Евгения Черноусова
Нестрашная месть
– И эту гопоту ты ценишь выше самого своего родного человека!
Он хотел поехать в гостиницу, но Яня предложила Глебу поселить его в квартире недавно умершей соседки, внуки которой ещё не вступили в наследство, и квартира стояла нежилая. Мол, если полиция всё же придёт, свидетели будут рядом.
После этого случая Маша резко изменилась. Сидела теперь дома, со сверстниками не общалась, дворовым своим приятелям заявила, что они с маминым бойфрендом поспорили на них. Он утверждал, что они подонки и продажные шкуры, а Маша за них заступалась. Вот дура была!
Глеб немного рассказал о том, как лечился, ещё меньше – о семье. Похоже, он с отцом поссорился, по этому поводу Яня в душу лезть не стала. О том, что семья Элины переехала в столицу, она узнала ещё до отпуска, так что приехал в Новогорск Глеб ради Яни. И продолжал жить в этом бабушатнике, причём устроился работать на приборостроительный завод и уезжать явно не планировал. Работа его завершалась на час раньше, и скоро Янины коллеги привыкли к тому, что его машина в начале шестого притыкается к тротуару неподалеку от входа в Дворец культуры, а Глеб терпеливо сидит или в Янином кабинете, или в фойе, или в хореографическом зале, если там идут занятия её театрального кружка. Между ними не было ничего, лаже разговоров о чувствах, а коллеги и соседи безоговорочно записали их в любовники. Татьяна Ксавериевна грустно вздыхала при виде нового соседа своих девочек, но вопросов не задавала.
Но как-то Яня осталась у него на ночь. А потом снова, потому что обвинения Лизы оказались более чем беспочвенными. Маша, наверное, что-то заметила, но проявляла несвойственную ей деликатность и ни разу мать не подколола. Но, наверное, с бабушкой поделилась, потому что вскоре Татьяна Ксавериевна спросила у дочери:
– Ну что, всё-таки любовь?
– Нет, это чистая физиология, – раздражённо ответила она. – Сама мне говорила, что все женские болезни от недотраха. Вот и лечусь.
– Дочь!
– Ну, прости, грубо прозвучало. Делаю профилактику заболеваний женской половой сферы при помощи секса.
– Не сказала бы я, что это звучит позитивнее.
– Да ладно, мама, сама твердила мне, чтобы не упустила время! Мне тридцать три, а я всего со вторым партнёром, так сказать.
– Фу, партнёр! Как в бизнесе!
Ну как объяснить матери, что это от отчаяния? Поломал её Петя. Она была уверена, что это любовь навсегда, что у них семья, а оказалось, у неё ничего не появилось за эти годы кроме дочери. Они вместе покупали квартиру, вместе её обустраивали, он оплачивал её покупки, но это была его квартира, его обстановка, его женщина. А он был не её мужчина, он только позволял ей думать, что он её.
Если задаться целью найти мужа, то придётся искать его с ищейкой. За эти годы она привыкла вести себя как мужняя жена, которая своим поведением даёт понять подкатывающим мужикам, что занята. С тех пор, как Петя выставил её на ярмарку невест, женихов вокруг не наблюдалось. Те, кто за ней приударял, искали разового перепиха или, опять же, кратковременной необременительной связи. А сами они все до единого не вызывали желания даже разового сближения. Глеб был первым, кто хотя бы не вызывал отторжения. Анекдотичное знакомство, сочувствие к человеку, которого прилюдно унижают, необременительная поначалу поездка, да ещё щедро оплаченная. А потом эта резко проявившаяся болезнь. Дело в том, что это заболевание было кошмаром детства Татьяны Ксавериевны. Точно так же болел её одноклассник Дима, ему сделали операцию, он прожил ещё два года и умер. Как-то она рассказала об этом дочери, описывала, как проявлялась болезнь, сокрушалась, что никто из близких, в том числе и она, вовремя этого не заметили. А на Яню, тогда подростка, этот рассказ произвёл сильнейшее впечатление. Поэтому, когда Глеб сказал об ухудшении зрения, она сразу вспомнила о том, что были у него и некоторые признаки нарушения координации, и сразу всплыло имя Дима.
Ещё она посочувствовала Глебу по поводу родительской семьи. Никто ей особо не рассказывал, но из отдельных обмолвок Элины и её мужа она поняла, что был тяжёлый развод родителей, затем ранняя смерть мамы, и Глебу пришлось поселиться в новой семье отца, Элина этой участи избежала, будучи старшей. И насчёт Лизы Яня сделала весьма мерзкое предположение, когда увидела её в больнице в компании свёкра и золовки, но благоразумно оставила его при себе. Это предположение объясняло ссору с отцом и, если она права, примирение невозможно.
Яня считала себя очень спокойной. Всю жизнь держала себя в узде, сначала стараясь не огорчать маму и бабушку, потом не уронить себя в глазах идеального Пети, потом не показаться слабачкой в глазах мамы и Маши. Первый раз сорвалась на том дурацком айфоне… вернее, он просто послужил последней каплей, а довела до срыва долговая яма. А теперь она чувствовала, что выдержка её покидает. Если на работе она по-прежнему не теряла самообладания при конфликтных и стрессовых ситуациях, то дома порой вела себя с дочерью на её уровне, то есть они общались как два истеричных подростка. Да и с Глебом… ведь в первый раз она потянулась к нему, а он лишь ответил на её порыв. Но ответил впечатляюще, здесь у них была полная гармония.
У них не было разговоров о чувствах. Не считать же слов, произнесённых в постели! Да и не хотелось Яне услышать от Глеба, что он её любит, поскольку сама не разобралась, как к нему относится. Но ей нравилось с ним разговаривать, его воспитанность, выдержка, ведь даже с Машей он находил общий язык. Однажды она готовила ужин и, выйдя в коридор, заслушалась, как он дочери рассказывал о хозяйственном праве. И правда, уголовное и семейное на слуху, а о том, с какими правовыми коллизиями может столкнуться предприятие, абитуриенту откуда знать?
Когда владельцы квартиры, которую Глеб снимал, объявили, что продают её, именно Маша заявила:
– Да что вы как маленькие? Так и будете друг к другу в гости ходить? Глеб, переселяйся к маме в комнату! Тебе помочь вещи перенести?
Когда они объединились в тесноте небольшой квартиры, Яня чувствовала себя скованной. Но при первом взбрыке дочери зато не заистерила в ответ, а вздохнула и промолчала. И вообще до вечера молчала. А Маша, которая не привыкла что-то держать в себе, заметно измучилась. Улучив момент шёпотом спросила:
– Ты на меня навсегда рассердилась?
И получила в ответ тоже шёпотом:
– Я тебя люблю.
Глеб всё же был чужой, а при чужих полагается сдерживаться. И как-то разрядилась обстановка. Яня стала реже делать дочери замечания, а Маша стеснялась разбрасывать свои вещи и стала с неохотой, но без напоминаний браться за мытьё посуды и уборку.
Чем не семья? В конце концов с Петром то же самое было, общий бюджет, общая постель и, выражаясь протокольным языком, совместное ведение хозяйства.
И темы для разговоров у них были в отличие от первой её семьи. Пётр с Машей на серьёзные темы не разговаривал, считая маленькой и глупой, никогда ничего дома не говорил о работе, а Глеб рассказывал о заводских делах, и было это интересно. И кружковцев Яниных он знал, и с Сашей приятельствовал. А Маша обращалась к нему с вопросами не реже, чем к матери.
Глава двадцать первая Разные Снегурочки
В октябре к Яне во Дворец культуры приехал Антон. Поприсутствовал на репетиции, сильно смущая старшеклассниц, потом поплёлся за Яней в её кабинет.
– Ну, рожай уже, – кивнула ему Яня. – Чего тебе надобно, старче?
– Смилуйся, государыня рыбка, – засмеялся он. – Труппа мне твоя нужна. Вот… материалы принёс, посмотри.
Яня уже знала, что он поступил на режиссёрские курсы с дистанционным обучением в Москве. Понимала и то, что в своём театре ему ставить не дадут. Помочь она была бы рада, но…
– «Снегурочка»? Ты что, – только взглянув на обложку, затрясла она головой. – Максимум для нас – трагедия «Теремок», и то с привлечением на роль медведя Вити Громады. В финале сядет на грибок и всех детишек придавит. Ты бы в наш институт обратился, студентам это под силу.
– Уже отказали. Неважно, с какой формулировкой, а причина, сама понимаешь…
– Ага, профессиональная зависть и конфликт интересов.
– Янина, только ты можешь мне помочь. Главные роли сыграют наши, несколько человек из ТЮЗа, твои старшеклассники будут задействованы как массовка. Почитай, я по твоему звонку приеду.
Назавтра они встретились. Яня трясла экспликацией и смеялась, что задумка Антона напоминает ей акробатические этюды Савельева. Антон возмущался и оправдывался, но что там говорить, принцип был тот же, замах топором на Александра нашего Островского с тем, чтобы спектакль уложился в пятьдесят минут. Причём текст и вовсе укладывался в полчаса, остальное время занимала хореография под «Русскую тетрадь» Валерия Гаврилина.
– Ну ладно, несмотря на то, что музыку к этой сказке писали такие гиганты, как Римский-Корсаков и Чайковский, идею с Гаврилиным я приветствую. «Русская тетрадь» больше соответствует языческой Руси. Только аккомпанемент фортепиано бы исключить.
– Это тебе и предстоит сделать.
– Ты что, я не потяну!
Но договорились и начали репетиции.
А по поводу записи песен из «Русской тетради» Вадим, когда Яня к нему обратилась за помощью, то же самое сказал – «не потянешь». Но потом подумал и сказал, что кое-что можно транспонировать, а кое-что нарезать из фрагментов. Потёр руки и сказал, что он с двумя молодыми солистами филармонии готовит концертную программу «Наш двадцатый век», и Гаврилин им в тему.
– Ты что, я на одной сцене с настоящими певцами буду жалкой!
Но потом решила, что это дело отдалённого будущего, до тех пор или ишак сдохнет, или падишах помрёт. Репетировали они долго, приблизительности Вадим не признавал. Но зато записи получились классные, даже две песни он умудрился спеть сам – шутка гения. Антон был в восторге, ему в роли Леля можно было не напрягаться с пением.
Они разделились, Антон репетировал со своими друзьями-профессионалами, а Яня со старшеклассниками. Но через пару репетиций она ребятам сказала:
– Они как хотят, а у нас своя труппа. Мы, конечно, поможем настоящим артистам, но и сами сыграем спектакль полностью, раз такой материал в руки попал.
Антон иногда приезжал, и её решение принял. Конечно, амбициозным подросткам хочется блистать, а не участвовать в массовке. Понятно, что получался в этом составе не шедевр, но Яня от Антона потребовала, чтобы негатив с лица убрал и выдвигал конструктивные предложения. Так и действовали.
Работа захватила, а вместе с увлечённостью возвратилась Янина привычная сдержанность. Она не так остро реагировала на Машины срывы, а потому и Маша стала сдерживаться. Часто и Глеб гасил напряжение в семье. Он спокойно брался за домашние дела, не только чинил, но и за готовку и уборку брался. Не пытался купить Машу дорогими подарками, но как-то, помогая с уроками, по поводу её ноутбука возмутился: «Что за лажа?!», и услышав в ответ, что это давняя покупка ещё из безбедных времён, просто сказал:
– Свой не дам, а новый куплю. Поехали, магазины ещё работают!
И купил какой-то макбук, судя по Машиному восторженному виду, что-то очень крутое.
– Не дорого? – с опаской спросила Яня.
Маша аж в лице переменилась от этих слов. Но Глеб ответил:
– Для нашей семьи это не деньги.
Семьи? Ну, пусть будет семья… пока.
В декабре внезапно приехал мастер курса Антона. Очевидно, он решал свои вопросы, но заодно желал посмотреть работу ученика, пусть и незавершённую. Антон впопыхах собирал актёров. Как всегда в таких случаях, были накладки, кто уехал, кто приболел. В результате на генеральный прогон перед показом актёры собрались только утром, за три часа до спектакля. Но и тогда оказалось, что Бобылихи нет. Антон чуть не плакал, а потом сказал, что придётся Леру, которая репетировала Купаву, передвинуть на роль Бобылихи, тем более, она с самого начала эту роль просила. Вопросов нет, все знали, что Лера с её уникальной памятью всегда знает весь текст любой пьесы, в которой занята. А Купаву сыграет артистка из самодеятельности. Девочка, кстати, очень вписывалась внешне в состав взрослой группы, Яня поставила её на эту роль за сочную «крестьянскую» красоту: статная, но не толстая, с длинными каштановыми волосами, круглолицая, румяная, с ямочками на щеках и звучным контральто.
Малый зал заполнили студенты, они пришли на встречу с мастером, а вовсе не зрителями сырого спектакля. Декорации были весьма приблизительными, подобрали в реквизиторской в последний момент что под руку попалось, в основном, деревья и кусты. И на задник берёзовую рощу повесили. Костюмы тоже подобрали так себе, в основном, сарафаны и косоворотки из сказок Пушкина и белые длинные рубахи из «Ханумы». Актёры старались, школьники волновались и путались, зрители молчали.
Снегурочка, актриса театра юного зрителя, хрупкая, миленькая, сначала показалась Яне совсем молоденькой. Но потом пригляделась и решила, что молоденькой она была лет двадцать назад. Играла она прекрасно, но, увы, Снегурочка была слегка простывшей, и ко второму действию у неё окончательно сел голос. Яня кивнула Антону-Лелю на девочку, играющую Малушу, которая в варианте их театрального кружка играла Снегурочку, но он в ответ махнул рукой: Купава не дотягивает до взрослых партнёров, чего уж говорить о менее яркой Снегурочке. Нырнул за кулису, утянув за собой Снегурочку и скомандовал: меняйтесь! Актриса оказалась командным игроком и без звука стянула с себя длинный белый балахон и парик с длинной косой, сняла с него атласную алую ленту, а когда Яня натянула прямо на футболку платье, быстро распустила бесформенный пучок на её голове и заплела косу, закрепив бант на конце. Поглядев на ноги, Яня отказалась от мысли поменяться обувью, слишком живы были воспоминания о зелёных туфлях. Платье с этой куколки довольно плотно село на бёдра, и Яне пришлось стянуть джинсы, не разуваясь. И подол для неё оказался коротковат, открывая грубые зимние ботинки на шнуровке. Махнула рукой, выскочила на сцену, схватила за руку Купаву и потащила её на авансцену, шепнув: «Поём!»
Была в их варианте такая фишка, пели Купава и Снегурочка «Ах, милый мой, пусти домой» живьём. И тут спели. И первый раз прозвучали аплодисменты, редкие, недружные, но прозвучали. Но, в общем, всё равно Штирлиц как никогда был близок к провалу. И уже ближе к финалу Владя, игравший Бобыля, решил «выстрелить». Он позвал Люсю, которая нянчила Майину полуторагодовалую дочь, сунул в руки ребёнку искусственный цветок и в тот момент, когда Весна-Майя надевала венок на голову Снегурочки, выпустил, беги, мол к маме! Девочка со смехом побежала по сцене, а осветитель, предупреждённый заранее, сопровождал её солнечным зайчиком. И Снегурочка простонала «Ах, мама, что со мной!», и Весна, прижимая к себе родную дочь, доиграла свою роль, давая последнее напутствие сценической дочери. Потом, после спектакля, она закатит сцену Владе, но остальные были ему благодарны. Он и сам хвалится:
– Общеизвестно, что детей и животных не переиграть!
Наконец финал, Снегурочка воспевает любовь, кружит вокруг неё хоровод девушек, разделяя их с Мизгирём, Яня присаживается, выпутывается из платья, кидает на него алый бант и уползает под кустик. Когда хоровод скрывается со сцены, на полу лишь белый холмик с алым как бы цветком на нём. Мизгирь подхватывает её одежду, произносит свой покаянный монолог и убегает топиться. Финальные песни, занавес, Яня в футболке, трусах и ботинках ныряет в кулисы. Аплодисменты.
При открытии занавеса для поклонов внезапно перед сценой появляются Гаранин и Ветловский с охапкой цветов и вручают всем девушкам по букетику, разматывая ленту, скрепляющую упаковки. Когда все букеты розданы, в руках Гаранина всё же остаётся один. Он гаркнул:
– Люся! – а когда она выглянула с ребёнком на руках, он запрыгнул на сцену, вручил ей букет, чмокнул в щёчку и сказал. – Вообще-то ты тут главная!
Теперь актёры зааплодировали. Яня, вышедшая с актёрами в собственной одежде, первой спрыгнула со сцены в зал и спросила Глеба, как он здесь очутился. А он ответил, что Майя позвонила Гаранину, что нянька не вышла, и она берёт ребёнка с собой, Гаранин бросился её выручать, а Глеб ринулся за ним, чтобы Яню поддержать. А по прибытии они решили поддержать всех и рванули за цветами.
Потом мастер громит спектакль, не оставляя камня на камне. Хвалит он только Снегурочку и Купаву, упорно называя последнюю Купавной.
– Наверное, по Горьковскому направлению ездил, – шепчет Антону Яня.
Одобряет мастер всё-таки одну режиссёрскую находку с младенцем, олицетворяющим любовь. Судя по тому, что обращается только к первой Снегурочке, которая вновь натянула на себя платье, замены даже не увидел, хотя протезная коса длиннее и светлее Яниных волос. Яня переживает за Антона, а вот за кружковцев спокойна, потому что видит: они величием мастера не прониклись. Хихикают, что путается в именах, не узнаёт их руководительницу, словом, он для них не авторитет.
Потом мэтр обращается к аудитории, предлагает задавать вопросы. Актёры, как профессионалы, так и любители, отмалчиваются. Кидаются с вопросами студенты, высказывают критические мнения преподаватели. Последним берёт слово Равич. И неожиданно хвалит постановку. Кается, что в режиссёрских материалах не разглядел того, что теперь воочию увидел в сыром пока ещё спектакле, который слишком недавно начали репетировать, чтобы давать оценку игре актёров. Но должен отметить, что очень неплохо показали себя актёры самодеятельные. Он загорелся идеей включить «Снегурочку» в постановке Антона в репертуар следующего сезона, и, если всё сложится, желал бы видеть спектакль в том же составе, но на большой сцене. В Антоне как режиссёре он видит большой потенциал.
Дома Глеб с юморком рассказывает Маше о мероприятии, на котором побывал. Маша обижается, что мама её не позвала, но Яня говорит, что это не премьера, а просто репетиция в присутствии посторонних, причём настроенных в массе своей недружелюбно.
– Ладно, – вздыхает дочь. – Рассказывай дальше.
– А что там дальше? Ну, была Снегурочка самая из всех берендеев мелкая, ростом дитё дитём, коса до пояса, платье на ней болтается, подол по земле волочится. И вдруг выросла, а прикид-то прежний! Коса темнее и короче, платье в облипку, а из-под подола берцы торчат как у спецназовца под прикрытием! Но большой столичный специалист разницы не заметил…
– Да и ты меня только по ботинкам признал!
– Неправда, – усиленно изображая обиженного, говорит Глеб. – Ещё по голубым трусам!
– Что?! – хором возмущаются мать и дочь.
– Там, Маша, Снегурочка тает от любви на глазах у общественности. Выглядит это так: хоровод её закрывает, она снимает платье, комкает, на него кладет бантик и прячется в кустах. Хоровод разбегается, а вместо Снегурочки остались только тряпочки, типа кучки снега. Я прямо заволновался, кого это она полюбила? Вокруг ведь артисты и режиссёры, все красавцы удалые, великаны молодые. И Витя Громада за Черномора, он же Берендей бородатый. Но потом вижу, за кустиком голубой клочок в белый горох. Вот она, моя любимая, никуда не делась, трусы на месте, никого не любит кроме дочери и театрального искусства!
Это ревность или ей показалось?
Под утро Яне снится, что она лежит на рельсах, надвигающийся поезд стучит, эхо отдаётся в голове, она понимает, что надо убегать, но не может сдвинуться с места. Со сдавленным криком-всхлипом просыпается, в голове всё так же стучит. Не обуваясь, спешит на кухню, решив открыть форточку и глотнуть свежего воздуха, но дойти не успевает, в голове становится пусто, ноги подламываются, и она шлёпается на пол в коридоре.
Потом Маша говорит, что шлепок был оглушительным, от него она и проснулась. Выскочивший из комнаты одновременно с ней Глеб переносит Яню на кровать, а Маша тем временем роняет на кухне аптечку, разбивая половину пузырьков, и ничего не может найти. Глеб звонит в скорую помощь, и им везёт, машина, вызванная в тот же подъезд, как раз сообщает в диспетчерскую, что освободилась. Глеб встречает медиков, идущая первой пожилая женщина заглядывает в открытую кухонную дверь и говорит ревущей Маше:
– Выкидывай всё к чертям да пол оттирай, йод присыпь солью и содой!
Яню быстро приводят в чувство простым нашатырём, измеряют давление, сообщают, что низкое, и никаких препаратов давать ей не желают. Всё та же советчица предлагает напоить пациентку крепким сладким чаем и обратиться к участковому врачу:
– Дело молодое, а вдруг беременность? Сначала анализы, потом лечение!
– Исключено, – держась за голову, уверенно говорит Яня.
– Исключить это дело может только стерилизация, и то просчёты бывают, – фыркает медичка. – Ты же в расцвете молодости, мужик рядом просто огонь, ни одна защита стопроцентной гарантии не даёт.
Как только за медиками захлопывается дверь, Маша протискивается в спальню к матери:
– Ну что?
– Давление низкое. Чай мне завари и в школу собирайся.
– А ты?
– А я сейчас на работу позвоню и возьму отгул. Потом в поликлинику.
– Я уже позвонил, – сказал Глеб. – Вместе пойдём. Маша, не вздумай без завтрака убегать. Я проверю.
Когда Маша, покапризничав, что хочет пойти в поликлинику вместе с мамой, всё же убегает в школу, Глеб докладывает, что в районной поликлинике записи на сегодня нет, поэтому записал её в клинику, которую ему рекомендовал Гаранин.
На обратном пути он останавливается у районного загса. И всё это без объяснений в любви и предложения руки и сердца. Когда они заполняют бланки, он так же буднично спрашивает, какие у неё пожелания насчёт празднования свадьбы.
– Какая свадьба, мне тридцать три года. Чего праздновать, это же роспись по залёту, – раздражённо выпалила она.
– То есть если бы не беременность, ты бы за меня не вышла?
– А ты меня звал? – продолжала вредничать она.
– Я тебя люблю. Я не решался позвать тебя замуж, потому что мы не на равных. Ты сильная женщина, красивая, здоровая, талантливая. А меня ты видела в беспомощном состоянии, больным, испуганным, жалким. Ты видела, каким идиотом я был в первом браке. Я не умею читать в твоих глазах, я даже боюсь спросить, любишь ли ты меня. Я думаю, что меня не за что любить, но ведь любовь такое дело… любят ведь и дураков, и уродов, и злодеев. Вот… решаюсь… Яня, ты любишь меня?
– Я отвечу честно: не знаю. Одна моя коллега говорит, что замуж надо выходить смолоду, пока дура. Если считать любовью моё отношение к Петру, так это глупость несусветная, и лучше не любить вообще. Но ты никогда не вызывал у меня отторжения, я тебя не считаю ни слабаком, ни дураком. Я тебе доверяю. Я к тебе привязана. Мне приятна наша близость. Я благодарна тебе за твоё отношение ко мне и дочери. Тебе этого достаточно?
– Может, это и есть любовь?
На ближайшие выходные Яня пригласила мать с мужем и пасынком в ресторан.
– Всё-таки сватовство? – не слишком радостно спросила Татьяна Ксавериевна.
– Я бы это так не назвала. Пусть будет… сговор, вот так мы это назовём. Выскажем намерения, зададим вопросы.
Глеб огорошил присутствующих сразу, сообщив, что они подали заявление, в конце января будет роспись без последующего торжества, только праздничный обед в таком же составе. А во второй половине августа предстоит пополнение семейства на одного члена.
Родственники отреагировали неожиданно. Татьяна Ксавериевна просто промолчала, Маша пробормотала: «У-у, а бабушка обещала мне двух братишек…», Женя спросил: «А УЗИ когда? А мне можно будет посмотреть?». И слово взял Вадим, который деловито начал задавать вопросы. Почему не будет празднования? Если дело в деньгах, то их семья готова вложиться. Глеб ответил, что денег у них достаточно, но Яня считает, что стара для подобных мероприятий, а для него важно оформить официально их фактически уже созданную семью, и как это будет обставлено, значения не имеет. Ещё Вадим спросил, почему на обеде по случаю росписи не будет родственников со стороны Глеба. На это Глеб ответил, что он со всей роднёй разошёлся навсегда, чему были серьёзные причины. Яня Ветловских знает всех, поэтому едва ли огорчится их отсутствием. На это Яня энергично кивнула, только потом сообразив, что такое согласие выглядело неприлично, и его не следовало демонстрировать. Следующий вопрос Вадим задал падчерице: могут ли они надеяться, что хотя бы на этот раз она откажется ездить по домам в роли Снегурочки?
– В следующем году с этим придётся завязать, но в этом – точно буду! Беременность не болезнь, ездим мы по знакомым семьям, причём от организации, с которой дружу много лет. Людей подводить не буду.
Мужчины мрачно переглянулись, мол, много чего по этому поводу можно сказать, но ведь бесполезно. Потом Глеб сказал:
– Если у вас вопросов нет, отвечу на невысказанные. Во-первых, о моём здоровье. Да, была опухоль, но доброкачественная, только большая и запущенная по собственной глупости. Надеюсь прожить долго и успеть вырастить ребёнка. После свадьбы займусь поиском жилья, более подходящего для растущей семьи. Средства для этого имеются.
– А почему после свадьбы? – спросила Маша.
– Тебе как будущему юристу наверняка известно, что приобретённое в браке считается совместно нажитым. Покупка до свадьбы – проявление недоверия.
– Ну ты прямо рыцарь! А меня удочеришь?
– Маша! – одновременно вскрикнули её мать и бабушка.
– И опять скажу как будущему юристу. Отношусь к тебе хорошо, но орудием мести быть не желаю. Формального удочерения не будет. Только если ты станешь в самом деле считать меня отцом.
– Ха! И как это установить?
– Есть такая притча. Отец маленькому сыну говорит, чтобы позвал его, когда вода закипит, а он спрашивает, как это выглядит. И тот ему отвечает: увидишь – ни с чем не спутаешь. Вот и любовь, супружеская ли, дочерняя ли – её на сцене можно изобразить, а в семье ни с чем не спутаешь.
– Вот это ты меня отшил! Значит, буду пока Степановой в семье Ветловских.
– А мама твоя пожелала Степановой остаться.
– Это ещё почему? – неожиданно спросила на редкость сегодня молчаливая Татьяна Ксавериевна.
– Ну, мам, это сколько документов менять!
– И сколько? Один паспорт, во всё остальное вносятся исправления по предъявлению свидетельства о браке.
– Да какая разница, – сердито бормочет Яня, получившая возражение откуда не ожидала.
– Это вопрос доверия, как говорит твой будущий муж.
– Мама, да соглашайся ты на Ветловскую, а то потом ещё нового киндера Степановым запишешь. И получится у нас разрыв поколений. А так будет у нас семья Ветловских, потом пожалеете вы меня, сиротку, и удочерите.
– Балаболка!
Новогодние поздравления Деда Мороза и Снегурочки, запланированные на последние четыре дня года, оказались весьма неожиданными. Во-первых, Глеб заявил, что будет сопровождать новогодних персонажей водителем и в любом обличии. Маша поддержала будущего отчима, сказав, что беспокоится о мамином здоровье. В результате Саша открыл костюмерную и со смехом наблюдал, как они выбирали себе маскарадные костюмы. Наконец Глеб остановился на костюме бурого медведя. Был он ему короток, но брюки можно заправить в сапоги, а на рукава Яня обещала нашить меховые обшлага. А Маше достался яркий лоскутный костюм скомороха и двурогая шапка с бубенчиками. Вечером они с удовольствием подурачились, даже ходили по соседям.
Впрочем, в этом виде они отработали только первый день. Следующим вечером, заехав за Степаном, обнаружили его с температурой. Глеб взял костюм Деда Мороза, и три дня они работали по-семейному втроём. В первой квартире изрядно путался, и Снегурочке приходилось напоминать детям, что дедушка старый. Но потом втянулся, и слова роли просто от зубов отлетали. Тридцать первого закончили рано, собрались домой переодеваться и после короткого отдыха выдвигаться праздновать к Светлодаровым. Но тут позвонил Глебу Гаранин с поздравлением, и Яню осенило:
– А артистку нашу юную поздравить? Скажи, что едем!
И почти час они водили хоровод с маленькой Любочкой и ещё несколькими детьми разного возраста, пришедшими вместе с родителями в гости. А потом уже у Светлодаровых Яня задремала прямо за праздничным столом, не дождавшись курантов. Сквозь сон, в котором она взлетела и опустилась на что-то мягкое и прохладное, она слышала:
– Ох, тяжела ты, участь Снегурочки, – это Глеб.
– Говорят, как встретишь год, так его и проведешь. Пусть ей малыш в наступающем году даст высыпаться, – а это мама.
