Елена Разумовская
Не-большая разница
– Эй, выше нос, – улыбнулась я сестре шёпотом, застёгивая замок на высоких сапогах. – Щас отец с Олегом её в блин раскатают, смотри.
Все втроём мы были похожи на сурикатов, застывших и навостривших ушки в поисках
угрозы. В столовой было тихо, и эта тишина была отнюдь не той тишиной, в которой присутствующие переваривают происходящее, нет. Эта тишина была призвана паузой, чтобы была возможность взять себя в руки. Первым, как я и думала, прервал её Олег, ибо именно мой отец предпочитал оставаться в памяти последним словом.
– В каких бы отношениях мы с Мариной ни расстались, она была и остаётся близким для меня человеком, – ледяным тоном уведомил мать Олег. – Кроме того, она любимая девушка Стаса и дочь Самада Алдановича. И одно только это уже достойно уважения с твоей стороны, что бы она ни вытворила. А твоя попытка оскорбить Ксеню только что стоила тебе отношений с сыном. Не знаю, как Стас, а я не намерен поддерживать отношений с человеком, настолько не уважающим мой выбор и моё слово. Пап, тебе я по-прежнему рад в любое время.
Ого. Ого-го.
– Вова, ты мне друг, но следующая попытка твоей жены оскорбить моих детей закончится плохо для вас обоих. Гарантирую, – жёстко процедил отец Олегу в масть.
Оба появляются в прихожей, где мы всей гурьбой сделали вид, что вообще ни разу не подслушиваем, а просто все трое ужасные копуши и долго собираемся, чтобы показательно хлопнуть дверью. Вполне вероятно, что сразу после нашего ухода между супругами разразится страшный скандал, но нас это уже не коснётся – наш скандал окончен. Мы всей толпой выходим на улицу и молча закуриваем, даже Стас, который с таким трудом бросил сигареты и перешёл на вейп, когда Марина переехала к нему в однушку.
Олег рассказывал мне, что однажды он уже обрывал общение с матерью на долгих пять лет, благодаря чему и работает так плотно с моим отцом. Маргарита Александровна всегда недолюбливала армейского друга и партнёра по бизнесу своего мужа, считала Самада, на самом деле, именно тем, кем он и являлся – бандитом и угрозой своей семье. И когда Олег после школы объявил, что намерен заниматься семейным бизнесом, для чего пойдёт учиться в мед на клиническую психологию, мать закатила ему адскую истерику, что, впрочем, его вообще не остановило.
Олега вообще мало что могло остановить, он прёт по жизни локомотивом и плевать хотел на мнение окружающих, и тем более тогда, когда отец одобряет его позицию, а младший брат уже тогда заявлял, что в гробу он видал психологию и заниматься отцовским делом не хочет, и с годами эта позиция не поменялась. На последних курсах мать своими причитаниями допекла его окончательно, и он дал стрекача из родительского дома, и отправился не куда-то, а на поклон к Самаду Алдановичу, с которым всегда был в очень хороших отношениях на уровне крёстного и крестника с поправкой на разницу в религиях.
В общем, последние пару лет учёбы Олег работал непосредственно у моего отца, да и после учёбы считал не лишним набираться опыта в сфере ведения бизнеса, тем самым ощутимо действуя матери на нервы в качестве пожизненной прививки от попыток влезать в его жизнь. Как и у всякой новой методы или вакцины, у этой тоже не было доказанной эффективности, так что побочки всё равно есть и вылезают до сих пор – если в сферу его деятельности Маргарита Александровна лезть перестала, то в личную жизнь она не вмешивалась ровно до той поры, пока её всё устраивало.
Именно поэтому Олег не посмеялся тогда над моими жалобами на мать, ибо сам прекрасно понимал, как именно дражайшие родственники могут отравлять жизнь, так что ничего удивительного в нашей одной на двоих ревностной охране личных границ не было. К тому же, Маргарита Александровна всё мерила по себе и считала, что если она дважды разводилась и трижды выходила замуж за одного и того же мужчину, то и у Марины с Олегом есть большая вероятность сойтись снова, особенно в свете беременности, и тем самым сохранить пресловутую ячейку общества.
И тут появляюсь я – зло во плоти, разлучница и помеха в семейном счастье, другая дочь хитровыебанного Мелхиева, который только спит и видит, как бы Аристовым насрать в карман. Короче, в глазах Маргариты Александровны наш маленький клан Мелхиевых был исконной тьмой в самой худшей её форме, а Марина к нам, конечно же, не относилась, ибо пробыла Аристовой достаточно для отбеливания ауры. Объективности ради замечу, что из всех Мелхиевых, Маринка и впрямь носит самое светлое пальто, и репутацию её омрачает только некрасивая история с изменой нелюбимому мужу, но и в этом её можно понять, ведь сама по себе девушка беззлобна и в конечном итоге хочет только одного: чтобы все вокруг взяли, да и отъебались от неё самой и её семьи.
В общем, проблема Маргариты Александровны была ровно той же, что и у моей дражайшей мама́ – она никак не могла уяснить, что её взрослый ребёнок совершенно прекраснейшим образом разберётся со своей жизнью без её участия и даже без непрошенного мнения. Правда, в отличии от моей ситуации, Олег в отношениях с матерью был куда жёстче моего, да и на его стороне были отец с братом, поэтому до фокусов подобных моим, она не довела его даже к тридцати трём, хотя конечная цель у моих фортелей и его сегодняшних слов, конечно, одна и та же.
Взрослая жизнь – это когда всё, что ты делаешь, ты делаешь только ради того, чтобы от тебя все наконец уже отвалили к чёртовой матери.
Мы коротко распрощались с родственниками и расселись по такси, на мой взгляд, стоящим примерно, как самолёт до Африки. В салоне Соляриса тихонько играла какая-то радиостанция, Олег неубедительно делал вид, что дремлет, хотя я была уверена, что просто пытается успокоиться в достаточной степени, чтобы поговорить дома без мата и повышенных тонов. Правда, я сомневалась, что получится, потому что этим вечером я тоже была недовольна и тоже имела что сказать, и из нас двоих среди шпаны выросла именно я, так что именно за мной водилась привычка в моменты стресса переходить с великого на могучий. Иной раз и Олег мог, конечно, завернуть что-нибудь этакое, особенно за рулём, но преимущественно, конечно, был куда культурнее меня. Впрочем, меня это абсолютно никак не смущало, ведь я прекрасно знаю, что умею говорить без мата, и уверена, что с учётом кардинальной смены окружения, рано или поздно крепкие слова выйдут из обращения и останутся в использовании разве что в квартире Леси и Миши.
Благодаря тому, что его дом всё же был не просто в частном секторе, а в коттеджном посёлке, где у каждого второго была собака, в чате соседей было принято решение, что на территории посёлка никаких салютов никто не устраивает, а кому шибко хочется посмотреть на красивые огоньки, тот пусть валит в лес. Именно поэтому Наоми мы смогли смело оставить дома одну, а не тащить её в гости, чтобы успокоить, когда в собачьем мировоззрении вокруг начнётся война. Так что доберман вышла нас поприветствовать совершенно не испуганной, и спустя короткие тисканья мы всей гурьбой попадаем на кухню. Я невольно поймала флэшбэк с наших самых первых посиделок на этой самой кухне, когда я точно также устроилась за столом, а он ходил по кухне, отыскивая бокалы и выпивку. Вопроса "будешь?" он не задавал, потому что обычно в желании выпить мы с ним синхронизировались, а сейчас и тем более было ясно, что буду.
Олег вообще был крайне молчалив, и кроме дежурных "здравствуйте-спасибо-и-вас-до-свидания", брошенных таксисту, я от него не услышала ни слова с последней реплики ещё в доме его родителей. Я глазами исследовала фигуру мужчины, пока он разливал по бокалам ром, бросал туда лёд и смешивал с газировкой – мне с колой, себе с несладким тоником. Мне даже не нужно было давать ему подсказок: Олег и без меня прекрасно знал, что в отличии от него, я закусываю, если выпиваю, и от сладкого не откажусь, поэтому на столе появляется ещё и пластмассовый контейнер с клубникой в шоколаде, которую он заказал мне вместе с доставкой продуктов безо всяких просьб.
Я наблюдала за ним молча, молчал и он, но если Олег напряжённо раздумывал, что и в какой форме мне сказать, то я просто любовалась им. Высокий и широкоплечий, с модной стрижкой, которая подразумевает коротко стриженные виски и затылок, и шапку чуть вьющихся тёмных волос, которые он не трудился зачёсывать назад. У нас будут красивые дети.
– Перестань рассчитывать на то, что я тебя одёрну, – наконец разродился Олег, устраиваясь за кухонным островком справа от меня. Я в ответ выгнула бровь, без слов задавая вопрос. – Прими за истину, что я всегда на твоей стороне. Даже если тебя заносит.
– Считаешь, меня сегодня занесло? – я вскинула брови и сделала мелкий глоток из своего бокала.
– Да, но ты в этом не виновата, – вздохнул он. – Я должен был озвучить тебе эту истину до вечера, а не после.
– Я не понимаю, – покачала головой я, опуская глаза в свой стакан.
– Что бы ты ни исполняла, какие бы фокусы ни выкидывала, прилюдно я всегда буду на твоей стороне, – принялся терпеливо разжёвывать мне Олег. – Я не выведу тебя покурить как твой отец, не стану затыкать или спорить с тобой, я убеждён, что у каждой твоей реакции есть причина. И сегодня ты реагировала настолько, насколько была информирована, – он замолчал, ожидая моей реакции, но я всё ещё не поняла, что именно он пытается мне сказать. – Только ты не учла, что действовать дальше я буду с учётом исхода этого вечера, и что все последствия для тебя я сведу к минимуму. Иными словами, – он взял меня за руку и большим пальцем огладил костяшки, – если бы ты не тратила силы на парирование выпадов моей матери, а просто мило поулыбалась бы ей один вечер, я бы всё равно ограничил тебя от неё. И при прочих равных, вечер бы не закончился скандалом, обещанием твоего отца вырвать горло моему за любое неловкое слово моей мамы, слезами и нервами Марины, как бы я к ней ни относился, и обрывом связей немолодой женщины сразу с двумя сыновьями.
Я закусила губу и прикрыла глаза, осознавая, что именно натворила, решив мелочно закуситься с будущей свекровью. Ведь правда, чего мне стоило просто вежливо поулыбаться ей вечерок, а после попросить Олега избавить меня от своей матери до момента рождения первенца как минимум. Всё снова сводилось к вопросу моего доверия к нему. Я даже не подумала, что могу рассчитывать на него, я думала только о себе. Да, я защищалась и имела на это полное право, но будь я умнее и хитрее, пошла бы в обход, по комфортной асфальтированной дорожке, а я как обычно попёрла напрямую через глухой лес и наломала там дров на целую деревню. Позор.
– Иди ко мне, – тихонько позвал меня Олег, прерывая моё посыпание головы пеплом. Я поднимаюсь со стула и подхожу к нему, тут же попадая в его объятия и зарываясь носом в его шею. Если бы я была собакой, поджимала бы хвост и скулила, но мне оставалось только сопеть в его плечо и слушать его. Когда мы станем родителями, отцом он будет куда лучшим, чем я матерью, потому что именно у меня эмоции срабатывают раньше, чем мозг. – Знаю, ты не привыкла, что за тобой кто-то стоит, ты привыкла в любой ситуации защищаться сама и защищать то, что тебе дорого. Я ни в чём тебя не виню, только прошу здраво оценивать свои силы и последствия, с учётом всех изменений в твоей жизни, – мужчина коротко целует меня в висок и заканчивает свою отповедь: – Заканчивай кусаться, волчонок. Особенно там, где я за тебя сожру всех, если ты дашь мне дорогу.
Вот кем мы были в его мировоззрении: матёрый волк и потерянная молодая волчица, едва-едва выбравшаяся из возраста волчонка. Поддержкой, лаской и подсказками он планировал приручить и вырастить себе достойную волчицу, потому что видел все задатки для этого, раз до момента встречи этот волчонок в глухом и тёмном лесу всё же сумел выжить. Иначе говоря, раз я не двинулась умом и не вышла в окно, особенно с учётом моих непростых жизненных обстоятельств, значит, имею стержень и подхожу ему. Олег не учил меня жить, нет, он учил меня жить с ним, охотиться с ним, быть с ним в паре не только на словах, но и в своей голове, а значит и на деле.
– Прости, – пробормотала я, сильнее зарываясь носом в его плечо и сжимая руки на его лопатках, усилием воли сдерживаясь, чтобы не заплакать. Мы, девочки, иногда имеем свойство разреветься из-за откровенной хуйни, вот и сейчас мне хотелось разрыдаться от облегчения, от понимания, что он не такой как все, и именно поэтому он – тот, кому я поверю и в кого я поверю, потому что он раз за разом без устали доказывает мне, что он стоит всего. – Моя гордыня стоила тебе отношений с матерью.
– Ты думаешь, я насовсем разорвал с ней связь? – развеселился мужчина. – И мой отец никак на это не отреагировал?
– Я ваши многоходовки не понимаю, – пробубнила я, поднимая голову и заглядывая ему в глаза.
– Это что-то вроде воспитательного процесса, – пояснил Олег. – И папа это понимает. Кроме того, я поддержал Стаса, обозначив своё отношение к ним обоим.
– А какое у тебя к ним отношение? – вскинула брови я. – Я думала, Марину ты терпеть не можешь, но сегодня вечером что-то неприязни я не заметила.
– Тоже самое могу сказать про тебя, – проницательно взглянул на меня он. – Ничего не хочешь мне рассказать?
– Сначала ты, – открестилась я. Чмокнув мужчину в щёку, устроилась обратно на стуле, подхватывая свой бокал с выпивкой. Чувствую, разговор нас ждёт долгий. – Для понимания: я в какой-то степени в курсе ситуации.
– Ну хорошо, – вздохнул Олег. – Судя по всему, ты имела честь пообщаться с Мариной. Зная её, предположу, что она всё своё отношение ко мне описала фразой вроде "Я его никогда не любила".
– Почти дословно, – поддакнула я, закидывая ногу на ногу.
– Это взаимно, – отрезал он, видимо, чтобы у меня не закрадывалось сомнений на этот счёт. – Конечно, она не так глупа, какой её считает Самад Алданович, ведь весь этот театр одной актрисы нужен в первую очередь для него. Ты права, твой отец боится, что вся его империя развалится, когда он умрёт. Весь этот план мы придумали ещё когда я у него работал. Мне отдельно было на руку, что Марина его бизнесом заниматься не хотела. Ни о какой любви речи никогда не шло, это было что-то вроде династического брака, – Олег глотком допил остатки в своём бокале и обновил напиток. Все три бутылки он оставил на столе, из чего я предположила, что он и планировал довольно долгий разговор. – Я не дурак, родная, я всё прекрасно видел. Видел, что их со Стасом тянет друг к другу, видел, что оба сопротивляются, примерно даже понимаю, когда именно они эту грань всё-таки перешагнули. То, что я их застукал в нашей постели, значит только одно – этого хотели все трое.
– Ты просто отпустил её, – догадалась я.
– Я же не изверг, – ухмыльнулся Олег. – Так или иначе, Марина была и остаётся близким для меня человеком. Не могу сказать, что мы выросли вместе, всё же разница в возрасте, но я помню её ещё маленькой, – он прикрыл глаза и сделал глоток, и мне показалось, что это пауза нужна для небольшой ностальгии по былым временам. – Я практически уверен, что её ребёнок не от меня.
– Почему? – вскинула брови я.
– Потому что когда ты кого-то по-настоящему любишь, то чаще всего не хочешь ложиться в постель с другим человеком, – туманно пояснил Олег, но я всё же вычленила главное – между ними не было секса тогда, когда по срокам плюс-минус это бы подходило под срок её беременности. – Отцу Марина говорит, что я просто был пьян и забыл. Не спорю, такой эпизод был, я действительно в то время пару раз возвращался домой нетрезвый, и один из них будучи в лоскуты, – я покачала головой, уже понимая, к чему он клонит. – Именно. Лезть к трезвому человеку с перегаром, – он чуть скривился, – сама понимаешь.
Ещё один балл в копилку моего понимания брака Марины и Олега. Это два абсолютно посторонних человека, какое-то время проживших на одной территории и под одной фамилией, а более между ними не было ничего общего. Она знать не знала, что он предпочитает не смешивать алкогольное опьянение с постелью, особенно, если выпивший только он, а его партнёрша трезва. Со мной всё было точно также – я не помню ни разу, чтобы он начал приставать ко мне выпившим, только если под градусом были мы оба.
– Что ты будешь делать, если ребёнок всё-таки от тебя? – решилась я на тот вопрос, который не решалась задать всё время до этого. Пусть, я была убеждена, что он пойдёт в суд, но теперь, в свете новых вводных, хотела понять его позицию.
– Не знаю, – пожал плечами мужчина. Я вскинула брови, мол, ну-ну, заливай, но Олег только усмехнулся в ответ: – У меня нет плана на этот случай, потому что я почти уверен, что этого не произойдёт. Ну ладно, допустим в качестве фантазии. В первую очередь мы все вчетвером сядем за стол переговоров. Я хочу знать твою позицию и позицию Стаса.
– А мнение Марины тебя не интересует? – хмыкнула я. Мне охотно верилось, что Олег сейчас искренен со мной, потому что я недавно заметила, что в моменты полной откровенности он полностью расслаблен, в отличии от всего остального времени, когда он так или иначе слегка напряжён. Нет, даже не напряжён, скорее собран.
– Мнение Марины я знаю и так, – ответил мне мужчина. – Уверен, ты мне сейчас это подтвердишь. Тем более, что настала твоя очередь рассказывать.
– Марина намерена грызться до последнего, – не открыла ему особой тайны я. Олег в ответ покивал, мол, я так и думал. – Правда, она не так уверена в отцовстве, как ты.
– Или сказала так тебе, – пожал плечами Олег.
– Ну да, – согласилась я. – Я попросила её о встрече после того нашего конфликта, когда вернулась от Леськиной мамы. Мне многое стало понятно после этого разговора, – я глотком допила свой напиток и потянулась за выпивкой, но Олег меня опередил. Джентльмен. – Если верить её словам, всё, чего она хочет – это лишь бы мы все отстали от неё и Стаса.
– Скорее всего, так и будет, – подтвердил Олег. – Самад Алданович уже записал Марину в безнадёжные идиотки и ни на что особо не рассчитывает, тут она не прогадала. Как только родит, сделаем тест на отцовство, и если ребёнок не от меня, то мы все дружно от неё отстанем.
– А если всё-таки от тебя? – не прекращала напирать я, добиваясь заветного обещания. Мужчина усмехнулся, прекрасно понимая это, и взял меня за руку, в ответ на что я перехватила его пальцы, чувствуя, как он подушечками очерчивает кольцо на моём безымянном пальце. – Ты хотел знать мою позицию, и я бы хотела, чтобы ты понял меня правильно: я люблю тебя, и приму любое твоё решение, в конце концов, я прекрасно понимаю, что от моего появления в твоей жизни предыдущие тридцать три года не вычёркиваются. Но я не готова воспитывать чужого ребёнка по целому ряду причин, и я имею на это право. Как минимум, я хочу от тебя детей, наших с тобой. И если ты примешь решение забрать у Марины дочь, то этот вопрос отодвинется на пару лет точно, – я сжала его костяшки пальцев, не пытаясь ловить его взгляд, который он отвёл в сторону, размышляя над моими словами. – У меня нет этого времени.
– Поясни, – глухо потребовал мужчина, и я поняла, что новые вводные если не перевернули его картину мира, то заметно повлияли на конечное решение относительно Марины.
– Ну, не у одного же тебя была какая-то жизнь до нашей встречи, – усмехнулась я. – У меня в жизни тоже был свой ублюдок. Не хочу вдаваться в подробности, оно уже давно отболело и не стоит обсуждения. Главное, что тебе стоит знать – это что итогом этих отношений стал аборт. Не самый удачный, у меня тогда не было денег на хорошую клинику. Так что врачи как один твердят, что если детей я всё-таки хочу, то заниматься этим вопросом надо чем раньше, тем лучше, – я столкнулась с ним глазами и слабо улыбнулась. – А я хочу. С тобой. И прошу прошлое оставить в прошлом. Даже если ребёнок Марины от тебя, я прошу тебя оставить его с матерью. Не претендую на роль злой мачехи, не имею ничего против общения, совместных выходных и всего, что ты сочтёшь нужным, но…
– Лиса, вьёшь из меня верёвки, – прошептал мужчина, перебивая меня и целуя костяшки моих пальцев. – Давай так. Я не стану судиться с ней, если ребёнок всё-таки от меня, если сразу после каникул мы с тобой подаём заявление и распишемся до момента родов.
– Кто из кого ещё верёвки вьёт, – пробубнила я, стушевавшись. – Не хочу выходить замуж зимой.
– Не проблема, распишемся сейчас, а празднование и прочее назначим на потом, ближе к маю, – пожал плечами Олег.
Он просто в очередной раз прогибал свою линию, будучи уверенным, что Марина беременна не от него. С другой стороны, для сомневающейся меня это была страховка, что даже если вдруг всё не так, как он думает, то будет всё равно так, как хочу я. Впрочем, для него это тоже в какой-то степени страховка, ведь я таким образом подчеркну, что никуда не денусь, не передумаю и не отступлю, не оставлю его одного. Как и всякий человек, Олег не хотел остаться один, и параноиком был даже побольше моего – он просто хотел быть уверен, что мои сомнения и мнительность не заставят его снова пройти через разрыв, тем более теперь, когда наш союз подкреплён эмоциями. Иными словами, если ветер переменится, и я пойду на попятную, расход со мной он не переживёт также просто, как с Мариной. Это было ещё одно признание в любви, и я читала это в его глазах так, как умеет только любящий человек.
– Договорились, – согласилась я так легко, как будто даже не колебалась. – После каникул подаём заявление.
Олег улыбнулся так искренне, что я не смогла ему не ответить на эту улыбку. Наверняка, завтра он переспросит у меня, не изменила ли я своего решения, ведь сегодняшний разговор у нас проходил под градусом, но я всегда руководствовалась правилом, что никогда под алкоголем не скажу того, что не осмелюсь повторить трезвой.
Возгорание было моментальным: вот я сижу напротив него, держа его за руку, а вот уже обвиваю руками его шею и ногами талию, его руки поддерживают меня под бёдра, и мы целуемся с таким напором, будто каждое следующее касание губ является жизненной необходимостью, потребностью, глотком воды для изнывающего от жажды. Я даже не замечаю, как он преодолевает то незначительное расстояние между кухней и спальней, только обнаруживаю себя стоящей напротив него спиной к кровати, а его руки проворно стягивают с меня моё бордовое платье, перекликающееся оттенком с моими губами.
Скольжу губами вдоль его шеи, невольно втягивая воздух чуть глубже, наслаждаясь смесью его запаха. Олег пах апельсином, корицей, табаком и ромом, его запах был бы моим любимым парфюмом, если бы кто-то вздумал закатать эту смесь в парфюмерную банку. Моё любимое ощущение – это чувствовать, как он слегка дёргается в моих руках, стоит мне прикусить тонкую кожу чуть левее от кадыка, и отвечает мне шлепком по ягодицам.
Мы оба никогда не могли сказать про себя, что являемся тактильными людьми, но это обстоятельство изменилось, когда каждый из нас появился в жизни второго. Я нуждалась в его касаниях примерно всегда, когда он был рядом, и он отвечал мне ровно тем же. Стоило мне появиться в его поле зрения, как его рука непременно обвивала мою талию, если того позволяла ситуация, а даже если нет, то мы всё равно оба невольно искали хотя бы случайного касания. И в постели это только гипертрофировалось в бесконечной степени – я хотела касаться его всего, быть максимально близко, втираться своим запахом в его, чувствовать такое родное тепло примерно всей сотней процентов площади своей кожи.
Любить – это хотеть касаться.
Нам не нужны были разговоры, потому что мы уже сказали всё, и не имели привычки повторяться. Именно первое января этого года я когда-нибудь назову тем самым днём, когда между нами всё окончательно стало ясно. Этой ночью мы договорились не о свадьбе, нет. Мы признались друг другу в том, что каждый для себя всё решил, что вместе мы намерены быть до конца, и что сталь решений каждого из нас под силу согнуть только второму. Мы признали друг перед другом, что быть вместе более не желание и даже не потребность, это необходимость, что каждый из нас принял второго как часть себя и будет защищать это именно как часть себя.
– Вбей себе в голову, – шепчет он, оглаживая мой плоский живот, прижимая меня спиной к себе. – Я всегда здесь, за твоей спиной. Что бы ты ни делала, в какую драку ни намеревалась бы влезть, как бы страшно или больно тебе ни было, я рядом с тобой и не оставлю тебя сражаться одну. Обещаю.
– Не сомневайся во мне, – также убийственно-честно ответила я. – Я не стану действовать за твоей спиной и всегда, всегда в первую очередь буду приходить говорить. И я научусь рассчитывать на тебя. Обещаю.
Эти взаимные клятвы были сильнее всех тех, которые мы сказали до и которые скажем после. Мы ещё много чего пообещаем друг другу, у нас впереди брачные клятвы, но самые честные и проникающие в суть были сказаны именно здесь и сейчас, ведь суть их была проста – мы пообещали друг другу закрыть те гештальты, которые нанесли друг другу не мы, но которые портили нам жизнь.
Этой ночью я открыла для себя ещё одну форму близости, которой раньше не знала. Можно хотеть секса, можно хотеть человека, а можно хотеть любимого человека. Оказывается, секс с любимым человеком – это совсем другое, это высшая форма кайфа, ведь ощущения ложатся на чувства и это максимальный кайф. Любить и быть любимой, хотеть и быть желанной, целовать и чувствовать его поцелуи – принцип абсолютной взаимности.
Олег укладывает меня на постель и нависает сверху, жадно оглядывая моё тело, как-будто хочет запомнить этот раз во всех подробностях. Он прекрасно знает, что мне нежность даром не сдалась, что в девяти случаях из десяти я жажду укусов, шлепков, сжатий и его невыносимой властности. Я же прекрасно знаю, что ему нужна моя покорность, мои стоны и укусы, царапины моего авторства на его спине, ему необходимо видеть, как сильно я его хочу, он жаждет слышать мои просьбы взять меня.
Даже если я сверху, это ничего не значит, и мы оба это знаем. Я покрываю сильные плечи поцелуями, изредка прикусывая или оставляя засосы. Мы часто вынуждены сдерживать желание оставить свои отметины на втором, ведь они далеки от понимания приличий, но у нас впереди ещё десять дней, в которые мы не планируем встречаться ни с кем, кто осудит нас за такое, а значит я могу позволить себе оставлять любые отметины на его теле. Утром его кожа будет напоминать шкуру леопарда, но мне наплевать, потому что его тяжёлое дыхание, прикрытые веки и запрокидывающаяся в удовольствии голова стоят всего.
Чуть прикусив кожу над резинкой его боксёров, улыбаюсь, когда он едва заметно вздрагивает и шумно выдыхает. Он не из тех, кто гордится своим железным самоконтролем, он скорее из тех, кто понимает, как важно девушкам чувствовать отклик на свои действия. Стягиваю с него боксёры, с едва заметной ухмылкой отмечая полную боевую готовность. Я люблю делать ему минет, потому что получаю эстетический кайф от его члена – чуть длиннее среднего, с крупной головкой и обрезанной крайней плотью, меня безумно возбуждает его шумное дыхание, рука в моих волосах и редкие хриплые стоны.
Провожу языком вдоль всей длины снизу-вверх и несколько раз обвожу языком, вбираю в рот и всасываю, создавая вакуум во рту. Постепенно опускаюсь всё ниже и ниже, параллельно наращивая темп, с удовольствием отмечая его руку на своём затылке, слегка тянущую меня за волосы и подсказывающую как ему сегодня хочется. Это всегда по-разному, иногда ему хочется инициативы от меня, но чаще просто жёстко отыметь меня в рот, иногда заставляя меня давиться – его немыслимо возбуждает, когда у меня от этого по лицу размазывается косметика и я похожа на его персональную шлюшку.
Сегодня был именно этот вариант. Я постаралась максимально расслабить горло, чтобы максимально низко насаживаться на его член, и лёгкое давление на затылок подсказывало, что я всё делаю правильно. Меня саму безумно возбуждало такое отношение, это было сродни маленькому ощущению власти над ним, знать, что пробегающие по его члену импульсы посвящены одной лишь мне, было просто феноменальным тренингом моей самооценке.
Плотнее сомкнув губы, подчиняюсь его руке и двигаюсь в том быстром темпе, которого ему хочется. Низкий хриплый стон сопровождается нажимом, призывающим замереть, пока его пульсирующий орган изливается мне в рот. Я не брезглива в этом вопросе, как и во многих других, поэтому спокойно проглатываю и заканчиваю несколькими медленными движениями, со звонким чавком выпуская головку изо рта.
Олег подминает меня под себя и нависает сверху, рукой проходясь вдоль моего тела, очерчивая округлость груди, изгиб талии, отмечаясь на тазовой косточке и скользя в окончании между ног, проникая внутрь меня двумя пальцами сразу. Это была бессмысленная попытка разогреть меня, бессмысленная потому что я итак была уже крайне влажной и готовой принять его, поэтому ничего кроме всхлипа и требовательного толчка бёдрами навстречу он не дождался.
– Папочка, пожалуйста, – прошептала я, прогибаясь в спине и впиваясь ногтями в его плечи.
– Чего ты хочешь, девочка? – с ухмылкой переспрашивает он, и хотя нам обоим очевидно, чего именно я хочу, Олег жаждет это услышать. Если женщины ушами любят, то мужчины ими хотят – ничего не действует на них лучше, чем просьбы, стоны, жаркий шёпот и сбившееся дыхание.
– Хочу кончить от твоего члена, папочка, – я задохнулась, ведь на середине фразы он коснулся моего клитора пальцами с моей невысохшей влагой.
Густой туман его глаз сталкиваться с моей предрассветной темнотой, той самой, чернота которой некоторыми учёными берётся за константу, и я вижу в его серости вопрос, который он не задаст вслух, и я на него не отвечу, потому что в рамках нашей игры он кажется неуместно серьёзным. Почти как в наш первый раз, когда одними глазами он спрашивал, готова ли я, позволял выразить то самое "явное несогласие", так и сейчас, только вопрос теперь стоял куда более сложный и многогранный. Это был вопрос про готовность завести с ним детей, не на словах, а на деле. В том, что мы оба чисты с точки зрения венерички, никто не сомневался, вопрос отсутствия контрацепции был именно что про закономерное продолжение близости мужчины и женщины. И я никогда не имела привычки идти на попятную там, где решение уже принято.
Моё согласие – это не останавливать его, только обвить ногами талию, обозначив как сильно я жажду ощутить его в себе. И именно в этот момент я поняла, почему столь многие говорят, что с презервативом не те ощущения. Действительно, если сравнивать с этим жаром, ощущениями без всяких преград и чувством абсолютного доверия друг другу, полного контакта. Знала бы раньше, что разница настолько колоссальна, давно бы пересела на противозачаточные.