Джеймс Фенимор Купер
На суше и на море. Сатанстое (сборник)
– Мне кажется, мистер Бельстрод, что весьма естественно, что девушка предпочитает остаться у себя на своей родине, а не ехать в чужую, далекую страну! – сказал я.
– Черт возьми, Корни! Это значит соединить скромность с патриотизмом! Нет, нет, меня погубил Скреб, этот глупый фарс! Я это понял тогда же, я никак не ожидал встретить столь щепетильных особ в лице юных американок; я приехал сюда в полной уверенности, что все американки, как бы красивы и привлекательны они ни были, непременно вульгарны и что же? Я встречаю особ, столь аристократичных, как будто у вас здесь целый полк герцогинь! Это положительно непостижимо! Конечно, им, быть может, не хватает, так сказать, последнего художественного прикосновения, но вульгарными или тривиальными они никогда не бывают.
– К чему вы все это ведете, Бельстрод? – спросил я с недоумением.
– Я хочу себе объяснить ваш успех и мое поражение, Корни! Я констатирую факт, что мисс Аннеке, вместо того чтобы принять на веру мнения и суждения, привезенные из Англии, осмелилась иметь свое личное суждение и мнение и ставит себя выше общества, руководствуясь одним своим чутьем в том, что хорошо и что дурно, что прилично и что неприлично. Из этого вы видите, что это Скреб меня погубил.
Я не был с ним согласен в этом, но не захотел противоречить, видя, что это является для него сравнительно утешительным оборотом дела.
Мы побеседовали с ним еще полчаса самым дружелюбным манером, и, расставаясь, Бельстрод обещал мне не выдавать меня.
Вплоть до самого вечера я бродил там и сям, не теряя дома из вида, а когда стемнело, решил подойти поближе, в надежде, быть может, увидеть Аннеке в окне. Вечер был прекрасный, мягко светила луна. Сам того не замечая, я очутился совсем близко к дому и вдруг услышал легкие шаги на песке.
– Нет, Аннеке, – говорила Мэри Уаллас, – мое решение неизменно: я до конца жизни буду носить траур по Гурту точно так, как если бы была его женой! Этим только я могу почтить его дорогую память, я, которая, быть может, своей излишней сдержанностью и колебаниями побудила его искать тех опасностей, жертвой которых он сделался! Ты была тысячу раз права, Аннеке! Когда женщина действительно любит человека, она не должна скрывать этого от него! Если бы я дала свое согласие бедному Гурту, он, быть может, был бы жив теперь, или, по крайней мере, я была бы его вдовой – теперь я могу быть ею только втайне, в душе, и я останусь верна его памяти!
Не смея слушать больше разговора двух девушек, я отстранил кусты с намерением удалиться, но шум этот привлек внимание девушек, и я должен был показаться им. Но я хотел сделать это так, чтобы не напугать их.
– Это, наверное, Бельстрод ищет нас, – сказала Аннеке. – А, вот он, и мы теперь…
Она не договорила: вместо Бельстрода она увидела меня и тут же узнала. Я схватил ее в свои объятия, а Мэри Уаллас скрылась, как и куда, я не мог бы сказать.
Аннеке убедила меня, что теперь уже необходимо показаться и ее отцу, и всем, и я решился войти в дом, хотя предчувствовал, что Герман Мордаунт вздумает подшутить надо мной. Но пошутил он очень мягко и безобидно, даже сказал, что мое маленькое приключение предсказывает, что из меня выйдет хороший муж.
В начале октября мы отпраздновали нашу свадьбу; венчал нас мистер Вордэн, и поселились мы в Лайлаксбуше, который мистер Мордаунт полностью отдал нам, а сам переселился в Нью-Йорк.
