Дарья Белова
Просто друзья
Глава 36.
Воспоминания из дневника Милы.
Мы вышли из кабинета Ирины Григорьевна все поникшие. Как цветочки, которых лишили воды, а засуха для таких нежных созданий губительна. Но я, по словам Глеба, не просто цветок. Я мухоловка, что питается насекомыми. Хищник, иными словами. Вместо того, чтобы украшать этот мир, я его уничтожаю. И так оно и есть.
Осознание произошедшего все накрывает с новой силой. С каждым моим движением, с каждым словом все сильнее и сильнее. Поток нескончаемый. Это уже не лавина. Это смертельный вирус. Он проникает в клетку, питается ей, губит жизнь внутри и размножается с быстрой скоростью. Я превращаюсь в этот самый вирус, несу за собой смерть и разруху.
Открыть всю правду, что мне сказала Ирина Григорьевна, было сродни пытки. Я ведь должна радоваться, что все получилось, но выходит совсем наоборот.
Девчонки не смотрят на меня, но я и не жду. Да, мне бы хотелось услышать хоть слово, даже выдержала бы проклятия в мой адрес. Но не тишину.
– И что ты будешь делать? – Зойка села рядом со мной, наши плечи касаются, и я чувствую тепло ее кожи. Моя же вся ледяная.
– Честно? Я не знаю… Слишком много “но”.
– Но ты ведь хочешь? – она раскрывает ладонь в немой просьбе положить в нее свою.
– Наверное, мне бы хотелось.
– Тогда, что же ты ждешь?
– Это нечестно.
– Знаешь что, Навицкая, честно или нечестно, но ты это заслужила. – Соня подала голос. Она стоит рядом. Почему-то мне кажется, что ей хочется сесть рядом, чтобы второе мое плечо касалось ее. Глаза грустные, но в них нет ни толики зла или презрения.
– Заслужила? Звучит очень смешно, – я делаю первую попытку засмеяться.
Зойка улыбается. Соня решает сесть рядом со мной, вытянув ноги. Я в ее пуантах, она в обычных носках, в которых мы всегда разогреваемся, а Зойка вообще в туфлях. Вот такой у нас получился тандем.
– Надо идти, все рассказать Глебу, – после нескольких минут тишины я решаю сказать.
– Мила, ты же… ты больше не бросишь меня? – Зойка волнуется, глаза бегают по моему лицу.
– Что ты имеешь в виду под “бросишь меня”?
– Мы ведь останемся друзьями?
– Разве после всего случившегося ты еще веришь в дружбу?
– Как раз наоборот, после всего, что было, я и поверила в дружбу.
Мы встаем вместе, только немного помогаю подняться Зойке, ее нога затекла.
– Подождите, – голос Сони нас останавливает. Нет, мы не забыли про нее, просто все делали по привычке, – можно с вами?
Переглядываемся с Зойкой. Неожиданно мягкий голос у Сони. Обычно он командный, высокий. Она всегда и на всех смотрела свысока. А теперь осторожно просит пойти вместе с нами, не хочет теперь оставаться одна. И по всей видимости, никогда и не хотела. Просто боялась об этом сказать.
Зойка хмурится и смотрит на меня. Своим видом она говорит, что и без этой Соне нам комфортно. Эгоистично не хочет меня ни с кем делить. Но я только улыбнулась в ответ и пожала плечами.
– Если хочешь, – отвечаю я Соне.
Этот день забрал у меня все силы. Нет энергии ни на что. Лишь одно желание – поехать домой, укрыться одеялом и забыться сном. А когда проснусь, то как в фильме про день сурка, снова хочу оказаться в сегодняшнем дне, чтобы все исправить. Но это всего лишь кино, очередная чудесная и прекрасная история, что не имеет ни единого шанса на то, чтобы оказаться правдой.
Глеб так и не перезвонил. Стоит ли перезванивать первой, после того, как он нагло и грубо скинул мой звонок? Решаю не думать. На сегодня достаточно приключений.
Мы прощаемся с девчонками уже на лестнице. Соня в изящном платье по колено. Оно яркого небесного цвета, а на ногах такие же красивые туфли. Сейчас она напомнила мне Дюймовочку. Юная и очаровательная девочка, что искала своего принца. Зойка в любимых рваных джинсах и футболке. Мы стоим на ступенях и не знаем, что сказать. Надо бы попрощаться, может, обняться. Но вот стоит ли улыбнуться? А пожелать хорошего вечера? Сейчас все кажется нелепым, если не глупым.
– Ты тогда сообщи, пожалуйста, что решила, – сказала Соня.
– Конечно, – заканчиваю я, – ну, я наверное, пойду.
– Хорошо. И… хорошего вечера, – Соня первая решила улыбнуться, коряво так получается, но хочу улыбнуться ей в ответ. Она сегодня плакала у меня на плече, потому что ей нужен был друг. А мне понравилось быть ее другом, пусть и недолго.
Мы расходимся в разные стороны, даже не оборачиваемся. В наших жизнях поставлена точка. Неприятная, жирная. Мне бы не хотелось ее ставить, но сама же это и сделала.
Иду пешком до дома. Погода как ни странно радует. Чувствуется приближение лета. До него еще месяц, но сейчас очень тепло, а в воздухе чувствуется легкость и небрежность, которую можно позволить только летом.
Асфальт темно-серый. Делаю вывод, что был дождь, а я даже не заметила. Раньше всегда подмечала, если на улице менялась погода. Сегодня все вышло из-под контроля.
Я уже почти дошла до дома, даже достала ключи, как вспомнила про Глеба. Захотелось высказать ему все. А может, и рассказать всю правду о себе. Сегодня день, когда вскрываются самые гнойные нарывы, что болели и ныли все время, не давали спокойно жить.
Резко разворачиваюсь и ловлю машину такси. Только что она высадила своего пассажира около нашего подъезда. Удачное совпадение? Будем надеяться.
Глеб на гонках, в этом я уверена. Он разговаривал об этом заезде всю ту неделю. Самый важный, самый долгожданный. Должен был приехать какой-то парень из Питера. У него очень интересная машина, которую хотелось разглядеть. Марат с Глебом очень много общались на эту тему. В глаза сверкали нетерпением.
Меня посещает мысль, что он не смог со мной поговорить именно из-за этого заезда. Может, проверял машину, с кем-то разговаривал… Идей много. Но противный голос внутри вещает, что это не является оправданием.
Громко хлопаю дверью и называю номер трассы за городом.
– Конкретней можете адрес сказать? – с неохотой отвечает мне водитель.
– Не могу. Там гонки, пропустить не должны, – я ищу телефон в сумке, надо бы предупредить Глеба, что еду к нему, если, конечно, еще не поздно. Он не отвечает.
– Гонки?
– Да, все верно.
– Кучка безбашенных парней, что гоняют как ошалелые? – он зло хмыкнул и выехал со двора.
– Вы не правы. Они понимают, что есть рамки дозволенного и никогда не устраивают дебошей. У них нет дури в голове, и они прекрасно водят машину. С ними не страшно, просто будто за спиной вырастают крылья, – я говорю это тихо, но водитель прекрасно слышал мою речь, только оставил ее без ответа. Что ж, пусть. У меня не было цели ему что-то доказывать.
Дорога заняла чуть больше часа. Мы не собрали ни одной пробки. Там наверху кто-то решил, что мне нужно добраться до Глеба именно к определенному времени.
Ехали в тишине, она не была нарушена даже музыкой из проигрывателя. Только частые вздохи водителя, раздражающие меня.
– Вон, видите, где много огней и машин. Остановите, пожалуйста, до съезда на ту дорогу.
Водитель не стал возражать, что оставляет свою пассажирку, молодую девушку, посреди трассы одну. Лишь забрал оплату и уехал, проворачивая колесами по гравию на обочине.
Я смотрю ему вслед и желаю удачной дороги. Пусть хоть у него сегодня будет все хорошо. А потом перекидываю сумку через плечо и спускаюсь вниз к дороге, где уже слышны музыка, крики и восклицания. А издалека вижу знакомые танцы. Иду быстро.
На улице еще не темно, но сумерки сгущаются. Тот час, когда для фонарей еще рано, но для солнечного света уже поздно.
С чего мне начать разговор? С обиды? Или невысказанных слов? А может, просто рассказать все с самого начала? С того дня, когда первый раз услышала его имя?
С каждым шагом я приближаюсь к старту. Слегка ускорила шаг, вижу, что машины уже наготове. Спустя несколько секунд они стартанут с места, и увидим мы их только через несколько минут, проведя их в томительном ожидании, покусывая нежную кожу губ и теребя край юбки.
Глеба не замечаю, словно его и нет. Может такое быть, что он пропустит этот заезд? Нет, слишком долго Глеб ждал этот день.
Девушка опускается на колени, флаг внизу – сигнал к старту. Машины с визгом и бешеным ускорением начинают движение. Я насчитываю пять машин. Никогда не понимала в марках. Только прислушивалась, что говорил Глеб, и запоминала. Вижу Ягуар, за ней машина Марата, в хвосте три совсем незнакомые машины. И только одна среди них выделяется – ярко рыжая красавица – МакЛарен. Не ошибусь, если предположу, что эта та самая, которую все ждали. Даже у меня сердце отбивает ритм чаще, чем нужно, при виде этой малышки.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Пыталась успеть до начала заезда, видно напрасно. Люди расходятся в стороны. Как всегда с планшетами от дронов, кучкуются и наблюдают. Дорога свободна, если присмотреться, то еще можно разглядеть яркое пятно от МакЛарена вдалеке.
А потом мы слышим громкий скрежет металла, будто кто-то чертит тревожную линию по ограждению. Звонко, до рези в ушах. Резкие тормоза, их скрип. Запах гари от сожженного сцепления. Пусть машины далеко, но я уверена, что это именно оно. Мне так кажется.
И взрыв. Яркий. Но опасный. Он отражается в глазах каждого, кто смотрит на него. Столб бело-оранжевого цвета, что заканчивается черными мазками где-то там наверху, в небе.
Когда человек видит, как на его глазах происходит что-то ужасное, гибельное, то наша логика, критическое мышление засыпает. Будто их не было и нет. Когда произошла трагедия башен-близнецов, многие люди убегали не в сторону спасения, а в обратном направлении, именно в эпицентр смерти. Так и я сейчас, бегу к тому огню. Не понимаю зачем и что я хочу там увидеть, просто бегу изо всех сил. К тому месту, где царит хаос.
Я не обращаю внимание на крики, на руки людей, что пытаются меня задержать. Моя цель только тот столб дыма и огня. Пахнет горько, соленый и терпкий вкус какого-то машинного масла, горючего и краски застревает в носу, оседает в легких.
– Мила, стой, – голос, что смутно кажется мне знакомым. Сейчас все смутно, отдаленно. Ведь это не главное.
– Лиля?
– Не надо туда, – в ее глазах страх. Они огромные и полны слез.
– Какая машина?
– F
Перед глазами плывет, а ноги почему-то стали ватными. Такого никогда не было. Я сильная и никогда не падаю, ни при каких условиях. Только и в этот раз программа дала сбой.
Выдергиваю руку и пячусь от нее спиной назад. Грудь сжимает каким-то огненным кольцом.
– Нет! – кричу я.
Я снова бегу вперед. Дыхание жесткое. Воздух вечером стал прохладнее, он сжимает горло и я чувствую першение от этого холода. Только все это вторично. Сейчас главное добежать. До него.
Слезы скатываются, их подхватывает ветер и уносит. Была бы красивая картина, если ее нарисовать. Бегущая к своей любви. Только я знаю, что творится у девушки в душе.
Машина Глеба перевернута и полыхает. Слышен треск стекла и взрывы, что не идут ни в какое сравнение с тем, что мы слышали. Но зрелище от увиденного попадает в самое сердце. Такое забыть нельзя. Черным пятном оно будет являться во снах, нагоняя ужас и страх. За жизнь, за будущее, за свое счастье.
Крик Глеба разрезает пространство, он дикий. Вой раненого. Его держат пара парней. Я понимаю, что это ребята из соседних машин, что ехали следом. Но Глеб ничего не видит и не слышит. Пытается сбросить себя эти путы, вырваться. Ругань, маты, крики, ор. Эта катастрофа коснулась каждого, она видна в глазах каждого.
Я вижу Глеба живым. Сейчас для меня это главное. Только среди всех собравшихся нет Марата.
Глава 37.
Глеб.
За несколько часов до…
За столом собралось не больше десяти человек. Все такие важные, в костюмах. Я среди них. На мне темно-серая двойка и белоснежная рубашка. Галстук игнорирую. Он давит и мешает.
Хотя Мила пару раз пыталась уговорить меня его нацепить. Потому что так “правильно”, мать твою. Не для меня, шоколадка, не для меня.
Разговоры на повышенных тонах, чувствуется напряжение в воздухе. Поднеси спичку – может рвануть. Бахнуть, как бочка с топливом.
Меня никто не хочет слушать, хотя понимаю, что мое предложение резонное. Да, в некотором роде рискованное, но я уверен на сто процентов, что выстрелит.
Смотрю на отца и пытаюсь поймать его взгляд. Бесполезно. Он весь внимания на другом человеке, своем заместителе. Тот вещает полную ахинею.
– Отец, – пытаюсь я обратить на себя внимание.
Получаю только указательный палец в ответ, с немой просьбой помолчать.
С каждой минутой споры перерастают в настоящие баталии. Я на корабле и вражеский корабль готовится идти на абордаж.
Снимаю пиджак и вешаю на спинку стула, а рукава засучиваю. В кабинете становится невыносимо жарко. От споров, от давления друг на друга, да от количества находящихся здесь людей тоже.
– Павел, ты понимаешь, что мы физически не сможем потянуть эту кампанию. Мы можем потерять львиную долю капитала, – кто-то пытается переспорить зама отца.
Тот тоже получает укоризненный взгляд и указательный палец. Ну хорошо, что не средний, отец.
Откидываю голову назад и закрываю глаза. Шум, который раздражает как зудение комара. Понимаю, что накатывает просто бешеная усталость. От происходящего, от этих людей, от разговоров. Хочу в свою малышку и гнать по трассе. Чтобы по одну сторону было море, а по другую горы. Серпантин. Я никогда не ездил так. И сейчас я отчаянно этого желаю.
Встаю со стула, забираю пиджак и иду к двери. К черту все.
Здесь мне места нет, а свое я еще не нашел.
– Глеб? – отец решил обратить на меня внимание.
– Что?
– Ты куда?
– Тебе есть дело?
– Я спрашиваю, ты куда?
– Ухожу. Здесь мне места нет.
Отец встает с кресла. Его еще пытаются как-то остановить. Жалкие попытки намекнуть, что разговор за столом еще не окончен. Знали бы они отца лучше, ни звука бы не проронили. Он смерил их таким взглядом, что невольно сам опустил глаза, не дай бог и меня заденет.
Выходим вместе в коридор. Риты нет. Может, и к лучшему. Разговор отца и сына не должен никто слушать.
– Что происходит, Глеб? Мне казалось, что тебе все нравится.
– Я не знаю, что происходит отец. Но сидеть, молчать и просто читать и перебирать бумажки мне мало. Я … ты сам хотел, чтобы я проявил себя, показал, что не зря учился. А что в итоге?
– Глеб, я не могу вот так просто делать все, что кажется тебе правильным.
– А я не говорю, что должен. Но ты же меня даже не слушаешь, не готов слушать. Я не хочу так, просто быть твоим придатком, который через пару лет займет твое кресло. Мне нужно другое. И хочу я другое.
– И что же ты хочешь?
– Именно сейчас – на море. Ехать по серпантину и ни о чем не думать. Арендовать кабриолет и ехать, – я закрываю глаза и представляю себе эту дорогу. Ни одной встречной машины. Только я, тот кабриолет, море и свобода.
Отец устало вздохнул. Растирает виски пальцами, будто от головной боли. Да, я, наверное, и есть его головная боль. Но, как показали наши последние разговоры, все-таки любимая, от нее не отречешься.
– Хорошо, я понял тебя. Иди отдыхай. Глеб, подумай, чтобы ты хотел от жизни. Не про гонки думай, не про скорость, и уж тем более о том, чем бы заняться, чтобы потрепать мне нервы еще больше. Правда подумай, что ты хочешь.
Кивнул, соглашаясь. Отец прав. Я запутался в своих желаниях и мечтах. И мне хочется разобраться, где он, мой путь.
– Па?
– М?
– На гонки то приедешь сегодня?
– Я же обещал. Конечно, приеду.
Он возвращается к себе в кабинет, а я направляюсь в свой. Тихой поступью, только я не крадусь. Я усталый хищник, с поникшей головой и печалью в глазах.
Так же устало опускаюсь в кресло и закрываю глаза. Перед глазами все та же дорога, а на языке уже чувствую соленый воздух свободы. Может, правда плюнуть на все и уехать?
Царапанье в дверь отвлекает. А потом она приоткрывается. Рита заглядывает и смотрит на меня.
– Разрешишь? – без спроса она теперь не входит ко мне в кабинет.
– Да, проходи.
– Павел Эдуардович еще на совещании? – интересуется она, хотя прекрасно знает, что это так. Очередной предлог, чтобы заговорить со мной.
– Как видишь…
– А ты?
– А я ушел.
– Глеб?
– М?
– У тебя что-то случилось? – голос вкрадчивый, будто боится переступить черту, что однажды мы с ней переступили. Теперь она более аккуратна.
– Рита, ты знаешь, о чем мечтаешь?
– Я?
– Угу, – глаза закрыты, я все еще пытаюсь вернуться в то райское место.
– Хм, как и все девушки, я мечтаю о любимом мужчине, – она опускает глаза, а щеки ее покрывает румянец, надо признать, это выглядит очаровательно, я даже склонился над столом, чуть сократив расстояние между нами, – о семье, о детях, – она поднимает свой взгляд, смотрит прямо в глаза. Красивые, зеленые, всегда они были мне интересны. – А ты?
Дежавю. Потому что пространство разрезает звонок. Снова та же мелодия, то же напряжение между нами. С неохотой смотрю на дисплей, хотя прекрасно знаю, чье имя там отражается.
Мила звонит дважды. Не хочу сейчас с ней разговаривать. Не потому что не нужна, не потому что разонравилась. Просто не хочу. Ведь такое бывает.
Но на третий раз ее попыток решаю поговорить. Противный червячок внутри грызет, вдруг что-то случилось.
Но, как оказалось, ничего особенного. Вечное женское просто поговорить. Сбрасываю и откидываю от себя телефон. На мгновение забыв, что я все еще не один.
Рита внимательно наблюдает за мной и моими действиями. Но ничего не говорит и не комментирует. Потом опускает взгляд на свои руки, начинает заламывать пальцы. Я не знаю, что может чувствовать девушка, когда человек, в которого она, по ее словам, влюблена, разговаривает по телефону с женой. Но глядя на Риту, понимаю, что внутри нее не летают воздушные шарики, и фейерверки не взрываются. Отчего-то хочется ее поддержать.
– Извини, – указываю на телефон, тем самым прося прощение за звонок.
– Все нормально. Как у вас с …– она запнулась, – с Милой дела?
– Ну, в целом хорошо. А что? – она снова опускает взгляд, но на лице вижу улыбку. Очаровательную.
– Твоя улыбка все-таки красивая, – вспоминаю, как она напомнила мне мои же слова, о которых я напрочь забыл.
– Спасибо.
– Ты голодная? Может сходим пообедать?
Ее глаза загорелись таким предвкушением, что я и сам рад своему предложению, хотя изначально спросил из вежливости. Рита подарила мне ту же очаровательную улыбку, а в зеленых глазах я вижу пламя.
– Да, конечно!
Она вскакивает со стула, чуть его не уронив. Становится немного смешно. Вспоминаю Милу с ее манерами и статью. Та бы точно пришла в негодование.
Мы дошли до какого-то кафе. Его мне показала Рита. Простое, если не простенькое, но довольно милое. Напоминает саму Риту. Ей бы придать лоску, но тогда исчезнет ее изюминка. Она в ее непосредственности и этой самой простоте. Но что-то мне подсказывает, что в этой девушке есть огонек, который некому зажечь. Вспоминаю наш поцелуй, который так и не перетек в нечто большее. Капля сожаления томится где-то в груди, но вовремя ее гашу.
Рита заказывает пасту с морепродуктами, я лишь кофе. Почему-то кусок в горло не лезет. Она смущается, выглядит девчонкой, которую первый раз позвали на свидание.
– Ты так и не ответил мне.
– А? – отвлекся на девчонку на улице. Издалека показалось, что я видел Милу.
– Твоя мечта?
– Почему-то каждому человеку интересно, о чем я мечтаю, – говорю тихо, будто самому себе.
– И все же? Мне очень интересно, – смотрит своими изумрудами, так жаждет моего ответа, будто это самые важные слова в ее жизни. Но проблема в том, что у меня нет ответа теперь на ее вопрос.
– Ну вот когда я это выясню, скажу.
– Обещаешь?
– Конечно.
– Это значит, что мы не последний раз вот так обедаем, – улыбка загадочная и теплая. Отчего мне становится так же тепло на душе. С ней приятно общаться. – Но как же гонки, Глеб?
– Гонки? А что с ними?
– Мне всегда казалось, что это твоя страсть. Твоя жизнь.
– Может быть. Это точно всегда будет со мной, – Рита аккуратно нанизывает макароны на вилку и отправляет в рот. Губки аппетитные, мне захотелось провести по ним пальцем, почувствовать их мягкость. Снова.
– Что? – Рита поняла, что я как голодный пялюсь на ее рот. Пытается салфеткой убрать несуществующие остатки пищи. Глупая. Или притворяется.
– Ничего. Свои такие? – указываю на ее губы.
Рита снова покрывается очаровательным румянцем, улыбается мне.
– Свои, – первые нотки флирта. Мне бы погасить их в зародыше.
Мы молчим какое-то время, я смотрю в окно. Снова замечаю ту девчонку. Это точно не Мила. У моей шоколадки походка другая, более царская чтоль. У этой же мешковатая одежда, а ходит она как по лыжне. Не понимаю, как я мог принять ее за Милу. Противный внутренний голос говорит, что надо перезвонить балеринке и выяснить, о чем она хотела поговорить. Вдруг, правда что-то важное. Ведь никогда не было, чтобы она звонила мне без повода. Но телефон так и не решаюсь взять в руки. Только смотрю на ту девчонку, что сначала принял за Милу и думаю, вспомнит ли она о сегодняшних гонках или нет. Мы с Маратом долго к ним готовились. Нам обещали сильного соперника. МакЛарен, ярко-рыжая красотка, легенда, можно сказать. Деталей не знаю, но Кощей сказал, что будет пушка. Что ж, посмотрим.
– Глеб. Ты еще со мной? – Рита возвращает меня из моих мыслей.
– Да. Я тут, – улыбаюсь ей.
Я расплачиваюсь за наш обед и иду к машине. Рите нужно возвращаться в офис, мне ехать домой и переодеваться. Еще же надо успеть доехать до нужной трассы.
Рита стоит и переминается с ноги на ногу. По факту, это может быть наша последняя встреча. Поэтому она думает, что же такое сказать или сделать. Вижу это по ее жестам и постоянным взглядам в мою сторону. Они бегают то по телу, то по лицу.
– Рита, – решаю первым попрощаться, – мне было приятно с тобой работать, – глупая фраза, она не о благодарности.
– Так говорят напоследок.
– А ты бы не хотела?
– Нет. И ты знаешь, – улыбки больше нет, есть печаль в глазах и какое-то слепое обожание, преданность. Такая противоположность с Милой, хотя о чувствах той я знаю, пусть она и утверждает обратное.
– Рита. Я женат, – делаю я шаг назад.
– Я знаю. Просто позволь мне тебя поцеловать. Один раз, – столько мольбы в голосе. От этого теперь точно зависит ее жизнь.
Больше шагов не делаю. Стоя как вкопанный в полном непонимании, что делать дальше. Да, я хочу, чтобы она меня поцеловала, снова ощутить ту мягкость. Но, бл*ть, она ведь не шоколадка.
Решив, раз я ничего не ответил ей, подошла ближе и встала на носочки. Ее цветочный аромат обволакивает. Мне нравится. Будь у нас другая жизнь, непременно попробовал бы ее на вкус, ее кожу, глубже бы вдохнул ее запах, запустил руку в волосы. Они, должно быть, мягкие. Но я стою, и руки у меня по швам. Мерзкое чувство, когда ты не можешь сделать то, что хочешь, потому что связан обещанием, которое дал человеку против своей же воли. Я ведь не могу так поступить с Милой. Не после того, что между нами было.
Рита касается моих губ. Это невинный поцелуй, он он не дружеский. Касание нежной кожи губ, такой мягкой, чувственной. И все. Рита отстранилась. Румянец на щеках и улыбка на губах, что секунду назад касались моих.
– Пока, Глеб.
– Пока, Рита.
Она разворачивается на каблуках и идет в сторону прозрачной двери в здание. Довольная, может, еще и счастливая. Кто ей это подарил? Я? Всего лишь один поцелуй. Даже не так. Всего лишь касание губ, а у нее уже выросли крылья.
Сажусь в машину и завожу малышку. Урчание успокаивает и расслабляет. Никакие мантры не нужны, молитвы, аффирмации. Кто их вообще придумывает? Завел машину и сиди наслаждайся.
До дома доезжаю быстро. Не успел собрать пробки. Снимаю ненавистный костюм. Я даже не вешаю его на вешалку. Просто кидаю на спинку кресла. Небрежно. Принимаю душ, смываю с себя те духи, что все еще ощущаю, хотя даже не трогал ее. И достаю свои любимые черные джинсы, черную футболку. Сверху кожанку. И вот Глеб Навицкий собственный персоной. Улыбаюсь своему отражению и подмигиваю. Сегодняшний вечер будет решающим. Я уверен, что буду первым, даже МакЛарен не смущает. Какая-то внутренняя уверенность, что сегодня все изменится, после сегодняшнего будет все по-другому. Новая жизнь, мать ее.
