Дарья Савицкая
Во имя Солнца
Я позорно бежал, выскочив за дверь. Понимал, что нельзя поддаваться эмоциям, но все шло наперекосяк. Я до смерти напугал одним своим видом личную служанку Солнце, да еще и пред этим мысленно обругал ее на чем свет стоит! Хорош защитник, нечего сказать.
Не остановило даже то, что сама принцесса меня окликнула с порога. Я не оглянулся, лишь прибавил шаг, торопясь скорее попасть под защиту своего учителя и услышать наконец от него, что же мне делать. Если вся прислуга будет меня так пугаться…
Солнце, Солнце, дай мне сил.
Все шло совсем не так, как должно. Я всё сделал неправильно.
Да простит мне мою слабость Солнце.
Сим подтверждаю, что выше указал лишь чистую правду. Именем Солнце-Бога.
7 – Сокол. Страхи и сомнения
Вопреки утренним тревогам, работа моя шла легко. Ровные строки указов и подтверждений цветным кружевом ложились на бумагу, капли чернил, если и разлетались с острия моего любимого пера, падали аккурат на подставку, не марая столешницы и рукавов. Уж и не знаю, откуда такая лёгкость. С самого дня появления в замке одержимого Тенью я был как на иголках. О нет, я не волновался за Солнце, за эту вредную девчонку, что выпила у меня крови больше, чем самые нерадивые жрецы и монахи моего храма. Солнце может сколько угодно объявлять себя ничтожеством и бездумным сосудом для божьих сил, грубить жрецам и устраивать драки со слугами, словно шкодливый ребёнок, но я знал настоящий предел её сил.
Солнце обладала всеми способностями, которые обычно даровались святым и праведным людям. В детстве проявились самые спокойные и простые – отсутствие собственной тени, умение исцелять, умение видеть даже в кромешной тьме, дар общения с угодными Солнцу тварями, умение без боли глядеть на солнечный свет и пламя, зажигание свечей силой молитвы. Список способностей рос так же, как росло её тело. Огонь стал появляться из пустоты и принимать формы, угодные хозяйке, проснулся дар «ходить по лучам», начали обнаруживать себя трансы и дар пророчествовать.
Я был почти уверен, что этим дело не ограничится. Как только Солнце перерастёт это ужасный максимализм с бесконечным самобичеванием и забиванием головы глупостями, её сила снова пойдёт в рост.
Конечно, пока она утверждает, что божественного в ней только имя и прячется по тёмным комнатам, никаких новых способностей не обнаружится. Но от прежних даров она отказаться не сможет. Не сумеет разучиться видеть в темноте и не сумеет стать одержимой Тенью даже если поставит себе такую цель осознанно.
Меня скорее терзали все эти дни волнения за королевскую семью. Я сам наказал королеве Миронеге не волноваться и не спешить покидать замка, а также не отсылать детей. И на моей совести будет, если кто-то из принцев пострадает.
Что ж, я сделал всё необходимое и могу спать спокойно. Солнце слишком мало интересуется делами вне своей собственной башни, и даже не заметит, что Новый замок наводнили монахи Вечернего и Полуденного корпусов. Мы держим дозор по всему замку – а теперь я закрыл при помощи последней тройки единственное белое пятно на карте, куда не было доступа чужакам. У Предрассветной башни появились охранители.
Как всё же мудр и прекрасен божий промысел! В своё время я считал появление Беркута в жизни Солнце своим грубым недосмотром и глупой оплошностью, но сейчас я сумел даже это обернуть в свою пользу. Пусть он до сих пор не кажется мне достойным звания охранника принцессы, но выбора особо нет. «Мне меча не поднять лишь на мать да на первое чувство»– поётся в старой воинской песне, и поётся весьма верно. У первых привязанностей есть особая сила и живучесть, они застревают в сердцах – порой стачивая их и причиняя муку, а порой и даруя особую силу жить. Солнце просто не осмелится поступить с Беркутом так же, как поступила с предыдущими своими охранниками. Это хорошо было видно уже по тому, как она его встретила.
А вот Ястреб…
Ястреб всегда казался мне недоразумением, ошибкой Настоятеля Сычевока, что из жалости и старческой сентиментальности постриг в ряды своего корпуса никому не нужного сироту. Юноша, настолько безалаберный и глупый, что жалобы на него доходили даже до меня. Я бы не доверил этому скудоумному лентяю даже полов в своих покоях мыть, не то что оберегать принцессу. Но накануне мною был получен вполне ясный знак.
Моя келья – чердачное помещение с прямым выходом на все крыши храма. Мне вечно докучают гнездящиеся на крышах птицы, голуби и прочая мелочь: то и дело залетают в окна, ища кормёжки и подстилки для гнёзд. Часто слышны крики диких хищных птиц, прилетающих охотиться на крышных жителей, но эти моих окон сторонятся.
Каково же было моё удивление, когда я застал у себя в келье четыре дня назад страннейшую картину – нахохлившийся молоденький ястреб, расклёвывавший замок старой шкатулки. Я так редко видел в последнее время этих белобровых охотников, что поначалу застыл в недоумении – что за чудо такое? Птица вскинула голову, уставившись на меня жёлтыми глазищами, и в тот же момент неосторожным движением когтистой лапы, которой прижимала свою добычу к подоконнику, сбросила шкатулку, искусно выполненную в виде замковой башенки, на пол. От удара «крыша» отлетела в сторону, а из шкатулки высыпалось несколько перстней и подвесок, которые хранились у меня после смерти их властью наделённых хозяев – старших Жрецов и Настоятелей. Вопреки обыкновению, птица не испугалась ни моего появления, ни шума застучавших по каменному полу побрякушек. Пёстрый нахал подался вперёд, любопытно глянул вниз и, громко хлопнув тёмными крыльями, слетел на пол. Рассыпавшиеся украшения тускло блестели вокруг настороженной птицы, заключая ястреба в причудливое созвездие.
Я замер, понимая, что любой неосторожный жест может напугать или взбесить птицу, наблюдая, как ястребок осматривает подвески и перстни, медленно наклоняется и бьёт клювом по одной из самых мелких и невзрачных. Несколько ударов клювом не смогли повредить металл, и птица поворошила украшение когтистой лапой. Зашуршала ранее смотанная в клубок цепочка, почти черная от времени и отсутствия чисток.
Словно услышав что-то, что моему старческому слуху было недоступно, ястреб вдруг резко забил крыльями, поднимаясь в воздух – стремительный, сильный, он взмыл под самый потолок, набирая скорость в плавном вираже, пролетел над самой моей головой и скрылся за открытым окном.
А его добыча осталась в моим руках – чёрная цепочка с пустотелой подвеской, выскользнувшая из когтей хищника во время полёта и упавшая прямо мне в ладони. Их лапы и когти созданы для того, чтобы таскать мягкие голубиные тела, в которые удобно впиваться, а не для воровства украшений. Я было шагнул к окну, желая увидеть полёт неудачливого воришки, но низкое небо было пустым, как и крыши вокруг. Даже несколькими метрами ниже, на одном из скатов крыши беспечно топталась парочка голубей, будто бы не заметившие близкого появления хищника.
Я умею отличать посланцев божьей воли от простых птиц, а шкатулка в виде замковой башни лишь укрепила моё понимание, что мне даётся ответ на молитву. Я в первый же миг понял, что должен отправить в замок того, на кого указал залетевший ко мне ястреб. Самым простым был бы перебор по имени. Одно лишь смущало: «Ястреб» есть самое популярное птичье имя из ныне существующих, и только в нашем Королевском Храме из «Ястребов» можно было бы собрать приличный по размеру отряд.
Я взглянул на подвеску, зажатую у меня в руке. В груди приятно потеплело – вещь эта некогда принадлежала моему доброму другу, ныне покойному Сычевоку, бывшему Настоятелем Утреннего корпуса до Чистоглазки. Сычевок был самым добрым и милосердным мудрецом на моей памяти, хоть обычно избыток ума и опыта ожесточает людей. Некоторое время он был Настоятелем в далёком горном храме, и, перейдя на службу в Королевский Храм, привёз оттуда свою подвеску. В нашей казне имелись экземпляры куда достойнее этой гнутой безделушки – из священного серебра и благородного золота, выполненные лучшими ювелирами в самых изящных техниках и отлитые из драгоценных металлов в тяжёлые регалии, что стоили на проверку дороже иных диадем королевы, украшенные тонкой резьбой, рубинами, изумрудами и алмазами, и почти любая из этих драгоценностей могла бы украсить рясу Сычевока. У Чистоглазки, пришедшей на смену старому Настоятелю, на груди висело солнце из белого золота размером с ладонь, украшенное лучшими драгоценными камнями – именно то, что пристало носить Настоятельнице Королевского Храма и принцессе по крови. Мне и в голову не пришло предложить ей перенять подвеску её предшественника – стальное простенькое солнышко с тонкими волнистыми лучами, крашенное некогда позолотой и давно облезшее, с грубыми рытвинами на тех местах, где ранее располагались камешки. Кое-где ещё поблёскивали крошки родонита, но сравнивая с остальной коллекцией столичных Настоятелей это было жалкое зрелище.
Множеством странных привычек и причуд был наделён Сычевок, и трепетное отношение к этой уродливой подвеске было одной из них.
Утренний корпус. Некто, подобный прошлому Настоятелю – добрый, милосердный, одарённый способностями, редкими даже для духовенства, но кажущийся чудным и не всегда вписывающимся в общее представление о том, каким должен быть монах или жрец. Знак принёс ястреб, а значит…
Я вспомнил его почти что с содроганием – вечно сонного, разжиревшего от сытой и беспечной жизни мальчишку, о разгильдяйстве которого единственное что не ходили легенды. Я пытался подобрать кого-то другого, снова и снова, как карты в колоде, тасуя данные мне подсказки. Утренний корпус. Сычевок. Птица-ястреб. Гнутое солнышко погибшего Настоятеля.
Перебирая эти детали, я снова и снова возвращался памятью к последнему знаку, данному мне Сычевоком – он явился мне в видении через несколько дней после смерти, и странная вторичность ситуации заставляла меня беспокоиться. Второй раз я получаю знак о Ястребе. Второй раз я пытаюсь перевернуть его в другую, удобную себе сторону – но есть ли у меня, раба Солнца, право толковать волю небесного отца по своему вкусу?
Я дал Ястребу шанс, отправив его в замок, и принцесса своим отношением сразу же показала, что я сделал правильный выбор, покорившись знаку.
Что ж, затаимся и будем ждать. Пусть подвеска старого Сычевока накликает этому недотёпе удачу и лишний раз напомнит о почившем наставнике. Я слишком стар и слишком умён, чтобы упрямствовать перед божественной волей – и если у Солнца есть миссия для Ястреба, то я не стану мешать мальчишке воплощать её в жизнь.
К тому же, с ними к принцессе направлен Кречет. В его способностях спасти этот балаган от очередного провала я не сомневался, и полностью доверял своему ученику.
Кажется, решивший потревожить меня в момент сих размышлений человек постучал в уже открываемую дверь, стук и шаги по дубовым доскам кабинета раздались одновременно. Я, не поднимая глаз, спокойно завершил строку в очередном указе, после чего без спешки оттёр металлический кончик пера о край чернильницы и положил его на подставку. Судорожно распрямил пальцы, суставы которых издали несколько глухих щелчков – я, всё же, не молодел с годами. Лишь после этого я поднял глаза на вошедшего.
В полуметре от стола, покорно сцепив руки в замок на уровне груди, стоял Кречет. Глаза у него лихорадочно блестели, лицо было красным, пальцы сцеплены настолько крепко, что костяшки побелели. В подобном волнении я его не видел уже давно.
– Солнцем благословен будь, собрат мой по вере и…– начал было я традиционную для нашего корпуса длинную форму приветствия.
– Да будет каждому благодати по делам его, – дрогнувшим голосом перебил меня Кречет, ответным приветствием сломав всю формулировку. Такое уж с ним бывало совсем нечасто.
Я махнул рукой, разрешая ему опустить руки, приблизиться или сесть на один из свободных стульев, чтобы не утомлять мальчика излишней неподвижностью. Кречет, как сорвавшаяся с поводка собака, метнулся вправо, отойдя на два шага, затем влево. Я неплохо знал его повадки и данный ритуал хождения туда-сюда по прямой был равносилен истерике. Я пока не задавал вопросов. Кречет не из тех, кто приходит за жалостью или ради сцены, и мне оставалось лишь ждать, когда он сформулирует свои мысли.
– Я провалил задание, – выпалил он, на миг остановившись и повернув ко мне лицо. Губы у него дёргались, как в припадке, и даже зрачки страшно расширились. Не ожидал, что он так легко потеряет самообладание.
– Что, принцессу уже убили? – устало поинтересовался я. Захотелось вдруг по-простому намылить одной пестроволосой девке шею. Ума не приложу, чем она так напугала беднягу. Тот вопроса словно и не услышал.
– Вынужден с прискорбием сообщить, господин Сокол, что не оправдал ваших надежд более чем полностью и смею просить своего возвращения в храм сейчас же, пока не совершил новых страшных ошибок и они не привели к фатальным последствиям, – перехватив мой вопросительный взгляд, Кречет затараторил, поспешно перечисляя:– Я не смог понравиться принцессе. Как может быть полезен слуга, отвратительный господину? Я не сумел найти общий язык со своими товарищами. Как я могу возглавлять тройку, если младшие монахи меня просто игнорируют? Меня боится прислуга, в конце-то концов, а личная служанка госпожи билась в истерике от ужаса и отвращения, увидев меня. Я не нашёл Тень, не обнаружил никаких новых зацепок, указывающих на личность одержимого. Я готов предложить вам любую помощь, вернуться в храм на любое послушание или остаться в замке и собакой дежурить у ворот, но проявите, молю вас, милосердие, и избавьте принцессу от моей рожи, – он примолк на пару секунд, всхрапнул, выравнивая дыхание и вытирая с губ слюну, – Я недостоин этой миссии.
С недоверием я оглянулся на часы, стоящие за моей спиной.
– Поразительно. Ты целый час и десять минут занимался какой-то ерундой! Господин Дроздовик на протяжении месяца присылал лучших монахов, и они обыскали весь замок, а ты не обнаружил одержимого, прогулявшись от часовни до северной башни. Где твои глаза?! Ты не смог добиться мгновенного подчинения от полукочевника и местного раздолбая, которого давно пора вышвырнуть в провинцию! Ты напугал целую служанку! Как у тебя совести-то хватило передо мной появиться после подобных проступков? – с деланным осуждением произнёс я.
Стоило предвидеть такой поворот событий. Кречет слишком долго вёл затворническое существование, не покидал стен Королевского Храма несколько лет, не общался с прихожанами и теперь я вынужден пожинать плоды его образа жизни – перенервничавший ученик пытается сбежать, не выдержав едких замечаний Солнце. А я ведь её почти умолял хотя бы первый день не трогать Кречета…
– Вы не понимаете, – Кречет решительно шагнул к столу, нависнув надо мною и сверкая глазами, – Она – воплощение Солнца на земле! Ей нужен кто-то вроде Беркута с его красивой мордой или Ястреба, который может заболтать даже камень, но не я. Найдите другого монаха на моё место.
Мне даже стало отчасти смешно.
– Значит, ты пришёл ко мне чтобы обвинять себя в том, что не выполнил задание, на которое тебе дали больше месяца, за час с хвостиком, и пожаловаться, что Солнце не упала тебе в ноги в момент знакомства?
Да простит мне Солнце-бог этот короткий приступ ехидства.
Кречет смутился.
– Вы сами должны понимать, что я не имею права здесь находиться, – произнёс он тихо.
Я лишь вздохнул. Великим людям должно сопутствовать одиночество, а лучше – компания избранных. Но никак не тупое, жестокое стадо, с которым приходилось сталкиваться в юности мне, и с каким успел уже столкнуться Кречет. Такой опыт воспитывает неуверенность в своих силах. Помнится, несколько лет назад Кречет мнил, что недостоин со мной разговаривать, потом – что недостоин даже мысли о жречестве. Теперь вот упёрся, что недостоин находиться в свите принцессы.
Вопреки этой неуверенности желания моего ученика всегда были амбициозны до нахального. Ему было бы проще уйти в более мелкий и близкий к родине храм, где он уж точно ощущал бы себя достойным, но Кречет пришёл в столицу. У него была возможность поступить в Вечерний корпус, но он посмел отказаться и просить зачисления в Полуденный. И даже ко мне он давно не питал благоговения и страха, и где-то глубоко внутри, я уверен, он до боли желал занять моё место. Он был как раз тем преемником, который мне нужен – не подражателем, а именно учеником.
Хотя, конечно, эту его теневую обидчивость я понятия не имею как вытравливать.
– Я уже говорил с тобой на эту тему, Кречет, – монах не отозвался, продолжая мерить комнату шагами. Вздохнув, я нехотя продолжил, понимая, что это может продолжаться часами:– Ничего в мире не бывает случайно. Раз ты подписан к этому заданию – такова божья воля.
– Божья воля – вместо достойного труда на благо храма тратить жизнь на раздражение принцессы и терпеть шуточки этих двоих, что вы мне в ровню записали?!
Я позволил себе лишь слегка покачать головой, проявляя своё неудовольствие этой сценой.
– Я должен вернуться в Королевский Храм, – продолжал талдычить Кречет с упрямством, достойным некоторого восхищения, – Я не подхожу для этой миссии. Принцесса Солнце…
– Что она тебе уже наговорила?
Оказалось, что обвинять Солнце в грубости Кречет либо не хочет, либо не может – принцесса не просила его уйти, не предсказывала ему провала, не выражала недовольства от его общества и обращала внимания куда меньше, чем на Ястреба и Беркута. Видимо, этого вполне хватило, чтобы мой ученик оскорбился.
– Смотрела она очень красноречиво. С холодком таким в глазах, с неудовольствием, – проворчал он, скрещивая руки на груди.
– Да уж, а ты рассчитывал, что она уставится с обожанием, – ответил я, поправляя чернильницу.
Кречет, истратив, видимо, все свои жалкие аргументы, смотрел на меня измученным, отчаянным взглядом.
Приходилось признать, что Дроздовик был отчасти прав – Настоятель Вечернего корпуса уже не первый месяц убеждал меня, что я позволяю ученику собой манипулировать. Кречет слишком часто получал поблажки и возможность отказаться от неугодных или неинтересных ему послушаний, чудо ли, что сейчас он пытается увильнуть от очередного нежеланного задания.
Я тяжело вздохнул.
– Ты не можешь уйти. Ты мне нужен здесь.
Тот упрямо мотнул головой.
– Нет. Лично вам я был бы гораздо нужнее в храме.
– Ты нужен Солнце.
– Богу я могу служить и в храме.
– Я имел ввиду принцессу, а не «тот странный шарик на небе», – передразнил свою воспитанницу я.
Кречет остановился, неловко повёл плечами, словно озяб. Хотел было что-то ответить, но тут в Жёлтый кабинет, казалось, кто-то попытался вломиться. Кречет не запирал за собой дверь на засов, лишь захлопнул её, но неизвестный, не знающий или забывший, что дверь открывается в коридор, продолжал таранить её.
Монах подошёл к двери и поспешно задвинул засов, бормоча что-то о том, что невежливо ломиться без стука.
– Поверьте, вы окажете принцессе огромную услугу, отослав меня домой.
В этот же момент из-за уже запертых створок раздался знакомый и до предела возмущенный голосок.
– Откройте!
Кречет, снова обернувшийся к двери, уставился на неё в немом изумлении, казалось, даже дышать перестал.
– Я принимаю посетителей исключительно в порядке очереди, Солнце! – повысив голос, чтобы было слышно в коридоре, произнёс я.
Судя по звуку, ответом был удар ногой по резной двери кабинета.
Кречет на всякий случай отошёл к моему столу, будто боялся, что дверь всерьёз начнут вышибать. Солнце, однако, нашла в себе силы промолчать и попыток до меня достучаться не возобновила.
– Боюсь, ты поторопился с выводами о провале и принцесса не хочет от тебя избавляться, раз прибежала за тобой следом в мой кабинет, – заметил я вполне серьёзно, – Не могу вспомнить, чтобы она покидала свою башню без серьёзной причины, а сегодня она её покидает уже второй раз за утро.
– Да не мо…– начал было Кречет, но я его перебил.
– Сбежать – самая простая и всегда выполнимая стратегия, а вот вернуться назад в замок у тебя может не получиться. Ты рано запаниковал, Кречет. Разве ты больше не хочешь найти одержимого и вернуться в Королевский Храм с почётом и славой?
Я обещал ему руну уже просто за то, что он сможет продержаться при Солнце хотя бы неделю, и выразил согласие выписать и больше рун, если Кречет сумеет помочь нам найти одержимого. Это задание сулило моему ученику определённые выгоды, отказываться от которых было попросту глупо. Личное знакомство с Солнце уже считалось «меткой избранности» в нашем храме, ведь принцесса тщательно избегала новых знакомств, что делало её общество более ценным. Несколько дней жизни при Солнце без происшествий вполне годились как повод всё-таки выписать Кречету шестую руну, учитывая, что у него хватало заслуг и без этой миссии. Так же ему определённо пора научиться сосуществовать с незнакомыми людьми – пятирунный монах Полуденного корпуса еще может позволить себе быть лишь молитвенником и учеником старших жрецов, но даже с семирунного будут требовать работы с прихожанами.
– Я редко приказывал тебе, Кречет, – произнёс я, пытаясь говорить холодно и строго, – И всегда был снисходителен к твоим немногочисленным слабостям. Будь любезен хотя бы попытаться оправдать моё доверие и выполнить мой первый за много месяцев приказ. Ты назначен в охрану принцессы. Ты единственный знаешь наизусть обережные молитвы и можешь изгонять Тени словом. Ты являешься моими глазами и ушами в этом замке и в Предрассветной башне особенно. Я не позволяю тебе оставлять это задание, особенно учитывая то, что Солнце не выразила никакого недовольства и не просила тебя отослать.
Кречет пристыженно склонил голову, и сам уже осознавший свою оплошность и пытающийся окончательно не потерять лица.
– Да, господин Сокол. – Он на секунду замолчал, словно обдумывая следующую реплику. – Вы правы, я проявил позорное малодушие и был поспешен в своих решениях. До тех пор, пока принцесса сама не попросит моего отъезда – я останусь в Предрассветной башне. Я буду оберегать принцессу и стараться не быть обузой для неё и для своих собратьев из храма, данных мне в помощь, – голос его был монотонен, негромок и до того лишён всякого выражения, что казался скрипящим голосом говорящей птицы, а не человека , – Спасибо, что оказались снисходительны к моей слабости и помогли осознать ошибку. Я клянусь, что больше это не повторится.
Я удовлетворённо кивнул. Произнесено было именно то, что мне хотелось услышать.
– Можешь идти, – я вздохнул, предчувствуя, что вернуться к составлению указов не могу – Солнце скреблась в запертую дверь с упрямой навязчивостью голодной кошки. – Солнце, видимо, тоже желает мне что-то сказать, поэтому обожди её в коридоре.
Кивок, больше похожий на поклон, стал мне ответом. Щёлкнул засов, открывая дверь в Жёлтый кабинет.
