В бытность, как это сейчас называют, в гражданском браке с Петей, на самолёте летать Яне приходилось. И за границей бывали, вот, например, в предпоследнее лето их совместной жизни в Барселоне отдыхали. Но в бизнес-классе летать не довелось. А теперь, когда провалилась по уровню дохода на порядок, сподобилась. Ну что ж, поглазела в окошко и заскучала. Увидев, что Яня зевает, Глеб предложил ей разложить кресло и подремать. Кинулась помогать стюардесса, прикрыла пледом. И Яня буквально вырубилась.
Эти пять дней её вымотали до предела. Маме пришлось рассказать почти всё. Яня без купюр поведала ей историю знакомства с Глебом, попытавшись донести до неё, что поездка – просто разновидность ангажемента, что Глеб покупает только её время и умение играть на публику, а на тело не претендует. Увы, мама тоже первым делом вспомнила разговор об олигархе, ущипнувшем за попу, и соблазне отдаться ему за весь мир и пару коньков в придачу. Яня прекрасно понимала её тревогу, представляла себе, каково было бы ей, влипни в такую историю Маша, но поделать ничего не могла. Единственное, что могла ей предложить – познакомиться.
Глеб улетал из Новогорска накануне, Яня должна была прилететь в столицу днём позже. Он заехал буквально на полчаса по дороге в аэропорт. Говорили они минут пятнадцать, Яня в это время усиленно отвлекала дочь, которая рвалась подслушать, о чём говорит с бабушкой гость. Маше, естественно, правды не сказали, горящую путёвку, мол, маме завод предложил за организацию юбилейного концерта, а Глеб – руководитель группы туристов. Потом Яня проводила его до первого этажа, по дороге пытаясь выяснить, о чём говорили и до чего договорились. Глеб отделался какими-то общими фразами, чувствовалось, что разговор ему не понравился. И маме тоже.
Элина, прекрасно знавшая, по какой причине Глеб пригласил Яню в круиз, почему-то изменилась в отношении к ней. Видимо, дело было в её со времён детства дружбе с Лизой. Но разговор с сестрой Глеба кое-что прояснил в глазах Яни на их родственные взаимоотношения и дал несколько фактов, которые можно было использовать против истерик Лизы.
Да ещё в Москве Глеб навязал Яне какую-то тётку, которая представилась Таней и таскала её по магазинам, подбирая гардероб для круиза. Вроде, всё как в женских романах, когда красотка, поймавшая бога за бороду, получает возможность прибарахлиться, но почему-то пищать от восторга не хотелось. Чувствовала она себя не разбогатевшей, а униженной. Возраст, что ли, берёт своё?
Часов пять проспав в относительно удобном кресле самолёта, она почувствовала себя намного лучше. Глеб сидел бледный и усталый, но заулыбался, глядя, как она с аппетитом поглощает обед.
– Лиза вечно калории высчитывает и слабительное пьёт, а ты такая миниатюрная…
– О, это я использую!
– Ты только не дразнись без особой необходимости!
– Поняла, не нападать, а только защищаться!
Смутно представляя себе, как перемещаться по многомиллионному азиатскому городу, она думала, что придётся добираться до океанского порта на высокоскоростном поезде на магнитной подушке, а они сели на такси и поднялись на борт уже через сорок минут. Причём поднялись в буквальном смысле. На лифте.
Только теперь Яня спросила, где же остальные его компаньоны. Точно Глеб не знал, но предполагал, что большинство уже на борту, отплытие через три часа. Полевой улетел в Шанхай дня три назад. Понятно, значит, его спутница тоже уже здесь.
Увиделись они после отплытия за ужином, оказавшись за шестиместным овальным столом, и компания сложилась прикольная: Ветловский со спутницей, Полевой с женой Ветловского, молодой мужчина, по внешности явный полукровка, представившийся как Арсений Ян, и женщина, выглядевшая очень импозантно, но заметно старше всех остальных. Позже ей представили две супружеские пары, которые занимали столик в другом ресторане, который ориентировался на местную кухню. Очевидно, что пять мужчин и эта старшая дама были объединены деловыми интересами, а две жены, чужая жена и Яня в роли любовницы, были сопровождением, причём весь негатив этой компании выливался почему-то на Яню, хотя Лиза находилась в более пикантном положении.
Ещё от входа, поймав недоброжелательные взгляды обеих дам, Яня решила не внимать просьбе Глеба и напасть первой. Они поздоровались, Глеб представил её просто по имени, представил старшую даму, тут Яня перебила его, поняв, что он в затруднении:
– С Лизой мы встречались, не так ли?
– Что-то не припомню, – через губу произнесла она.
– Ну как же, даже дважды, и оба раза во Дворце культуры приборостроителей. Во второй раз встреча была особо запомнившейся, Лиза солировала. У нас там дивная акустика, не правда ли?
Лиза метнула взгляд на Полевого и промолчала. Полевой в ответ на представление только слегка кивнул, а Арсений, желая разрядить обстановку, посмеялся насчёт созвучия его фамилии и её имени. Она в ответ сказала, что было бы прикольно, если бы звали его Степан, потому что фамилия её Степанова. Он ей ответил, что его фамилия одна из самых распространённых в Китае, она – что её такая же в России. Таким образом они двое этими пустыми фразами разбавляли тишину, царившую за столом.
Когда вся их компания встретилась в атриуме, Яня поняла, кому Лиза писала сообщение за ужином: одна из присоединившихся оказалась той, что присутствовала на скандале после юбилейного концерта. И, когда при представлении та сделала рожу кирпичом, Яня радостно воскликнула:
– О, я вас помню! Вы сопровождали Лизу в её последнем посещении малой родины!
Лиза фыркнула, что её малая родина – Москва, а Яня в ответ сообщила, что только на днях Элина ностальгически вспоминала детские годы, когда их с братом вывозили к двоюродной бабушке в село Ярцево Новогорской области, где Глеба ждала его черноглазая деревенская подружка Лиза. Потом шаловливо прикрыла рот ладонью:
– Ой, молчу! У новых москвичей ведь принято скрывать деревенские корни!
Деловые люди присели в баре и повели разговор, три дамы сплотились, готовясь нанести поражение Яне, оставшейся в одиночестве, а она взяла путеводитель по судну и решила поснимать интерьеры для Маши. Почему-то к ней присоединился Арсений, который просил звать его просто Сеня. В общем, вечер получился познавательным и даже приятным. Заминка возникла только при распределении спальных мест. После бизнес-класса в самолёте Яня ожидала, что каюта будет многокомнатная и позолоченная. А ничего подобного, просторная и с лоджией, но всего лишь одно помещение, большая двуспальная кровать с телевизором напротив, а у входа стол с диваном и креслами и туалетный столик в углу. Эти зоны, условно говоря отдыха и приёма, были разделены лёгкой раздвижной перегородкой. Яня вытянулась на узеньком диванчике, оценив жёсткость, скатилась с него и сказала:
– Нет уж, нет уж, поделим по-братски вон тот сексодром! Обещаю, что приставать не буду!
И безмятежно удрыхлась на краешке двухметровой кровати.
Назавтра Глеб, в поездке выглядевший с первого дня болезненным, вроде бы, стал бодрее. После завтрака он опять уединился с деловыми партнёрами, а Яня устроилась на палубе на лежаке и, закутавшись в плед, бездумно глядела на воду. Когда же неподалёку устроились всё те же три дамы, просто воткнула наушники, отгородившись от их голосов любимой музыкой. И, наверное, задремала, потому что кто-то потрепал её по плечу. А это Глеб с партнёрами, мужчины решили прервать работу и слегка отдохнуть. Метнув взгляд на шумную компанию, начавшую располагаться на ближайших лежаках, Яня предложила Глебу пройтись. Он охотно согласился, пожаловавшись, что насиделся так, что пятая точка онемела, а спину скрючило. И они прошлись вдоль лееров, неспешно удаляясь от недоброжелательной компании, Яня ещё кокетливо уцепилась за его локоть, демонстративно прижавшись.
За обедом вдруг позвонила Маша. Сообразив, что дома около восьми утра, Яня испугалась, не случилось ли чего, и, извинившись, вышла ответить. Оказалось, что она просто похвасталась одноклассницам, что мама путешествует, продемонстрировала им вчерашнюю видеозапись и попросила показать, где она сейчас находится. Яня засмеялась и включила камеру, показав панораму обеденного зала, а потом направила в окно на палубу и на морскую гладь. С облегчением вспомнив, что кредиты закрыты, пообещала, что непременно она возьмёт её с собой в круиз, не обязательно так далеко, но речной они могут себе позволить: «Солнышко, следующий раз только с тобой!»
Вернулась к столу с улыбкой.
– Ты с кем это ворковала, – притворно нахмурился Глеб.
– С Машенькой, – продолжая улыбаться, ответила она.
– У вас дочь? – оживилась пожилая дама. – И сколько ей?
– Скоро четырнадцать.
– Сколько-сколько? – удивилась она. – А вам тогда сколько?
– Скоро тридцать три.
– Вы выглядите значительно моложе.
– Как говорила моя бабушка, маленькая собачка до старости щенок.
Обстановка за столом изменилась. Дама вдруг оставила свою чопорность и заговорила о воспитании. Она спрашивала о трудностях во взаимоотношениях с подростком, и Яня подтвердила, что поведение в этом возрасте неровное, и сложности есть. Но есть с обеих сторон желание добиться взаимопонимания, всё преодолимо, и мама её педагог и очень помогает им обеим. Дама даже попросила показать фотографии. Листая их, посмеялась, что бабушка и внучка похожи хотя бы фигурами, а Яню словно впопыхах прихватили с полки того магазина, где детей продают, не озаботившись о том, что надо бы подобрать по цвету и размеру.
Сама дама похвасталась двумя дочерями, которые теперь уже взрослые, но несколько лет назад она с ними прошла сложности подросткового возраста, поэтому и задала такие вопросы. И поинтересовалась, Яня осознанно остановилась на одном ребёнке или подумывает о втором? Яня невольно метнула взгляд в сторону Глеба, что всеми было замечено, но не стала устраивать шоу ещё и из этого, ей показалось, что собеседница общается искренне, и лаконично ответила, что давно в разводе.
Во второй половине дня Яня поплескалась в аквапарке в одиночку, поскольку Глеб снова был занят, а с прочими знакомыми общаться не было желания. Но позже компания вновь объединилась, выбирая, какое вечернее развлечение посетить, и они заглянули в так называемый «Штраусовский зал», концертное помещение с едко-синими рядами кресел, амфитеатром спускавшимися к сцене. На стеклянной двери висел плакат с репертуаром оркестра, который репетировал тут же. Несколько человек сидели в креслах, то ли отдыхая, то ли наблюдая эту репетицию. Арсений ткнул пальцем в строку и сказал, что не помнит этого вальса, и Яня предложила ему оживить в памяти старый американский фильм «Большой вальс», где мелодия сложилась из птичьих трелей, стука экипажа, рожка почтовой кареты, свирели пастуха и так далее. Тем временем их компания скрылась за поворотом. И Яня, которая с этим молодым человеком общалась запросто, постукивая и посвистывая, напомнила эту мелодию, а потом под настроение запустила несколько рулад. Отозвалась скрипка из оркестра, а потом один мужчина бегом поднялся по проходу и предложил ей руку. Арсений, смеясь, перевёл, что вокальная группа просит с ними немного порепетировать, пока оркестр отдыхает. И они минут пятнадцать порепетировали. Конечно, Яня не дотягивала, пару раз даже петуха пустила. Потом, видя, что публики прибыло, а оркестранты занимают свои места, она показала жестом, что пора уходить. Ей сунули в руки ноты, а добровольный переводчик сообщил, что вокалисты просят задержаться и исполнить мелодию «Сказок Венского леса» до конца, и исполнили-таки на четыре голоса, только её партию в соответствии с вокальными возможностями в ходе репетиции несколько упростили. Публика зааплодировала, оркестр подхватил мелодию, Яня засмеялась и побежала вверх к выходу, где взяла догнавшего её Арсения под руку и скрылась за дверью.
– Вы полны сюрпризов, – сказал восхищённо он.
– Это жизнь полна сюрпризов, – поправила его она.
А для себя отметила, что в последнее время жизнь упорно выталкивает её на сцену, а может, она сама подставляется, чтобы жизнь её туда пнула? Правду сказал Гицкий, кто вышел на сцену, отравлен ею навсегда. Могла ведь не выпендриваться и пройти мимо, могла посвистеть для Арсения, но отказаться спускаться к оркестру, но ведь полезла со своим скромным вокалом к профессионалам. Но надо отдать должное, эти профессионалы были очень доброжелательными.
Тут дверь концертного зала снова раскрылась, пропуская их большую компанию, которые, оказывается, вернулись за ними и слышали эти экзерсисы.
– Вы музыкантша? – спросила пожилая дама, имени которой Яня не запомнила, а переспрашивать было неудобно, да в общем-то и незачем.
– Нет, я работаю художественным руководителем во Дворце культуры и веду театральный кружок.
– Но по образованию вы музыкант?
– Театральное отделение института искусств. На первом курсе занималась параллельно на музыкальном, но потом бросила.
– Не потянула? – прервал вдруг вечное своё молчание Полевой.
– Да нет, забеременела.
– Янечка чудесно поёт романсы, – решил похвалиться Глеб.
– Для тебя? – криво ухмыльнулась Лиза.
– Для меня не пела ни разу. А вот со сцены… ты же была тогда на концерте!
– Мы даже не заходили в зал на вашу самодеятельность.
– Ну и зря. Там этот пел… как этого сериального кумира всех баб зовут, Янь?
– Платон Андриевский.
К тому времени они уже вышли на палубу; та из дам, что не была в Новогорске, спросила, что там об Андриевском? Глеб с удовольствием поделился, что на юбилее завода, на котором работает его зять, этот Андриевский пел в качестве приглашённой звезды, первый романс исполнил вместе с Яниной. Поглядел на их кривые ухмылки и сказал, что телевидение этот концерт записывало, и при желании ролик можно разыскать. Арсений потыкал пальцем в телефон, и прибавил звук: «… Степанова! Я имел счастье…»
– Мой любимый артист, – вздохнула пожилая дама. – Янина у нас, оказывается, звезда.
– Скорее, планета, которой довелось вокруг звезды повращаться, – отшутилась она.
Когда она вечером шла на ужин, от одного из ближайших столов раздались аплодисменты. Яна покачала головой и ускорила шаг. К счастью, больше свидетелей её выступления не было, и больше никто не захлопал.
– А всего-то немного пошалила в концертном зале, – улыбнулась она Глебу.
Вечером сходили на цирковое представление и традиционно прошлись по палубе. Потом посидели на шезлонгах, вдыхая морской воздух. Арсений на этот раз не любезничал, а включил планшет, воткнул наушники и улыбался. Когда решили расходиться, поделился:
– Знаете, что я сейчас смотрел? Спектакль, где вы играли дочь разбойницы. Вы и вправду звезда!
Пожилая дама попросила ссылку, а прочие сделали вид, что не слышали.
Опять рано легли спать. Это была последняя спокойная ночь. Наутро прибыли в Кобе. Яня отправилась на экскурсию, счастливо разминувшись со своими соотечественницами, а вечером Глеб сказал, что у него резко упало зрение.
Вспомнив, что замечала, что при ходьбе его иногда заносит, Яня с трудом сдержала слёзы и спросила:
– Ты ведь знаешь, что у тебя? Томографию делал?
– Полгода назад.
– Может, внезапно, но вовсе не неожиданно у тебя зрение пропало, да?
Выпытала, что прошёл обследование он полгода назад, о результатах знала только Лиза. Позвонила Элине и была поражена её беспомощностью. Если в случае с Вадимом она показала собранность и деловитость, то на этот раз Яня не добилась от неё даже внятного ответа, как выбраться домой раньше. Элина сказала, что посоветуется с отцом, а вылетать раньше не нужно, несколько дней ничего не решат. Уже ни на что не надеясь, Яня позвонила Тане, той женщине, которая таскала её по столичным магазинам. И неожиданно встретила понимание и поддержку. Она только попросила для страховки прислать СМС с телефона Глеба и якобы от его имени, чтобы это выглядело как исполнение его приказа. Сказала, что в Москве организует всё, а Япония – зона Яниной ответственности. И буквально через полчаса на телефон поступили билеты вылетом из Киото на следующий день.
Пришлось обратиться к Арсению. Он привёл с собой судового врача, тот постукал молоточком, посветил в глаза и кивнул. Арсений, понимая, что на дальнейшие переговоры и, тем более, подписание документов Глеб не способен, обещал помочь доставить его к самолёту. Ещё Яня попросила сколько возможно скрывать от Лизы их отъезд. На изумлённый взгляд пояснила:
– Она имеет большое влияние на его родственников. И полгода пребывает в ожидании статуса богатой вдовы.
Арсений ничего не обещал, но и не отказал. Утром два крепких стюарда усадили Глеба на коляску и доставили на пирс, куда такси было подано почти к трапу. Яня мрачно следила за состоянием Глеба, который нанял её на роль эскортницы, а получил сиделку. Она практически не обращала внимания на город за окном, в который ещё вчера собиралась на экскурсию, и где ей больше уже никогда не побывать.
Почти полсуток в полёте – и вот столица. В рукав Глеб вышел сам, только слегка опираясь на Яню. А получив чемоданы, Яня усадила его на багажную тележку и вывезла к реанимобилю, с которым их встречала Таня.
Вот уж кто развил бурную деятельность, которую следовало бы ожидать от родных! Таня сказала, что в институте их ждут, она проплатила палату и обследование, за операцию заплатить придётся, если таковую назначат, значительно больше. На возражения Глеба отвечала жёстко. На удивление, Глеб, побоявшийся «стать дураком» и отказавшийся полгода назад от операции, теперь возражал как-то вяло. Не то чувствовал себя слишком плохо, не то жить захотелось.
До вечера две самоотверженные женщины катали Глеба по анализам и обследованиям. Вечером Таня предложила переночевать у неё, но Яня отказалась:
– У меня чёткое ощущение того, что, если Глеб останется один, он вернётся к прежним мыслям и сбежит.
Спала она в ту ночь урывками, то сидя на стуле и привалившись к его подушке, то на полу. К счастью, Глеб был под уколом и не просыпался. А утром состоялся консилиум, результаты которого ей, не являющейся членом семьи пациента, сообщить отказались.
– Тогда говорите ему, но при мне, – сердито сказала она. – Если операция, то платить буду я, он, как видите, даже распорядиться своими средствами не может.
А выслушав, спросила, как скоро можно его прооперировать. Оказалось, что вследствие сезонных заболеваний некоторые плановые операции отменены, образовываются «окна» у некоторых бригад.
– Значит, сегодня.
Глеб пытался протестовать, но Яня прикрикнула, что хватит прятать голову в песок.
И с полудня она сидела в холле, ожидая завершения операции. Примчалась Таня, устроилась рядом с ней. Сказывалась беспокойная ночь, Яня то задрёмывала, то вздрагивала, вспоминая, что происходит. За эти часы, проведённые в ожидании, женщины много что друг другу о себе рассказывали. Когда Таня узнала историю её знакомства с Глебом, она удивилась:
– А я думала…
– …что любовница, – засмеялась Яня. – Ну да, это мы изображали. На самом деле я эскортница без предоставления интимуслуг. С последним у меня как-то после Пети не задаётся. С мужиками я хорошо дружу, а если проявляются поползновения, то меня это резко отвращает.
Наконец-то вышел врач. Посмотрел на них и сказал:
– Эх, девчонки, и что такие красотки запали на этого… даже не знаю, как сказать. Женатый, болезнь запустил, то есть трусоват и неумен, а вы с ним! Ладно, скажу вкратце. Операция прошла успешно, до завтра он в реанимации. Так что идите с богом, туда посетителей не пускают, может, завтра к вечеру в палату переведут. Результаты биопсии… не знаю, от двух дней до недели. Короче, будьте здоровы!
Таня отвезла её в свою однушку на окраине, чтобы отдохнуть. Вот вроде так спать и есть хотела, ночь на полу, день на одном кофе, а душ приняла, за стол села – и ни рот не открывается, ни глаза не закрываются. Таня поглядела на неё, махнула рукой и достала бутылку. Они пили вино, закусывали чем придётся и говорили… да нет, не о мужиках, а исключительно о работе, Таня о зарубежных инвестициях, Яня о детской самодеятельности. Потом пели дурными голосами «Хас-Булат удалой». В какой-то момент Яня обнаружила на столе уже две пустых бутылки. Она заплетающимся языком заявила:
– Завтра уберём, – рухнула на гостевой диван и простонала. – Господи, как я ненавижу Москву! Больницы, больницы, ничего я здесь не вижу кроме больниц!
Наутро голова настолько болела, что даже глазами двигать больно. Выползла всё-таки в тесную прихожую и спросила Таню, которая уже обувалась, спеша на работу:
– Как ты вообще шевелиться можешь?
– Да нормально. А ты что, каждый раз так от похмелья мучаешься?
– У меня его никогда не было. Бокал вина за вечер – это мой максимум.
– Что, и в студенческие годы?!
– До восемнадцати лет я жила с мамой и бабушкой, низзя! Потом с Петей – опять низзя! А потом с дочерью – теперь пожизненно низзя. Это я тут с тобой оказалась в роли продажной женщины с очищенной картой клиента. И мне это совсем не нравится.
– Да, Ветловские могут на нас всех собак навешать. Но Глеб жив, я уже позвонила его лечащему врачу. Сегодня его в палату не переведут, так что сиди дома, пей чай, ешь, что на кухне найдёшь, спи сколько влезет, на кухне аптечка, можешь что-нибудь обезболивающее принять, постепенно возвращаясь на путь добродетели. А завтра с утра снова оказывать эскортные услуги.
Следующий день, проведённый в больнице, Яню успокоил. Первыми словами Глеба были:
– Яня, мне сегодня жить хочется. Я почти не вижу, но у меня ничего не болит.
Поступил звонок на телефон Глеба.
– Элине ответишь?
– Поставь на громкую.
И он ответил ей, что после операции чувствует себя значительно лучше. Какой операции? Опухоль ему удалили в затылочной части мозга. В Москве. А чего ждать? Почувствовал себя плохо и улетел. Какая заграница, он с трудом до Москвы дотянул!
Признаться, Яня ожидала, что через пару часов сюда отец Глеба примчится. Но он появился только назавтра вместе с прилетевшей Элиной. И вместе с ними Лиза! Яня от неожиданности даже растерялась. А потом подумала, что тысячу раз прав его палатный врач, назвав Глеба трусом и неумным. Она наклонилась к нему и шепнула:
– Если ты не разглядел, то вместе с ними Лиза. Разбирайся сам, я свои обязательства перед тобой исполнила, – а отцу Глеба протянула карту и сказала. – Вот, на листочке записаны даты и суммы перечислений. Последняя четыре дня назад. Передаю вам как ближайшему родственнику Глеба. Не жене же его отдавать, она теперь с Полевым живёт, вы, наверное, этого не знаете, иначе бы сюда не притащили. Мне пора, у меня самолёт.
По правде, до самолёта было ещё о-го-го сколько, на завтра у неё билет. Но видеть этих людей она больше не желала. Как Глеб говорил, у них принято демонстрировать приверженность семейным ценностям? Что это за ценности такие, когда гулящую жену, да ещё хамку, несущую на люди интимные подробности, продолжают привечать? Это ещё не говоря о том, она что поддержала мужа в отказе от операции! Яня была твёрдо уверена: несмотря на психическую нестабильность, Лиза очень прагматично рассчитывала на то, что от вдовства в материальном плане она выиграет больше, чем от развода.
Сидя в больничном буфете, она решилась на то, о чем думала со дня знакомства с Гицким: зашла в интернет и нашла страничку жены Савельева. Представилась, написала, что проездом в Москве и мечтает увидеть мэтра или хотя бы поговорить с ним по телефону. Звонок последовал почти сразу, она ещё даже кофе не допила. Дама прощебетала, что очень рада, что о Янине они буквально на днях вспоминали, что будут рады пообщаться за домашним обедом. И сбросила адрес.
Против ожидания, Савельев оказался не таким уж немощным. Гицкий утверждал, что память его ослабла и речь невнятна, но это было не совсем так. Да, лицо стало ассиметричным, но это могло быть и не от инсульта, а просто от возраста. А речь вполне разумна, хоть и несколько замедлена. И он припомнил массу мелких деталей их работы, о которых даже Яня забыла. В общем, время до обеда было проведено не без приятности.
К обеду подошли ещё несколько гостей. Похоже, хозяйка дома усиленно зазывала знакомых в дом, чтобы Савельев не чувствовал себя забытым. Некоторая неловкость возникла при знакомстве. Её представили как актрису провинциального театра, и Яне пришлось поправить хозяйку, что она давно уже рассталась с профессией. В результате прочих гостей ей так и не представили. Возмутился мэтр: как так? Она подавала такие надежды! Почему ушла? Неужели из-за того, что после столь яркого дебюта она ожидала главных ролей во всём репертуаре театра? И сколько же она продержалась? Услышав, что актёрского стажа в её трудовой книжке всего одиннадцать месяцев, он впал в ступор. Тут вмешалась одна гостья, как предположила Яня, театральная критикесса. А может, просто из околотеатральной тусовки. Она спросила, кому Савельев сдал театр, и услышав, что Маевскому, спросила, не тому ли, что потом перебрался севернее столицы, а теперь и вовсе подвизается где-то за Уралом? И, ухмыльнувшись, сообщила, что о подвигах его наслышалась, на него неоднократно актрисы жаловались. Но как же роль Джульетты, сделал большие глаза мэтр. А после прихода нового художественного руководителя эту роль Яня сыграла ещё два раза, потом её сменили другие актрисы. Надо было подождать, возмущался старик, в конце концов или сменил бы гнев на милость главреж, или сам сменился бы, как и получилось в дальнейшем. Яня всё-таки съехала с темы, сославшись на обстоятельства личного свойства, и далее речь за столом крутилась вокруг столичных премьер.
Провожая её на выход, хозяйка шёпотом поблагодарила её за то, что она не вывалила на больного старика свои беды: «Он сам глубоко порядочный человек и искренне не понимает, насколько женщине тяжелее в этом мире».
Вечером она от Тани узнала новость о том, что Глеб с сегодняшнего дня в разводе. Как так? А вот так, Ветловский-папа узнал о вояже невестки с Полевым, за один день его юристы подготовили соглашение по разводу и разделу имущества, а поскольку сынок работал в бизнесе папы, оказалось, что он практически ничем не владел: бизнес папин, квартира добрачная, счёт здорово похудел после лечения супруга.
– Не может быть, там прилично оставалось!
– Прилично для тебя и для меня, для Ветловских это копейки. Кроме того, сегодняшним числом прошёл платёж в Германию на дальнейшее лечение.
– Господи, какой экономный папа! И как тяжело быть мажором! Сестра сводит, отец разводит, наёмные работники (чтоб ты понимала, я нас с тобой имею в виду) решение о лечении принимают. Правду его врач сказал, слабак!
Ещё Тане, которая отвозила её в аэропорт, Яня сказала на прощание:
– Выдержи хотя бы три дня, не езди к нему. Если не позовёт, значит, он тебя недостоин, безвольный и глупый.
– Постараюсь…
– Ты не постарайся, а сделай! Ну нельзя же так растворяться в мужике! Как ты меня обряжала для поездки, думая, что я его любовница – это же днище! Он почти ослеп, его жена на нём топчется, неизвестно, будет ли он жить, а ты продолжаешь служить ему как божеству!
– Янина, я люблю его с третьего курса…
– «На заре юных лет ты погубишь её…» Дурдом! О, господи, кажется, жизнь решила меня сегодня добить!
– Что такое?
– Петя регистрируется на мой рейс.
К багажной карусели в родном Новогорском аэропорту Яня подошла на пределе терпения. Её соседи по салону, два командированных инженера, неотступно следовали за ней, ручку чемодана почти вырвали из рук, стоило ей спустить его с ленты. Но едва она вышла в зал, как на неё налетел вихрь по имени Женя:
– Янина Ксавериевна, ура! Машка говорила, вы по океану путешествовали, правда? Фотки покажете? Мы бабу Наташу провожали, а тут вы! Я говорю папе, а он говорит, не она!
Тут и Вадим подошёл. Пока обменялись приветствиями, выясняли, что Светлодаровы проводили соседку на Адлерский рейс, чемодан растворился в толпе. Пришлось, прежде чем пойти на платную стоянку к их автомобилю, пройтись к месту посадки на такси и отыскивать навязчивых соседей в очереди.
– Мама приглашает на ужин, – коротко переговорив по телефону, объявила Яня. – Вадим, не мотай головой, она давно говорит, что Женю уже практически усыновила, а его папу видела только из партера!
Полной неожиданностью для всех стала реакция Вадима на Татьяну Ксавериевну. Едва он зашёл в комнату Яни и Маши, где по случаю большого количества ужинающих пришлось накрыть стол, как у него вырвалось:
– Таня Степанова!
– Мы знакомы? – удивилась она.
– Я до девятого класса учился в шестнадцатой школе. А Мария Ксавериевна была моим классным руководителем.
Дальше бойцы вспоминали минувшие дни, а члены их семей с удовольствием слушали школьные впечатления сорокалетней давности. Татьяна Вкаверьевна Вадима, впрочем, так и не признала, что неудивительно, он учился на класс младше, а в детстве это дистанция огромного размера.
Деликатный Вадим через полтора часа стал прощаться, понимая, что Степановы не виделись две недели, и им хочется пообщаться без чужих.
Степановы пересматривали фото и видео, перекинув их на большой экран, и Яня рассказывала подробно о том, что происходило в этой поездке изо дня в день.
– Гадство, ни в Киото, и в Токио не побывала, – злилась Маша. – Какой-то там Кобе – и прощай, Япония!
– Этому какому-то почти две тысячи лет, и живёт там больше полутора миллионов человек, – отбивалась Яня. – И вообще, я не путешествовать нанята была, а изображать подругу олигарха. Думаешь, мне самой не досадно? Но всё равно я рада, что смогла человеку помочь. Между прочим, мы теперь жить будем свободнее, по кредитам платить не надо.
– Янечка, честно скажи, а этот человек сердечко твоё не задел? – с опаской спросила мать.
– Вот уж нет, – возмутилась Яня. – У нас знакомство возникло на почве жалости, как можно влюбиться в слабого?
– Дездемона, например, Отелло за муки полюбила.
– Брось ты эти литературные ассоциации! В пьесе слабаки оба. Кстати, о слабаках! Знаете, кого я встретила в самолёте из Москвы? Петю с молодой девицей!
И она рассказала, что мало того, что Петя сидел через проход от неё, ещё и его девица, вся из себя такая, бюст четвёртого размера, губы уточкой, привязалась к ней с просьбой сделать селфи с ней в обнимку, чтобы хвастаться потом перед подружками, что знакома с особой, приближённой к самому Платону Андриевскому! И Яня с удовольствием ухмыльнулась в камеру, представляя себе, как эта дурочка тычет фотографию в нос кому-то из её общих с Петей знакомых.
Яня рано легла спать, вымотанная дорогой, но через пару часов проснулась и вышла на кухню, где мама сидела, проверяя тетради.