Евгения Черноусова
Нестрашная месть
Глава пятая В недружелюбном окружении
Несмотря на то, что зла она была невероятно, дверь за собой Яня закрыла аккуратно. Ну, непробиваемые девицы эти пиарщицы! Она тащилась через весь город, чтобы предложить им издать книгу по истории их приборостроительного завода, но они даже не выслушали её, мол, что заказали, то и исполняйте. Хотелось спросить: со всеми грамматическими, синтаксическими и стилистическими ошибками, что вы там наворочали? Но сдержалась, дурака учить – только портить.
Досада, на нервах не в ту сторону пошла. Остановилась, глянула на ближайшую дверь, а там табличка с витиеватой монограммой латинскими буквами P и S, а ниже «Интернет-издание». Ага, раньше был такой городской еженедельник «Приборостроитель», в народе называемый «Постскриптум» именно за эту выпендрёжную аббревиатуру латиницей, Яня его одно время покупала из-за телевизионной программы, кроссворда и интересных краеведческих материалов. Потом, как ей сказали в киоске Роспечати, он ушёл в интернет, а потом и телевизионные программы стало удобнее в интернете искать, да и телевизор, откровенно говоря, включать почти перестали.
Машинально она нажала на дверную ручку, дверь оказалась закрытой, но тут же послышался мужской голос: «Сейчас, сейчас». По коридору шёл мужчина с ребёнком на руках. Странная картина для заводоуправления, надо сказать, младенец от подмышек завёрнут в какое-то подозрительного вида небольшое оранжевое полотенце, из-под которого торчат босые ножки, улыбается и пытается целиком запихнуть в рот обслюнявленный кулак. Мужчина открыл дверь кабинета, сказал: «Прошу!» и прошёл к стоящей под окном коляске. Одной рукой прижимая к себе младенца, он другой что-то пытался там найти, при этом сообщая ей, что дочь скинула ему внука, а сама в поликлинику пошла и что-то там застряла. Этот спиногрыз сначала нервы ему мотал своим криком, а потом обгадился, а теперь, видите, сияет. Яня мягко отстранила его, сказав: «Позвольте», вытащила из коляски пелёнку и влажные салфетки и, уложив мальчика на рабочий стол деда, принялась его обтирать.
– Как вы, женщины всё это умеете, – вздохнул молодой дед. – Наверное, у вас самой такой же дома?
– Моя постоянно напоминает, что выше меня на пятнадцать сантиметров, но руки ещё помнят, что в коляску распихивали, – засмеялась Яня. – Памперс держите.
Потом уселась на диван и, тетёшкая переодетого младенца, поведала, что ткнулась в его дверь просто так, с ностальгическими воспоминаниями о прежнем бумажном издании, особенно о краеведческих статьях. Кивнула на пакет, оставленный на стуле у входа, рассказала, что отдел по связям с общественностью заказал издательству к юбилею завода буклет, а она помнит, сколько материалов по истории завода и заводского микрорайона печаталось в «Приборостроителе». Вот, привезла показать им как образцы книги к юбилею Шинзавода и ещё орденоносного совхоза «Павловский», ещё образцы бумаги и материалов для изготовления обложки на любой вкус. А они даже смотреть не стали! Но интернет-издание, наверное, подчиняется пиаротделу?
– Приблизительно так. Временем располагаете? – бормочет он и набирает короткий номер на внутреннем телефоне.
Он расспрашивает, к кому может попасть на приём по вопросу празднования юбилея, называет разные имена и отчества, благодарит и добавляет, что с ним будут ещё двое. Набирает ещё один номер, уже на своём мобильнике, и бросает в трубку:
– Иваныч, есть призрачная надежда опубликовать твою книгу. Пулей со всеми материалами ко мне.
За то время, что они ожидают приёма у кого-нибудь из начальства, коляску с младенцем забирает мать, приходит старик, который и есть автор любимых Яниных публикаций. Потом звякает внутренний телефон, хозяин кабинета командует: «Рысью!» и они несутся в приёмную. Секретарша молча указывает на дверь, табличка на которой гласит, что за ней скрывается генеральный директор завода Гаранин Владимир Сергеевич. А в кабинете с ним оказался ещё один мужчина с очень недовольным лицом, Яня догадывается, что это один из заместителей директора. Он буркает: «Пять минут!», и она выкладывает принесённые образцы, привычно входя в роль коробейника, как это уже проделывала с детскими вещами. Но ещё говорит о том, что, не будучи знакома с их продукцией, в своё время покупала их газету из-за того, что там печатали статьи об истории села Отрадное, что стояло на этом месте и которое в советское время поглотил город, об истории завода и его вкладе в развитие города: тут и микрорайон, построенный вокруг завода, и две школы в нём, и замечательный больничный комплекс, и дворец культуры приборостроителей, и шефство над политехническим институтом. Пусть сейчас вся инфраструктура скинута на город, но ведь существует и ещё долго будет существовать! Так пусть об этом напомнит книга о заводе!
– Спасибо, ваш спич получился неожиданным и трогательным, – улыбается Гаранин.
Зама больше заинтересовал сафьян, предложенный как образец для обложки парадного варианта издания:
– Вот же качество, а у нас обложки для вручения адресов такие убогие.
– Без проблем, можем изготовить хоть с тиснением, хоть с позолотой, – откликается она, решив, что с паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Но давайте вернёмся к юбилейной книге, – говорит Гаранин. – Я посмотрел расценки, это вполне реально. И материал у нашего внутреннего портала накоплен достойный.
У зама снова портится настроение, и он выдвигает претензию, почему Яня обратилась в их газету, а не в отдел по связям с общественностью.
– Сначала я у них побывала.
– И они не пришли сами, а послали вас сюда?
– Хм, они меня не выслушали, а просто послали.
Директор с замом переглядываются, зам вздыхает:
– Ну, вы же знаете…
– Янина Ксавериевна, не хотите работать в нашем отделе по связям с общественностью? Там есть вакансия.
От неожиданного предложения она смеётся. И все мужики её смех подхватывают. Зам сквозь смех говорит генеральному:
– Ну вы её тоже послали… и прямо в жопу мира.
– А я бы подумал, как трудоустроить девушку у нас. Она сделала то, о чём должны были догадаться наши сотрудники.
Вечером Яня рассказывает маме о событиях сегодняшнего дня, о том, что зам директора, между прочим, однофамилец, потом лично отвёз её в издательство и заключил предварительный договор на издание книги о заводе в двух вариантах оформления, одна в целлофанированной твёрдой обложке массовым тиражом, другая в шикарной сафьяновой в качестве подарка особо важным персонам, ещё и папки под поздравительные адреса заказал. Словом, оприходовал все малоликвидные дорогие материалы. Директор издательства на радостях обещал ей премию.
Мама с надеждой спросила, нравится ли ей новая работа и будет ли она переходить на работу в администрацию? Яня вздохнула:
– Я всё равно тоскую по моим шепелявым и картавым артистам…
– А если бы позвали назад?
– Нет, мамочка, фарш невозможно провернуть назад. Как вернуться туда, где ты пережила такое разочарование? Да и развалится там всё неизбежно.
– Без тебя развалится? – спросила Маша. – А если с тобой?
– Всё равно развалится. И я это видела, только не давала себе смелости задуматься. Босс это лучше всех понимал, поэтому втюхал студию нелюбимой жене. Если бы они стали делить имущество пополам, и он выбрал себе студию, оставшись без денег и жилья, то всё равно бы прогорел, не сейчас так через год. А жена его бывшая решила, что, взяв студию, получит курочку, несущую золотые яички. Но только такие дураки, как она с сыночком, не понимают, что курочку надо кормить, поить, лечить, да что там говорить, ещё и гормонами накачивать. И всё равно куриный век недолог.
– Мам, а правда, что твой бывший начальник женится на Клавдии Михайловне? Он же старый! И она тоже… она же даже старше бабушки!
Старшие Степановы переглядываются и смеются. Потом Яня говорит:
– Доченька, там не будет белого платья, и на руках он её в свой недостроенный загородный дом не внесёт с его-то остеохондрозом. Но будет взаимная забота, с душой приготовленная домашняя еда, совместные просмотры фильмов вечером, копание в грядках на участке, доступные возрасту походы и путешествия, чай в постель в случае простуды. Заведут кота, будут его гладить по очереди или одновременно. Она удержит его от лишней рюмки, а он её от подъёма тяжестей. Увы, всего этого лишена твоя бабушка, которая на пять лет моложе этой новобрачной. Я много лет мучаюсь тем, что моя умная, добрая, красивая мама, родив меня в двадцать лет, поставила крест на личной жизни. Мама, неужели ты так любила моего биологического отца? Или наоборот, так разочаровалась в любви, что больше никого к себе не подпустила?
– Ни то, ни другое, – очень спокойно и без надрыва ответила Татьяна Ксавериевна. – Наш роман был очень бурным, с полным отключением моих юных мозгов. Но потом, после того как он сделал ноги, я пришла в себя. Твоё появление на свет было радостью и для меня, и для моей мамы. Конечно, она огорчалась, что я не создала семьи. И не препятствовала бы, если бы я завела какие-то отношения, пусть даже неофициальные. Но так получилось, что я ни разу не встретила мужчину, с которым бы захотела сблизиться. То ли мужики вокруг не те, то ли я с поломкой. Надеюсь, что ты придёшь в себя после Петра и обратишь внимание на кого-нибудь. В твоём возрасте и замуж, и даже не один раз, и ребёнка, и опять же не одного… не упусти время!
– Да мне как-то не до мужиков, – вздыхает Яня. – Никаких мыслей сексуальной направленности, всё только о деньгах! Думаю, есть вариант, когда не устою перед соблазном, это если олигарх за попу ущипнёт. За погашение кредита и приличные сапоги, пожалуй, я отдамся.
– Яня, что ты говоришь при ребёнке!
– А ребёнок маме предлагает вариант, чем папа не олигарх?
– Тут ты меня ущучила, от папы твоего мне даже черевички из гардероба царицы и кусок золота с конскую голову не нужны.
– Ну почему?
– Если серьёзно, то, что я сказала, было шуткой. Но бывают обстоятельства, когда порядочная женщина продаёт себя, не ради себя, а ради близких, к счастью, мы не в той ситуации. Увы, правда в том, что, если за тобой будет ухаживать по-настоящему богатый человек, соблазн велик, и, чтобы усыпить собственную совесть, ты невольно начнёшь выискивать в нём несуществующие добродетели. Не мужики нас обманывают, мы сами себя обманываем. А в случае с папой всё уже позади, и его обман, и мои домысливания. В этой куче жемчужное зерно искать бесполезно, я уже покопалась, там только навоз.
На работе она напряжённо занималась новым для себя делом, редактированием книги старого краеведа. У него был живой слог и хороший язык, но нужно было по-иному скомпоновать материал и добавить вспомогательные указатели, чтобы придать изданию форму справочника, да ещё написать предисловие, да включить туда льстивые до приторности и в то же время не холопские славословия в адрес областной и городской администрации и про владельцев завода не забыть. И на всё про всё ей давался один месяц. Обидно было, что не к кому было обратиться за помощью. Новые коллеги относились к ней с откровенной неприязнью, хотя поначалу встретили как будто бы приветливо. Но стоило Яне проявить инициативу в поисках заказчика, и отношение к ней резко изменилось. Старший редактор Славик, годами семью её моложе, первым подошёл к ней и завёл непринуждённый разговор. Они посмеялись, как-то сразу перешли на «ты» и в первые дни Яня бегала к нему консультироваться. Но после её удачной поездки на приборостроительный буквально на следующий день Яня в ответ на вопрос, заданный с порога, получила такой пинок с размаха! И что это она левой ногой дверь в чужой кабинет открывает, и что это она ему тычет и глупые вопросы задаёт? А тётки, сокамерницы его, глядели на это со злорадством. Но Яня давно уже жизнью побита и, если на крик новой хозяйки студии отреагировала только во второй раз, то на щенячье повизгивание ответила сразу:
– Ах, простите, Вячеслав Николаевич, я не к вам, я тут юного стажёра Славика разыскиваю, который в предисловии к сборнику местной поэтессы тронул меня до глубины души редким по красоте деепричастным оборотом «листая эти страницы, мне хотелось больше страсти». Чехов нервно курит в стороне! Пойду по отделам вызывать искры страсти.
Славик покраснел и вскочил, уронив стопку брошюр на пол, а тётки отозвались смешками. В дальнейшем он пустил слух по издательству, что новая сотрудница к нему клеилась, но не на того нарвалась. Яня об этом не сразу узнала, но через несколько дней, когда седовласая соседка по кабинету намекнула на «некоторых выскочек», которые ищут спонсоров в рабочее время, а Яня ей спокойно ответила, что на работе она работает, чтобы заработать, но не мешает ветеранам тихо досидеть до пенсии на окладе, ничего не делая, эта дама бросила ей обвинение в соблазнении малолетки. Весь этот неинтеллигентный разговор вёлся интеллигентно приглушёнными голосами, поэтому, когда Яня внезапно закатилась хохотом от нелепости обвинения, соседки по кабинету потребовали разъяснений. И Яня вновь зачитала Славин перл, высказав предположение, что, когда она намекнула коллеге по поводу этого оборота, что ему следует фильтровать базар или дружить с корректором, он увидел здесь не намёк на неграмотность, а отклик её немолодой души на призыв добавить страсти. Судя по тому, что одна из этих соседок стянула листок с её стола, теперь эта фраза точно уйдёт в народ, и Славику мало не покажется.
В общем, в таком недружелюбном окружении ей оставалось только трудиться не разгибаясь, и это принесло свои плоды. Работу, на которую ей отпустили месяц, она завершила через две с небольшим недели, получила визы от автора и заказчика, и книга ушла в печать. С первыми пробными экземплярами Яня отправилась на завод, по дороге вздыхая над тем, что, если сама не найдёт ещё какой-нибудь срочный и денежный заказ, то придётся до Нового года в ожидании вакансии в городской администрации при отсутствии нагрузки плевать в потолок и терпеть щипки коллег, а также биться за редактуру книг местных графоманов, издающих книги на собственные средства.
Вовсе не собираясь лишний раз лезть в глаза заводскому начальству, она по старой памяти зашла к редактору интернет-издания, ему подарила пробный экземпляр книги и передала для первичного ознакомления пакет руководству с двумя книгами в двух вариантах исполнения. Этот в глаза лезть был рад, оттого был особенно приветлив и, помня о просьбе директора трудоустроить её на заводе, предложил ей толкнуться в их дворец культуры, он, мол, говорил о ней с директором ДК. Зная о зарплатах работников культуры, Яня в эту сферу никогда не стремилась, но, чтобы не обижать человека, искренне пытающегося помочь, во дворец зашла. А в кресле руководителя внезапно увидела знакомого, не близкого, но пересекались они неоднократно на городских праздниках и концертах, куда привозили свои творческие коллективы, и радостно воскликнула: «Саша!», тут же поправив себя, что следует, вероятно, звать его по отчеству, но она его, увы, не знает. Он ей тоже вдруг очень обрадовался, отчество Андреевич для знакомства назвал, заверив, что в личном общении оно лишнее, и пояснив свою радость, что, когда от завода ему настоятельно предложили трудоустроить некую даму по фамилии Степанова, он решил, что это очередная родственница одного из замов гендира, который носит эту фамилию, и голову ломал, куда приткнуть ещё одну неумейку и лоботряску. А тут такой монстр культпросветработы! Что заставило её покинуть своё уютное учреждение?
Узнав о смене собственника студии, он выразил ей сочувствие и в то же время радость по поводу усиления собственного коллектива, да ещё перед юбилеем завода, в честь которого им предстояло проводить грандиозный концерт. И предложил ей должность художественного руководителя плюс ставка руководителя театрального кружка.
Дав принципиальное согласие, Яня отправилась назад. Как-то угнетал её этот забег со сменой мест работы. С одной стороны, в издательстве обстановка невыносимая, с другой – неловко переходить на новую работу, собираясь с неё сбежать через пару месяцев. А с третьей… ну как не попробовать? Может, приживётся здесь и не надо будет уходить в администрацию на незнакомую работу с непростыми людьми? Вроде бы, Саша нормальный человек и руководитель не вредный.
За неё этот вопрос решило издательство. Вернувшись на работу, она увидела, что весь коллектив гудит как растревоженный улей: дали квартальную премию! Она взглянула в расчётный листок и пошла за трудовой книжкой.
– А чем вы недовольны, – фальшиво удивилась секретарша, доставая трудовую книжку из сейфа. – Ой, извините, запись о приёме забыли сделать. Директор в отъезде, вы не могли бы через три дня зайти?
– Ох уж, запись о месяце работы, обойдусь и без неё, – выхватывая книжку из секретаршиных рук, фыркнула Яня. – Свои люди, всё же я вам многотысячный заказ подогнала, так что всем на премию хватило, кроме меня.
– Нет, вам начислено, но соответственно стажу.
– То-то и оно, что премия у вас за заслуги в ничегонеделании!
Глава шестая По какому поводу банкет
Вечером Яня снова копалась в детских вещах. Настроение было на нуле, хотя ничего страшного не случилось. Завтра с утра на новое место работы, ну, не получила премии, так ведь многого и не ждала. Просто ещё одно разочарование.
Попалась сумка с одеждой, которую Маша сравнительно недавно носила. Она после одиннадцати лет вдруг начала стремительно расти, до этого была среди одноклассников по росту где-то в серединке, а вот по весу крупновата. Всё-таки хромала тогда ещё заметно, поэтому двигалась мало. И вдруг за год подросла аж на десять сантиметров, резко похудела, и даже в сердце шумы стали прослушиваться. Но врачи родителей успокоили, что это связано с бурным ростом, что девочка сформируется, повзрослеет, и шумы исчезнут. Так и случилось. Только гардероб дочери пришлось полностью обновить, многие вещи буквально с этикетками остались, ну, или несколько раз только надевала.
– Яня, померяй это платье, – сказала мама.
Белое, в мелкий красный цветочек с зелёным листочком и широкой зелёный каймой по подолу и рукавам, такое детское.
– Ты что, мам?
Но спорить не стала, надела. Маша засмеялась:
– Какая ты юная, просто девочка! Мам, оставь себе, оно только чуть великовато, белым ремешком подпоясаться надо!
– Дитё дитём, – засмеялась и Яня, поглядев в зеркало. – Ещё бантик на голову.
Детское платье в стиле пятидесятых, юбка клёш, рукава фонариками, волосы в косу сплетённые.
– Точно, ты – Элли на дороге в Изумрудный город, – кивнула Татьяна Ксавериевна.
– А я Железный Дровосек, – обняла её внучка. – Знаете, сколько во мне металлических стержней и болтов?
– На Льва я не потяну, значит, буду Страшилой Мудрым, и вот вам моё мудрое решение: всё надо перемерять, если что-то подойдёт, лучше носить самой, чем продать за копейки.
– Бабушка, а почему мы такие разные? Может, кто-то из нас приёмный?
– Типун тебе на язык! Все мы родные, ближе нет. Дети не всегда похожи на родителей, чаще они берут что-то от матери, что-то от отца, а иногда берут внешность от кого-то из предков через поколение-два.
Маша задумалась, постукивая пальцами по столу, и Яня заволновалась, дочь ещё будучи малюткой так стучала, когда обдумывала какую-то каверзу. Но сменить тему разговора не успела, Маша спросила:
– А как предка Ксаверия сокращённо звали?
– Бабушка Яня звала его Сава.
– То есть Савелий?
– Нет, это другое имя, но младшие школьники меня часто называют Савельевной, потому что так им проще. Я их не всегда поправляю, привыкла.
– И меня мои картавые-шепелявые артисты так звали, и даже их родители, – ностальгически вздохнула Яня. – Пойдём-ка все вместе ужин готовить.
Но Машу с намеченной темы было уже не свернуть.
– Вот скажите, прабабушка Маша была Ксавериевной, а у вас на самом деле какие были бы отчества? Я была бы Петровной, а мама, а ты?
Татьяна Ксавериевна вздохнула, продолжая стучать ножом по разделочной доске, не поворачиваясь к дочери и внучке лицом. Яня обняла её со спины и сказала:
– Мама, если тебе неприятно, не отвечай на вопрос этой бестактной особы.
– А тебе не интересно? Или ты в курсе? – старшая дама развернулась к ней лицом.
– Ну, есть у меня предположение. И дед, и отец, или хотя бы один из них были актёрами.
– Бинго! Один актёр, другой режиссёр.
– Мам, а как ты догадалась? По своей наследственности, да?
– Наследственность тут ни при чём. По поведению бабушки и мамы. Когда я объявила, что буду поступать в институт искусств на театральный факультет, они были очень уж горячо против.
– Ба, давай колись! Раскрой все зловещие тайны дома Степановых!
– Да нет никаких тайн. Биопапу твоей мамы звали Алексей Павлов. Небольшого роста, я, когда с ним ходила, туфель на каблуках не носила, волосы… да вот как у мамы твоей, она не вся в него внешностью, но вот волосы и глаза… и рост. Очень недолго, меньше года он был режиссёром нашего драмтеатра. Был он человеком взрывным, конфликтовал с главным режиссёром, но продолжал работать. А когда я сообщила ему, что беременна, их конфликт резко стал невыносимым, и он уехал. К тому же он оказался женатым и имел детей. Больше я о нём ничего не слышала.
Маша села за компьютер и занялась поиском. Бабушка пожала плечами и вернулась к овощам. Яня сдвинула сковороду с газа:
– Готово всё, садитесь ужинать. И не юли глазками, девочка моя, всё мы поняли. Умер давно?
– Почти двадцать лет назад. Ба, ты расстроилась?
– Вот поверишь, даже не шелохнулось ничего. Он тогда сразу для меня существовать перестал.
– А ты, мам?
– А у меня его никогда не было. У меня только прадед Ксаверий был. Единственный реальный мужчина под нашей фамилией, у меня от него не только имя, но семья, жильё.
– Так, мама была бы Алексеевной, если бы дед не был козлом. А ты, бабушка? Тебе прабабушка Маша рассказала про твоего отца?
– Мы с твоей мамой деликатнее тебя, вопросов не задавали. Но несколько лет назад я случайно наткнулась на одну статью и поняла, кто был мой отец. Тоже, знаешь ли, из парнокопытных.
Татьяна Ксавериевна вынесла на кухню красочный альбом, изданный к юбилею областного драматического театра, просмотрела оглавление, нашла нужную статью. «Народная артистка РФ Горностаева Ксения Владимировна». Яня удивилась:
– Мы по театру знакомы были, но не близко, кто я, и кто она!
– Ух ты, народная! Наша родственница? – обрадовалась Маша.
– Она – нет. Но посмотрите на эту фотографию.
Артистка сидит в кресле, две девочки на его подлокотниках. Подпись внизу «С внучками».
– Да, старшая – вылитая ты, – сказала Яня. – Маш, помнишь бабушкино фото со школьной доски почёта, где она с комсомольским значком, ты ещё спрашивала, что это такое?
Маша полетела за альбомами. Вытащила фотографию бабушки в юности, пристроила рядом с фотографией артистки.
– Ба, рассказывай, какие мы родственники!
– Николай Горностаев, первый муж народной артистки. Красавец, талант, пьяница, кобель. Когда я родилась, он ещё жил в семье, у них сын несколькими годами старше меня, тоже Николай, на фото его дочки. Вот видишь, как внешние черты проявляется среди наследников? Моя родная дочь на меня ни капли не похожа, а племянница – вылитая я! Как только я на эту фотографию наткнулась, так решила провести небольшое расследование. Узнала от тёти Клавы, соседки нашей бывшей, что жили Горностаевы тогда во-он в том доме через дорогу. Тогда ещё рядом ветка железнодорожная к Шинзаводу тянулась, а у переезда дедов барак стоял. Нынешний наш квартал был сплошной стройкой, проспекта ещё не было, а к тому дому только через переезд по дороге ходили. Я предполагаю, там они и познакомились. Родилась я ещё в бараке, но вскоре мы переехали в новостройку.
– А с этим Николаем, ну, с сыном его, ты знакома?
– Он умер давно, даже раньше матери. Да и зачем?
– Бабушка, он же твой брат!
– Правду мама твоя говорит, некоторые уроки нравственности ты прогуляла. Вот представь себе, приходит к тебе незнакомая девочка и говорит, что она дочь той тётки, к которой твой папа уходил от твоей мамы, и значит, вы сводные сёстры…
– Бабушка, но это другое, по крови мы не родня!
– Ладно, продолжаю. Есть, говорит она, у меня маленькая сестрёнка, которую родила моя мама от твоего папы, она, между прочим, Петровной записана…
– Фу, гадость!
– Маленький ребёнок не может быть гадостью, но явиться к тем, кого предал твой отец, с напоминанием о предательстве – это гадость.
– Ладно, согласна, правильно ты говорила, что в человеческих отношениях сам чёрт ногу сломит. Но я ещё об этом подумаю, что-то тут не так.
Назавтра Яня вышла на новое место работы. Ну, вроде бы не так, как в издательстве, глядят на неё новые коллеги с любопытством, но без неприязни, так и Яня пока инициативы не проявляла. На пробу сходила в ближайшую школу, договорилась с классными руководителями десятых классов, чтобы выступить перед школьниками с приглашением их в театральный кружок. Яня объяснила, что не ставит задачу воспитать из них актёров, а предлагает им научиться свободно общаться, выражать или наоборот, скрывать свои чувства и мысли, заодно считывая чувства и мысли других. Несколько ребят, естественно, из тех, кого принято считать клоунами и разгильдяями, вызвались посоревноваться в мимике, а учительница снимала на камеру и выводила на большой экран. В результате класс почти полностью изъявил желание заниматься. Энтузиазм будущих актёров пришлось затормозить, заявив в качестве вступительного пароля любой сонет Шекспира наизусть.
Довольная, Яня вернулась во дворец и продолжила знакомство с коллегами и творческими коллективами. Отметила с удивлением, что коллектив молодой, она чуть ли не всех тут старше. Для неё это, пожалуй, удача, легче выстроить иерархию и сохранить дистанцию. После разочарования в «Студии детства» сближаться с коллегами Яня не хотела.
Студия напомнила о себе. Позвонила мама Гоши и Даши. Повздыхала о том, что лишилась такой отдушины как театр «Солнышко». Не только дети откровенно боялись Михаила, но и мама не решалась оставить их с этим надменным хмурым мужиком. Да понимала всё Яня, нисколько она не преувеличивала свои возможности в коррекции детского здоровья, этим мамашам, измученным их не совсем удавшимся материнством с проблемными детками, студия давала возможность хоть час передохнуть. Оставив детей Яне, они ходили по покупкам или сидели в кафе, сплетничая, жалуясь на мужей и обмениваясь кулинарными рецептами. Она никогда не высказывала претензий, если кто-то задерживался сверх отведённого на занятия времени, терпеливо ожидая припозднившуюся мамашу. В конце концов, отдохнувшая мама – тоже положительный фактор в лечении ребёнка. Поэтому она выслушала женщину и предложила ей возить детей в Дворец культуры приборостроителей, она собирает младшую группу театрального кружка, и занятия здесь бесплатные. В ближайший час позвонили ещё двое, им она обещала принять всех, учреждение это муниципальное, тут никому не отказывают.
Заглянув к директору уточнить, не будет ли он возражать против привлечения в кружки жителей других районов города, обнаружила у него четверых сотрудников с разговорами явно не о культурном обслуживании, потому что ещё из коридора услышала Сашино «Уволюсь я к чёртовой матери!» Неужели настигла её очередная смена руководства?
В кабинете дым коромыслом, четверо поддатых мужиков и расстроенная молодая женщина, жена Саши, тоже Александра, он её Шурочкой Яне представляет, она безрезультатно пытается проводить недорогих гостей.
– Можно ли узнать, по какому поводу банкет?
– А мы теперь и есть банкетный зал, – сердито отвечает Саша.
Шурочка шепчет, что после пожара в ресторане «Тихая Ряса» срывается юбилей жены замдиректора завода, Яниного однофамильца, и, не найдя по всему городу свободного зала, он попросил в следующее воскресенье выделить в ДК помещение на сто персон под банкет.
– Ну, и с какого момента нам начинать плакать? – растерялась Яня.
– Ты не понимаешь? Мы – дворец культуры, а не харчевня! – распалялся Саша.
– Так, джентльмены, банкет закончен, покиньте это помещение, в нём сейчас будет проходить совещание руководства этого учреждения, – сказала она и выпихнула директорских собутыльников из кабинета. – Уважаемый Александр Андреевич, нас с вами учили, что культура есть исторически сложившаяся система норм поведения и деятельности. Таким образом, нормы поведения за столом и деятельность с использованием столовых приборов целиком подпадает под это определение. Говорят, некоторые начальники в Эрмитаже банкеты закатывали. Саша, откуда твоё чистоплюйство? Я организацией семейных и корпоративных праздников больше пяти лет занималась, и мне в голову не приходило, что в этом есть что-то постыдное. Да ни одна профессия постыдной не является, если она правилами поведения не отвергается! Уборщица, которая наши туалеты убирает, она ведь четвёртое звено в цепочке кулинария – питание – опростание. И если это звено изгнать из нашего заведения, оно станет очень некультурным. Скажешь, храм культуры тут у тебя? А этот храм у тебя сектанты никогда не арендовали? Ведьмы, экстрасенсы, гипнотизёры? Торговля всякая? Сомнительные фонды, подозрительные партии? Чем хуже заместитель директора завода, производящего газоанализаторы? Ну?
– И правда, сам пью, а другим не даю, – обиженно пробормотал Саша. – Спасибо, Янина Ксавериевна, прочистила мне мозги. Командуй, что делать дальше.
– Окно открой, проветрить надо, уборщицу пригласи, пусть приберётся. А мы пойдём помещение для банкета подбирать. Если это мероприятие очень уж бередит твою нежную душу, уходи на больничный, а я похлопочу.
– Нет, эту чашу я изопью до дна!
– Янина, спасибо тебе, – прошептала Шурочка, когда её муж отравился закрывать кабинет перед уходом с работы. – Ну вот подумай, куда ещё ему устроиться с вашим институтом, если взбрыкнёт и уйдёт? Андрюшке три года, я только из декрета вышла. А ему, видишь, прислуживаться тошно! Правильно ты сказала, сто человек – вполне нормальная аудитория для аренды Дворца культуры.
На следующий день трезвый Саша стоически перенёс общение со Степановым, но больше, конечно, разговаривала Яня. Саша только диву давался, как лихо она несколькими фразами заставила его отказаться от мыслей арендовать зрительный зал: «Покатый пол? Гости посуду перебьют, а официанты ноги переломают». Степанов только кивал в ответ на её предложение праздновать в фойе второго этажа и не заморачиваться с приглашением диджея из «Тихой Рясы»:
– Наша аппаратура – наш специалист, он чужому своё не доверит. А ещё вы же хотели живую музыку?
Выяснила музыкальные предпочтения именинницы, отошла на минуточку и позвонила Тонечке, как она насчёт старой американской музыки. «За деньги я могу даже новую индонезийскую», – весело ответила подружка.
