, как он вернулся, обёрнутый полотенцем вокруг бёдер, я уже успела изгрызть все ногти. Капельки воды стекали по его широкой груди и прессу. Я невольно задержала на них взгляд, но тут же смущённо отвела его. Селим вытер волосы полотенцем и посмотрел на меня, в его взгляде читалось лёгкое недоумение.
– Камилла, в чём дело? Тебя что-то беспокоит? Передумала на счёт брака?
Я застыла на месте, не зная, как начать.
– Всё в порядке, я просто… – ответила я и запнулась, не в силах продолжить.
– Если тебя что-то беспокоит, я хочу это знать. – Селим подошёл ближе.
Я изо всех сил старалась не смотреть на его обнажённое тело, что, учитывая близость полотенца к опасному краю, оказалось невероятно сложно. В этот момент мне совсем не хотелось говорить. Все мысли крутились вокруг того, как бы невзначай… случайно… сделать так, чтобы это полотенце упало.
О боже! Камилла, соберись! Это фиктивный брак. Не забывайся!
Я мысленно отвесила себе подзатыльник за недвусмысленный интерес, и глубоко вздохнула, борясь со смущением, которое, будучи рыжей ирландкой, выглядело на мне, скорее всего, как пожар на складе моркови.
– Селим… – пролепетала я, нервно щёлкая костяшками пальцев. – может… ты оденешься сначала?
Он поднял бровь и взглянул на себя, словно только сейчас осознал свою наготу.
– Хорошо, как скажешь. – ответил Демир и скрылся в гардеробной.
Я сделала ещё один глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Всё будет хорошо. Он же не убьёт меня за это.
Через пару минут Селим вернулся, уже одетый в домашние брюки и футболку. Теперь, когда соблазн отвлечься на его обнажённый торс исчез, волнение накатило с новой силой.
– Ну, так что ты хотела сказать? – спросил Селим, садясь на край кровати. – Ты какая-то… странная.
– Да… то есть нет… – я запнулась. – Просто… мне нужно поговорить с тобой. О том, как мы… общаемся… взаимодействуем…
– Взаимодействуем? – Селим приподнял брови. – Что не так?
Я глубоко вздохнула.
– Понимаешь… иногда… мне сложно тебя понять… – начала я неуверенно. – Я заметила… что у тебя… кхм… есть проблемы с эмоциями… И случайно наткнулась на статью в интернете, там описывались… ну, в общем, некоторые вещи напомнили мне тебя.
Селим приподнял брови, и в этот момент я почувствовала, как сердце забилось быстрее.
– О чём была это статья? – спросил он, его голос звучал более серьёзно, чем обычно.
Я собралась с мыслями и, стараясь не обращать внимания на то, как хорошо на нём сидит футболка, продолжила:
– Об алекситимии. Это состояние, при котором человек неспособен понимать и выражать свои эмоции. И симптомы… ну, некоторые из них… очень напомнили твоё поведение.
После моих слов в комнате повисла гнетущая тишина. Селим молчал, пристально глядя на меня. Его взор был таким непроницаемым, что мне стало не по себе. Я не могла понять, что он думает, и внутри меня всё сжалось от напряжения.
Ну вот, сейчас Селим разозлится, скажет, что я лезу не в своё дело…
– И что именно в моём поведении напомнило тебе симптомы алекситимии? – наконец, произнёс он. Его голос, хоть и оставался спокойным, звучал немного напряжённо.
– Я понимаю, что у каждого может быть своя манера выражения эмоций. – начала я, нервно сглотнув и перебирая в уме все те моменты, которые заставили меня задуматься. – Но иногда мне кажется, что ты отдалён от всего, что происходит вокруг. Не понимаешь эмоции других людей, да и свои ты тоже не проявляешь. Я никогда не могу прочитать по твоему лицу, мимике, жестам, что ты чувствуешь или думаешь, кроме тех случаев, когда злишься…
С каждым словом я чувствовала себя всё более неловко.
Господи, как глупо это звучит! Я веду себя как какая-то истеричка…
– Например, когда ты играл с Амелией… просто механически делал, что она просила. Даже когда с тобой флиртовала та девушка, ты вроде и посмотрел на неё, но разговаривал так, будто это был не живой человек, а пустое место. Отвечал на её вопросы, но не флиртовал с ней. Хотя я могла бы подумать, что она тебе просто неинтересна, но в таком случае ты бы просто отшил её. А ещё… после того как мы поцеловались в кабинете… ты был такой отстранённый, как будто ничего не произошло. Однако это именно ты поцеловал меня. Да, и, если этого недостаточно, вспомни тот случай в кабинете, когда я вмешалась в разговор с дедушкой и представилась твоей девушкой. Любой другой человек накричал бы на меня и, наверное, уволил бы. А ты… даже бровью не повёл, как будто это было неважно.
– Ты из-за этого так странно смотрела на меня на площадке и пыталась вынудить Амелию играть с тобой? Беспокоилась, что я буду отстранён и наврежу твоей дочери? – его слова прозвучали неожиданно, и я невольно вздрогнула.
– Нет, не совсем так… Я… просто… – попыталась я объясниться, но голос предательски дрожал. – У тебя нет детей, и ты не привык к Амелии… Что если, думая, что ей нравится высоко качаться, ты не рассчитал бы силу, и она пострадала? Я не говорю, что ты бы сделал это специально! Но… она мой единственный ребёнок, и я не могу не защищать её, даже от тебя.
Селим, казалось, задумался. Его лицо оставалось неподвижным, но в глазах появилась тень понимания.
– Ты хорошая мать, Камилла. – произнёс он с искренностью, которая меня удивила. – Возможно, я не всегда знаю, как реагировать на эмоции, и это действительно может выглядеть странно. Но я не хотел бы, чтобы ты думала, что это как-то связано с тобой или с кем-то из твоих близких. Это скорее моя проблема. У меня действительно алекситимия, но я бы никогда не причинил вреда тебе или твоей дочери.
Я была поражена его откровенностью и одновременно почувствовала облегчение. Наконец-то мы могли обсудить то, что меня беспокоило, и это казалось важным шагом вперёд.
– Ты давно живёшь с этой проблемой? – спросила я осторожно. – Я прочитала, что это может быть связано с психологической травмой, стрессом, особенностями воспитания или, например, с поражением головного мозга.
Селим тяжело вздохнул, проведя рукой по волосам. В его взгляде мелькнула тень усталости и боли, но тут же исчезла, уступив место привычной непроницаемости.
– Давно… С пяти лет, если верить матери. После того как моя сестра Кираз…
Он замолчал на мгновение, словно давая себе время собраться. Сердце сжалось от боли за него, понимая, что задела что-то очень глубокое и личное. Мне отчаянно хотелось протянуть руку, коснуться его плеча, но я сдержалась. Интуиция подсказывала, что сейчас любое проявление сочувствия будет неуместным.
– Она погибла в аварии. Я помню только вспышки фар, крики, запах бензина, куклу, которую Кираз любила, а потом пустота. Как будто выключили свет. Сначала я просто закрылся от всех, спрятался в своём коконе. А потом чувства стали угасать. Как будто кто-то выкрутил яркость внутри меня. Я стал пустым и холодным. Мать водила меня по врачам и психологам. Бесконечные тесты, разговоры, но ничего не помогло. Пустота оставалась.
Селим потёр лоб, как будто пытаясь отогнать назойливые воспоминания. Последовала короткая пауза, прежде чем он продолжил, уже более ровным тоном.
– Со временем я научился имитировать. Наблюдал за другими: как они смеются, грустят, злятся, как выражают свои эмоции, и копировал их. Иногда получалось убедительно, а порой слишком фальшиво.
Горькая, почти болезненная усмешка искривила его губы.
– Но всё равно меня считали странным. В школе, в университете. Взгляды, шёпот за спиной, «бесчувственный», «робот». Потом я просто решил, что не хочу больше пытаться быть тем, кем я не являюсь. Научился жить без лишних сантиментов и эмоциональной мишуры, которая только мешает. А близкие смирились и нашли способ понимать меня без слов, читая между строк.
– Селим… – начала я, мой голос был тихим и полным сочувствия. – Я не могу сказать, что понимаю, через что ты прошёл… Но пусть между нами и сделка, я… хочу быть твоим другом. И если тебе тяжело… мы можем вместе попробовать… справиться. Я могла бы, например, помочь тебе и объяснить те или иные эмоции, как определить, чтобы ты мог понимать хотя бы меня, для начала. И я постараюсь помнить об этом, когда ты меня взбесишь. – добавила я с лёгкой улыбкой, надеясь хоть немного разрядить обстановку.
– Спасибо, Камилла. – ответил он тихо, и мне показалось, что в его голосе проскользнула едва уловимая благодарность. – Я ценю это. Но уже слишком поздно. И, пожалуйста, давай без жалости.
– Хорошо, но мы можем просто… не врать друг другу? – предложила я, встретившись с ним взглядом. – Я не буду спрашивать тебя о твоей более… тёмной работе, и не буду лезть не в своё дело. Но не скрывай от меня что-то настолько важное, что может повлиять на меня и мою дочь.
Селим кивнул, и в этот момент я почувствовала, что между нами начинает возникать доверие, и это было невероятно важно.