В те же годы в окрестностях голодающего Ростова нашлись ещё кудесники, дела которых были более лютыми. Те почему-то ополчились против женщин. Они проделывали какие-то трюки, которые убеждали свидетелей, что зерно, хлеб и даже рыба припрятаны внутри женских тел, и погублено немало было жён, матерей и сестёр, прежде чем злобный обман этот был остановлен.
Печально окончил свою жизнь кудесник, посеявший упомянутую Е.В. Аничковым смуту в Новгороде. Князь Глеб проявил тут жестокое остроумие своё, которое в момент успокоило волнение.
Подъехавши к волхву, он спросил громко, чтоб слышно было далеко:
– Кудесник, ты похваляешься, что знаешь будущее. Скажи, что будет с тобой сей день?
– Я сотворю великие чудеса…
– Как же ты предрекаешь другим, если своей судьбы не знаешь, – воскликнул князь и секирой своей развалил его надвое. Смущённый народ разошёлся по домам.
В Никоновском летописном своде вслед за этим идёт запись о «звезде превеликой», названной «знамением на западе», сказано об уродливом младенце, уловленном рыбачьим неводом, о солнечном затмении. Летописец берёт на себя роль толкователя этих предвестий:
«Се же проявляше не на добро; по сем бо быша усобицы многы и нашествие поганых на Русьскую землю».
В средние наши века, когда окреплому христианству было уже пять веков, суеверие по-прежнему цвело неистребимым цветом.
Князь Курбский, например, в знаменитых письмах своих винит бабку Ивана Грозного Софью Палеолог в чародействе греческом. Летописи как будто подтверждают это. Бабка Грозного в самом деле по каким-то поводам обращалась к «бабам лихим».
Русский царь Иван III, за которым замужем была «чародеица греческая» Софья Палеолог, сам подпал одно время под сильное влияние «еретиков жидовствующих», подчинялся их толкованиям небесных знамений и чародейству.
У отца Ивана Грозного, московского государя Василия III, при дворе большим влиянием пользовался некто Николай Немчин, обладавший астрологическими познаниями.
Первая жена Василия III обвинена была в колдовстве, которым пыталась укрепить любовь к себе великого князя.
Другая бабка Ивана Грозного Анна Глинская была замешана в чародейских обрядах, которые должны были призвать пожары на Москву. Да и сам грозный царь московский Иван IV, как утверждает тот же Курбский, появился на свет лишь после того, как Василий III и Анна Глинская обратились за помощью к лапландским волхвам.
По письмам князя Курбского к Ивану Грозному чувствуется, что тот хотел бы задеть страшным образом христианское достоинство царя обвинением в чародействе, но у него нет под рукой нужных свидетельств.
Однако такие свидетельства отыскать было бы очень нетрудно. Что и сделал, например, Карамзин:
«…он (Иван Грозный) чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года. В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковью Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: вот знамение моей смерти! Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве, ежедневно посылал любимца своего Вельского толковать с ними о комете и скоро занемог опасно: вся внутренность его начала гнить, а тело пухнуть… Уверяют, что астрологи предсказали ему неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иоанн велел им молчать с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны… 17 марта ему стало лучше от действия теплой ванны, так что он велел послу литовскому немедленно ехать из Можайска в столицу, и на другой день (если верить Горсею) сказал Вельскому: “Объяви казнь лжецам астрологам: ныне, по их басням, мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее”. Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи…».
Другим историкам (Валишевскому, например) вся эта история с волхвами кажется настолько подозрительной, что он видит здесь злой умысел против царя. Богдан Вельский якобы ничего не сказал Ивану о дне смерти, а только предупредил от его имени, что если царь не умрёт в этот день, то волхвов пожгут живьём. Это, действительно, очень похоже на неприкрытое подстрекательство. И исходило оно, как будто, от Бориса Годунова. Царь, разумеется, умер в назначенный ему срок.
Есть свидетельства, будто Иван сам догадывался, что болезнь его имеет характер противоестественный, что он отравлен.
Хранится у меня репродукция мало известной картины художника А.Д. Литовченко, которая изображает один из последних эпизодов жизни Ивана Грозного.
Царь показывает английскому послу Джону Горсею свои сокровища. Англичанин оставил довольно подробное описание этого события.
Из этого описания ясно, например, что царь был достаточно сведущим относительно таинственной силы камней. Вот взял он несколько кусочков бирюзы и сказал, оборотясь к Горсею:
– Видишь, как камень этот побледнел в моих руках. Это значит, что отравили меня. Смерть моя пришла…
Ему подали скипетр из волшебной кости единорога. Лекарь, тут случившийся, очертил этой костью круг, посадил в него пауков. Те, что были внутри круга, как запомнил Горсей, сразу же замерли и окоченели, другие разбежались.
– И единорог мне теперь не поможет, – обречённо молвил царь.– Поздно мне уже…
Велел подать себе самые крупные алмазы и стал толковать о них Горсею так:
– Глянь-ко на алмаз сей… Жаль, не ценил я силы его. Он гнев утишает и сластолюбие гасит. Он власть даёт человеку над собою, да и целомудрие даёт… Худо, худо мне. Несите на воздух… В иной раз приидем сюда…
Подверженность суеверию в последний период жизни усугубляла болезненную подозрительность царя, и этим пользовались.
Замечательный полководец царский, победитель крымцев и казанских татар князь Воротынский по доносу раба своего был обвинён в чародействе, подвергнут жесточайшим мучениям и отослан в Белоозеро. Его не довезли туда, он умер по дороге.
Есть повесть той поры с названием «Сказание некоего боголюбивого мужа». В ней описаны чародей и царь. В царе очень нетрудно угадать Ивана Грозного. Чародей имеет на него огромное влияние. Ни дня царь не может прожить без того, чтобы не призвать его к себе на совет. И это, оказывается, очень похоже на правду.
В чародее узнаются черты английского (по другим источникам – голландского) медика Елисея Бомелия, которого современники именуют «волхвом лютым».
В Псковской летописи за 1570 год об этом «докторе» записано так: «Присягой немцы к Иоанну Немчина, лютого Волхва, нарицаемого Елисея, и бысть ему любим в приближении и положи на царя страхование… и конече был отвёл Царя от веры; на русских людей возложил Царю свирепство, а к Немцам на любовь переложи: понеже безбожнии узнали своими гаданьи, что было им до конца разоренными быти; того ради такого злого еретика и послаша к нему: понеже Русские люди прелестьни и падки на волхвование».
Падки русские люди на суеверные штуки, давно замечено летописями.
Что ещё любопытно заметить, царь Иван Грозный в самом деле был к концу жизни страстный германофил. Некоторые историки нашли основания утверждать, что в завещании своём (которое было утеряно) он отдавал все свое наследие, престол и Отечество, Габсбургам, что слово «боярин» он произвел от «баварец», «баварин».
Власть его, Елисея Бомелия, над грозным царем была так велика, что он был некоторое время чуть ли не временщиком. Раскусив характер Ивана, он сумел угадать, как управлять им. Он предсказывал народные бунты, которые царь заблаговременно усмирял. Выводил на чистую воду злоумышлявших придворных, которые кончали жизнь, не ведая за что, на плахе или колу.
Это был авантюрист и прилипала, которому перепало сладко есть и мягко спать, а главное, быть нетронутым рядом со свирепым владыкой. Наоборот, сильный в глазах подданных, тот выказывает при Бомелии ничтожество своё и слабость. И как будто искал защиты у него.
Дело в том, что жестокий царь, приходя в память после вдохновенного изуверства, впадал в крайнюю степень униженности и страха. Его удивляла и настораживала безропотность своего народа, он ей не верил. Новая мания им овладевала. Он ждал или тайного ножа в спину, или открыто быть растерзанным яростной толпой. В такие поры Елисей Бомелии снова подбрасывал царю мысль бежать подальше от своего подозрительного народа. В Англию, например. В конце концов эта мысль крепко овладела им. С ней Иван Грозный не расставался до самой смерти своей. Странно, что эта идея перешла потом, как бы по наследству, к Борису Годунову.
Карамзин произнес над Бомелием такой приговор:
«Цари в добре и в зле имеют всегда ревностных помощников: Бомелий заслужил первенство между услужниками Иоанна, то есть между злодеями России».
О царствовании Годунова тут сказано было достаточно. Приведем короткий штрих из времени Шуйского. Своего неоднократного спасителя, народного любимца Михаила Скопина-Шуйского новый русский царь тайно и люто возненавидел только потому, что гадатели напророчили ему, будто после него сядет на престоле царь именем Михаил. Шуйский вообразил, конечно, что соперником ему станет храбрый воин Скопин. В письмах иностранные послы утверждают, как верное, что он был отравлен по повелению и умыслу царя Василия.
Интересный документ пришлось мне видеть, связанный уже с именем Алексея Михайловича. Этот царь страдал какой-то болезнью, при которой полезны были кровопускания. Некий «дохтур» Самуил Коллинз, соотнесясь с положением звёзд, составил ему график этих операций.
«Дни для отворения жил и рожечного кровопущания от звездозаконников искушении и установлени в месяце июне лета господня 1664-го.
День 3 и 4, то есть пяток и суббота добро и по взору планид имеют во сбое действие, то есть во отворение жил и рожечное кровопускание доволство».
Самуил Коллинз по звёздам предугадал, что для кровопускания царю благоприятны дни 3 (пятница) и 4 (суббота) июня 1664 года. Дотошные историки установили, что в эти дни действительно Алексею Михайловичу «отворяли жилы».
В царствование Алексея Михайловича ждали конца света. Приближался год 1666. «Звериное число» 666, предвещавшее, судя по книге Апокалипсиса, вселенские потрясения, живо волновало каждого в христианском мире. К тому же опять явилась страшная комета. Слухи о грандиозной вспышке чумы в Европе достигли Руси. Любознательный царь хотел знать, что грозит в связи со всем этим его земле и ему самому. Вот и просит он учёного доктора Андреаса Энгельгардта растолковать ему – что к чему. Письма к царю доктор писал замечательные. Они как будто для того и сочинялись, чтобы и нам доходчиво растолковать суть ещё одной суеверной волны, докатившейся до России.
царю Алексею Михайловичу
«В число же знамений, предвещаемых кометами, входят в особенности следующие.
1. Три известных основных бедствия: Война, Чума, Голод.
2. Смерть князя или властителя или же других людей, занимающих высокое положение, чья кончина вполне может повлечь за собой наступление нижеуказанного знамения.
3. Большие перемены в церковном устроении, а также светском порядке.
4. Опустошение или гибель больших государств.
5. Небывалые землетрясения и наводнения.
6. Иногда во время появления комет рождаются князья или другие люди, через которых совершаются великие дела, а также крупные перемены.
Под Войной притом имеется в виду не что-либо обычное, но либо нежданное вторжение, либо крупнейшие нашествия неприятелей; или же такие войны, которые заканчиваются гибелью больших государств, изменениями в религии и государственном устройстве.
Однако комета есть предвестие не всякого события, но знаменует только то, что предназначено Богом. Сказанное верно о кометах вообще: для частных же случаев имеются ещё некоторые правила, и о том или ином из них мы можем заключить путем истолкования.
I.
Появление кометы в наибольшей степени относится к тем местностям, над которыми она стоит вертикально, как об этом ещё будет сказано ниже, или же к тем, в котором она видна в зодиакальном созвездии: для этих местностей она сулит скудость урожая, войну, наводнения и прочие бедствия в зависимости от того, будет ли комета знаком огненной, воздушной, водной или земной тройственности.
2.
Если комета появляется утром и заметна бывает рано, до восхода солнца, в восточной стороне света, см. выше, то это означает смерть царя или князя той области, которая лежит под знаком кометы. То же самое, но ещё с гораздо большей определённостью, означает, если комета вечерняя и появляется на самом Западе.
3.
Движение кометы в направлении противоположном созвездиям зодиака означает, согласно Кордану и Ориганусу:
(1) Изменения в законах и установлениях,
(2) Нашествие внешнего врага и кочевников.
4.
Перемещение кометы с западной части небосвода в северную выводит из восточных стран либо повальную болезнь, либо веру, либо властителя, который внесёт в северные страны смятение и опустошит их (Кордан и Ориганус).
5.
Некоторые, не сомневаясь, делают заключения по облаку и цвету кометы, предсказания войны на основании светлой, в особенности красноватой окраски, ибо таковая по своей природе свойственна Марсу, а на основании бледной и темной окраски, присущей Сатурну,– повальную болезнь».
Спрашивал царь Алексей Михайлович и конкретно о том, достигнет ли чума российских пределов, на что Андреас Энгельгардт отвечал:
«Насколько мы можем заключить… если попущением божиим чума вообще наступит, то это будет приблизительно следующей осенью. Однако поскольку всемилосердный Бог вполне может склониться к нашим тревожным мольбам… то может он предзнаменованное наказание или прямо прекратить, или по крайней мере смягчить; сверх того, поскольку русские соблюдают обычай оберегать себя частым и постоянным употреблением лука и особенно хрена, чуме не легко будет к ним пробраться; пусть лучше отправляется к Антикиру».
Наступило время Петра I. Время прекрасное и жестокое. Неслыханное время России.
Кончалась одна эпоха и начиналась другая. Понимал ли это народ? Вряд ли. Русское суеверное сознание охотнее видит во всякой ломке – конец света.
Православный царь, надевший немецкое платье, обривший бороду, засмоливший голландскую трубку, – в сознание это не укладывается иначе, как в роли и с целями антихриста.
Тайная канцелярия в царствование Петра I, тихая прародительница нашего ГПУ, задыхалась в пыточных камерах своих от бессилия «урезать» все языки, повинные в новом кощунстве. О царе говорили неслыханное.
Какой-то бывший пономарь Ефим Иванов, на которого донёс монах Макарий, доподлинно знал чудовищное: «…я-де слышал, что-де он не прямой царь, и царевича-де убил своими руками, а прямого-де царя давно нет, и называют-де еретиком и оборотнем, и сущим самим диаволом, и для того-де его и нигде убить не могут, ведает своим нечистым духом, да он же-де ест младенческие сердца».
Поп Игнатий Иванов показал, что в прошлом году от Афимьи Исаковой он слышал такие слова: «…в Петербурге в доме государевом карлица родила младенца, а у того младенца был восприемником государь, и после крестин из того младенца приказал государь вынуть сердце, и ели то сердце; прямого-де царя уже давно нет, какой-де это царь, что он младенческие сердца ест, и других заставляет и ели-де; да он же-де весь народ обратил по-новому, и знатно-де он оборотень, хотели-де его убить, да не могут убить. А стряпчие, Сидор Лобанов да Петр Мокеев, и ещё певчий новгородского архиерея Максим Грохот, говорили ему, Игнатию: государя хотели убить, сперва Соковнин и другие, а потом Кикин, и государь-де знаем своим счастьем, и увидев-де их, казнил; да слышал-де он, что в Петербурге государь собрал в сенат архиереев и других многих людей, и говорил государь, чтоб дать суд на царевича, за непослушание его; и тогда ж-де в ту палату вшол царевич и не снял шапки перед государем, и сказал царевич: что-де мне, государь батюшка, с тобою судиться, я-де завсегда перед тобою виноват, и пошёл-де царевич вон; и государь-де молвил: смотрите-де, отцы снятии, так ли то дети отцов почитают; и приехав государь в свой дом, и царевича-де бил дубиною, и от тех-де побои царевич и умер».
Страшен казался новый русский царь своему народу, опутанный такой молвой. Подогревалась молва эта противной стороной. Заводить на смуту тёмный народ было дело политическое. А потому, оговорённый страшными словами, пылкий царь, бывало, сам рвал калёным железом бессмысленные языки…
Таким образом цепочку недреманного русского суеверия можно продолжить вплоть до нового апогея – времён «распутинщины», например. Или времён российского декаданса. Но эти времена более близки и известны…
* * *
Однако заметили ли вы, как напоминают наши дни времена Смуты, к примеру? Вновь всякая нечисть всё смелее выползает на свет из тёмных закоулков и подворотен сверхцивилизованного, затурканного материализмом бытия. Сонмы нечистоплотных, нечистых и на руку, и на душу колдунов и чародеев заполонили экраны телевизоров. Одолевают видения, для которых именитые учёные изобретают параллельные миры и измерения. Барабашка потеснил пришельцев с Марса. Средневековье со всем своим набором разнообразной чертовщины, только называемой специально изобретёнными словами «под науку», овладевает массами. Это знак какого-то нового одичания. Бывало такое уже не раз в нашей истории.
И всегда это означало, что держава наша подходит к какому-то новому пределу. Неопределённость и зыбкость настоящего, смутная неясность предстоящего порождает химеры народного сознания, вывихи коллективной психики. Наблюдательными людьми установлены уже общие приметы, сопровождающие наступление таких времён. Вычислена точная периодичность отливов и приливов психических эпидемий.
Предсказания не столь уж невообразимая и колдовская вещь, если подходишь к ним с полным знанием прошлого. Покопавшись в истории великих и малых «смутных времён» русской истории, я мог бы самостоятельно предположить,
что 1989 год явился в некоторой степени «пиковым» в новом приливе психических аномалий. Догадаться об этом мне было легко, поскольку досужие (в том числе и великие) умы заметили, что особенно бередит наше народное воображение каждый двенадцатый год. Связано ли это с космическими какими-то делами, солнечными ли, или иными непознанными резонансами развития коллективного духа – не мне доказывать.
Однако совпадения в самом деле способны дать пищу уму.
Ко многим объяснениям исторических всплесков можно присоединить и такое. Я предпринял, скорее всего для того, чтобы удовлетворить личное любопытство, следующее краткое исследование русской истории. Составил себе цифровой столбец с промежутками в те самые роковые двенадцать лет. Выбрал точки, в которые народные волнения, в том числе и обострение суеверия, достигали высшей точки. Единственной трудностью в этом деле было выбрать точку отсчета. Я выбрал её как бы произвольно, но не совсем. Попытался выбрать в обозримой русской истории пиковую ситуацию, наиболее смутную, отмеченную в хронологии нашей эпицентром политического и суеверного волнения. Подумал, что не ошибусь, если возьму за точку эту 1606 год, в который погиб первый Лжедмитрий. Время это я здесь уже описывал. Суеверие, потерянность и гнев народный, я это доказал, как мне кажется, достигли тут и в самом деле своего предела.
Временной столбец получается такой (я пишу его именно в столбец, чтобы удобно было вписать рядом с цифрой событие, которое покажется наиболее соответствующим логике выпавшей цифры).
1606— год смерти Лжедмитрия I.
1618
1630
1642
1654
1666— апокалиптический «звериный год».
1678
1690
1702
1714
1726
1738
1750
1762
1774
1786
1798
1810
1822
1834
1846
1858
1870
1882
1894
1906
1918
1930
1942
1954
1966
1978
1990
2002 – Этот год стал в России ещё одним годом нарастающего напряжения на
Северном Кавказе. Теракт 9 мая в Каспийске, страшное крушение вертолёта над Ханкалой… Даже сход ледника в Кармадоне, казалось, укладывается в некую зловещую последовательность событий. Трагичной кульминацией стали события 23 октября в московском ДК «Подшипник» на Дубровке.
2014 – Антиправительственный переворот на Украине, вызвавший в 2022-ом году
решение России о военной спецоперации.
2026
Лжедмитрий растерзан был в мае 1606 года. Смута, конечно, копилась заранее. Цифры, которые получились у меня, особенно последние, выглядели бы гораздо красноречивее, если бы сдвинуть время на четыре-пять месяцев вспять. Поскольку для истории эти четыре-пять месяцев не играют абсолютно никакой роли – то я и пренебрегу ими. Тогда ряд этот, начатый с конца, становится в высшей степени соответствующим нашим предположениям.
1989 – страна переживает волну всем известных потрясений и распада.
1977 – начало «афганской войны».
1965 – застойная аномалия.
1953 – смерть Сталина.
1941 – нападение Гитлера на СССР.
1929 – начало «большого террора» в истории СССР.
1917 – октябрьский переворот.
1905 – вооружённые выступления рабочих – «репетиция революции».
Дальнейший ряд предоставим проследить любопытным нашим читателям. Если что-то и не совпадёт, от работы такой останется хотя бы та польза, что подробно повторим своё знание истории Отечества.
…А как стойки во времени черты суеверия, доказывает случай, потрясший в 1989 году один из довольно крупных дальневосточных городов. Здесь умерла восемнадцатилетняя девушка Рина Грушева, которая стала выходить из могилы, взбудоражив тихую жизнь здешнего захолустья.
«20 июля, вечером, жительница города Кирина Мария Петровна понесла мусор во двор. Как она потом рассказывала, у неё закружилась голова, минут пять она постояла в подъезде, затем подошла к мусорному ящику, подняла крышку и… “О, господи, в ящике, на груде мусора, лежала голая девушка… как большая кукла! Тело ее было сплошь в синих пятнах, а в руках зажата иконка”».
Подобное повторялось несколько раз и в разных местах в момент прославившегося городка. Как это похоже на страсти вокруг давних похорон молодого русского царя Лжедмитрия I.
Ночами жители городской окраины видели яркий огонь костра на кладбище, где погребена была Рина Грушева. Разжигали костёр подростки, объединившиеся с жуткой целью вызвать мёртвую из могилы. «Рина, возьми нашу кровь», – заклинали они. «Встань, Рина. Настал срок. Пусть будет так!». Покачиваясь в такт словам, сжимали и разжимали кулаки, как это делается, чтобы усилить давление в венах, и из порезанных рук, стекая по вытянутым пальцам, в могильную землю впитывалась кровь. Мрачная эта картина говорит о том, как легко вернуть человека в дремучее его состояние.
Ну вот, скажут, тосковал о потерянном, звал искать и возвращать праздничное и трогательное из, может быть, уже невозвратного народного достояния, а пришёл к неуместному обличению. Начинал за здравие, а кончил за упокой.
Все не так. Суеверие, новым воинствующим сознанием своим (которое теперь оказалось нам ни к чему), почитали мы всегда дикостью. В этом, впрочем, был и остаётся резон. Ныне нам предстоит, хочется верить в то, радостная работа отделять дикость от красоты. То, что напирает на нас сейчас со всех сторон – это больше дикость. О красоте пока никто не вспомнил. Пусть в этом бессмертная пушкинская душа будет нам безошибочным указчиком.
То, что он отобрал когда-то для себя, и нам, буду думать, сгодится. Для того, собственно, и велось это долгое, не во всём серьёзное писание.
Пора заканчивать. Но конец этот будет несколько насильственный. Написавши сотни две страниц и начиная подумывать, что пора бы уже и точку где-то ставить, обнаружил вдруг, что повествование это вполне может обернуться бесконечной книгой. Я, конечно, не угрожаю этим. Я передаю своё ощущение… И еще, есть у меня такое чувство, что все это вскоре станет нам нужно. Как забава и знание, но еще больше – как память о поколениях предков, не напрасно живших и не напрасно придумавших все это.
Так бесхитростные разговоры матери оборачиваются со временем единственной достойной мудростью, потому что в них обнаружим мы весь опыт прежних времён…
В черновиках, в дневниках, в прочих бумагах Пушкина встречаются записи, которые частично могут определить нам круг его мыслей. Многие касаются интересующей нас темы.
Выпишем их здесь для сведения.
«Когда родился Иван Антонович, то императрица Анна Иоанновна послала к Эйлеру приказание составить гороскоп новорождённому. Эйлер сначала отказывался, но принужден был повиноваться. Он занялся гороскопом вместе с другим академиком, и, как добросовестные немцы, они составили его по всем правилам астрологии, хоть и не верили ей. Заключение, выведенное ими, ужаснуло обоих математиков – и они послали императрице другой гороскоп, в котором предсказывали новорождённому всякие благополучия. Эйлер сохранил, однако ж, первый и показывал его графу Разумовскому, когда судьба несчастного Ивана VI совершилась».
«В городе говорят о странном происшествии. В одном из домов, принадлежащих ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать; дело пошло по начальству. Кн. В. Долгорукий нарядил следствие. Один из чиновников призвал попа, но и во время молебна стулья я столы не хотели стоять смирно. Об этом идут разные толки. Н. сказал, что мебель придворная и просится в Аничков».
«Вигель рассказал мне любопытный анекдот. Некто Норман или Мерман, сын кормилицы Екатерины II, умершей 96 лет, некогда рассказал Вигелю следующее. Мать его жила в белорусской деревне, пожалованной ей государыней. Однажды сказала она своему сыну: “Запиши сегодняшнее число: я видела странный сон. Мне снилось, будто я держу на коленях маленькую мою Екатерину в белом платьице – как помню её 60 лет тому назад”. Сын исполнил её приказание. Несколько времени спустя дошло до него известие о смерти Екатерины. Он бросился к своей записи – на ней стояло 6 ноября 1796 г. Старая мать его, узнав о кончине государыни, не оказала никакого знака горести, но замолчала – и уже не сказала ни слова до самой смерти, случившейся пять лет после».
Кто-то уже сказал о том мистическом ужасе, которым веет от записи, сделанной Пушкиным в своем дневнике 26 января 1834 года: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». На другой же день, только через три года, состоится роковая дуэль между Дантесом и Пушкиным. Что заставило его вписать это имя в дневник? Что он чувствовал при этом?
«Потёмкин приехал со мной (Пушкин записывает рассказ Н.К. Загряжской. – Е.Г.) проститься. Я сказала ему: “Ты не поверишь, как я о тебе грущу”.– “А что такое?”– “Не знаю, куда мне будет тебя девать” – “Как так?” – “Ты моложе государыни, ты её переживешь; что тогда из тебя будет? Я знаю тебя, как свои руки: ты никогда не согласишься быть вторым человеком”. Потемкин задумался и сказал: “Не беспокойся, я умру прежде государыни; я умру скоро”. И предчувствие его сбылось. Уж я больше его не видала”».
«Царевича Алексея Петровича положено было отравить ядом. Денщик Петра Великого Ведель заказал оный аптекарю Беру. В назначенный день он прибежал за ним, но аптекарь, узнав, для чего требуется яд, разбил склянку об пол. Денщик взял на себя убиение царевича и вонзил ему тесак в сердце. (Все это мало правдоподобно.) Как бы то ни было, употреблённый в сём деле денщик был отправлен в дальнюю деревню, в Смоленскую губернию. Там женился он на бедной дворянке из роду, кажется, Энгельгардовых. Семейство сие долго томилась в бедности и неизвестности. В последствии времени Ведель умер, оставя вдову и трёх дочерей. Об них напомнили императрице Елизавете. Она не знала, под коим предлогом вытребовать ко двору молодых Ведель. Князь Одоевский выдумал сказку о Богородице, будто бы явившейся к умирающей матери и приказавшей ей надеяться на её милость. Девицы вызваны были ко двору и приняты на ноге фрейлин. Они вышли замуж уже при Екатерине: одна за Панина, другая за Чернышёва (Анна Родионовна, умершая в прошлом 1830 году), третья не помню за кем».
«Не думал встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить; он мне сказал: “Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей”. Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах ещё жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулей».
…Все это Пушкин для чего-то записал. Он ничего не делал напрасно. Это какие-то заготовки, судьбу которых оборвала та же самая пуля. Вспомним, какой незначительный случай дал повод развернуть Пушкину великолепное полотно «Медного всадника». Один человек рассказал другому свой сон… Все эти краткие наброски могли бы раздвинуть наше представление о гении Пушкина, буде дана ему возможность сказать то, что подразумевал он, то, что виделось ему за этими торопливыми строчками. Вот чего жаль. Всякое многоточие в пушкинских дневниках и памятных заметах – больно саднит душу тем, что за каждым многоточием таким – тот Пушкин, которого мы никогда не узнаем…