Я поднялся на частном лифте в свой пентхаус, крепко прижимая Камиллу к себе. Каждый её вздох вызывал во мне странную вибрацию – не боль, а глухое, неприятное эхо в груди, будто кто-то безжалостно дёргал за струны моего сердца, ища нужную ноту, но лишь усиливая диссонанс. В просторной гостиной, с панорамным видом на сверкающий Чикаго, уже ожидали доктор Омер Акйол вместе с одним из моих солдат.
Воздух был насыщен запахом крепкого турецкого кофе, сваренного по-старинному по рецепту бабушки. Но этот аромат, который обычно уносил меня в детство, в солнечную Анкару, сейчас заглушал едкий металлический запах крови, который въелся в моё сознание.
Омер, как всегда, сохранял внешнее спокойствие, но едва заметное напряжение в уголках его глаз, мелкие морщинки, выдавали его беспокойство. Он встал, встретив меня тяжёлым взглядом, и без лишних слов начал осмотр Камиллы. В первую очередь он проверил реакцию её зрачков на свет, затем осторожно ощупал место травмы и остальную часть головы. Его движения были точными, профессиональными, и в то же время аккуратными.
– Доктор… я не фарфоровая кукла. – фыркнула Камилла, несмотря на то что ей было тяжело говорить.
Омер еле заметно улыбнулся, но я увидел, как напряглись его мышцы, когда он, приложив стетоскоп к её груди, стал слушать сердцебиение. Даже сквозь свою эмоциональную тупость, я понял: зрелище избитой женщины ему явно не по душе. Если бы мы не были так близки, он, возможно, заподозрил бы меня. Но Омер знал меня с пелёнок и понимал, что я никогда не причинил бы женщине физическую боль.
– Ваше чувство юмора, госпожа, поразительно. – отметил Омер, его голос звучал ровно, без каких-либо эмоций. – Это хороший знак. Пока что я вижу лишь сотрясение мозга.
Он осторожно надавил на несколько точек на её лице и шее, проверяя на наличие других повреждений. Камилла застонала от боли, но тут же, стиснув зубы, прошипела:
– Напомните мне потом добавить вас в свой личный список самых любимых людей, доктор.
Её язвительность была неожиданной, но в то же время… обнадёживающей.
– Действительно, сотрясение. – подтвердил Омер, его взгляд задержался на мне чуть дольше обычного. – Ей нужно МРТ, чтобы исключить другие повреждения. Но в целом состояние не критическое.
Я выдохнул и окинул Камиллу изучающим взглядом. Её лицо было бледным, губы потеряли свой яркий цвет, рыжие волосы, влажные от крови, прилипли ко лбу. Но даже в таком состоянии, она всё равно оставалась… прекрасной.
– Я пропишу лекарства, но, если появятся заторможенность, проблемы с координацией, слабость, неадекватное поведение или сильные головные боли, немедленно отправляйтесь в больницу. – продолжил Омер, и я принуждал себя слушать, стараясь выглядеть невозмутимым. Но пальцы сжались в кулаки, а пульс участился. Я чувствовал, как напряжение накапливается внутри меня, как магма в вулкане, готовясь к извержению.
– Сейчас ей нужен строгий постельный режим и постоянное наблюдение, особенно в первые сутки. Не давайте ей спать, разговаривайте с ней, говорите о чём угодно. Делайте холодные компрессы, сводите к минимуму шум, яркий свет и другие источники раздражения. Ей нужна спокойная атмосфера.
– Я позабочусь, чтобы она получила лучший уход. – произнёс я, мой голос звучал ровно, холодно. Но внутри, под этой маской безразличия, что-то задрожало. Нечто, чего я не понял, и вызвало у меня в груди странный дискомфорт, который напоминал накатывающее давление воздуха под водой.
Омер кивнул и быстро настрочив список лекарств на рецептурном бланке размашистым почерком. Протянул его мне, и его взор задержался на моём лице, и он вдруг сказал:
– Селим, ты выглядишь бледнее, чем обычно. Может, и тебя тоже стоит осмотреть? Твои руки… немного дрожат.
Я мгновенно сжал кулаки, пытаясь скрыть эту предательскую трясучку.
– Всё в порядке, Омер, просто плохо спал. Не то, чтобы я не привык к этому.
Акйол тяжело вздохнул, его взгляд был полон понимания, но и беспокойства. Он знал меня слишком хорошо, видел, как я справляюсь с тем, что сломало бы большинство людей. Но в итоге кивнул, лицо оставалось непроницаемым, хотя губы сжались в тонкую линию, как будто он сдерживался, чтобы что-то не сказать.
– Хорошо, Селим. Но если что-то изменится… ты знаешь, где меня найти. Береги себя. И свою спутницу.
Я кивнул в знак прощания и жестом указал своему человеку, который молча стоял в стороне, чтобы проводить доктора и заехать в аптеку за лекарствами, протянув ему рецепт. Взгляд Омера задержался на мне ещё на мгновение – в нём читалось немое понимание, которое, как всегда, вызывало во мне раздражение, смешанное со странной, неуместной благодарностью.
Когда мы остались вдвоём, я аккуратно, стараясь не причинить Камилле лишней боли, поднял её на руки. И снова поразился тому, насколько она легкая. Во время утренних тренировок я поднимаю куда более тяжёлые веса.
– Куда вы меня несёте? – спросила Камилла, голос её был слабым, но в нём звучала привычная едкая ирония. – Ваш доктор меня осмотрел, значит, я могу поехать домой.
Я промолчал, уверенно шагая к гостевой спальне, обставленной в спокойных, приглушённых тонах, с огромным окном, открывающим панорамный вид на ночной город. Мягкое освещение, прохладный воздух, глубокая тишина – я надеялся, всё это будет способствовать её выздоровлению. Но её вопрос пробил брешь в моей защите, выставив на обозрение всё то, что я тщательно скрывал за маской безразличия.
Я осторожно положил её на кровать, обтянутую белым шёлком, поверх которого лежал мягкий, пушистый шерстяной плед.
– Вы останетесь здесь на несколько дней, пока не станет легче. – сказал я, мой голос был ровным, спокойным, но в нём не было той холодности, что обычно присутствовала в моём общении с людьми. – Как сказал доктор, вам нужен строгий режим и исключить любые источники раздражения. У меня, конечно, нет детей, но я более чем уверен, что маленькая девочка будет волноваться и будет требовать вашего внимания, а это только лишний стресс для вас, который сейчас совершенно ни к чему.
Я замолчал, чувствуя, как напряжение, накопившееся внутри меня, давит на грудную клетку, готовое вырваться наружу. Я с трудом унял этот порыв, пытаясь сохранять внешнее спокойствие, но внутри всё клокотало. Я не мог позволить себе слабости, не сейчас, не перед ней. Но её хрупкость, её потребность в защите… они пронзили мой привычный панцирь, оставив ощущение уязвимости.
– Но… – начала Камилла, её голос был слабым протестом, но я прервал её, подняв руку. Мой жест не был грубым, скорее решительным, в котором не было места для возражений.
– Если завтра вы почувствуете себя лучше, я привезу вашу дочь и мать сюда. Они смогут остаться с вами, сколько потребуется. Здесь моя горничная сможет позаботится о вас лучше, чем вы у себя дома, учитывая ваши… финансовые трудности.
Её сомнение было очевидным. Взгляд метался по комнате, как будто пытаясь найти выход из ситуации, за что-то зацепиться, что могло бы прояснить мои намерения. Но когда её взгляд, наконец, остановился на моём, я увидел в нём не только сомнение, но и что-то ещё… неуловимое, что заставило меня замереть.
Она же не думает, что я пытаюсь к ней приставать, или что-то в этом роде?
Нет, я точно не мог допустить даже тени недопонимания между нами, и чтобы моя помощь была воспринята неправильно.
– Мисс Дэй, – начал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, без каких-либо эмоций. Но напряжение в плечах, непроизвольное сжатие челюстей, наверняка выдавали меня с головой. – Я всего лишь защищаю свои активы. Вы мой секретарь, пусть и официально только с сегодняшнего дня. Я не бросаю своих людей в беде. А сейчас вы нуждаетесь в помощи. Я не пытаюсь вас принизить, я просто констатирую факт. В конце концов, мы живём в Америке, и вызов врача, лекарства – всё это немалые деньги. А для меня это… капля в море. Так что просто лежите, отдыхайте, позвольте мне позаботиться о вас. В конце концов, именно так поступают… парни… даже фальшивые… – последнее я пробормотал себе под нос, чувствуя, как мои пальцы сжимаются в кулаки. Эта ложь, даже для меня самого, звучала неубедительно.
Я не был готов к её ответу, к тому, что она могла сказать. И уж тем более не был готов к тому, чтобы объяснять свои действия. Чтобы избежать этого неловкого разговора, я поспешно покинул спальню, направившись на кухню. Там среди ароматов пряностей и свежемолотого кофе, я нашёл успокоение в знакомых, рутинных действиях. Заварил травяной чай по старинному турецкому рецепту – мятный с лимоном, аромат которого наполнил кухню, приглушая навязчивый запах крови, который всё ещё преследовал меня. В этот момент на кухне появилась моя горничная.
– Севен?
– Господин Демир, чем могу помочь? – ответила она, склонив голову в знак уважения.
– У нас гостья, мисс Дэй, мой секретарь. Камилла получила лёгкое сотрясение мозга и задержится здесь, пока ей не станет лучше. Она испачкалась кровью, когда ударилась, помоги ей привести себя в порядок и дай ей чистый халат. Ещё сделай ей холодный компресс. И когда Исмаил вернётся из аптеки, принеси лекарства в гостевую спальню.
– Конечно, господин Демир, я всё сделаю. – ответила девушка с улыбкой, слегка кивнула и направилась к двери.
Я добавил к чаю на поднос бутылку Gatorade, спортивный напиток, богатый электролитами – он поможет ей восполнить минералы и поддержать гидратацию. Рядом поставил бокал с охлаждённой водой.
Когда я вернулся в спальню, Камилла лежала с закрытыми глазами, её дыхание было ровным и спокойным. Я поставил поднос на тумбочку, стараясь не нарушить её покой. Этот жест казался мне чужим, неестественным, выбивающимся из привычного сценария моего существования.
Зачем я это делаю?
Но у меня не было логичного объяснения и ответа на этот вопрос. Я просто не мог позволить ей вернуться домой. Я видел, где она живёт. И, хотя там не всё так плохо, в моих словах была доля правды. Лечиться в США дорого, а для меня эти деньги – пустяк. Но… это была не единственная причина. Что-то ещё внутри меня требовало её присутствия рядом, заставляло меня контролировать ситуацию, и заботиться о том, чтобы Камилла выздоровела, даже несмотря на то, что, по идее, эта ситуация меня совершенно не касается. Это чувство было таким же иррациональным, как и кошмары, которые преследуют меня уже несколько лет.
Я наклонился, наблюдая за тем, как размеренно поднимается и опускается грудь моего секретаря.
Почему я так внимательно её разглядываю? Почему это вызывает во мне… что-то похожее на беспокойство? Это точно не страх – это чувство, которое я умею распознавать. Это что-то другое. Неприятное, давящее на грудь и плечи.
– Вы спите? – спросил я, но ответом мне была тишина.
Я осторожно коснулся её плеча кончиками пальцев. Её кожа была гладкой, тёплой и невероятно мягкой на ощупь – этот контакт вызвал в моём теле странное ощущение – что-то вроде напряжения, но без тревоги.
Может быть… сострадание?
Сама мысль о существовании подобного чувства вызывала у меня лёгкое отторжение. Было ли это состраданием, или же это просто физиологическая реакция, вызванная моими личными проблемами, которые я не смог бы определить и объяснить?
Внезапно яркая вспышка – авария, перевёрнутый автомобиль, крики, смешанные со скрежетом металла… лицо Кираз, залитое кровью… я пятилетний мальчик, сжимающий в кулаке куклу…
Тогда, в ту ночь, я не только потерял Кираз, но и получил шрам, который до сих пор пересекает половину моего лица. И именно после этого события и страшной аварии, я стал таким, каким стал теперь – человеком, лишенным способности чувствовать и понимать эмоции.
Флешбек исчез так же быстро, как и возник, оставив после себя только пустоту, горечь и неясное, давящее чувство вины.
Может быть, это и было причиной моего беспокойства по поводу Камиллы? Эта навязчивая тревога, не имеющая логического объяснения.
Придя в себя, я заметил, что она до сих пор не проснулась. Моё сердце забилось чаще, в голове вспыхнули слова Омера о том, чтобы не давать ей спать. Хотя он также говорил о необходимости полного покоя…
А что, если Камилла потеряла сознание?
Я уже начал набирать номер Омера на телефоне, собираясь вызвать его обратно, когда вдруг Камилла открыла глаза и громко рассмеялась:
– Вы такой нервный, господин Демир!
– Çılgın kadın! – выругался я на турецком, чувствуя, как внутри поднимается знакомое раздражение. Жгучее и неприятное, как приступ мигрени. К сожалению, это чувство было мне слишком хорошо знакомо. – Если вы так подтруниваете надо мной, мисс Дэй, то это была очень неудачная шутка. Проблемы со здоровьем – не тот случай, когда уместны подобные розыгрыши.
– Переживаете за «свои активы»? – язвительно спросила она, с хитрой улыбкой растягивая губы, но во взгляде я уловил что-то совершенно несовместимое с весельем. Хрупкость? Уязвимость? Нечто скрытое за блеском язвительности. Это было… странно. И почему-то мне очень хотелось узнать, что это такое.
– Если уж вы собираетесь следить за мной, то хотя бы не маячьте и лягте, ну или сядьте, как вам удобнее. – вдруг сказала Камилла, возвращая меня в реальность, и лениво похлопала по свободному месту на кровати.
– Это не совсем уместно. – нахмурился я. – Я ваш босс, вы – моя… подчинённая. И лежать в одной постели… это может показаться… интимно.
– Вы такой забавный… – рассмеялась она. – Доктор же сказал, что со мной нужно разговаривать и не давать спать. А мне, знаете ли, очень хочется прикрыть глаза и погрузиться в царство Морфея. Но вы можете не волноваться, я не собираюсь вас раздевать и набрасываться как какая-то… сумасшедшая женщина. Да и я не вижу еще мест, куда вы можете присесть, только если, конечно, вы не предпочтёте устроить свою пятую точку на пол.
Камилла дерзко ухмыльнулась, и я мысленно дал себе по лбу. Я совсем забыл, что она понимает мой язык. Эта оплошность вызвала лёгкий прилив раздражения – глупость, непростительная для человека моего положения.
– Ладно, но я не буду сидеть с вами всю ночь.
– Прежде чем лечь, вы не будете так любезны дать мне свою сумочку? – попросила она, её голос звучал мягче, чем прежде. – Мне нужно позвонить матери и объяснить, что я сегодня не приду.
– О, она, должно быть, осталась там, у дома. Когда я поднимал вас, у вас её не было в руках.
– Ну тогда дайте свой телефон. – её голос звучал спокойно, но я заметил лёгкую дрожь в её руке.
Я протянул ей свой смартфон, предварительно разблокировав его. Она быстро набрала номер, её пальцы скользили по экрану с удивительной ловкостью. Отойдя к окну, я начал рассматривать ночной город, размытый огнями, стараясь дать ей необходимое уединение. Холодный вечерний воздух коснулся моего лица.
– Мамуль, привет… это я, Ками. Прости, пожалуйста, я сегодня задержусь на работе… Нашли кое-какие несостыковки в договоре, и теперь срочно нужно всё исправить… – её голос, который доносился за моей спиной, был немного приглушён, но я отчётливо слышал его. – Мне очень жаль… ты присмотришь за Амелией?
Камилла помолчала несколько мгновений, ожидая ответа. Затем после короткой паузы, в которой я расслышал тихое соглашение, мать Камиллы передала трубку своей внучке. Голос моего секретаря, когда она заговорила с ребёнком, преобразился. Он стал удивительно мягким, нежным, таким, каким я его никогда раньше не слышал. Это было как будто другое существо, не та язвительная женщина, с которой я только что спорил.
– Солнышко, прости меня… Я сегодня не приду домой… задерживаюсь на работе… Но ты слушайся бабушку и ложись спать… хорошо, милая? И я тебя люблю, доченька.
Спустя несколько мгновений Камилла откашлялся, и я медленно повернулся к ней лицом.
– Спасибо. – поблагодарила она и протянул мой телефон обратно.
Я коротко кивнул и подошёл ближе, но сохраняя приличную дистанцию. В голове навязчиво крутился один вопрос: почему она солгала? Словно прочитав мои мысли, Камилла ответила:
– Я не хотела их лишний раз беспокоить. Лучше завтра всё объясню с глазу на глаз.
Я не прокомментировал это, лишь взял телефон и медленно опустился на кровать рядом с ней. Между нами повисла тяжёлая тишина, наполненная невысказанными словами и странным, невыразимым напряжением. Аромат её духов смешался с запахом шёлка, простыней и едва уловимым ароматом её кожи.
Честно говоря, я уже и не помнил, когда в последний раз проводил время с женщиной. Тем более у себя дома. Обычно я предпочитал более… анонимные места, например, гостиницы. Хотя я не так уж часто выбирался куда-то, чтобы… «подцепить» кого-то. И пусть я мужчина, у которого, по идее, должны быть сексуальные потребности, меня это мало волновало. Секс для меня никогда не был чем-то настолько значимым, чтобы из-за него терять голову. Этот факт был ещё одной неразгаданной тайной моей личности. А сейчас, рядом с Камиллой, я ощущал что-то, что пугало и одновременно… интриговало.
Я устроился поудобнее на кровати, откинувшись на шелковые подушки, и почувствовал, как гладкая ткань приятно обволакивает кожу. Этот тактильный контакт – единственный, который я мог понять, в отличие от прочих эмоций, которые порой казались мне тёмным лесом без выхода. Слегка напряжёнными пальцами я взял телефон, открыл приложение для сообщений и набрал номер своего человека, Озана.
Найди сумочку мисс Дэй и привези завтра. Она должна быть где-то во дворе около её дома.
И будь готов доставить её дочь и мать ко мне завтра к двенадцати часам.
Отправил сообщение, и только тогда почувствовал, как напряжение, сжимавшее меня в тиски весь вечер, немного ослабевает. Это был не просто приказ, а скорее попытка успокоить свой внутренний хаос, найти любой управляемый элемент в этой неожиданно вывернувшейся наизнанку реальности, и почувствовать хоть какой-то контроль над ситуацией.
Закрыв глаза, я откинулся на подушки ещё сильнее, позволяя телу погрузиться в их мягкость. В памяти всплыли отрывки из сегодняшнего дня – ссора с Камиллой, появление моих родственников, этот фальшивый спектакль с «девушкой» и, конечно же, тот массаж.
Что-то во мне изменилось, это было очевидно. Нечто сдвинулось в глубине моей привычной бездны, вместо души. Но я никак не мог определить, что именно и это откровенно бесило. Это было похоже на попытку сложить пазл, где половины не хватает, и ты просто не знаешь, как завершить картину, какой должна быть конечная цель. По крайней мере, я был уверен в одном: моё состояние было как-то связано с появлением Камиллы Дэй. С этой женщиной, полной остроумия и неожиданной, почти пугающей, ранимости, с её непредсказуемым темпераментом, похожим на вулкан, чья раскалённая лава грозила опалить меня дотла, но одновременно и манила своим жаром.
Её вздох, тихий, как шёпот ветра в кипарисовой роще, коснулся моего уха. Горячее дыхание опалило тело, вызвав странное покалывание. Она лежала рядом, молча, но её присутствие ощущалось физически – волной тепла, разливавшейся по коже, проникавшей в кости, в самую суть моего существа. Это будоражило, выбивало из колеи, нарушая привычный порядок, тот хрупкий баланс, который я так долго поддерживал годами, и разрушало мои тщательно выстроенные защитные механизмы.
Я попытался проанализировать это чувство, разобрать его на составляющие, как сложную систему, но это было невозможно. В голове царила пустота, непроницаемая для логики, но одновременно с этим ощущалось что-то ещё – прилив энергии, напряжение, как перед выстрелом из оружия. Это было не просто любопытство или возбуждение, а нечто иное, не поддающееся определению, что заставляло забыть обо всём, кроме этого, странного, всепоглощающего чувства.
Я приоткрыл глаза, и вдруг, импульсивно, как будто кто-то управлял моим телом, я наклонился к ней. Руки сами собой без моего сознательного участия коснулись её лица, ощущая нежность её кожи, чувствуя быстрый пульс под кончиками пальцев. Этот контакт был чужд моему опыту, поразительным контрастом с привычной внутренней пустотой, с той холодной отстранённостью, которая стала для меня защитой от этого мира, и чего он мог преподнести.
Никогда прежде я не был так близок к женщине. Это чувство было новым, неизвестным, не укладывалось в мою жёсткую систему координат, построенной на точном расчёте каждого шага. В ней не было места для хаоса, для таких эмоций, которые я бы считал слабостью, признаком неполноценности, а именно этим мне казалось моё внезапное влечение к Камилле. Я, босс турецкой мафии, и чувствовал, как эта женщина разрушает мои тщательно выстроенные стены.
Но я не мог противиться импульсу, дикому, животном влечению, которое заставляло меня забыть обо всех правилах. Мои губы стремительно приближались к её, улавливая тонкий запах её кожи, смешанный с едва уловимой ноткой медицинского спирта. Всё вокруг словно замерло, остался только этот момент, напряжённый до предела. Внезапно она тихо, почти шёпотом, спросила:
– Что вы делаете, господин Демир?
Я застыл, сердце в груди колотилось, как будто на меня обрушилась мощная волна. Мысли метались, а слова застревали в горле. Хотелось разобраться, но мозг отказывался сотрудничать, погружаясь в оцепенение. Этот контроль, которым я гордился, рушился на глазах.
– Хотел бы я и сам знать. – выдохнул я, голос звучал глубже и ниже, чем я ожидал. – Ты сводишь меня с ума, женщина, и, кажется, я не в силах противостоять тебе. Рядом с тобой я теряю контроль.
Она лежала сейчас на моей кровати, такая хрупкая и чувствительная. Её обычная язвительность сменилась осторожным наблюдением, которое я уловил в лёгком расширении зрачков.
– Интересно, вы говорите так каждой девушке, которую хотите затащить в постель? – спросила она, её голос был одновременно вызовом и вопросом.
– Ну ты уже у меня дома, в кровати со мной… – не смог я сдержаться от язвительной ухмылки. – Но нет, ты единственная женщина, кроме родных, кто оказался здесь, в моём доме, и не в качестве обслуживающего персонала.
И тогда, прежде чем я успел осознать, что делаю, я поцеловал её. К моему удивлению, Камилла не отстранилась. Её губы встретились с моими – такие мягкие, тёплые, нежные, как лепестки розы, но в то же время твёрдые и настойчивые. Вкус был сладким, пряным, с неожиданной горчинкой, будоражащей моё сознание и заставляющей забыть обо всех правилах и сомнениях.
Это был, чёрт возьми, мой первый поцелуй за тридцать пять лет. И не существовало никакой системы координат или логических расчётов, только нечто незнакомое и настоящий взрыв. Я чувствовал растущее напряжение, интенсивность ощущений, тепло её тела, дыхание, вкус её губ, и это казалось совершенно правильным, как будто я, наконец, нашёл то, что искал долгие годы, но даже сам не осознавал, что был в поисках.
Её руки скользнули к моей шее, пальцы впились в волосы. Я почувствовал, как напряглись её мышцы и ещё сильнее участилось её дыхание, отражая моё собственное волнение – тот непонятный прилив энергии, расползающийся по венам, обжигающий каждый нерв.
Спустя мгновение мне всё же пришлось отстраниться, и я ощутил лёгкое головокружение, странное опустошение и даже некое успокоение, словно какой-то тайный механизм внутри меня, наконец, завершил свою работу.
Я посмотрел на Камиллу, не в силах произнести ни слова. Её глаза были прикрыты, на её лице играла лёгкая улыбка. Я не понимал, что только что произошло, но чувствовал, что во мне что-то изменилось. Навсегда.