Евгения Черноусова
Нестрашная месть
Глава двадцать вторая С самыми лучшими намерениями
Первым вне семьи, кому Яня сообщила о беременности, оказался Антон. Он с таким воодушевлением говорил о переработке сценария и переносе на большую сцену, что она его перебила:
– Антоша, на меня не рассчитывай, я в Снегурочкин балахон скоро не влезу, мне в июне в декрет. А вашему руководству давно бы озадачиться приглашением в штат травести, Сергей неоднократно об этом толковал.
Он огорчился страшно, но нашёл в себе силу поздравить с предстоящим пополнением семейства.
А у Яни как отрезало. В театр ни ногой, и даже не тянуло. Да и во Дворце культуры уже не горела творчеством. Организовывала концерты как худрук, но категорически отказывалась выходить на сцену, хотя, вроде бы, живот пока не сильно выпирал. Продолжала репетировать «Снегурочку» в двух вариантах, самостоятельный детский спектакль и как массовка для драматического театра, но, если раньше двое взрослых, Саша и она, выходили в небольших ролях Деда Мороза и Весны, то теперь Весной стала одна из школьниц. На упрёк Саши, что рановато сворачивает свою деятельность, отшутилась, что в одной повести вычитала фразу «Наука трещит под напором неустроенных баб». Культура, наверное, тоже. Устроилась – и напор снизился.
И личная жизнь потекла относительно спокойно. Маша то ли взрослела, то ли беспокоилась о здоровье беременной мамы, но вела себя достаточно сдержанно.
Ранней весной Глеб предложил посмотреть выставленный на продажу дом. Наверное, Маша ожидала чего-то вроде новой квартиры Светлодаровых, и чтобы в центре, а повёз он их в микрорайон Приборостроительного завода, да ещё на окраину. Это был жалкий остаток села Отрадное, на которое в советское время довольно быстро и безжалостно наступал город, но перед последней улицей вдруг затормозил. За этой улицей начиналась роща, которую уничтожить было нельзя, а оставшийся клок земли для возведения многоэтажек был маловат. А может, дело в том, что заросшую деревьями местность пересекали многочисленные овраги и, значит, земля для многоэтажного строительства не годилась. Так и остались стоять деревенские домишки, но постепенно их выкупали и возводили на участках солидные коттеджи. Место для горожан не самое престижное, большей частью здесь строилось заводское начальство. К примеру, в соседнем доме жили Гаранины.
Маша при виде коттеджа сморщилась: не такой уж большой участок, серые стены виднелись сквозь стволы плодовых деревьев, какие-то кусты вдоль ограды. Но прошла вслед за взрослыми в дом, поднялась на второй этаж и уже веселей спросила:
– Надеюсь, моя комната будет здесь?
– Можешь даже не сомневаться. С возрастом во вторую твой брат или сестра переберётся, пока будет гостевая. Внизу наша, детская и гостиная. Не хоромы, но для четверых вполне просторно.
– Ого, Женёк обзавидуется!
– Ближайшая школа за теми пятиэтажками, ходу тут минут двадцать пешком, но, в основном, буду подвозить, мне ведь тоже к восьми. В конце улицы конечная остановка автобусов, в центр съездить без проблем. Ну что, берём?
– Ох, это будет моя четвёртая школа! Хоть девятый класс я в прежней доучусь?
– Конечно, тут ещё ремонт делать. Ну, высказывайте пожелания по интерьеру!
Как-то вечером в дверь их квартиры постучали, домофон не звонил, значит, соседи. Яня в этот день брала отгул для визита к врачу и с обеда уже была дома. Буквально четверть часа назад приехал с работы Глеб, одновременно с ним вернулась от одноклассницы Сони, живущей через подъезд, Маша. А ввалились в квартиру соседи: Валера с четвёртого этажа и мать Сони. Последняя была зарёвана, что, вообще говоря, абсолютно ей несвойственно, потому что была она дамой крупной, грубой, хабалистой, торговала с девяностых, и к настоящему времени имела точки почти на всех вещевых рынках города. Она с порога сказала:
– Глеб, ты человечище! Вот… где поляну накрыть?
Глеб поглядел на неё отнюдь не ласковым взглядом. А она продолжала:
– Ладно, вызверился он! Я же с лучшими намерениями! Думаешь, если бы я не сказала, другие бы бабы не донесли? Да ещё бы приврали, а я свидетель! Яня, эти малолетние идиотки из «В» класса устроили нашим девчонкам разборки из-за Славки!
Яня поглядела на вполне целую и даже довольную Машу и сдержанно заметила:
– Да мы вроде на него не претендуем.
Диспозиция была такая. Маша вышла из Сониного подъезда, где её уже поджидали «вэшки». Соня увидела это из кухонного окна и помчалась на помощь подруге. Мать её тоже выглянула в окно и, решив не терять время на дорогу, распахнула его и для метания расставила на подоконнике что под руку попалось: бутылки с подсолнечным маслом, уксусом, молоком, пачку соли, половник, скалку, банки с сыпучкой. Но тут подъехали друг за другом Глеб и Валера и подошли к своим девчонкам. И Глеб повёл с агрессорами беседу, а Валера в нужных местах переводил некоторые особо изысканные выражения топ-менеджера на дворовый матерный язык. В изложении представительницы среднего бизнеса это о звучало посередине между культурным и матерным:
– Глеб сказал, что наши девчонки умные, Маша будет на юриста учиться, Соня на врача. Они книжки читают, умные разговоры ведут. А со Славкой о чём говорить? С Машей о том, какой срок ему дадут за пьяный выезд на скутере, а с Соней как триппер лечить. Он тупой как валенок. Паршивцу только пятнадцать, а он уже девчонок портит! Ну, Глеб сказал, что эти шмакодявки вольны кариесом с ним поделиться при поцелуях, а он с ними обмениваться хламидиями, трихомонадами и спирохетами при трахе. А нашим такое ни к чему. У придурка Славки хватило ума с корешами своими подтянуться, говорит, «я ещё зятем вашим буду». А Глеб ему, что не допустит дочь до такой хреновой жизни, ему легче его изуродовать, чем содержать. А про меня сказал, что я и сама побить могу, но мне не накладно братков нанять, а они могут силы не рассчитать и вовсе убить. А Валера сзади бубнит, что мужики за бесплатно из паршивца отбивную сделают, сами отцы.
– А чего ревела тогда?
– А я, Янечка, тебе позавидовала. Вот стоят наши девчонки и к Глебу прижимаются, и так им надёжно с ним! Я ведь в классе бабушки твоей училась…
– Так вы с Вадимом одноклассники?
– Ну да, он до девятого класса с нами, потом родители в центре квартиру получили. Такой мелкий был, глянуть не на что, а теперь – ну король! Так вот, у Марии Ксавериевны слово было любимое – «обучаемый». Это когда человек ошибается, но потом ошибок не повторяет. Вот вы с матерью твоей такие. Не тех отцов своим детям выбрали… ой, извини, Маша!
– Да ничего, на правду не обижаются.
– Так вот, бывают бабы, которые раз за разом на грабли мужского рода наступают. А вы второй раз обе счастье отхватили. Ты, хоть и взрослая, а отчим твой тебе поддержка. А уж дочери ты настоящего отца нашла! Вот я и заплакала. Шут с ними, мужиками, но Сонечке моей отца очень не хватает.
– А вы дядю Тахира в дом примите, – сказала Маша. – Он очень добрый, Соня говорит.
– Ты что, он басурманин!
– Пошли по домам, – потянул её за руку Валера. – А про Тахира дети правду говорят. Сколько лет тебе верно служит, а ты под носом у себя золото не увидела.
После их ухода Маша сказала:
– Родители, вам чужие люди говорят, что Пётр Диль в отцы не годится, а Глеб Ветловский – самое то. Уже примите меня в свою семью, а?
Супруги Ветловские переглянулись, Яня сказала:
– Мне сегодня соседи объяснили, что ты, Глеб, счастье моё. Я, наверное, виновата, что не так с тобой отношения начала. Сегодня все Петра хают, я тоже на него это повешу. Обожглась я на доверии к нему, поэтому изо всех сил старалась чувства не раскрывать. Люблю я тебя, при дочери говорю! Маша, ты мне только честно скажи, тебе имя нравится или ты всерьёз Глеба отцом почувствовала?
– Скажешь, я большая? Но тебе ведь нравится, когда Вадим о нас заботится, хоть ты совсем взрослая! А мне хочется, чтобы мы были семья, я Глеба папой звать буду. И хвастаться буду, он начальник, а ещё умный и храбрый! И мне все завидовать будут, хоть тех вэшек взять. Там почти у всех матери в разводе, а если есть отцы, так алкаши.
– Ладно, дочь, оформим удочерение к концу учебного года, в новую школу пойдёшь с новым паспортом, – сказал Глеб. – Давай со стола убирать, если все наелись.
– Давай… м-м… папа!
– Маша, только имей в виду, что для биологического отца это не месть. Вы ведь почти полтора года не виделись? Я-то с ним год назад в самолёте пересеклась, но он со своей силиконовой куклой обжимался и делал вид, что мы незнакомы. Он тебе давно не звонил?
– С тех пор, как виделись, ни разу. Он у меня в чёрном списке. Но я не сразу его туда скинула… наверное, после твоей поездки. Я поняла, что он у тебя обо мне не спросил, обиделась и решила больше не общаться. А теперь уже всё равно.
– Горностаеву и Павлову было плевать на потомство, даже законное. Павлов даже согласие подписал на усыновление законного сына новым мужем бывшей жены. Дилю, я так понимаю, тоже плевать. Обидно?
– И мне на него плевать! Это, как ты говорила, проклятие женщин рода Степановых, что нас отцы не признают и мужчины обманывают. Сменю фамилию – изменю судьбу. Глеб… то есть папа, папа! Папа будет меня любить, поэтому любимый мужчина не обманет. Потому что дед и отец за меня любого порвут!
На УЗИ пришли всей роднёй. Только один Вадим пожелал остаться в коридоре, сказав, что видел Женьку в таком виде, и не сказать, что это его умилило. Врач только головой покачал при виде такой толпы, но в платной клинике не принято возражать пациентам по мелочам.
По выходе Женя шепнул отцу:
– Правду ты сказал, страшноватый пацан. Может, потом покрасивее станет? Но одно радует, мужиков у нас будет больше, чем баб.
Первого сентября Маша заходила в новую школу с тяжёлой головой, они под утро приехали с отцом из роддома, и отдохнуть им довелось часа три. Хорошо ему, отвёз дочь, взял отгул, поехал спать дальше. А ей хоть спички в глаза вставляй!
Было немного тревожно, как встретят новые одноклассники. Но оказалось, что новеньких много, да ещё из четырёх выпущенных девятых классов с трудом набрали три десятых, поэтому из прежнего класса осталось чуть больше половины. На классном часе состоялось знакомство. Все по очереди вставали и кратко говорили о себе. Маша представилась так: училась в шестнадцатой школе, отец работает на заводе, мама во дворце культуры, есть брат…
Дальше говорить учительница не дала:
– Что, Янина Ксавериевна родила?!
– Шесть часов назад.
Классная руководительница извинилась и вылетела из класса.
Вернувшись из школы, Маша поделилась с отцом, что предполагала особое внимание к ней как дочери заводского начальства, а оказалось, что она интересует всех как дочь Янины Ксавериевны. Были членами театрального кружка несколько одноклассников, на перемене знакомиться с ней приходили из параллельных и даже из одиннадцатых. А учителя все до единого поздравляли её с рождением брата и удивлялись, как же она на маму непохожа.
– Поспи, Маша, пока возможность есть, – вздохнул отец. – Когда наша семья воссоединится, младший член всем даст жару. А что касается популярности, мне сегодня с утра поспать не удалось. Мамины коллеги, друзья, поклонники с самыми лучшими намерениями будили ежеминутно. Моих было на порядок меньше.
Глава двадцать третья Не лаптем щи хлебаем
Остановились они в небольшом отеле, в котором по своим концертным делам всегда останавливался Вадим Светлодаров. Женя сразу категорически потребовал, чтобы Маша даже не мечтала, что они её с собой возьмут. Все её сомнения и страдания на физиономии написаны, нечего ему нервы трепать. Маша сначала обиделась, потом подумала и согласилась, что её нервозность родственнику не на пользу. И решила выполнить поручение родителей.
– Машенька, разве можно девушке тяжести таскать, – увещевала её Таня. – Ты бы хоть сказала, что с грузом, дядя Саня тебя бы встретил!
Танин пузатенький сожитель утвердительно замычал, дожёвывая огурец и пальцами цепляя из банки следующий. Прожевал и перед тем, как куснуть очередной, простонал:
– Эх, я бы в вашем подвале с закрутками Татьяны Ксавериевны навеки поселился! Передай родителям, могут в гости не звать, всё равно в отпуск неделю мы у вас!
– Вот и отлично, заодно коляску эту, на которой я вам дары природы прикатила, привезёте.
Рассказала, по какой причине среди учебного года в столицу сорвались. У Жени как-то неожиданно прорезался голос. Он, конечно, как сын и внук музыкантов в музыкальной школе добросовестно отучился по классу фортепиано, но не блистал, и отец даже не предлагал ему поступать в институт искусств. Ещё он в старших классах пару лет у Тонечки, маминой подруги, гитарой овладевал, это уже по собственному почину, но опять же не всерьёз, а для души. Поступил вместе с Машей на юридический, не по склонности, как она, а за компанию, потому что никаких предпочтений у него не было кроме того, что легче ему давались предметы гуманитарного цикла. На днях что-то мурлыкал под настроение, потом, забывшись, запел в голос, а отец обалдел. Вдруг оказалось, что у него от природы хорошие данные. Вот Вадим решил показать его специалистам, считая, что сам может быть необъективным, а в местном институте искусств тоже может сказаться магия отцова имени. А Маша просто «села им на хвост». Она хотела прорваться на одно совместное китайско-российское предприятие, в которое прежде обращалась через их сайт, чтобы ей разрешили пройти стажировку в их юридическом отделе, пусть даже не сейчас, а в следующем году.
– Тут я могу тебе помочь, – заявила Таня. – Мы с ними сотрудничаем, я там многих знаю.
И тут же связалась с какой-то секретаршей («Знаешь, особа, приближённая к телу, главнее зама») и договорилась с ней, что она проследит за судьбой Машиного заявления. С тем Маша и отправилась на встречу теперь уже с этой секретаршей.
Только вышла из метро, как последовал звонок с неизвестного номера. Всё та же секретарша сообщила Маше, что директор холдинга Арсений Дженович приглашает её на собеседование, которое состоится в ресторане «Приличный» через сорок минут по адресу такому-то. При входе скажете хостес, что на его имя заказан столик, и вас к нему проводят.
К ресторану её прибило буквально через пять минут. М-да, рановато. Может, пока кофе выпить?
– Маша? – послышался совсем рядом смутно знакомый мужской голос.
Она повернулась. Первое впечатление – разочарование. И это человек, который бросил её, которому она хотела доказать, что будет счастлива без него? Такое впечатление, что за те четыре с небольшим года, что они не виделись, он усох и стал меньше ростом. Ну, не она же выросла, Маша знала, что с тринадцати лет не прибавила ни сантиметра. Разве что на каблуки встала.
Да просто в детстве она глядела на него снизу-вверх. Сначала потому что сама была маленькой, потом от давления авторитетом. «Папа работает, папе некогда, для папы это слишком примитивные вопросы, пойдём, я тебе объясню». Ох, мамочка, и этого пигмея ты водружала на пьедестал?!
– О, Пётр Фёдорович! Ну и дела!
– Что же так официально, дочь. Могла бы сказать просто «папа».
– Я уже четвёртый год зову так другого человека.
Ответить ей он не успел, подошёл какой-то его знакомый, довольно навязчиво попросил познакомить с девушкой.
– Моя дочь Мария.
Этот схватил её за руку и, заглядывая в глаза, наверное, хотел какой-то цветастый комплимент завернуть:
– Мария Петровна…
– Нет, я Мария Глебовна. Пётр Фёдорович формально мне никто, он только предполагает, что отец.
Когда смущённый знакомый отвалил, Диль злобно зашипел:
– Ты таким образом даёшь понять, что мать твоя гулящая женщина.
– Ну, глупости. Никого сейчас рождённым вне брака ребёнком не упрекают. Я не была записана на вас, так что вы оба отцовство отрицали. А теперь и вовсе не к чему что-то доказывать, меня папа удочерил.
– Ладно, пойдём пообедаем, и я объясню тебе, чем я руководствовался, когда не записал тебя на себя.
Маша поглядела в телефон и сказала:
– У меня здесь встреча, но минут двадцать ещё в запасе. Поем я на встрече, с вами обедать не буду, просто выслушаю.
По пути к столику попросила хостес сообщить, какой столик заказан Арсением Дженовичем, а когда та сказала, что подобных сведений не даёт, попросила тогда передать ему, что Ветловская здесь. Сгоряча Маша даже не сразу заметила, что Пётр со спутницей. Только за столом он представил её как свою супругу. Да ну? Даже законную?!
Выслушала Маша его молча, ни разу рта не раскрыла, ни одного вопроса не задала. Только законная супруга Диля иногда вставляла фразы в его эмоциональный рассказ. Когда они замолчали, Маша негромко начала говорить:
– После твоего подлого ухода и хамского возвращения до мамы наконец-то дошло, что ты плохой человек. Я была подростком, поэтому ещё несколько месяцев сопротивлялась этой разумной мысли. Но потом всё-таки доросла до осознания того факта, что не нужна тебе. И стала просить маму, чтобы она вышла замуж. А папу попросила меня удочерить. С тех пор у нас настоящая семья. Я жила с мыслью, что у меня по мужской линии плохая генетика, мой биологический отец подлец. А теперь вскрывается, что он ещё и идиот! Признаться дочери моей матери в том, что обманул её, тогда семнадцатилетнюю девочку, что любит, а ему просто надоело ходить по б… в ожидании пока любимая освободится. И вот оно, счастье на старости лет, да? Живёшь ты, Пётр Фёдорович, с искусственной женщиной. Она в погоне за убегающей молодостью и красотой, кажется, у пластического хирурга бывает чаще, чем дома, и чего только не заменила у себя на керамику, золото, силикон и пластик! Судя по её речам, у неё уже и мозги силиконовые. Ну не верю я, что привлекает она тебя физически, когда вокруг твои сверстники тискают молоденьких девчонок. Ты продолжаешь таскаться по проституткам, а твоя теперь законная жена удерживает тебя деньгами, как в своё время держал её ими первый муж. Имеете вы то, что заслужили. Главное, что детей не заслужили!
Она последовала за подошедшим официантом и присела за стол поднявшегося ей навстречу мужчине азиатской внешности. Он первым делом сказал:
– Не знал, что у Глеба есть дочь.
– Я падчерица, но он меня официально удочерил.
– Так ваша мама Янина?
– Я догадалась! Ваша фамилия Ян, вы были в том круизе! Вы помогли отправить папу в Москву!
Ну, разобрались. Именно потому он решил встретиться с претенденткой, что увидел знакомую фамилию. Да и отчество достаточно редкое. Смеясь, признался, что тогда увлёкся её симпатичной и незаурядной мамой, и только то, что она была дамой сердца его хорошего знакомого, уберегло Машу от его китайской фамилии. Поговорили о будущей Машиной профессии, она поделилась, что только на первом курсе, но уже определилась со специализацией. Подрабатывает в юридическом отделе завода, конечно, на мелкой технической должности, но вникает в дела. У завода есть смутные перспективы выхода на международный рынок. Хотелось бы на каникулах познакомиться с работой совместного предприятия, изучить юридические казусы, корпоративные споры и противоречия, возникающие из-за разницы в законодательствах.
Тут мама позвонила. Арсений кивнул, мол, ответь, Маша приняла видеозвонок и увидела братишку, который плаксиво стал жаловаться ей, что его спать заставляют. Арсений обошёл столик, глянул на экран и шепнул: «Вылитый Глеб». Появилась рядом с темноволосым малышом знакомая головка с пышными небрежно заколотыми крабиком пшеничными кудрями и удивлённо воскликнула: «Сеня!» Ребёнка укачали, взрослые поболтали.
Вечером в гостинице Маша сказала лишь, что побывала у тёти Тани, отвезла закрутки из погреба и заручилась поддержкой её знакомой в российско-китайской компании. Что побывала на приёме у содиректора фирмы, он оказался знакомым родителей, поэтому обещал всяческое содействие в прохождении практики. Всё. Она сразу решила, что о встрече с биопапой никому рассказывать не будет, прежде пусть мама решает, что кому знать нужно.
А Светлодаровы радостно поделились, что вокальные данные Жени оценены как перспективные, но есть некоторые проблемы со связками, поэтому в ближайший год форсировать голос не следует. Даны рекомендации по лечению и упражнениям на дыхание, а поступление на вокал порекомендовали отложить ещё на пару лет. И Женя решил юридический не бросать.
– Не ожидала от тебя такого благоразумия, – удивилась Маша.
– Моя певческая карьера по воде вилами писана, а на в университете я уже первый курс заканчиваю. Поучусь, пригляжусь, может, ничего менять в жизни не буду.
На следующий день Глеб встречал родных в аэропорту. Вечером, потискав братика и спев ему колыбельную, Маша рассказывала родителям о встрече с биородителем и его «искусственной женщиной».
– Уродская жизнь! Два юных прагматика решили «не плодить нищету», а приобрести капитал, продав себя. Девушка вышла замуж за старика, юноша взял отступного в виде хорошей должности, но в провинции, чтобы старцу глаза не мозолил и рога не наставлял. И взяла с него клятву любимая, что не свяжет он себя никакими формальными обязательствами, чтобы в любой момент, как только она овдовеет, они могли соединиться, и никакие его жёны и дети из прошлой жизни не нарушили бы их покоя. И таскался юноша по б…, пока не подустал. И приглядел он себе юную романтичную девочку из неполной семьи, где не было отца, который мог бы ему рожу начистить за его прогрессивные взгляды на семью. И навешал он ей лапши на уши. И стал он жить-поживать и добра наживать. Домашняя еда, в квартире порядок, секс по первому требованию. Но документально чист от обязательств. Ещё наверняка продолжал по б… шалаться, привычка – вторая натура. Ну, случилась дочь, не уследил за одним сперматозоидом, так ведь не записана она на него! Когда парализовало старика, кинулся он в столицу в ожидании воссоединения не юных уже сердец с вожделенным наследством. Но ожил противный старикашка, а через несколько месяцев засёк любовников и потребовал выполнения обязательств. Ясное дело, не пожамканное тело жены богатей оберегал, а привычную сиделку и своё почтенное имя. Вернулся любовник к эрзац-семье, а там его уже не ждут. Ну, отомстил он незаконной жене за это, очередное лечение дочери не оплатил. Так и продолжал мотаться по дамам не слишком высокой социальной ответственности, пока не прибрал господь законного мужа. И вот они вместе, он, она и капитал. Вы бы его жену видели! Помните, мы зимой на премьеру «Фауста» ходили, когда дедчим партию Валентина исполнял? Там Мефистофель поёт: «Эта старая красотка даже чёрту не находка». Точная её характеристика! Сиськи торчком, губы уточкой, ресницы опахалами, брови татуированные, волосы наращённые. Талия рюмочкой, я думаю, ей пару рёбер удалили, чтобы такой красоты добиться. Мимика отсутствует напрочь! Кожа на лице натянута так, что рот кривится. На шее колье, но оно не скрывает морщинистой кожи. Наша бабушка старше этого Диля на десять лет, мадам эта, наверное, где-то между ними по возрасту, но, ей-богу, рядом с ней бабушка как майская роза против сухоцвета… нет, пожалуй, против пластмассовой розочки, которую на кладбище в землю втыкают!
– Ну, Петя всегда стоял за борьбу с природой, – скривилась Яня. – Вспомни, как ему не нравились мои кудри, и я каждое утро вытягивала волосы утюжком. Ты молодец, что не рассказала нашим об этой истории. И в дальнейшем об этом мы будем молчать, потому что мама съест себя виной, что не защитила меня, что не разглядела его подлой натуры.
– Да, бабуля такая, – согласилась Маша. – Но что же, Диль в шоколаде? Никакой мести?
Глеб обнял жену и дочь:
– Тебе мама ещё тогда сказала, что месть – это стать счастливой без него. Дочь, ты счастлива?
– Я – да. Но маме он молодость испоганил!
– Ох, Машенька, молодость скоротечна, потому что всегда вокруг погань ходит, чтобы её растоптать. Я тут как-то перебирала прошлое… знаешь, в кого бы я влюбилась, если бы Петя меня в оборот не взял? Да конечно в институтскую звезду Платона Андриевского! А с ним бы история была не менее гнусная, но короткая. Были прецеденты. Он и по сию пору скандальными выходками с бабами известен. Была ли я несчастна с Петей? Нет! Счастье – это не обстоятельства, а ощущение. Не поняла? Ну вот, к примеру, домик малюсенький, дети мал мала меньше, мужик на инвалидной коляске и жена его прибегает с работы и обнимает его со словами: «Счастье ты моё!», ты глядишь ей в глаза и понимаешь, что не врёт. А в соседний дом юная красотка вышла замуж за нормального мужика, постарше, конечно, но уже состоявшегося. Не под нажимом вышла, а по склонности. Всё у них есть, дом, дерево, дети. А у неё чувство: мало! В доме мало этажей, дерево слабо плодоносит, дети не слушаются, муж не Аполлон, денег только на спокойную жизнь хватает, а хочется, чтобы приплыл под алыми парусами капитан Грей и увёз на Мальдивы навсегда, чтобы вилла крышей в облака упиралась, с деревьев финики в рот падали, дети ходили строем и не трепали нервы. И просыпается она с утра такая несчастная и ноет, и ругается. И так много лет. А потом вдруг муж разорился и спился, дом развалился, дерево засохло, а дети выпорхнули из родительского разорённого гнезда и забыли тех, кто их высиживал. И стоит она на пепелище и вдруг понимает: «У меня ведь было всё для счастья!» А счастливой она не была никогда, потому что не чувствовала этого счастья. Мало ли по какой причине люди в пары объединяются, может, и по страстной любви, только любовь может исчезнуть, не на третий день после свадьбы, так на третий год. А если не по любви? Женятся и выходят замуж за богатство, за карьеру, ради домашнего уюта, по залёту, да просто потому что часики тикают. Но редко честно в этом признаются, клянясь во взаимной любви. Так что у них обман с самого начала совместной жизни, и это скорее правило, чем исключение, все ведь, пока ухаживают, пыжатся, стараются показать себя лучше, чем есть. Вот и у меня так. Я любила, верила, что он любит… ну, грязи я не замечала, а жили мы всё-таки спокойно, в достатке, я занималась любимой работой, из мамы с бабушкой деньги не тянула, даже наоборот, коммуналку платила за квартиру, в которой мы были с тобой прописаны. В те годы, если бы им пришлось тянуть мою учёбу, жили бы мы впроголодь. Штампа в паспорте не было, чтобы на алименты подать? А то мы не знаем, как отцы от расходов на детей уклоняются. Мы перебились без нервотрёпки и унижений! А самое главное – у меня появилась ты. Это ли не счастье? А у Пети этого счастья нет.
– Ладно, месть отменяется!
После возвращения дочери из Москвы в Яниной душе невольно всколыхнулось прошлое. И почему-то не столько о любви и о семье думалось, сколько о людях, с которыми жизнь сталкивала. Почему в юности влюблялась в самых подлых, почему она на работе старалась помогать всем и искренне считала, что коллеги её всегда поддержат? Вроде бы, никого старалась не обижать… или нет, есть у неё вина. С этими людьми она плохо рассталась почти пять лет назад. Сказала, что простить не может, но, если всё обойдётся, обещала простить и сама прощения попросить. А ведь обошлось, хоть и не сразу! И она впервые за эти годы отыскала в телефоне контакт «Клавдия Михайловна».
– Ой, Янечка!
– Клавдия Михайловна, я так и не попросила у вас прощения…
Старуха, всхлипывая, ответила, что они с Колей чувствовали свою вину перед ней, и она все эти годы давит на них. Что узнавала о её жизни от общих знакомых, однажды даже поехала на Северный, но в их квартире к тому времени поселились уже другие люди. В результате договорились, что Яня с семьёй приедет к ним в гости в ближайший выходной на шашлыки.
Яня очень волновалась, как будет объясняться с этими людьми, которые в своё время приняли её на работу и с которыми она восемь лет она не только трудилась бок о бок, но и вместе досуг проводили, помогали друг другу, делилась радостями и бедами, и которые с ней так резко рассталась. Но разговор и не потребовался. Всё внимание перетянул на себя их Вася. Он сначала гонялся за хозяйским Васькой, чёрным без малейшего просвета ленивым жирным котом, который почти сразу понял, что от этого гостя лучше держаться подальше, и с недовольной рожей вскарабкался на старую сливу. Вася Ветловский, поканючив под деревом, тоже быстро понял, что его тёзка дружить отказывается, и переключил внимание на хозяина дома. Он деду Коле всячески «помогал» с шашлыками, да так, что тому приходилось больше спасать от огня гостя, чем мясо на шампурах. Но результат всё равно получился отменным.
Маленькой Маша часто бывала на работе вместе с мамой, поэтому встретилась со стариками почти как с родными. Хозяева дома приглядывались к Глебу, а потом старый босс шепнул Яне, что наконец-то у неё настоящий мужик, а не какой-то Петя-пыжик. За шашлыками коллеги вспоминали разные случаи из их «Студии детства».
– Так вот откуда её профессиональный зуд, – искренне смеясь и досадуя, пожаловался Глеб. – Сейчас с соседкой Майей они готовят грандиозный юбилей Гаранина, перезваниваются, пересмеиваются. Мало того, заявила о скором выходе на работу. Ведь договаривались, что будет она только театральный кружок во Дворце культуры вести, когда Васеньку в садик определят, но уже Антон начал ей названивать, зазывает в театр со следующего сезона. Ещё и Театр комедии новый открывается, Алексеич туда перешёл и тоже её приглашает. Семья Янечку теряет.
– О, по поводу юбилея я бы соседей честно предупредила, что это чревато, – засмеялась Клавдия Михайловна. – Лично я на своём пятидесятипятилетнем юбилее приняла решение разойтись. И прямо на следующий день мы с первым мужем пошли в загс и подали заявление.
– Это для него было чревато, – подхватил смех её супруг. – А для меня это открыло дорогу к сердцу моей Клавочки. И я понял, на какой креатив способна эта милая девочка Янечка, которая работала у нас, наверное, первый год.
Первый муж Клавдии Михайловны был тяжёлый человек, а с возрастом стал, по мнению коллег его жены, просто невыносимым. В последние годы мелкие придирки перешли в грубые оскорбления. Он постоянно напоминал жене о её возрасте (а была она его старше на пять лет), не стесняясь в выражениях, и называл её в лучшем случае старухой, а то ещё и старой перечницей. Особенно нравилось ему говорить на людях «Да из неё песок сыпется», «За моей старухой удобно по скользкой дорожке ходить» и всё в таком духе. Совсем молодых тогда Янечку и Тонечку это бесило, и решили они его проучить.
Юбилей проходил в кафе «Селянка», где Клавдия Михайловна сняла малый зал. А развлекательную программу готовили, конечно, сотрудники «Студии детства». Свою шкоду девчонки придумали только в день празднования. Выглянула Яня в окно и увидела, что по пешеходной дорожке вокруг рынка медленно едет трактор, с тракторной тележки два рабочих швыряют лопатами песок. Она окликнула Тоню, и они как были, в нарядных платьях и туфлях на шпильке выскочили на улицу и поскакали резвыми козочками за трактором, собирая руками с дорожки песок в пакеты. Яня с хохотом рассказывала:
