Елена Разумовская
Не-большая разница
Едкий дым вдыхая пепелища,
Будучи уже простою нищей,
В небе я увидела дракона…
Глава двенадцатая, о двух полосках, страхах, Арине и четырёх столпах.
"Если твой взрослый сын с улыбкой протягивает тебе первый кусок торта "три молока", на котором только что задул сразу двадцать свечек, то можно считать, что жизнь удалась. Потому что сын тоже в курсе, что "три молока" – это вкусно. "
– Ксения! – окликнул меня смутно знакомый женский голос. Я обернулась и вскинула брови, когда осознала, кто именно спешит догнать меня на парковке торгового центра.
– Это кто? – полюбопытствовала Леська и глянула на меня.
– Свекровь, – коротко пояснила я. – Подождёшь в машине?
– Конечно, – подруга взяла протянутые ключи и открыла мою Ауди, устраиваясь на переднем сидении.
Я же внимательно посмотрела на женщину со светлыми волосами и невольно прикинула, какого чёрта такая женщина как Маргарита Александровна забыла в торговом центре, целиком и полностью посвящённом автозапчастям. Хотя, на четвёртом этаже здесь снимает помещение фитнес-клуб, наверное, она в нём занимается. Тем более, что он как раз находится на отрезке между её рестораном и домом. Ну или вонючка в машине выдохлась. Поверить в то, что свекровь приехала за запчастями, я бы не смогла. Это я могла приехать за стойками, тормозными колодками, маслом, свечами и новым аккумом в свой Мрак, поскольку решила подделать его и спихнуть какому-нибудь малолетнему долбоклюю типа меня самой в девятнадцать лет. С деньгами, которые я выручила от продажи квартиры, денег от продажи автомобиля мне как раз хватит, чтобы купить квартиру поближе к центру, и может даже на ремонт останется.
– Здравствуй, – кивнула мне свекровь, незаметно перейдя на "ты". – Хорошо, что я тебя встретила. Надо поговорить.
– Не могу сказать того же, – вежливо растянула губы в улыбке я.
– Я понимаю, ты злишься на меня за тот вечер и слова, которые я тебе сказала, – смиренно согласилась Маргарита Александровна.
– Я злюсь на вас за то, как вы поступаете со своими детьми, – отрезала я. – Ваше мнение обо мне меня не волнует. Говорите, что хотели, меня ждут.
– Поговори с Олегом, – попросила женщина, хрипло поперхнувшись от того, насколько вольно я позволяю себе с ней говорить. – Пожалуйста.
– О чём? – вскинула брови я и свекровь едва не перекосило от того, что она должна произнести неочевидные для меня вещи вслух. – Он взрослый человек, давно научился оценивать риски и самостоятельно принимать решения. В чём, по-вашему, я должна его переубедить?
– Поставь себя на моё место, – вздохнула Маргарита Александровна. – Представь, что твои дети вытворяют вот это всё. Как бы ты реагировала?
– Я уже говорила эти слова своей матери, повторю и вам: я лучше расшибусь, чем полезу в трусы к своему взрослому ребёнку, – я тяжело вздохнула, потянулась в карман толстовки за сигаретами, но передумала и просто убрала руки в карманы. – Тем более, к взрослому тридцатилетнему мужчине.
– У тебя нет детей, ты не понимаешь, о чём говоришь, – обречённо констатировала свекровь, про себя, кажется, смирившись, что невестка у неё клиническая идиотка.
– Я – ребёнок такой же как вы тревожной матери, которой нужно было сунуть свой нос во все сферы моей жизни, – отбрила я. – И все свои двадцать четыре года я была готова лезть на все стены разом и жрать землю ложками, лишь бы она от меня отстала. И вам я хочу посоветовать ровно тоже самое, что говорила ей: занимайтесь своей жизнью. Мы тоже взрослые люди, мы сами разберёмся. Отстаньте от нас. Чем раньше вы усвоите, что без вашего носа в наших делах они идут гораздо лучше, тем больше шансов, что Олег и Стас возобновят с вами общение, – я всё-таки достала сигарету из кармана, покрутила в руках, но заметила, как свекровь поморщилась, убрала обратно, и вкрадчиво продолжила свой сизифов труд: – У вас внучка родилась. Вы её хоть видели? Осознаёте, сколько упускаете, когда отталкиваете от себя самых близких людей своим характером?
Женщина молчит, а я осознаю, что научилась этому у Олега – выдавать такие отповеди, на которые моим визави нечего ответить. Свекровь смотрела на меня, я в ответ смотрела на неё, дожидаясь, что ещё она мне скажет, но женщина молчала и то ли осмысливала своё поведение, то ли анализировала действия своих сыновей, то ли просто раздумывала, как парировать мои слова. В тот момент, когда я успела подумать, что она не ответит мне вовсе, Маргарита Александровна всё же разродилась:
– Правильно он на тебе женился, – она покачала головой и горько усмехнулась. – Ты такая же как он.
– Вот видите, – хмыкнула я. – Мы всё равно будем поступать так, как считаем нужным. Пытаться что-то изменить – это всего лишь капать нам на нервы, а мы этого очень не любим.
– Я позвоню вечером, – подвела итог Маргарита Александровна. – Попроси его взять трубку – это всё, о чём я прошу.
– Попрошу, конечно, но я бы не рассчитывала, что он прислушается, – ответила я.
– Ты передашь ему этот разговор, – поняла женщина и я только кивнула в ответ. – Спасибо.
– Всего доброго, – вежливо попрощалась я и пошла к водительскому сидению.
Усаживаюсь за руль и до конца проворачиваю ключ в замке зажигания, который любопытная Леська провернула наполовину, чтобы за счёт аккумулятора приоткрыть окно, но не заводить машину. Глянув по парктроникам, выезжаю с парковки и прикидываю, что звонить мужу смысла нет, всё равно через час буду дома, там и поговорим.
– Думаешь, она поймёт? – спросила такая же смурная как я Леська.
– Да хрен её знает, – пожала плечами я. – Вряд ли. Люди не меняются. Да и плевать мне, другим голова забита.
– Понимаю, – вздохнула подруга.
Пройдя с ней всю жизнь плечом к плечу, без нашего участия наши организмы решили и в материнство пойти вместе. У Леси уже был в кармане положительный тест на беременность, а у меня в рюкзаке лежала запечатанная пачка и смартфон, приложение в котором сегодня утром предложило отметить мне начало беременности, тем самым намекнув, что вообще-то у меня уже на три недели задержка. За подготовкой к свадьбе и работой я этого даже не заметила, хотя готова спорить, что Олег заметил. Мандражка, которая пробрала мой мозг, когда я осознала факт возможной беременности, не отпускала меня до сих пор, и вероятно, что именно ей я обязана настолько свободному разговору со свекровью.
Сидя на крышке унитаза в квартире Леськи и Миши, я пыталась осознать четыре красные полоски на двух тестах. Я не была готова к этому, планировала, что после свадьбы мы обратимся с мужем к врачам, пройдём обследование, заранее спланируем… Хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах – застаревшее, но чертовски верное выражение. Впрочем, что я теряю? Возможность напиться на собственной свадьбе? Вот так потеря. Ничего, переживу.
– Меня ждёт пиздец какой долгий разговор, – вздохнула я Леське и показала тесты. – Поеду.
– Давай, – кивнула подруга. – Отпишись потом, обоссался Аристов от счастья или сдержался.
Невесело усмехнувшись, приобняла подругу на прощание и вышла из её дома. Я и впрямь ничего не теряю. Мы говорили о детях, морально мы к этому готовы, просто для меня было неожиданностью, но эту мысль нужно просто переварить. Всего лишь закономерный исход нашего романа. К этому нужно быть готовой, когда спишь с кем-то, и тем более, когда встречаешься и даже выходишь замуж. Да, страшно. Жизнь изменится. Опять. С самого момента нашего знакомства, моя жизнь и без того уже изменилась несколько раз, так что сейчас-то паниковать? Я же именно поэтому влюбилась в него – его приход в мою жизнь ознаменовал новую главу в моей жизни, Аристов стал самым крутым сюжетным поворотом. В какой-то степени я даже была благодарна отцу за это вмешательство в мою личную жизнь, в чём никогда в жизни ему не признаюсь.
– Привет, – поздоровалась я с мужем, проходясь по его кабинету. Пришлось несколько раз напомнить себе, что я – самая настоящая дочь самурая, взять себя в руки и прийти сюда, чтобы, надеюсь, обрадовать его новостями, несколько выбившими меня из колеи. Справа от его компьютера аккуратно кладу оба теста и жду, пока он отвлечётся от того, что печатает, чтобы взглянуть. Вдох-выдох, вот он переводит взгляд от экрана на две картонки, шумно выдыхает и резко переводит взгляд на меня. – Вот так.
Я никогда его таким не видела. Мужчина улыбнулся так широко и счастливо, что я невольно улыбнулась в ответ, подскочил ко мне, крепко обнял и закружил. Невольно смеюсь и обнимаю его за шею, наконец выдохнув. Видимо, в глубине души, так глубоко, что сама этого не осознавала, я боялась, что он не обрадуется этой новости. Но нет, Олег был по-настоящему рад, целовал меня так нежно, как никогда раньше, прижимал к себе, зарывался носом в мои волосы и не переставал улыбаться.
Он ничего не говорил, но мне не нужны были слова – было достаточно его реакции. У нас будет ребёнок и он этому чертовски рад. И я рада, да. Мне нужно будет ещё какое-то время на осознание и принятие того, что я скоро стану матерью, но у меня есть свой личный психолог, который точно поможет мне, если я не буду справляться сама. Здесь и сейчас я была центром его Вселенной, и не могла не гордиться этим своим статусом. Наверняка я знала только одно: несмотря на внезапность моего положения, на этом свете не было ничего более правильного, чем находиться в его объятиях, отвечать на его поцелуи и впервые в его руках ощущать себя вазой самого тонкого и хрупкого хрусталя. Однажды он пообещал мне, что никогда меня не отпустит, а сейчас нежными касаниями клялся, что будет беречь меня. Меня и нашего ребёнка.
***
Чертовски сильно хотелось остаться в машине. Просто остаться в машине, не выходить из неё, не подниматься в дом и не видеть, как самый сильный человек, которого я знаю, надломлен тем ужасом, через который проходит. С момента рождения единственного сына, между нами не всё было ладно: мои усталость, недосыпы и навязчивые мысли об ужасном материнстве давали свои плоды, и это прямо отражалось на наших с Олегом отношениях. За время декрета мы невольно отдалились друг от друга, теперь же, когда двухлетний Марк ходит в садик и разгружает меня достаточно, чтобы я вышла на работу, мне думалось о разводе.
Я знаю, что Олег любит меня, но он имеет свойство забывать об этом и с головой уходить в работу. Однажды под винцо свекровь, начавшая относиться ко мне куда лучше, когда я родила ей первого внука, созналась, что в этом мой муж копия собственного отца, и именно поэтому Маргарита Александровна дважды уходила от него. Криво улыбаясь, женщина всё же признавала, что их особенная порода Аристовых, в которую Стас пошёл в куда меньшей степени, чем Олег, умеет фантастически красиво любить и ухаживать за женщиной, но точно также имеет свойство забывать о наличии любимой, когда добиваются своего. Между мной и свекровью было единственное отличие: Олег мне не изменял в отличии от его отца.
"Я знаю, что ты думаешь о разводе, Ксюш." – тихо поставила меня в известность свекровь, когда я пару часов назад передала ей внука. Маленькому Марку сейчас точно совершенно нечего делать в доме, где двое взрослых сами понятия не имеют, как решать всё, что навалилось. – "Но не поступай с ним сейчас так, ладно? Дай ему хоть немного выгребсти."
"Я была бы с ним сейчас, даже если бы мы уже развелись." – честно ответила я, прекрасно зная, что не солгала ни словом. – "Спасибо за помощь с Марком."
Свекрови этого было достаточно, впрочем, как и мне. На извечное "быть или не быть" в данной ситуации я категорически отвечала себе, что "не быть", потому что Олег не сделал мне ничего плохого, а затихшая между нами страсть – не повод бросать его в один из самых сложных моментов его карьеры и, наверное, даже жизни. И пусть я откровенно боялась того, что увижу в нашем доме, но всё равно знаю, что не отступлю и буду рядом с ним, даже если он по своему горделивому обыкновению будет пытаться отогнать меня и решить всё сам, надрывая последние жилы.
Как я и думала, Олег пил. На его месте захотел бы напиться кто угодно, поэтому я совершенно не удивилась, когда нашла его посреди буквально разнесённой кухни, на которой из посуды целым остался только бокал в руках Олега. Надеюсь, ему от этого стало хоть немного легче, а на стекло и хрусталь плевать, новое купим. К счастью, в зале осталась чёрная кружка сына с нарисованным драконом из мультика, которую я забрала, метёлкой расчистила дорожку к стулу, села рядом с мужем, плюхнула себе в стакан скотча и опрокинула залпом. Горько, зато в чувство приводит.
– Судя по всему, сейчас ты мне объявишь, что подаёшь на развод, – невесело усмехнулся Олег и сделал глоток из своего стакана, пока я наливала себе вторую порцию алкоголя. Видимо, обратил внимание, что я не разбавляю свой алкоголь ни тоником, ни соком, ни газировкой, как делаю это обычно.
– Обойдёшься, – хмыкнула я в ответ и опрокинула второй крупный глоток алкоголя. – Ты обречён терпеть меня и моего сына до скончания веков, – я специально поддеваю его эго, эгоистично называю Марка только своим, на что Олег реагирует недовольным блеском глаз. – Возможно, в процессе сбацаем ещё парочку, как пойдёт.
– Если меня посадят, то вряд ли, – он скривился. – Дай сигарету. Я знаю, что у тебя есть.
Я не смутилась таким познанием и протянула ему початую пачку вместе с зажигалкой. Вообще-то, когда стало известно о моей беременности, мы оба приняли решение бросить курить: я – по понятным причинам, Олег – в качестве поддержки и исходя из мысли, что ребёнку уж точно этой дрянью нечего дышать, ни пока он ещё во мне, ни тогда, когда он уже родится. Я честно продержалась почти полтора года, но с тех пор, как отец всё же окончательно отошёл от дел (что был вынужден отодвинуть, когда я стремительно забеременела и свалила на удалёнку в декрет) и оставил нас с Вадимом у руля, иногда позволяла себе одну-две сигареты строго вне дома и своей машины.
– Душа моя, мы с тобой – не нищая семейка маргиналов из репортажей "Мужское/женское", – отрезала я и тоже вытащила сигарету из пачки, считая этот день тем самым перебором, в какие разрешала себе закурить. – У нас есть деньги, связи, на нашей стороне самый главный бандит этого города. А самое главное: мы оба знаем, что ни до какого суицида Павлову ни ты, ни твои врачи не доводили. Если кто и виноват, то сам Тимур.
– В суде его вину не доказать, – противопоставил мне муж. – Интриги с дочерью пока ещё не входят в уголовный кодекс, пусть даже она и дала от него стрекача.
– Знать бы, приедет ли она на похороны, – вздохнула я и потёрла лицо руками. – Может, смогла бы что подсказать. Маринка вроде отзывается о ней неплохо.
– Не забывай, что для неё Ольга была матерью, – Олег потихоньку выплывал из своего состояния и принимался размышлять, отстранённо наблюдая за дымящей сигаретой в руке. – И далеко не факт, что встанет на нашу сторону. Исходя из её характера, я склонен предполагать, что если Арина и решит вмешаться, то скорее она займёт третью позицию, при которой дерьма вдоволь хлебнём и мы, и Павлов, и всем остальным акционерам по стаканчику достанется. Лучше для нас, чтобы она не возвращалась вовсе или хотя бы уехала сразу после похорон.
– Не пойму, – я оставляю сигарету в поднятом с пола осколке дна какой-то кружки, собираю волосы на затылке в хвост и завязываю резинкой с запястья. – Мне показалось, или ты и впрямь её побаиваешься?
– Опасаюсь, – поправил меня Олег. – Помнишь, на новогоднем банкете ты как-то раз опустила Алису под плинтус, когда та попыталась пустить сплетню на тему того, что ты увела меня у Марины? – я кивнула. – Арина в ответ на слух о собственной нетрадиционной ориентации попыталась вскрыть Алисе череп топором.
Я нервно сглотнула. Вот так барышня. В целом, понимаю, почему для нас безопаснее, чтобы она держалась от нас подальше. Мы оба, хоть и имеем достижения в боевых видах спорта, но всё же придерживаемся той картины мира, в которой всё решается словами и законом, но дочь Павлова явно имела либо проблемы с агрессией, либо бесстрашие, либо весьма своеобразные взгляды на жизнь.
– Почему она сбежала? – я нахмурилась.
– Там какая-то мутная и не очень легальная история, – пожал плечами Олег. – Спуталась с каким-то наёмником, потом что-то не поделила с отцом… Не знаю, моё участие в этом закончилось, когда я поймал Марину и Стаса, и обломал Стасу помолвку с Ариной.
– Потому что Марина – Мелхиева, – покачала головой я.
За два года я лишилась иллюзий, и хорошо понимала, что эмоциями в вопросах раздела Монолита никто не руководствуется, и нам четверым крупно повезло влюбиться, тогда как ту же Арину готовы были выдать за Стаса ради объединения капитала. Собственно, поэтому братья были не в обиде друг на друга, когда Олег представил нас со Стасом друг другу: Стас увёл у Олега жену, а Олег рассорил его с невестой, и в итоге всем от этого стало лучше. В некотором смысле, квиты.
– И это тоже, – кивнул Олег, никогда особо и не скрывающий, что всегда действует в интересах своей семьи, а ещё что в одном действии, чаще всего, преследует несколько целей. – Но вообще, я в целом был против этого брака. Павловы – слишком опасная чета, чтобы я пожелал брату связаться с ними. Впрочем, такими темпами, очень скоро нам будет некого опасаться – популяция стремительно сокращается.
Шутка была чёрной, мрачной и несмешной, но Олег и сам это прекрасно знал, а я ни за что не посмела бы делать ему замечаний. Мне хотелось обнять его, зарыться лицом в его плечо, припомнить времена, когда мы нуждались в касаниях друг друга буквально каждый момент времени вместе, но сейчас всё было иначе. Самое обжигающее чувство, которое я испытывала в наших отношениях – это когда он единожды вывернулся из моих рук, и с тех пор я каждый раз опасалась касаться его, чтобы больше это чувство никогда меня больше не обижало. Если он решил, что теперь в наших отношениях так, то так тому и быть.
– Значит так, – я нервно поёжилась, передёрнула плечами, размяла шею и посмотрела мужу в глаза. – Никакого, нахрен, развода. Сначала мы разберёмся со всем этим, а потом, когда будем уверены, что никто из нас не рискует сесть, будем решать, как нам жить дальше.
– Родная, не корми меня этим, – мужчина поморщился, выпустил в воздух последнюю затяжку и затушил окурок, а я подумала, что он всё также чертовски красив, когда курит. – Ты не хочешь даже касаться меня. У тебя кто-то есть?
– А у тебя? – мрачно поинтересовалась я в ответ и тоже затушила свою сигарету. – Раз ты тоже больше меня не трогаешь?
Мы смотрели друг другу в глаза и думали, кажется, одну и ту же мысль: мы оба – великовозрастные дебилы, которые сами себе придумали, что второй к нему остывает, и просто оставили всё это на самотёк. Нашей проблемой было то, что мы слишком быстро поженились, спороли горячку, толком не узнав друг друга, и то, что другие пары проходят до свадьбы, мы проходим в ситуации, когда уже обоим уйти гораздо сложнее, и нас, к тому же, дополнительно держит сын.
Он тянется ко мне рукой, но не касается, переворачивает руку ладонью вверх и снова позволяет решить мне самой. Когда-то он сказал мне, что не отпустит, не сможет, но я знаю, что это ниже его достоинства – удерживать женщину силой. Я касаюсь его руки самыми кончиками пальцев, глажу бархат кожи и тепло запястья, и осознаю, насколько мне не хватало его горячих рук на моей талии. Олег берёт меня за запястье и аккуратно тянет на себя, позволяя, если что, вырваться, но я не хочу от него вырываться, но и не подаюсь вперёд, только сжимаю его запястье в ответ и чуть тяну на себя.
– Пойдём отсюда, – тихонько позвала я. – Осколки. Оба к чёртовой матери изрежемся.
Я за руку веду его за собой, на носочках пробираясь сквозь битое стекло, а он вслед за мной, шаг в шаг, и только когда мы оказываемся в коридоре и плотно закрываем за собой дверь, чтобы не сунулись ни Наоми, ни Адель, – мой коржик, – он за талию притягивает меня к себе, обнимает обеими руками и ставит подбородок на макушку, а я глажу кончиками пальцев его лопатки и поясницу, успев чертовски соскучиться по этому чувству. Он мой. Со всеми шероховатостями и холодом, с проблемами, злой, надломленный, уставший, всё равно мой. Мой мужчина, мой муж и отец моего ребёнка.
– Ещё раз стряхнёшь с себя мои руки без объяснений и у тебя на заднице на всю жизнь останется шрам без восьмерки справа в нижней челюсти, – в шутку проворчала я, уже привычно обещая покусать его в любой непонятной ситуации.
– Ещё раз во время секса подорвёшься и побежишь к сыну, буду каждый раз тебя привязывать к постели, – пригрозил в ответ муж.
– Он плакал! – возмутилась я и подняла на Олега голову. – Как я должна была поступить?
– Ты уже его избаловала, на каждый чих летишь, наседка, – смягчая вес своих слов, он коротко чмокнул меня в самый кончик носа. – В манеже ему ничего не грозит, посидит полчаса без тебя.
– У нас в доме две собаки, между прочим, – снова принялась спорить на эту тему я.
– И дипломированный кинолог, который в жизни не подпустил бы к сыночке-корзиночке хоть в малом опасную для ребёнка собаку, – закатил глаза Олег. – Перестань, ты знаешь, что я прав. Он ходить начал нормально только в год и два, потому что ты на руках его затаскала.
– Договорились, со следующим ребёнком в декрет садишься ты, – мстительно отозвалась я. – Покажешь мне, как надо.
– Чтобы ты мне весь мозг вынесла своими звонками каждые полчаса? – фыркнул он. – Ты к Марку даже няню с двадцатилетним опытом не подпускала в первые полгода.
– Ну ты-то отец, – веско аргументировала я.
– Вот именно, – ответил мне мужчина. – Заметь, я – отец и твой муж, отключил телефон на второй день больничного Марка. Напоминаю, ты в этот момент была в суде.
– Напоминаю, что это всё мне высказывает человек, которого недавно испугался наш сын, потому что не узнал, – ехидно ответила я. – И который уснул, пока читал сыну сказку, а Марка тем временем уложила, кто бы мог подумать, моя шиложопая Адель.
Олег не ответил, только чуть усмехнулся, но наша шутливая перепалка совсем ненадолго вернула ему благоприятное расположение духа. Вздохнув, крепче прижалась к мужу, поцеловала небритую щёку и упёрлась лбом в его лоб, а он сильнее стиснул руки на моей талии, зажмурился и шумно выдохнул, и мне было чрезвычайно лестно, что этот сильный мужчина считает меня достаточно близкой к нему, чтобы не бояться признавать, что его что-то может подкосить, что ему тоже бывает сложно, страшно и тошно.
– Любимая моя девочка, – бормочет он мне в губы. – Не отстраняйся от меня больше, ладно? Говори о своей злости на меня со мной, а не со своими демонами. Кричи, ругайся, бей посуду, делай что изволишь, только не молчи, меня это с ума сводит.
– Я рядом, любимый, – отвечаю я также искренне и честно. – Никогда больше не унижай меня мыслью, что я способна уйти не поговорив, тем более тогда, когда у тебя всё идёт через жопу.
– Никогда, – эхом отозвался мужчина.
Я первая целую его, ломая возведённую нашими же руками стену между нами. Никакого, нахрен, развода. Мой. Только мой. Теперь у меня есть разрешение, и в следующий раз я увезу сына к отцу или его родителям, и раздеру глотку в кровь, если потребуется, но не буду больше мучить себя догадками. Он для меня, я для него, и если мы оба будем вкладываться в эти отношения, то не останется больше поводов думать, будто меня здесь не любят.
***
– Ксения Самадовна, – окликнул меня низкий мужской голос, и я поднимаю глаза от планшета на своего телохранителя, на котором в один голос настояли Вадим, Олег и отец, хотя бы до тех пор, пока не решится ситуация с Павловым. – Что-то не так.
Я притормаживаю, про себя соглашаясь, что уж охране-то точно лучше знать, но всё же принимаюсь крутить головой, сама не зная, что ищу. В целом, нет ничего необычного в том, что подземный паркинг бизнес-центра, в котором сидит моя фирма, пуст в это время, так что не знаю, что его смутило. Мой охранник вообще явно подумывал попросить прибавку за стрессовость своей работы, потому что непутёвая я то засиживаюсь на работе за полночь, то мотаюсь по странноватым спальным районам по друзьям, то заставляю бедного парня по имени Андрей таскаться со мной и моими собаками по лесу, то вовсе делаю из него няньку, когда отправляю его вместе с помощницей за сыном в садик, даже доверенность специально для этого сделала.
– Убери это, красивый, – я резко оборачиваюсь на звук, взглядом находя в тени фигуру, которую увидеть получилось только тогда, когда слабый свет зажигалки осветил лицо, пока девушка прикуривала. – Если бы я хотела твоей хозяйке смерти, она бы уже была мертва.
Она делает из тени пару шагов и в тусклом свете парковке я могу лучше разглядеть её, чем когда она стояла в тени колонны с номером парковочного места. Я не низкого роста, но она даже чуть выше меня, хотя я вышагиваю по парковке на каблуках, а она обута в тяжёлые ботинки на плоской подошве, да и телосложением она более фигуристая, чем я: начиная объёмной грудью и заканчивая крутым изгибом бёдер. На ней длинное бордовое пальто, расстёгнутое, а под пальто чёрная толстовка, капюшон которой наброшен на голову, но не похоже, будто она таким образом пытается скрыть свою личность от камер. Её взгляд не направлен ни на меня, ни на моего охранника, взявшего её на мушку, она расслабленно сжимает губами странного вида сигарету, пускает дым в потолок и всем своим видом даёт понять, что её присутствие здесь – большое мне одолжение.
– Отзови своего щенка, – раздражённо цедит сквозь зубы она, заметно напрягаясь от направленного в её сторону пистолета, и чуть двигает полу пиджака, показывая, что на бедре у неё тоже оружие, но она же им ни в кого тыкает. – Не я искала этой встречи.
– Вы её знаете? – обращается ко мне Андрей, как-будто бы пропустив мимо ушей её нелицеприятное замечание. Теперь, столкнувшись лицом к лицу, я понимаю, почему Олег её побаивается – мне и самой было некомфортно в её присутствии, несмотря на титул мастера спорта и вооружённого огнестрельным оружием охранника. А может быть, я сама себя накрутила, и аура опасности вокруг неё мне только мерещится.
– Павлова Арина, – сухо констатировала я, а девушка чуть улыбнулась и с почтением кивнула мне, чуть склонив голову вбок. – Чему обязана?
– Это ты всё пыталась на меня выйти, – вкрадчиво подметила она и смачно затянулась, а мне захотелось поморщиться от крайне резкого запаха её сигарет. – Зачем?
– Хотела убедиться, что ты не винишь моего мужа в смерти матери, – я решила начать с самой невинной причины.
– Тигра за усы дёргаешь, – оценила Арина мои слова. – У Олега есть мой номер. Он в курсе, что ему совершенно ничего не угрожает. Ксюш, ты меня не знаешь, но я всё же поясню: терпеть не могу, когда тянут кота за яйца. Давай к делу.
– Я должна Марине услугу, – перешла к истине я, но Павлова расхохоталась и перебила меня:
– В самом деле? Мариночка желает знать, ебёт ли меня, что она вышла замуж за моего бывшего даже не жениха? – она запрокинула голову и её хриплый смех окутал всю парковку эхом. – Уверяю: их отношения ебут мне голову точно также, как проблема глобального потепления. Передай ей, что всё произошедшее – не больше и не меньше, чем результат интриг наших отцов: моего, её и Стаса.
– В смысле? – я нахмурилась.
– Серьёзно, не понимаешь? – она иронично глянула на меня. – Устав Монолита построен таким образом, что мы все обречены пережениться между собой. Моя помолвка была расторгнута, потому что у Аристова на горизонте замаячила возможность породниться с Мелхиевым, как держателем контрольного пакета, сразу двумя сыновьями, а у моего отца на горизонте замаячил внебрачный сын Самада Алдановича. Ваше с братом появление вообще большая удача для всей семёрки.
– То есть, ты могла выйти за Стаса, но отказалась выйти за Вадима, и поэтому сбежала? – я нахмурилась, не понимая этой логики, потому что Олег заверил меня, что у Арины с его младшим братом особой любви никогда не было, да и дружба на троечку. В чём тогда отличие от Вадима?
– Я сбежала, потому что в этом городе не осталось никого, кому я могла бы доверять, – глухо, с затаённой злобой пророкотала она. – Впрочем, тебя это уже не касается. Главное, что тебе нужно знать: Аристовы и Мелхиевы меня совершенно не волнуют, ни я, ни мои люди вас не тронут. Но советую держаться за власть крепче. Тряхнёт всех.
Она разворачивается на пятках и садится во внедорожник за её спиной на пассажирское сидение. Машина наглухо затонирована и я не вижу, кто сидит за рулём, и даже, наверное, не хотела бы видеть, потому что Арина свою личность показала мне сама, а случайно увидеть кого-то с кем она работает, точнее, кто работает на неё, мне точно не нужно. Разговор с этой девушкой оставил больше вопросов, чем ответов, но я знаю, что не стану копать в её прошлое по множеству причин: от собственной безопасности до её заверения, что она мне не враг. Единственным по-настоящему важным вопросом было одно: как долго ещё проживёт Павлов и проживёт ли он отмеренный ему срок на свободе. Если интуиция – это вопль подсознания о сделанных быстрее разума выводах, то моя интуиция вопила о том, что Арина и есть ключ к решению нашей проблемы с Павловым.
***
В доме было тихо. Тишина стояла абсолютная, не жужжали даже мухи, в комнате сына затихла и до того не особо громко игравшая музыка, а собаки на улице перестали лаять, и в ушах стояло только моё разъярённое дыхание. Формально, моя злость была обоснованной: с самого утра сбившись с ног на этой чёртовой кухне, я раздражалась абсолютно на всё подряд, что только попадалось под руку или даже не попадалось, но я прекрасно знала о существовании этого самого "чего-то".
– Круто завернула, мам, – со смешком оценил Марк – мой старший сын, на сегодняшнее двадцатилетие которого были приглашены и семья, и друзья семьи с детьми. Его припахать к помощи по кухне я не могла, ибо у нас не принято припахивать к чему-то в день рождения, а младших дочерей просто не было в доме – готовили брату какой-то сюрприз и свалили сразу после завтрака. Собственно, именно поэтому я и плясала по кухне в одиночку, злясь заодно ещё и на себя, что переоценила свои силы и отказалась от помощи горничной.
– Слушать можно, повторять нельзя, – привычно повторила я самый главный закон этого дома и присела на корточки, чтобы собрать осколки разбитой миски для салата, в которую, благо, не успела пересыпать сам салат.
– Так, всё, стоп, – вздохнул сын и забрал из моих рук самые крупные осколки, бросая их обратно на пол. – Сядь, я сам.
Я послушно забралась на высокий барный стул, а сын сгонял за метёлкой с совком, подмёл все осколки, какие разглядел, а на борьбу с остальными отправил робот-пылесос. После прошёлся по кухне, сделал две чашки кофе – одну с двумя ложками сахара и молоком, а вторую безо всяких добавок, сел рядом со мной и сунул мне под нос пачку моих сигарет, зажигалку и пепельницу. Несмотря на три беременности за плечами, курить я так и не бросила, и от души сомневалась, что ещё когда-нибудь брошу.