Яня взяла под руку Степана и, понимая, что после сказанного для него назад пути тоже нет, спросила:
– Ты на машине сегодня? Довезешь, а то у меня коробка и пакет?
До стоянки шли молча. Какая же она дура, считала, что они тут все друзья. А оправдывалась при гробовом молчании коллег, и эта «Школа для дураков» в устах соломенной вдовы бывшего босса означает, что Оля ей наушничала. Да ещё интимная встреча поздним вечером с пьяным Мишкой на рабочем месте – фу! Но главное, было стыдно перед Степаном, который остался без работы в пятьдесят лет. Он у них на все руки мастер был, и половицы укреплял, и кран-буксы менял, и охранника подменял, и компьютеры чинил. Но по большому счёту в компьютерном деле не самый крупный спец. И куда ему теперь?
Погрузив вещи в багажник, она сказала:
– Давай в «Ультраноут» зайдём!
Он кивнул понуро. От входа она сразу потянула его в кабинет Нины Григорьевны, но она уже спешила им навстречу:
– Как же так, Янина, Степан?
– И откуда вы всё узнаёте?
– Есть у меня агентура…
– Нина Григорьевна, а для Степана место у вас найдётся?
Нина Григорьевна зависла, но выглянувший из-за стойки молодой человек с беджом «Геннадий» сказал:
– Дядя Стёпа, в сервисный отдел пойдёшь? Диагностика, ремонт, заправка картриджей?
– По железу я могу, а что посерьёзней…
– У тебя заведующий есть серьёзней. Только они, паршивцы, все на больничных. Будешь пока делать, что сумеешь. А зарплата… вот смотри, устраивает? Это оклад, а ещё с выработки проценты.
– Ну, это примерно столько же, как на прежней работе.
– Извини, а сегодня не сможешь остаться?
Степан оглянулся на Яню. Она уверила его, что доберётся на автобусе, а вещи можно завезти ей, когда время будет. Здоровенный булыжник с души свалился, что хорошему человеку не метаться в поисках работы по её вине.
Прошлась по торговым рядам, внесла через банкомат платёж по кредиту, померила короткие резиновые сапоги на тёплой подкладке. Так себе опорочки, но лёгкие и тёплые. Это холодный конец сентября вынуждает потратиться. Старые сапоги нещадно протекают, а на приличную обувь она теперь нескоро заработает. Вздохнула и отсчитала деньги.
– Ужин на плите, – сказала мама.
– А мне бабушка айфон купила, – выскочила в прихожую сияющая Маша.
– Что-то аппетит пропал, – вздохнула Яня.
У мамы губы затряслись:
– Да что вы мне нервы мотаете? Одну телефон не устраивает, другой котлеты плохи. Да живите вы как хотите!
И полетела на кухню, схватила сковородку и стряхнула её содержимое в мусорное ведро. Взорвалась мамочка. Но и Яню закоротило. Она сползла по стенке на пол и зарыдала.
– Ну зачем? У меня два кредита, а ты пищу выбрасываешь!
Мама полетела к себе, но, не добежав до двери, затормозила:
– Что? Какие кредиты? – снова появилась на кухне. – Дочь, ты что… играешь?
Всё, Яня перестала себя контролировать. Слёзы катились градом, только она уже не рыдала, а хохотала, хлопая ладошкой по полу:
– Я… играю… это ж надо такое придумать! Да это жизнь со мной играет! Я в роли барабана! И она по мне колотушкой… а ещё я, дура такая, сапоги купила…
Маша оживилась и метнулась в прихожую. Вернулась она с перекошенным лицом, держа сапожки двумя пальцами за голенища:
– Ба, погляди…
– Яня, это что за убожество? Зачем?
– А чтобы ноги были в тепле и сухости. Ты посмотри, – сумка и пакет со старыми сапогами валялись на полу рядом с ней. Она дотянулась до пакета и показала трещины на коже рядом с подошвой. Потом вытрясла из сумки бумажник и показала содержимое. – Вот… всё, что у меня есть.
– Ладно, зарплата через три дня. Купишь что-нибудь приличное.
– Да не будет зарплаты! Уволили меня.
– Как такое может быть? Яня, немедленно объясни, что ты натворила!
Яня прыснула. Подняла голову, дотянулась до кухонного полотенца и стала вытирать им лицо, тихонько напевая «Коло-коло-колокольчик, колокольчик – синий цвет, эх, что я натворила, полюбила с этих лет».
– Дурдом, – возмутилась Маша. – Всё, ты меня достала, я переезжаю к папе!
– А вот насчёт папы ты вовремя напомнила, разговор давно назрел, – уже обычным своим голосом, размеренно и спокойно сказала Яня. – С тобой как разговаривать? Решай, взрослая ты или ребёнок.
Маша фыркнула:
– Я тебя на пятнадцать сантиметров выше! Будь спокойна, выслушаю твои поучения со взрослой выдержкой.
– Да, выдержка нас всех оставила. Итак, собираемся и идём вести взрослые разговоры.
Яня легко вскочила, собрала свои вещи с пола, вылетела в коридор и распахнула дверь их с Машей комнаты:
– Прошу!
Татьяна Ксавериевна двинулась вслед за внучкой, пробормотав, что проследит за взрослыми разговорами как самый взрослый человек в их семье. Яня жестом показала Маше место за столом, взяла лист бумаги и расчертила таблицу:
– Вот тут месяцы с июля прошлого года по август нынешнего. В этот столбец пишешь ваши с папой встречи и приблизительное время, что вы провели вместе. В следующий – сколько он потратил денег на тебя, то есть заплатил за еду, билеты, что-то купил, сбросил на карту или выдал наличные. Следующий столбец – итого за месяц.
– Зачем?!
– Ты же юристом решила стать? Маша, они не выступают спонтанно, а готовятся к защите ли, к обвинению, очень тщательно. Собирают документы, проверяют факты, пересчитывают цифры, предъявленные с обеих сторон. Я даю тебе возможность обвинять аргументированно, а не на уровне соседского Игорька с валянием на полу и криками «Дай!» Опять спрашиваю, мы взрослые или дети? Вспоминай, а я пока ванну приму.
Мама двинулась за ней, но Яня её остановила, предложив помочь внучке с воспоминаниями.
Когда Яня вошла в комнату в халате и с полотенцем на голове, Маша с порога ткнула ей в руки лист. Яня присела на диван и стала просматривать таблицу, дописывая в него что-то. Маша села рядом и фыркнула:
– Букет на первое сентября? Это же мелочь!
– Для него было бы мелочностью напомнить об этом, а для нашей семьи очень даже приличный расход. Мам, скажи.
– Я думаю, тысяч от трёх до трёх с половиной, – кивнула Татьяна Ксаверьевна. – Я ещё тогда подумала, сдать бы его, да какой-нибудь скромнее купить, хватило бы на школьные обеды на пару недель.
Бабушке Маша возражать не стала, ей ли, учительнице местной школы с тридцатилетним стажем, не знать. А Яня, проверяя записи, предложила им не терять время зря и поискать в интернете примерную стоимость некоторых покупок. А ещё добавить список телефонных разговоров за этот период и время, на них потраченное, только разделить их, по чьей инициативе звонок.
– Ну вот итоговые цифры. Делим их на четырнадцать и получаем, что с тех пор, как папа ушёл от меня, он тратил на тебя в среднем полтора часа и семь с половиной тысяч рублей в месяц. Все остальные расходы были наши с бабушкой. Про телефонные разговоры я зря тебе сказала, ты не огорчайся, это мы, женщины, болтушки, а мужики звонят только по делу.
– А алименты?
– Алло, взрослые женщины, одна из которых будущий юрист! Объясните мне, неразумной, как написать заявление в суд от гражданки Степановой Янины Ксавериевны об удержании с гражданина Диля Петра Федоровича алиментов на содержание дочери Степановой Марии Ксавериевны?
– А почему вы меня так записали?
– Отца в свидетельство о рождении вписывают, если он женат на матери ребёнка или по его заявлению о признании ребёнка своим. Ни того, ни другого не было.
– Яня, а Москва, – опомнилась мама.
– Москва, – хмыкнула она. – И вот мы наконец добрались до кредитов.
– То есть он на лечение дочери не дал ни копейки?!
– Блестящая догадка!
– Но ты просила?
– Как я могла попрошайничать у чужого человека?
– То есть всё гордыня твоя непомерная! Ради ребёнка можно было покланяться! Может, он и не знал.
– Господа присяжные заседатели, обращаю ваше внимание на документ, представленный обвинением, строки с десятой по двенадцатую, столбец третий, где обозначены контакты и расходы в означенный период, а также дополнение к документу с перечнем телефонных звонков. Знал он о госпитализации, и даже скинул дочери аж десять тысяч на больничный буфет.
– Но папа же не знал, что у тебя денег нет!
– Да что ты говоришь? Если ты с папой ростом сравнялась, так будешь теперь его дитём неразумным считать?
– Ну да, он, наверное, ждал, что ты ему позвонишь. Он помириться хотел.
– А если мать не идёт на примирение, то на дочь можно забить, – вскочила Татьяна Ксавериевна.
– Ну вот, до тебя дошло. Осталось всё нашей взрослой Машеньке объяснить. Извините, мои благовоспитанные барышни, говорить буду о физиологии, вы же взрослые, Маша скоро паспорт получит. Я ведь не рассказывала вам, как Пётр от меня ушёл? А вот так, вечером после работы мы поужинали, я на кухне прибиралась, обед на следующий день готовила, Маша уроки делала, а он тем временем в спальне вещи собирал. А мне и невдомёк. Маша спать легла, а Петя из спальни чемодан выкатывает и говорит, что нам надо пожить отдельно. Ну и что, спросить, к какой бабе уходит? Промолчала из последних сил, надо же не уронить достоинства. И всё. Мама, вот поверишь, пять месяцев и восемь дней жила с мыслью, что он вернётся, попросит прощения, скажет, что лучше меня жены на всём белом свете нет, и я, такая Пенелопа, зарыдаю и его прощу от всей души. А он пришёл… я с работы возвращаюсь, а он тефтели сожрал. Спросила, что он здесь забыл, а он отвечает, что это его дом. Я ему постель на диван в гостиной выложила, а он в спальню пришёл и на меня рухнул. Еле выбралась и побежала к Маше, в гостиной он бы меня оприходовал. А наутро позвонила боссу, что отгул беру, собрала вещи и свалилась к тебе как снег на голову.
– Янечка, ты в родной дом вернулась, – обняла его мама.
– А папу не простила?
– А за что его прощать, если он не считает себя виноватым? Нет, Маша, с тех пор я его разлюбила. А он меня, получается, и не любил, и не уважал, а просто пользовался. Нет, отныне наши биологические жидкости могут встретиться только случайно и только в канализации.
– Но он же вернулся, как ты мечтала!
– Ну да, вернулся, чтобы снова пользоваться. Знаешь, бывает, купил новую сковородку с антипригарным покрытием, а старую чугунную не выкинул, в кладовку положил. К новой быстро жаркое стало прилипать, вот и снимаешь с полки старую. А потом ещё круче сковородочка попадётся.
– Ладно, мама, я поняла, – мужественно признала после недолгого раздумья Маша. – Ты не хочешь быть запасной женой. Я тоже, наверное, не должна быть запасной дочерью. Пусть или удочеряет, или отваливает.
– Так и предъявишь? – засмеялась Яня.
– Но нам же нужно кредит погашать! Пусть алименты платит. Ещё айфон этот дурацкий! Давай его продадим.
– Нет, невыгодно. Дорого не продашь, а задёшево – смысла нет. Пользуйся. Только помни, что в университете с тобой будут учиться ребята круче твоих гимназистов, может быть, ещё тупее, но зато им вместе с аттестатом уже вручили крутую тачку, документы на пентхаус в столице и виллу на Лазурном берегу. И твой папа, всего лишь директор кластера торговой сети в нашем городе, их родителей не догонит, даже если захочет. А мама, дай бог, к тому времени с долгами расплатится. И бабушке за твой гаджет кредит почти столько же платить.
– Ладно, дочь, давай показывай, что там с кредитами и работой, – прервала их Татьяна Ксавериевна.
Они уткнулись в бумаги по кредитам, попутно Яня рассказала о смене собственника студии. Мать удивилась, что её долг значительно меньше, чем она ожидала, ведь если о доходах дочери она не знала, то расходы по операции внучки ей были хорошо известны. Яня призналась, что, поспешно покидая квартиру Пети, она взяла только то, что на тот момент было необходимо, потом оказалось, что все остатки былой роскоши не больно-то ей нужны. И когда в апреле они определились с датой госпитализации, а Петя так и не предложил поучаствовать в лечении дочери материально, Яня решила продать всё это. Взяла Машины ключи от Петиной квартиры и пошла туда, когда хозяин заведомо отсутствовал, находясь на совещании в Москве в головном офисе. Всю одежду перетащила к соседке и выставила на «Авито». Очень прилично выручила за шубу и кожаный плащ, влёт ушли платья. Удалось продать кое-какие безделушки, приобретённые для украшения дома, Пете они заведомо не нужны, за время её отсутствия они не просто пылью, а копотью заросли. Свою недешёвую бижутерию довольно выгодно загнала. А драгоценности через ювелирный магазин спустила. И бабушкин браслет, извини.
– Да брось, дочь, бабушка бы порадовалась, что её памятный подарок помог правнучке здоровье восстановить.
А вот детские вещи не стала продавать из суеверия. Да там и не такое всё ценное. Но теперь, когда Маша практически здорова, надо в них порыться и кое-что выставить. Ведь сейчас каждая копейка на счету.
Всё это время Маша оставалась рядом с мамой и бабушкой, пытаясь вникать в их расчёты. В какой-то момент Татьяна Ксавериевна поглядела на своих девочек с умилением и сказала:
– Помнишь, как бабушка Яня говорила? «Три дочери, две матери и бабушка со внучкой».
– Мам, я эти слова от бабушки Маши слышала. А от бабушки Яни я их слышать не могла, потому что она задолго до моего рождения умерла.
– А кто такая бабушка Яня? – спросила Маша.
– Тащи альбомы, будем тебя с родословной знакомить!
– Ага, и с проклятием женщин рода Степановых, – ухмыльнулась Яня. – Внимай, дочь, и не повторяй ошибок своих предков!
Если вкратце изложить то, что поведали девочке мама и бабушка, то из родословной они знали только последние лет восемьдесят, начиная с супругов Янины и Ксаверия Степановых, по национальности, судя по именам, белорусов, но точно теперь не установить, служивших в годы войны в железнодорожных войсках и осевших после демобилизации в Новогорске. Работали на железной дороге, получили квартиру в деревянном бараке на переезде, где семья дожила до семидесятых годов. Их единственная дочь Мария Ксавериевна закончила педагогический институт и до самой пенсии работала в школе. Замужем не была, в двадцать пять лет родила дочь Татьяну, которой дала своё отчество Ксавериевна. В семидесятых барак снесли, бабушка Янина получила на свою семью, к тому времени включающую кроме неё дочь и внучку, двухкомнатную квартиру, в которой Степановы до сих пор и пребывают. Татьяна закончила тот же институт, что и Мария, так же, как мать, родила дочь не будучи замужем, назвала в честь своей бабушки Яниной, дала отчество по единственному предку мужского пола. Ну, и Янина с небольшими вариациями повторила судьбу матери и бабушки, только закончила институт искусств, родив вне брака на втором курсе дочь и дав ей имя в честь своей бабушки и уже ставшее родовым отчество Ксавериевна. Только и разница, что отец Маши известен. Пётр Диль, обеспеченный молодой человек возрастом старше её на десяток лет, познакомился с первокурсницей Яней и до её восемнадцати лет очень целомудренно с ней дружил, наверное, чтя уголовный кодекс. А когда Яне исполнилось восемнадцать, предложил ей жить вместе. Мол, ни одна бумага не в состоянии удержать пару, если стали чужими, институт брака себя изжил, важнее, если союз взрослых людей заключён на основе взаимных чувств и скреплён честными устными обязательствами. Только на тринадцатом году совместной жизни до Яни дошло, что взаимных чувств не было, да и обязательств тоже.
– Мам, неужели тебе свадьбы не хотелось?
– Да как не хотелось? Всем девочкам надо, чтобы платье как у принцессы, букет невесты, голуби в небе и жених чтобы на руках в дом внёс. И я всё ждала, что вот-вот он поймёт, какой бесценный бриллиант получил, преклонит колено и колечко с не меньшим бриллиантиком мне вручит. Всю беременность ждала, потом мне с тобой уже и мечтать некогда стало, хотя много помогали мама и бабушка. Ты подросла, я даже о сыне задумалась, а тут это несчастье… и тогда уже мечты о свадьбе, о сыне, о сцене оказались такими ничтожными! Сначала главным стало ножку твою сохранить, потом чтобы хромоту бы поменьше, потом мечтала, чтобы операций поменьше, потом появилась надежда, что внешне вообще незаметно будет. Отдать должное, без отцовых денег пять операций в столичной клинике мы бы не потянули…
– Четыре, мама, пятую он не потянул. А почему ты меня всё-таки Ксавериевной записала, ты же тогда его любила?
– Я сказала, что назову в честь бабушки, он не возражал. В загс бабуля пошла, мама на работе занята была, Петя тоже… это я так думала, а теперь понимаю, что, если ему идти, то с какими глазами свидетельство о рождении с прочерком в графе «отец» получать? И вообще как получать, если он никаким боком к семье Степановых не относится? Но когда Петя увидел, как назвали его дочь – это был шок! А бабушка сказала, что поняла моё решение назвать дочь в честь бабушки как записать её полной тёзкой. Да и Степанова Мария Петровна – это так банально звучит, зато редкое отчество разбавило эту банальность. А переменить его он может, когда дочь на себя запишет. Петя промолчал, но порога дома своих незаконных тёщи и пратёщи больше ни разу не переступил. Господи, как я перед бабулей и мамой виновата! Они понимали, что их Янечка дурочка зашоренная, они переживали за предстоящее моё разочарование. И если ты через несколько лет мне станешь рассказывать о неформальном союзе взрослых людей, значит, карма меня настигла!
– Ха, – воскликнула её циничная дочь. – А я теперь поняла, что карма нас всех уже настигла с алиментами. Если он так боялся с самого начала меня своей дочерью записать, то с чего ему теперь на мою предъяву вестись. Ты поэтому засмеялась?
– Ладно, девочки, прорвёмся, – сказала Татьяна Ксавериевна. – Есть моя зарплата, найдёт работу Яня, экономить придётся, конечно, но справимся. Только впредь не пытайтесь скрывать неприятности от семьи. А вместе мы сила. Всё, спать!
Собираясь в гимназию с утра, Маша старалась не шуметь, шурша одеждой, но Яня всё равно проснулась. С досадой вспомнила об увольнении, но усилием воли погасила эту досаду и даже задремала. Окончательно проснулась, когда время перевалило за десять. Встала, позавтракала, прибралась, включила стирку. Присела передохнуть и подумала, что не так уж плоха жизнь домохозяйки. Вот так бы спать сколько влезет, не спеша домашние дела делать, кино посмотреть, потом пёрышки почистить и в свет выйти. Может, не стоит внушать дочери, как важна профессия, а пусть сосредоточится на создании крепкой семьи? Ага, окоротила тут же себя, а потом бортанёт её законный супруг, и никакой штамп в паспорте не спасёт от безденежья. Так что правы и мама, и бабушка, что богатый муж – это хорошо, но женщина должна и сама уметь себя обеспечивать.
Телефонный звонок. Странно, Оля звонит. Теперь-то о чём им разговаривать? Но ответила. Оля спросила, что такое вечеринка в стиле бохо.
– Понятия не имею, – ответила Яня сухо.
– Ну как же, ты же с Григорьевой договаривалась, что ей такую организуешь!
– Это наши дела, а ты тут при чём?
– Но ты же больше не работаешь, а мне велели все твои мероприятия на себя взять.
– Что я могу на это возразить? Дерзай!
И бросила трубку. Как она не видела, что эта бессовестная девчонка на ней паразитирует? Олю взяли в штат пару лет назад, когда пошли заказы на взрослые праздники. Мудрый босс сказал тогда, что детские вести только ей, а со взрослыми, где алкоголь льется рекой и мужики теряют берега, пусть эта лошадь управляется, а с Яни только сценарий. Вспомнилась фраза Гайка «эта с хвостом», а ведь не причёску он имел в виду, тем более, не так часто Оля волосы в хвост собирает, в вчера они у неё в низкий пучок заколоты были. Значит, собутыльники обсуждали женщин студии, и Гайк согласился с боссом, а тот с самого начала звал Олю лошадью. Что там у лошади, круп, хвост, копыта с подковами, ржание? Всё имеет место, решила обозлённая Яня, и злорадно отметила, что мозг лошади вдвое меньше человеческого. Справедливости ради надо признать, что лошадиного мозга хватило на то, чтобы запрячь всадницу и заставить её тащить повозку вместе с лошадью.
Снова звонок, и опять от Оли. Да в чёрный список её, не хватало ещё отношения выяснять! Пошла на лоджию, вывесила бельё, а когда вернулась, услышала, что телефон разрывается. Бухгалтер. Ей-то что понадобилось? Эта сразу заорала, что Степанова, бессовестная, дела не сдала.
– Пьяная какая-то, – прокомментировала Яня в трубку и отключилась.
Ещё через полчаса, когда Яня поискала безрезультатно вакансии в интернете и собиралась проинспектировать детские вещи, позвонила Григорьева. Этой она ответила, постоянная заказчица, трижды уже детские праздники для внуков проводили. Женщина она в общении простая, но деловая, сразу заявила, что об увольнении знает, да не от новых начальников студии, а в «Ультраноут» заходила. Что «с этой лошадью дела иметь не будет».
– Да почему лошадь, – удивилась Яня, что же они все единодушно Олю так обзывают?
– Зубы, хвост и копыта сорок второго размера. Ну её, Янина Ксавериевна, я вас умоляю, помогите с организацией юбилея мужа!
– Да что я могу одна?
Но так заманчиво натянуть нос родной фирме, заодно заработав. Пояснила, что бохо предполагает смешение стилей с преобладанием этнического и уточнила, к какому народу юбиляр имеет склонность, а услышав, что он тащится от цыганщины, обрадовалась банальности задачи. Выяснила, что среди гостей есть те, кто способен влиться в действо и назначила организационное совещание. Посидели дамы в кафе, наметили программу, обговорили бюджет.
Потом Яня полетела в родной институт. Тут ей сразу повезло, первый же встреченный парень со скрипичным футляром на вопрос, кто из его однокашников согласится подзаработать, играя два часа цыганские напевы, причём не Сарасате, а что-нибудь попроще, предложил свои услуги. Он же обещал привести с собой гитариста. Насчёт вокалистки не был уверен, но сказал, что поспрашивает. А на родном театральном факультете ей знакомая секретарша подсказала, кто из студенток искусен в цыганских плясках.
Вечером позвонила Тоня. Яня сначала трубку брать не хотела, но затем всё же ответила, и не пожалела. Гитаристка повинилась в трусости, что не вступилась за неё, дома самоедством себя изводила, сегодня ещё с утра послушала, как кидается на всех новая хозяйка, и поняла, что трижды прав Степан, когда обещал им «армагеддец за предательство». Поэтому в своей музыкальной школе уже согласилась на дополнительную нагрузку. А ещё она взяла на себя смелость и дала Янин телефон Григорьевой, и если Яня решила помочь хорошему человеку, заодно «сделав козью морду» бывшему месту работы, то Тоня согласна бескорыстно поучаствовать.
– Можно корыстно, только ведь коллеги прознают – съедят!
– А мне в кайф подразнить напоследок, всё равно уходить! Учеников я предупредила, что со следующего месяца у них будет другой преподаватель, а кого не устраивает, могут доучиваться у меня на дому.
Тонечка не только гитаристка, но ещё обладательница низкого, слегка хрипловатого голоса и большая любительница цыганских песен и романсов, поэтому Яня отложила телефон и воскликнула «Ура!» Маме и дочке, прибежавшим на её голос, объяснила:
– В воскресенье заработаю немножко. А завтра репетиция в гараже.
– А почему в гараже?
– Его владелец – муж племянницы юбиляра. Он там нам цыганскую кибитку мастерит.
– Маша, давай не вдумываться в мамины профессиональные идеи, а то мозги вытекут, а нам ещё в юридический поступать, – сказала Татьяна Ксавериевна.
К автосервису Яня и Тоня подъехали одновременно. Студентов ещё не было. Тоня стрельнула глазами на кучкующихся с сигаретами автомехаников и сказала:
– Ну, студентов ждать не будем, я начну с «Замурдынэ», там скрипка и вторая гитара не нужны.
Скинула пальто, расстегнула футляр, вытащила гитару и запела. Да так запела, что мужики сигаретами подавились, в ящик с песком их побросали и назад в помещение повалили. С последними аккордами вошли студенты и присоединились к аплодисментам работяг. Девчонки пошли в кладовку переодеваться, а парни взяли инструменты и подстроились под зажигательную «Ай, да ну да най» в исполнении Тони с гитарой и Яни с бубном. Тут девчонки вышли в цыганских нарядах и в восторге сообщили, что в кладовке чучело медведя стоит.
– Ой, а нельзя его на колёсики поставить? – заглянув в кладовку, спросила Яня.
– Да он весь молью поеден, его вообще-то давно выкинуть собирались, – ответил хозяин автосервиса. – Раньше тут ресторан был, от него остался.
– Но один юбилей сможет пережить?
– Один сможет, – заржал он. – Ну вы… цыгане!
Репетиция длилась часа три, работа в автосервисе остановилась. Иногда подъезжали клиенты и тоже присоединялись к толпе зрителей. Две девчонки зажигали в пляске, две певицы старались, даже парни иногда подпевали, а сыгралась Тоня с гитаристом и скрипачом, как будто всю жизнь вместе работают.
В воскресенье в ресторан табор вошёл, имея во главе Яню с лошадиной головой, она тащила за оглобли маленькую кибитку. Из кибитки выглядывали внук и внучка юбиляра, он в красной рубашечке, она в цветастом платье и с монисто на шее. За кибиткой шли музыканты и танцорки, а завершали процессию племянница юбиляра и подруга его жены, обе ряженые, которые катили пыльное и местами плешивое чучело медведя с подносом в лапах.
Под цыганские мелодии горячительное лилось рекой, ряженые гостьи гадали и просили позолотить ручку на прокорм медведя, дамы трясли плечами, и даже кавалеры лихо стучали каблуками. А уж когда Тоня затянула «Невечернюю», а потом Янин голосок вплёлся в эту мелодию вместе с рыданием скрипки, юбиляр пустил слезу. Так что пришлось им следом выдать «Ручеёк», да ещё и сплясать с юбиляром. Когда градус зала дошёл до кондиции, Яня тихо сказала:
– Проверьте телефоны, деньги я вам скинула. Тихо уходим, гости уже слишком пьяны. Мальчики, убедительная просьба проводить девочек до дома.
Маякнула диджею, чтобы записи врубал, через окно проследила, как студенты влезли в маршрутку, и только тогда со спокойной душой махнула Тоне рукой. Но та шепнула:
– А я бы ещё задержалась.
– Да хоть до зари, – засмеялась Яня. – Студентам по семнадцати или чуть больше, за них я отвечаю головой. А кому два раза по семнадцать, те своей головой думают.
Вечером она выдала по небольшой сумме на расходы тем, кто обанкротился в связи с приобретением дорогого гаджета. Мама с опаской спросила, не собирается ли Яня открыть своё дело по развлечению богатеев.
– Ну нет, даже если бы имелся первоначальный капитал! Во-первых, я в этой сфере давно кручусь и знаю, что это вовсе не золотое дно. Как бы ни была ты востребована, а выходных, когда хозяева гостей собирают, в месяце всего четыре. Во-вторых, чтобы без опаски с пьяной публикой работать, надо быть каратисткой, а лучше борчихой сумо. В-третьих, сильно богатые нашу самодеятельность нанимать не станут, а менее богатые и таких не потянут. Приличная сумма у меня образовалась, потому что реквизит родственник юбиляра полностью на себя взял, да ещё две дамы бесплатно отработали.
– Мама, бабушка, я боялась признаться, а теперь набралась смелости… вот, хоть бейте!
Маша выложила на стол деньги.
– Откуда? – испугалась Татьяна Ксавериевна. – На школьных обедах столько не сэкономишь!
– Заработала. Ба, я собирала на айфон, раньше я так давала списывать, а теперь за деньги. Скажешь, нельзя? А как я ещё могу заработать?
– Мам, убедилась, что уроки морали пропущены? Маша, сейчас бабушка тебе всё объяснит, а я после цыганских песен без сил. Имей в виду, бабушка выражает наше с ней общее мнение. К нему я добавлю ещё своё собственное, которое бабушка не выскажет. На твоих подсказках твои ленивые и тупые однокашники пройдут в университет на бюджет, а более достойные, но бедные, останутся за бортом, в том числе и ты будешь копить на коммерческое обучение.
В понедельник с утра, оставшись дома одна, Яня наконец-то занялась разбором детских вещей. Первым делом из кладовки извлекла коробку с надписью: «Новогодние». Даже не помнила, что там может быть. Оказалось, Машенькины детсадовские карнавальные наряды, всё в отличном состоянии, тщательно упаковано. Вздохнула сентиментально: этот костюм феи мама покупала внучке, когда ей было неполных два года, а вот платьице снежинки Яня шила сама в тот последний Новый год перед травмой, а вот костюм зайчика… он же мальчишеский! Точно, танец зайчиков, ещё фотография есть, она мамина любимая. Да, тогда Яня ещё мечтала о втором ребёнке, поэтому не отдала всё это приятельницам для их детей. Зато теперь, может быть, удастся выручить хоть сколько-нибудь.
Сейчас она в спешке не продешевит, надо глянуть цены в интернете. Сфотографировала вещи, замерила их, оформила объявление. Надо же, на одну коробку ушло два часа! Скоро Маша придёт, пора обед готовить.
После обеда с ней связалась покупательница, готовая взять костюмы феи и снежинки. Предложила встретиться у детского сада. Ну что ж, там можно ещё что-нибудь толкнуть. Прихватила зайчика и ещё несколько вещичек из очередной коробки и поспешила на автобус.
Покупательница, пришедшая сюда за старшей дочерью, ожидала её у калитки детсада с маленькой девочкой в прогулочной коляске. Садик был обычный муниципальный, поэтому охрана легко пропустила Яню вместе с мамашей. Маша до травмы посещала частный детский садик, там такой номер бы не прошёл. В раздевалке они обрядили девочек в карнавальные костюмы, и довольная мама сразу расплатилась.
– А для мальчика у вас ничего нет? – спросила родительница, уже собравшая сына на выход.
– Вот, зайчик, – предложила Яня.
– Велик, – вздохнула та.
Яня по привычке, выработанной за многие годы работы с детьми, всегда носила с собой инструменты для рукоделия. Сметала, продёрнула резинку.
– Вот, на следующий год распустите – и ещё послужит.
– А костюма волка у вас нет? – спросила бабушка очередного мальчика.
– Вашему волку могу предложить только джинсы.
– Ба, с заклёпками, – одобрил мальчик.
– А дешевле? Всё же ношеные…
– За эти деньги вы купите разве что треники. И я бы не стала с такими мелочами коробейником ходить, кабы без работы не осталась, – сердито возразила Яня.
– А вы не педагог случайно?
– Нет, местный институт искусств.
– А с грамотностью у вас как?
– И мама, и бабушка преподаватели русского языка и литературы. Грамотность у меня, можно сказать, врождённая.
– Вот там, видите старинное здание? Это первый корпус Новогорского книжного издательства. Дойдите, там есть вакансии.
Так Яня устроилась на должность редактора книжного издательства.