Дарья Белова
Просто друзья
– Нет. Мне наоборот жарко. Я первый раз так… поступила. Сбежала, представляешь? С тобой? – начинает смеяться, задорно так, открыто. Смотрит в глаза. А в них уже не только огни и чертята, что жонглируют радостно ими. Там такой азарт. Миле нравится то, что было. Она поддержала меня, и ей это понравилось.
Но знаете, что может произойти, когда по венам чистый азарт? От скорости, от адреналина, от возможности? Ошибки, о которых можешь потом пожалеть.
Смотрю на ее губы, что опять стали бантиком. Провести бы сейчас языком, слизать вкус вина на них. Терпкий, густой, без капли сладости, но такой пьянящий. Черт. Вот та ошибка, которую нельзя допустить. Снова заковываю эту мысль на цепь и оставляю внутри.
Беру за руку, веду к дороге, чтобы поймать такси, вызывать машину уже некогда, может уйти больше времени. Милка и правда может замерзнуть, тем более, начинает крапать дождь. Не вовремя.
– Стой, Глеб, – останавливает она меня и не двигается с места.
Не хочу сейчас на нее смотреть. Ее темные глаза, в которых вижу другую Милу, сейчас – это лишнее. Они не помогают мне, а доводят до ошибки.
– Что? – теряю терпение. Хочу забросить ее домой и уехать, надо выдохнуть.
– Куда мы?
– Домой.
– Я … не хочу домой.
– А куда ты хочешь?
– Реши сам.
Она снова мне доверяет. Она выбирает меня, а не тепло и спокойствие дома. Знала бы, что это самое ценное, что может дать женщина.
Глава 11.
Воспоминания из дневника Милы.
Сентябрь в этом году довольно теплый, так говорит мама. У меня создается впечатление, что она помнит каждый месяц в своей жизни и какая погода тогда была. Возможно, это уникальное умение. Но я бы такого не хотела. Ведь сравнивать что-то в своей жизни, пусть ту же погоду – неблагодарное занятие. В любом случае, будет все по-другому. Тогда к чему приведет такое сравнение?
Меня зовут Мила Апраксина. И эта первая запись в моем дневнике. Здесь я хочу записывать свои мысли, свои желания и свои тайны. Мама говорит, что у каждой девочки со временем появляются секреты. Так ли это? Я пока не знаю, потому что со всем, что меня беспокоит, я делюсь с мамой. Она – мой друг.
Началось все в самый обычный день. Только для меня он был непростым. У нас в академии праздник посвящения. Еще вчера я приготовила свой наряд: купальник для танца и мои первые пуанты. Папа заказывал их специально в мастерской Большого театра. Он сказал, что это исключительно для таких талантливых и красивых девочек как я. Когда я взяла их в руки, мне казалось, я прикоснулась к волшебству.
Все лежит у меня на кровати, а я не могу налюбоваться на эту картинку. И еще мне не верится, что теперь я стала ближе к своей мечте.
С родителями доезжаем до академии быстро. Я волнуюсь, хоть и не подаю вида. Мама всегда учила, что нужно уметь держать лицо, что бы ни происходило внутри и какие бы печали меня не посещали. Я пока не совсем понимаю ее слова, но буду стараться.
Тяжелую дверь мне помог открыть папа, пропуская меня внутрь. Очень любезно с его стороны. Длинный коридор, где то и дело проходят девушки в таких красивых нарядах. Они словно перышки порхают из зала в зал. Через некоторое время я буду одна из них, если проявлю терпение, выдержку и покажу свой талант. Папа с мамой все время говорят, что я очень талантлива. Мне хочется в это верить.
А потом я оказываюсь в небольшой комнате. Ее принято называть раздевалкой. Смешное такое слово. Незнакомое мне. Привыкну ли я? Узнаем. Захожу в эту раздевалку (улыбаюсь) и нахожу укромный уголок. Пожалуй, неплохое место, чтобы переодеться.
А потом ко мне подбегает симпатичная девочка. Помню, что ее зовут Зоя. У нее очень интересное имя, прежде я его не слышала. Она очень шумная, а еще довольно подвижная. К этому надо привыкнуть, я не люблю торопиться. Меня учили, что во всем нужно соблюдать размеренность. Спешка ни к чему хорошему не приведет.
Зоя садится рядом со мной и внимательно меня рассматривает, пристально и близко.
– Ты меня не помнишь?
– Почему ты так решила?
– Пф, даже не поздоровалась.
– Здравствуй!
– Ну привет, Мила Апраксина.
Я мило ей улыбаюсь. Отчего-то мне хочется с ней подружиться.
– Зоя, – она перебивает меня.
– Ой, не называй меня так.
– Но это же твое имя?
– Да. Но зови меня просто Зойкой.
Она смешная. В первый раз мне показалось тоже самое. Улыбаюсь чуть шире. Хочется.
– Зойка, может быть, нам стоит подружиться? У меня еще не было подруги.
– Как это? И в школе чтоль? Вот с кем ты сидела за партой?
– За партой?
– Ты че? Ты в курсе, что такое школа?
– Конечно. Но я ее не посещала. У меня была Виолетта Натановна, это моя гувернантка. Потом была мадам Бижу, с ней я учила французский. Мама говорила, что я делала успехи, но потом моему преподавателю пришлось вернуться на родину. С тех пор уроки французского я забросила. Думаю, надо вернуться к изучению этого языка. Он прекрасен.
– Отстой…
– Прошу прощения?
– Отстой говорю. Но ты мне все равно нравишься. Ты смешная. С тобой не будет скучно. Давай дружить, я согласна.
– Ты тоже мне кажешься смешной. Извини, если тебя это обижает.
– Фигня!
Она протягивает мне свою ладонь, и мы пожимаем руки, улыбаясь друг другу.
Затем еще некоторое время разговариваем. Я поделилась с ней о своих любимых книгах, городах, где успела побывать. Зойка рассказывает о своей мечте. Мы неплохо поладили.
А потом нас приглашают в большой зал. Они назвали его актовым. Он большой, со станками по краям, совсем рядом с окнами. Еще я заметила много зеркал. Мне показалось, что именно в этом помещении и будут проходить наши занятия. Очень хочется приблизить этот день.
В нашей группе не только девочки, но и мальчики. Один из них смотрит на меня. У него светлые волосы, пшеничные и немного пушистые. Светло-голубые глаза. И сам он весь такой светлый. Рядом с ним девочка. Мне показалось, что в той смешной комнатке ее звали именем София. Соня. Имя мне очень понравилось. А девочка… нет.
Мы стоим вдоль стены, вытянулись по струнке. В такой момент я представляю, что внутри меня тоненькая и маленькая леска, что прочно держит меня за макушку. Такую подсказку дала мне преподаватель по танцу. Это важный навык – чувствовать стержень внутри себя.
Потом нас попросили разойтись по залу в шахматном порядке. Очень волнительно. У меня внутри будто маленькие пушинки, кружатся и кружатся, они танцуют, поэтому у меня такое странное ощущение в животе.
– Дорогие девочки и мальчики. Мы рады приветствовать вас в нашей академии. Вы находитесь в стенах, что хранят в себе историю, которую нам придется знать, учить и уважать. Потому что некоторые из вас войдут в нее как известные балерины и балероны или, как говорили раньше, балетчики. Будьте трудолюбивы, любознательны и терпеливы.
В зал входит красивая девушка в длинной летящей юбке. Терпсихора – муза танца, согласно древнегреческим мифам. Я смотрю на нее, такую светящуюся и воздушную. Она напоминает мне легкий зонтик одуванчика, что улетает далеко, стоит только слегка подуть в его сторону.
Каждого из нас громко подзывают, чтобы вручить нашу первую пару пуант. Как талисман.
Мы с Зоей убегаем в смешную комнату первые. Только краешком глаза я вижу, что нас проводил взглядом тот симпатичный мальчик. Мне послышалось, что его назвали Никитой. Если это так, то это имя ему очень подходит. Оно такое же светлое, как и он сам.
Зойка очень смешная. Я в этом уже убедилась. С ней мне не будет скучно. Я надеюсь наша дружба будет крепкой и долгой. Моя первая подруга.
– Я в шоке.
– Ты о чем?
– Как о чем? Было так классно. Все вот это! Мы в мире балета, Мила. Ты еще не поняла? А что, если кто-то из нас станет примой?
– Да, было довольно интересно. Зоя?
– Что, Мила? – она мечтательно закрывает глаза, ресницы слегка подрагивают.
– Ты хочешь стать примой балета?
– А кто из всех присутствующих этого не хочет? Скажешь, ты пришла, чтобы быть в кардебалете?
– Нет… Но мы же, останемся друзьями?
Она как-то странно на меня смотрит. И снова отворачивается и закрывает глаза.
– Конечно, Мила Апраксина. Мы будем друзьями.
Дома был праздник. Мама с папой так ждали этот день. Может быть даже больше, чем я. Они мне все время говорят, что гордятся мной. Только я не понимаю, почему. Ведь я просто учусь, тружусь. Хочется их радовать.
В этот вечер я знакомлюсь с интересными людьми. Папа представил их как друзья семьи. Там был высокий мужчина, он был даже выше папы. У него темные волосы и открытая улыбка. Глаза такие черные, что я не могу разглядеть зрачок. Но меня это не пугает. Он добрый. Я так чувствую.
– Здравствуй, Мила. Меня зовут Павел. Павел Навицкий. Но ты можешь меня звать просто дядя Паша, – он сел на корточки, что наши глаза оказались на одном уровне. Я как-то слышала, что так взрослые хотят показать, что видят в тебе не просто ребенка, а человека, такого же как и он сам, со своими чувствами и желаниями. – А это моя жена, Наталья. – Женщина так же опустилась и поприветствовала меня. Она очень красивая. Темные волосы, длинные. Они блестят. А еще у нее интересный цвет глаз. Он не зеленый и не голубой. Что-то среднее. Захотелось узнать, как такой цвет называется.
– Добрый вечер. Меня зовут Мила.
Мы сели за стол. Мое место оказалось напротив Павла, дяди Паши, как он просил его называть. Он улыбался мне весь вечер.
– Паш, – голос папы, – а где сын?
Шумный вздох.
– Он сейчас учится в интернате. Мы решили отправить его в Великобританию. Наше образование кажется мне не таким хорошим. В Англии для него будет лучше, язык, опять же.
– Скучаешь?
– Конечно. Он мой сын. Но воспитание сына отличается от воспитания дочери, – он посмотрел на меня. Я вижу лучики у его глаз. Такие смешные и уютные.
А потом я слышу имя. Его имя.
– Глеб… у него очень сложный характер. Всегда и во всем идет наперекор.
Глеб.
Я никогда не слышала это имя. Но мне кажется, человек не может быть простым, если у него такое сильное и звонкое имя. Сложный характер? Да, безусловно.
Я представила его с такими же темными глазами, как и у его отца. Мне захотелось взглянуть на него. Кто ты такой, Глеб? Глеб Навицкий? Я хочу с тобой познакомиться.
(более поздняя запись, уже уверенной и взрослой рукой)
Ненавижу тебя, Глеб Навицкий! Хочу, чтобы никогда в своей жизни я не знала тебя! Никогда, слышишь? Хочу забыть тебя! Навсегда! Чтобы никогда я не чувствовала вкус твоих поцелуев, твои руки, что обжигали касаниями. Забыть! Хочу тебя забыть! Забыть наши ночи, наши разговоры, твой смех, глаза твои забыть хочу, огонь, в котором я горела, когда ты смотрел на меня. Будь ты проклят, Глеб Навицкий!
Глава 12.
Глеб.
Чертово такси ехало к нам целых двадцать минут. Смотрю на Милку: губы посинели, несмотря на то, что накинул свой пиджак на нее. Предложил вернуться в гардероб, но она как вцепится мне в руку. Испугалась, что меня заметят, и тогда наш план побега сорвется. Наивная, маленькая девочка, что так боится показать истинную себя.
– Иди сюда, – сдаюсь. Невыносимо смотреть, как она пытается согреть саму себя.
Как только мы сели в такси, она забилась в угол, ноги подобрала и обняла колени руками. Уже не думает над правилами приличия. Когда тебе плохо, будешь делать все, чтобы выжить. Ты плюешь на весь мир не потому что эгоист, а потому что никому ты не нужен, кроме самого себя. Такая горькая истина, к которой я пришел к своим двадцати трем годам.
Мила посмотрела на меня исподлобья. Злая балеринка. Молниями в меня стреляет.
– Иди сюда, говорю!
Двигается потихоньку, боится. Но маленькими, какими-то даже неловкими, движениями оказывается рядом. Обнимаю. Грею.
Она жмется ко мне, слышу как вдыхает. Нюхает меня.
– Вкусно?
– Ты о чем?
– Ты же меня нюхаешь?
– Тебе показалось.
– Ну конечно.
Тишина. Ее нарушает только какая-то заунывная и романтическая песня из динамиков. Таксист делает вид, что ему наплевать на нас. Но это далеко не так. Постоянно вижу его хитрые глаза в зеркале заднего вида – следит.
– Согрелась?
– Спасибо, – пытается она отодвинуться от меня.
– И куда ты собралась? У тебя вон руки ледяные и губы еще синие, – Мила тесно прижалась ко мне. Чувствую запах шоколада, все еще запретный, но притягательный.
Смотрит на меня, в голове сотни мыслей. Узнать бы хоть одну, заглянуть за ее занавес. Смотрит мне в глаза, они того же цвета шоколада. Она вся для меня запретная.
– Ты вкусно пахнешь.
– Все таки призналась, что нюхала меня? И чем же я пахну?
– Сладким сандалом. Ты знаешь, что в древности партнеры искали своего человека по запаху? Если им что-то не нравилось, то значит, они не подходили друг другу.
– Это ты сейчас к чему?
– Да так, просто вспомнилось.
– Просто, значит.
Мы смотрим друг на друга. Я готов ее сожрать, она же просто меня изучает, взгляд бродит по моему лицу.
– Молодые люди, мы приехали, – из нашего нелепого как бы диалога вырывает нас водитель.
Выходим из машины. Я галантно подаю ей руку, это вызывает улыбку у Милы. Мне почему-то захотелось так сделать.
– И где мы?
– В одном очень странном месте. Его обычно называют спальный район.
– Выглядит страшно, мягко говоря.
– Ты еще внутри не была.
– А зачем мы здесь?
– Хм, – притягиваю ее к себе за руку, что еще в моей руке, – Милка, ты же поехала со мной? Значит, готова к другой стороне моей жизни. Там, куда падать больно и мерзко. Здесь нет красоты и изящества. Только жизнь, шрамы и боль. Еще одиночество. Готова? Пойти со мной?
Она смотрит на меня завороженно, будто рассказываю ей сказку. Такую теплую, мягкую, укутываю своей речью. Но это не так. Я говорю о том, что мой мир другой, не такой как ее. Мы из одинаковых семей, но пути наши разные.
– Идем, Глеб Навицкий, – сжимает мою руку, глаза свои пьянящие не отводит, смелая.
– Ну идем, балеринка.
Тот же подъезд с кошачьей мочой. Второй раз нет той тошноты и головокружения. Наш организм странный механизм. Есть такая штука, как привыкание. Нам многое со временем становится привычным. Запахи, ощущения, чувства, боль.
Милка еще крепче взяла меня за руку. Сново это слепое доверие, что так и стучит в мою закрытую душу. На ней замки, в нее никто не должен заходить. Мои чувства, моя жизнь, мои мысли – под запретом для всех.
– Тут… тут чем-то пахнет, Глеб.
– Я знаю. Кот нассал.
– Боже!
– Не дыши, мы уже почти пришли.
Звоню в дверь к Марату. У него снова какая-то вечеринка. На этот раз, как он выразился, только для своих. А я для него свой. Друг, как он меня называет.
Открывает сам хозяин. Уставился на нас. Я в костюме, держу Милу за руку, выпустить, значит, лишить себя поддержки. Не готов, уже не готов. Она в красивом вечернем платье, прическа чуть потрепалась, но от этого она еще прекраснее, пряди спадают на плечи, на лицо, оживила эту маленькую статую.
– Привет. Мы войдем? – спрашиваю я Марата, тот выпучил на нас глаза. Мы в этой обстановке все еще нелепы, чужды. По одну сторону моя жизнь, где деньги правят балом, где за тебя судьбу решают родители, где каждый твой шаг расписан еще до твоего рождения, по другую сторону – другой мир, вот такой противоречивый, где скорость, запах бензина, липкий от бухла пол и такой человек как Марат, что садится ко мне в машину и просит гнать, тот, кто называет себя моим другом. Я между этими мирами, балансирую. И зачем-то тяну за собой Милу. Но только я эгоист. Потому хочу, чтобы сейчас она была здесь, со мной.
– Бл*ть, Нава, ты ли это? И кто эта прекрасная фея? – он разглядывает ее, придурок.
– Фея – моя жена. Мила Навицкая, усек?
– Да не тупой. Все понял. Проходите!
Мила оглядывается, если не озирается. Если ей и противно, то виду она не подает. Делает такие маленькие аккуратные шаги в сторону комнаты. Слышу тот противный звук прилипающей подошвы к полу. Остановилась. Думает. Поворачивает голову ко мне, в глазах уничтожающий огонь, что сражает наповал. Я вижу его языки пламени, на них то она меня и сжигает. Заживо. Хотя скорее вскрывает своими раскаленными щипцами мои тяжелые замки, проникает внутрь.
А затем проходит в комнату, с гордо поднятой головой и ровной прямой спиной. Это поражает. Ее стать, ее сила поражает. Никто не знает, кто такая Мила. Истинную себя она всегда прятала за той оболочкой, что научили показывать. А то, что внутри – ее мысли, ее чувства – они под таким же замком, как и мои. Но мой ключ к ней – это темная Мила. Она сама помогла подобрать к ней код, когда зазывно и плавно двигала бедрами, а чертята в глазах притягивали меня к себе.
Наблюдаю за ней. Мила подходит к шкафу, именуемому баром, и находит вино. Красное, полусладкое. Берет его в руки и наливает в бокал. Очень надеюсь, что чистый. Поворачивается ко мне и, глядя в глаза, делает глоток.
– В прошлый раз на бокале, из которого хотел выпить, были чьи-то отпечатки пальцев. Пришлось его мыть, – шумно глотает и смотрит на меня, со злобой. Такой взгляд возбуждает.
– Ты сам помыл бокал?
– Да. Пошел на кухню, включил кран и помыл.
– Уау, Глеб Навиций, а в тебе столько всего еще интересного оказывается.
– Ага, затрахаешься узнавать, – снова этот шумный глоток. Губы слегка приоткрыты. Перед глазами картинка. Хочется пальцами надавить на щеки, потом провести пальцем по нижней губе, по этому бл*дскому бантику. Прикрываю глаза, прогоняю ее. Снова запираю на замок, что с каждым днем, каждым ее взглядом, слабеет.
Отхожу от нее подальше. Марат что-то оживленно доказывает Кощею. Тот заявляется каждый вечер к нему. Нет у меня к Кощину доверия, скользкий тип, но без него пока никак.
Тема разговора – смена трассы. Еще один риск, который не всегда оправдан.
Мы привыкли к тому пути, по которому не раз проезжали. Каждый камушек, каждый поворот нами изучен. Смена локаций – и мы можем откатиться назад. Вы думаете так просто наладить процесс ночных гонок, что по сути являются нелегальными? Да ни х*ра. Это сложная работа, где задействованы не только организаторы, механики, сами гонщики, но еще и силовые структуры, неофициально конечно. Мы не гоняем по городу, улицы мегаполиса – это не про нас. Наш путь это трассы далеко за чертой, где мы можем быть уверены в безопасности. Это одно из базовых правил ночных стритрейсеров.
Мы не безбашенные ребята, у нас нет дури в голове. У каждого есть то, чем мы дорожим – жизнь. И свобода.
– Марат, еще раз повторю, на том отрезке ничего сложно, но он просто длиннее. Там, где мы гоняем сейчас – уже пройденный этап. Никому неинтересно. Пора что-то менять, – пытается доказать Кощей.
– Бл*ть, Кощей, ты понимаешь, что понадобится время, чтобы узнать ее. Мне выигрыши нужны. Деньги нужны.
– Там будет все по-другому, более масштабно, ты это понимаешь? А значит, и денег больше. Когда ты уже всечешь, а? Нава, ты что молчишь?
Слежу за их диалогом. Оба и правы, и неправы одновременно. Надо двигаться вперед. Гонять по одному и тому же маршруту уже ничего не приносит.
– Стоит попробовать, – заключаю я.
– Нава, ты серьезно? – Марат в шоке.
– Почему нет? Ты хочешь застрять там, где мы сейчас находимся? Вспомни, сколько соперников у тебя было в прошлые заезды? Один? Два? Это я себя не беру в расчет. Хочешь деньги, так двигайся дальше, – уже кричу я.
– Бл*ть… – отпивает большой глоток какого-то вискаря. – Надо съездить и посмотреть, куда хоть вы меня втягиваете.
Смеюсь. Потому что всегда верил и доверял моему мнению. Доверял моему слову. Еще один человек.
– Сколько там машин было в прошлые выходные? – спрашиваю я Кощея.
– Шесть.
– Не мало.
– Кто выиграл?
– Тойота Альтеза.
Мы присвистнули. Я и Марат.
– Ведро твое надо приготовить, – обращается он к Марату, – заменить подвеску бы тебе, полегче что-то найти.
– Посмотрим, – Марат расстроен.
Замечаю Милу. Она стоит и о чем-то щебечет с симпатичной брюнеткой. Кажется, в прошлый раз я видел ее с Маратом, они отходили от меня в обнимку. Сейчас Мила весёлая, расслабленная. Уже не замечает обстановку. Не смущает странное вино, возможно, и грязный бокал.
– Ты Милу не хочешь с собой взять? – Марат обращается ко мне, видит, что я залип на ней.
– Зачем?
– Ну, типа болеть за тебя.
– А что, за меня некому болеть?
– Это другое, друг, – он смотрит на ту девушку, что рядом с Милой, та ему улыбается и машет. На лице у Милы ни тени улыбки. Но своими нитями она притягивает мой взор именно к ней, не могу отвести взгляд, это подобно магниту.
Не выдерживаю. Нити тянут на себя, она потянула за них, даже не касаясь.
– Отдыхаешь?
– Немного.
– Всегда думал, что вам нельзя, – указываю на вино в ее руке.
– Почему это?
– Ну как это, диета! Алкоголь – зло.
Смеется, запрокидывает голову, что открывает мне ее шею, такую беззащитную. Хищнику никогда не надо показывать такую хрупкую часть, он вгрызается в нее своими зубами и убивает.
Смех звонкий, улыбка обезоруживает. Теперь не смогу вгрызться ей в шею, чтобы вкусить ее. Мне бы уйти сейчас от нее, но не уходится.
– Глеб? – смотрит в глаза.
– Да?
– Может, домой?
Так и хочется спросить: к тебе или ко мне? Сука, даже это не могу сказать.
– Поехали.
