Ирена Р. Сытник
Бессмертные 2
Глава 3
На следующий день задул слабый восточный ветер, и корабль медленно двинулся вперёд. Эльм, чистый, сияющий, испускающий благовония, ходил по кораблю вслед за Санхаром, словно привязанный. Поначалу его смущали любопытствующие или насмешливые взгляды матросов и солдат, но он быстро приспособился не обращать на них внимания. Его сияющий влюблённый взгляд не отрывался от господина, и эту необычную привязанность заметили все. Люди начали судачить о чудачестве капитана и командира, ведь до сих пор никто не замечал его в склонности к мужеложству. Последние полсотни лет Санхар не встречался с Грацианом, и делил ложе исключительно с дамами. Давно умерли те, кто помнил любовную связь Санхара и Грациана, а нынешнее поколение знало господина только как великого самца, у которого был не только обширный гарем наложниц, но который не пропускал ни одной хорошенькой девушки или женщины, будь то простая горожанка или знатная дама. Потому, отношения Санхара и нового раба, которые оба даже не пытались скрыть, ввели всех в недоумение. Даже бывшие товарищи юноши смотрели на него с удивлением и презрением. Не удивился, казалось, только капитан Интон. Его мрачный взгляд не менялся, когда он видел «сладкую парочку». Санхар, давно отвыкший что-либо скрывать от подданных, считая, что они обязаны принимать его таким, какой он есть, откровенно демонстрировал свою привязанность к юноше, то ласково поглаживая по лицу, то, шутя, хлопая по упругому заду, или даря мимолётный поцелуй.
Санхар не на шутку увлёкся юным наложником. Эльм совсем не походил на Грациана ни внешностью, ни характером, ни иными качествами. Во-первых, был немного старше Грациана, когда Санхар впервые того встретил. Во-вторых, Эльм был неискушённым и невинным мальчиком, хотя и тяготеющим к мужскому, а не женскому обществу. Грациан «совратил» в своё время Санхара, научив его мужеложству, а в этой ситуации получилось наоборот. Теперь Санхар выступал в роли опытного любовника, проводя юношу по тропам взаимной любви. И, в-третьих, Грациан, несмотря на склонность, в итоге оказался обычным мужчиной, любящим хорошеньких женщин и мечтающим о жене и детях, а его долгие отношения с Санхаром объяснялись не физической тягой, а душевной привязанностью и искренней дружбой. Эльм же, наоборот, с детства испытывал влечение к особам своего пола, его тянуло к мужчинам сначала подспудно, а затем и осознанно. Потому он легко и с радостью отдался Санхару, как только понял, чего тот от него ждёт. И, последнее, Грациан, насильно приученный к противоестественной для него связи, подвергавшийся грубому обращению и издевательствам, не отличался особой страстностью, скорее, старательно выполняя знакомую работу, чем отдаваясь акту любви. Хотя в умелых и нежных руках Санхара он не раз испытывал настоящее наслаждение от близости. Эльм же оказался таким страстным и ненасытным любовником, что даже Санхару иногда трудно было его удовлетворить. Да и внешне они отличались, как небо и земля: тёмноволосый, золотоглазый, смуглый, женообразный Грациан с длинными роскошными волосами, которым позавидует любая женщина, и стройный, подтянутый, гибкий, светловолосый, голубоглазый, белокожий и коротко стриженый Эльм, несколько женственный, но всё же похожий на мужчину больше, чем Грациан, с его томным влажным взглядом огромных глаз. Может, эта непохожесть, а также откровенное желание, сквозившее во взгляде юноши, и привлекли Санхара к нему. А может, ему вновь наскучила женская любовь, и потянуло на нечто необычное? Сколько сотен женщин прошли через его руки, сколько губ он перецеловал и сколько грудей переласкал за две с половиной сотни лет своей неугомонной жизни? А мужчина у него был только один – Грациан. А теперь будет Эльм.
Миновав северные острова, «Избранник богов» прошёл вдоль берега Гритланда – одного из самых крупных островов Аквии. Он протянулся в виде угольника с севера на юг и с востока на запад, длинный, узкий и изогнутый, как бумеранг. Северо-южная часть протянулась почти на полторы тысячи кемов, не меньшей была и восточно-западная. Столица княжества Гритландия, занимавшего всю территорию острова, находилась в «нижней» части, и до неё от северных островов было примерно 1600 кемов. Даже при хорошем попутном ветре корабль шёл бы к ней больше семидесяти часов. Санхар специально не заходил ни в один встречный порт, хотя их вдоль побережья Гритланда оказалось более чем достаточно. Он собирался сделать длительную остановку в Лагдине – пожить в столице некоторое время, осмотреться, по возможности развлечься и дать отдых команде. Он кое-что помнил и знал о Гритландии, о царивших там откровенных нравах, о том, что любовь здесь приветствовалась в любом виде, и многие знатные особы открыто имели любовников или содержали мальчиков-наложников.
Пока корабль двигался к Лагдину, Санхар развлекался тем, что устраивал отряду тренировки и соревнования, чтобы они не заскучали от безделья. Сам он тоже принимал участие в этих соревнованиях. Любимым его развлечением был «бой в темноте». Санхару плотно завязывали глаза и он вслепую отбивался от одного, двух или нескольких нападающих. Подданные считали господина непревзойдённым бойцом. Благодаря наследству от когда-то слепого отца, Санхар мог ощущать окружающее пространство до мельчайших подробностей. «Слепой» бой был для него не труднее боя с открытыми глазами, разве что реакция чуть замедлялась, что немного уравновешивало его с обычным противником. По-настоящему умелый и опытный воин с быстрой реакцией и точным ударом мог пробить его оборону и нанести незначительную рану, но это при условии, что Санхар не задействует ментальные способности и не подслушает его мысли, которые на мгновение раньше подскажут ему, куда противник собирается нанести удар. К тому же кожа его, и так упругая и крепкая от рождения, после пятилетнего сна, стала ещё крепче и эластичней. Даже Санхару нужно было приложить определённое усилие, чтобы повредить её. Особенно плотной и непробиваемой она стала на шее, груди, спине и животе до бёдер – в самых опасных местах. Так что, если Санхар хотел пустить себе кровь, приходилось резать либо ладонь, либо ногу.
За день до прибытия в Лагдин Санхар объявил пленным корсарам своё решение: их продадут работорговцу. Если кто не желает становиться невольником – пусть сообщит об этом. Его торжественно повесят на рее по морским законам.
Желающих болтаться на перекладине для парусов не нашлось, и, когда "Избранник богов" вошёл в гавань Лагдина и пришвартовался на отведённом ему месте, Санхар пригласил местного купца осмотреть товар.
Все пленные были здоровыми крепкими молодыми людьми, и купец почти не торговался. Он заплатил Санхару требуемую сумму и забрал рабов. На корабле остались только Эльм и капитан Интон, которого лорд решил не продавать. Этот сильный, стойкий, спокойный, уравновешенный и благородный человек нравился ему тем сильнее, чем больше он его узнавал. Давно Санхар не встречал таких сильных духом и благородных душой людей, и он решил тем или иным способом привлечь его на свою сторону. Когда купец забирал проданных пленников, Санхар жестом остановил солдата, когда очередь дошла до капитана, и сказал:
– Этот не продаётся.
Капитана втолкнули обратно в клетку, вывели остальных, и оставили в одиночестве. Ни словом, ни жестом не выдал капитан удивления, возмущения или растерянности. Молча сел в углу некогда тесного, а теперь опустевшего узилища, обхватил сильными руками колени, и смотрел, как уводили его товарищей. Он не знал, почему его не продали с остальными, не знал, и даже не гадал, какую долю уготовил ему лорд Санхар, но в душе его не было ни страха, ни тревоги, а только полнейшее равнодушие и отчуждение.
Санхар получил за пленных шестьсот сорок золотых, и за корабль, который выставил на аукцион, больше шестидесяти тысяч. Из этих денег он выплатил премию дружинникам – по десять золотых, а на остальные снял роскошный номер в самой лучшей гостинице города. Каждый день он прогуливался по Лагдину в сопровождении Эльма, осматривая достопримечательности; нанёс визит вежливости князю Гритландскому, познакомился с несколькими знатными придворными и посетил их загородные дома. Мало кто слышал о лорде-правителе Санхаре Лайонском, но никто не сомневался в его статусе, и принимали с соответствующим почётом. Знатные дамы и девицы, едва услышав, что лорд холост, начинали обдумывать планы обольщения красавчика-вельха, и наличие у гостя юного наложника нисколько их не смущало.
Пробыв в Лагдине, примерно, месяц, увидев всё, что хотел увидеть, и узнав всё, что желал знать, Санхар вернулся на корабль и отчалил от гостеприимных берегов. Гритландия ему понравилась. Единственное, что утомляло и раздражало, это придворный этикет и сплошные интриги всех против всех. Но это болезнь всех старых устоявшихся правлений.
Санхар направился в Алмост – королевство, расположенное на Южном континенте. От Гритландии до Алмоста около четырёх тысяч кемов. При благоприятных обстоятельствах это примерно десять дней ходу. Десять дней открытого океана, ограниченного пространства и однообразного пейзажа, колеблющейся палубы и вынужденного безделья. Но это в том случае, если не случится ничего непредвиденного.
Первые два дня Санхар не предпринимал никаких действий, чтобы чем-то занять или развлечь людей – им хватало впечатлений после длительного отдыха в Лагдине. Но как только он заметил первые признаки скуки, решил устроить небольшое развлечение в виде показательного суда над капитаном Интоном. С одной стороны, он хотел позабавить команду, с другой – последний раз испытать пленника. Его полнейшее спокойствие и равнодушие к своей участи словно бросали ему вызов.
Воинам и матросам объявили о решении господина, и они рьяно начали готовиться к судилищу: вытащили на палубу все скамьи и пустые бочонки из-под пива и расселись на них, в ожидании зрелища.
Сержант Сенек торжественно зачитал приказ капитана и господина и велел привести пленного. Когда двое воинов вывели корсара из клетки, его дружно освистали и наградили насмешливыми аплодисментами. Санхар поднялся на крышу надстройки и обратился к пленнику:
– Капитан Интон, ты обвиняешься в нападении на мирный корабль с целью захвата и грабежа. Что скажешь в своё оправдание?
Интон не ответил. Он посмотрел на Санхара таким взглядом, словно перед ним стоял мальчишка и говорил глупости. Его мысли соответствовали взгляду и слегка задели вельха.
– Я знаю, что ты подумал, – сказал он, – но это не игра. Мои люди хотят зрелища, и они его получат… Я не продал тебя работорговцу, потому что для тебя унижение носить рабский ошейник. Я знаю, ты предпочёл бы смерть на виселице кнуту надсмотрщика. Или я ошибаюсь?
Интон взглянул в глаза Санхара.
– Нет, не ошибаешься… Я не боюсь смерти: два раза не умрёшь, когда пришла – не уйдёшь. К чему ломать комедию? Зови палача и заканчивай представление.
– Мне нравится твоя смелость, – усмехнулся Санхар. – Но не торопись на Небеса. Возможно, твой колокол ещё не пробил. Я не злопамятный. К тому же ты не пират, а корсар, а значит, заслуживаешь смягчительных обстоятельств… Предлагаю два варианта наказания, из которых можешь выбрать одно. Ты готов сделать выбор?
– Предлагай… – усмехнулся капитан.
– Хорошо, – кивнул Санхар. – Что выбираешь: смерть через повешение или купание в бочке с инфликтом?
Слова Санхара привели капитана Интона в растерянность. По-видимому, он ожидал нечто другое.
– Выбор невелик, – пробормотал он. – Смерть или смерть…
– А ты думал, что я предложу свободу? – усмехнулся Санхар. – Ты пират, и по всем законам заслуживаешь смерти. Потому я и предлагаю два варианта казни.
Санхар, вообще-то, не собирался убивать Интона. В последний миг он хотел сделать благородный жест и помиловать осуждённого. Он желал посмотреть, как поведёт себя капитан на пороге смерти: так же спокойно и равнодушно, как держался до сих пор, или проявит какие-либо эмоции?
– Что такое повешение, я знаю – сам повесил нескольких негодяев в своё время… Не будете вы так любезны, сударь, объяснить, в чём выражается казнь через купание? – с явной насмешкой в голосе произнёс капитан.
Санхар оживился. Наконец-то эта скала начала давать трещины! Это был не страх, но, может быть, испуг проявляется в нём именно таким способом? Кто-то, пугаясь, впадает в ступор, кто-то в агрессию, кого-то охватывает истерика, а капитан Интон начинает язвить?
– С большим удовольствием, сударь, – в тон ему ответил Санхар. – С действием инфликта – этой обжигающей жидкости – ты уже знаком. На Лайонсе особо опасных преступников – убийц, насильников, грабителей и пиратов – мы садим в бочку, наполненную инфликтом. Никто не выдерживает подобной процедуры больше пяти минут – все умирают мучительной смертью, не выдержав адской боли… Лично я не рекомендую тебе этот вид казни, уж очень она жестока… Старая добрая верёвка куда предпочтительней.
Интон опустил голову и задумался. На корабле воцарилась тишина. Люди с любопытством воззрились на пленника: неужели он такой идиот, что выберет инфликт?
Наконец, Интон поднял голову и взглянул в глаза Санхару.
– А если я не умру после… купания? Даруете ли вы мне свободу… милорд?
Пленник говорил спокойно и словно бы равнодушно, но Санхар легко уловил смятение в его душе. По-видимому, это решение далось ему нелегко.
– Это невозможно, капитан, – так же глядя в глаза Интону, ответил Санхар. – Ты умрёшь, и смерть твоя буде ужасной.
Он уже жалел, что начал эту игру. Если бы капитан выбрал повешение, он мог бы его помиловать. Но теперь складывалась ситуация, когда помилование невозможно: нельзя лишить человека шанса, пусть и призрачного, обрести свободу. Ведь он сам милостиво предоставил ему выбор. Казалось, в его предложении нет лазейки, но капитан нашёл её и не преминул воспользоваться.
– Ну, а если?…
– Если ты останешься жив, то, клянусь своей честью и именами всех богов, живущих на Небесах и в Подземелье, я высажу тебя в первом же порту по твоему выбору, и никогда не буду преследовать ни словом, ни делом. Это сказал я, лорд-правитель Санхар Лайонский, принц Трикорский… Итак, сударь? Твой выбор. Подумай ещё раз и всё хорошенько взвесь…
– Я выбираю купание в инфликте, – твёрдо произнёс Интон.
Из десяток глоток одновременно вырвался вздох изумления. Затем зрители оживлённо заспорили, заключая пари: выдержит или не выдержит капитан, останется жив или умрёт.
Санхар согласно склонил голову и произнёс:
– Ты сделал выбор, капитан, и я уважаю твоё решение, хотя и считаю его глупым… Время покажет, кто из нас прав. Завтра приговор приведут в исполнение, а сейчас отдыхай и набирайся мужества – оно тебе понадобится. Ты имеешь право на хороший обед и соответствующие твоим верованиям обряды… Удачи!
Санхар отвернулся и ушёл в каюту, больше не глядя на обречённого на муки смертника.
Глава 4
На следующее утро Интон снова предстал перед Санхаром. Окружающая обстановка осталась почти без изменений, только добавилась большая бочка, наполненная зеленоватым инфликтом. К ней были приставлены наскоро сбитая лесенка и два небольших помоста для воинов, опускавших приговорённого в бочку. Чтобы защитить лица и руки от жгучих брызг, они надевали специальные маски и перчатки из кожи.
– Не передумал, капитан? – без особой надежды, спросил Санхар. – Я предоставляю тебе право изменить решение.
– Я не привык менять решения в последний миг, – спокойно ответил Интон.
Он, как всегда, держался непоколебимо и равнодушно.
– Упрямство стоило тебе корабля и свободы, – не удержался от замечания Санхар.
– У каждого бывают ошибки… – обронил капитан, не глядя на вельха.
Санхар подал знак начинать и опустился в кресло. Эльм стал позади него, весь дрожа от волнения и страха за жизнь капитана.
Капитану связали за спиной руки и ноги, чтобы, попав в инфликт, он не брыкался и не плескался, продели под связанные руки палку и подвесили над бочкой. На палубе воцарились тишина и напряжение. Сейчас, именно в этот момент, Санхар мог ещё отменить казнь, помиловать преступника. Но тогда он должен будет заменить её чем-то другим: тюремным заключением, каторгой или рабским ошейником, лишив капитана выбранной им возможности на спасение. Часовой перевернул песочные часы, и, когда тонкая струйка потекла из верхнего резервуара в нижний, Интона начали медленно опускать в бочку.
По правилам, жертва была голой, не считая узкой набедренной повязки в эстетических целях. Накануне ночью, после долгой и страстной любви, Санхар намекнул Эльму, что, если набедренную повязку смочить уксусом, то боль в особо нежных местах будет не такой сильной. Он услышал мысли юноши и знал, что тот, на рассвете, когда все крепко спали, тайком отнёс капитану кувшинчик уксуса. Знал также, что воины, выполнявшие роль палачей, учуяли характерный запах, но промолчали и не доложили о нарушении – их тоже потрясло мужество и жажда свободы капитана Интона. «Меченые» уважали смелость и силу духа.
Когда ноги Интона коснулись инфликта, он вздрогнул. По мере того, как тело погружалось в жидкое пламя, он корчился, стонал, кусал губы, бледнея, но не кричал, и ответом ему тоже была уважительная и напряжённая тишина.
Но всё же Санхар немного схитрил. Он сказал, что никто не выдерживал в бочке с инфликтом больше пяти минут. Это было правдой. Но эти пять минут считались от полного погружения и до начала агонии. Сейчас тоже установили пятиминутный интервал. Но часы запустили до того, как ноги Интона коснулись инфликта. Минута ушла на погружение. Итого, в запасе оставалось ещё четыре минуты. Однако и это был большой отрезок времени для истязаемого жгучей болью человека. Все с напряжением следили за тонкой струйкой песка, казалось, невыносимо медленно пересыпающейся из одного полушария в другое. И, когда песка осталось примерно на минуту, Санхар подал знак, и воины начали поднимать Интона. Когда последняя песчинка прошла узким горлышком часов, капитана полностью вытащили из инфликта. Кожа истязуемого стала бледной, как брюхо тухлой рыбы, он с трудом дышал и казался невменяемым. В полубессознательном состоянии, парализованный болью, часто и с присвистом дыша, как перегретая на солнце собака, смотрел в одну точку расширенными зрачками, ничего не видя и ничего не слыша.
Когда капитана начали опускать в инфликт, сержант Сенек, стоявший рядом с Санхаром, с сомнением покачал головой:
– Он хорошо держится, но, ставлю пять золотых, что капитан не выдержит «замачивания».
– Ставлю десять против пяти, что выдержит, – уверенно возразил Санхар.
– Принимаю, – согласился сержант.
Сейчас, глядя на распластанного на палубе Интона, которого обильно поливали уксусом, смывая остатки инфликта, Санхар подумал, что Сенек таки проиграл пари.
Капитана положили на мягкий тюфяк и оставили на палубе под полотняным тентом, защищавшим от жгучих солнечных лучей, где его воспалённую кожу мог обдувать прохладный ветерок.
К вечеру Интону стало хуже. Обожжённая инфликтом кожа покраснела и вспухла, отравленный ядом организм ослабел, и капитан потерял сознание. Дыхание его стало хриплым, а из носа тонкой струйкой бежала кровь. Сенек, глядя на неподвижное тело, довольно улыбнулся:
– По-моему, скоро я стану богаче на десять золотых. Эх, и устрою я пирушку в ближайшем порту!
– Не дели шкуру не убитой овцы, – возразил ему Санхар.
– Милорд, неужели вы думаете, что этот полумертвец выживет? – удивился сержант.
– Я в этом уверен, – кивнул Санхар. – У него не только хорошее здоровье, но и огромное желание жить свободным.
– Инфликт его доконает, – покачал головой Сенек. – Ещё никто не выжил, искупавшись в бочке с инфликтом. Думаю, даже вы, милорд, не смогли бы пережить такого…
– Уверен? – задумчиво взглянул на сержанта Санхар.
– Ну… Я знаю, что вы Избранник Богов и всё такое… Но бочка инфликта… – смутился Сенек.
Сержант был молод – не больше тридцати, и служил у Санхара только десять лет. Он, конечно же, слышал рассказы ветеранов о неуязвимости и вечной молодости лорда, воочию убедился в его силе и ловкости, но сомневался, что рассказы о лорде-правителе полностью правдивы, считая их обычными солдатскими байками любивших приврать для красного словца или преувеличить для сочности повествования рассказчиков.
– Может, поспорим ещё на пять золотых? – предложил Санхар.
Сенек удивлённо воззрился на господина.
– Вы полезете в бочку с инфликтом? – недоверчиво спросил он.
– Нет, конечно. Я не стану подвергать себя мукам за столь ничтожную сумму. Но я могу замочить одну руку. И, если до утра она не заживёт, ты получишь пять золотых. А если заживёт – стану богаче я.
Сенек заколебался. Благоразумие подсказывало ему воздержаться от сделки, но любопытство и азарт игрока подталкивали принять предложение.
– По рукам! – не выдержал он.
Санхар направился к бочке. Сбросив рубашку, приказал: «Переворачивай часы!», и сунул в жидкость руку почти по плечо. Вокруг начали собираться любопытные. Новость вмиг облетела корабль, и через минуту возле бочки собрались все: и матросы, и солдаты, и кок, и даже гнездовой свесился со своего насеста, стараясь рассмотреть, что творится внизу.
Сначала Санхару показалось, что он сунул руку в открытое пламя. С каждой уходящей минутой боль усиливалась, пока не стала почти невыносимой. Казалось, с руки клочьями сдирают кожу, оголяя нервы и мышцы. Санхар поразился, как капитан Интон выдержал эту адскую боль без нечеловеческого крика, без стона или проклятий, как делали другие несчастные, прошедшие этот путь. Как можно вынести боль всего тела и не сойти с ума, если так болит лишь одна рука?
Когда он, спустя пять минут, вынул руку, ему показалось, что прошла целая вечность. Рука покраснела; казалось, что с неё содрали кожу, а открытое мясо поливают кипящим маслом и колют острыми иглами. Кто-то приблизился к нему с кувшином уксуса, и только через мгновение до Санхара дошло, что это Эльм. Матросы и солдаты молча смотрели на господина. В их глазах светилось откровенное любопытство. Санхар с трудом улыбнулся и произнёс:
– Да, это довольно неприятно… Не желаю никому испытать это удовольствие на себе.
Его светлая северная кожа мгновенно вспухла. Боль толчками разливалась по телу. Голова закружилась и потянуло в сон.
– Пойду, прилягу, – произнёс он. – Сенек, остаёшься за меня…
– Слушаюсь, милорд! – с готовностью отозвался сержант.
Когда он лёг в постель и Эльм помог ему раздеться, заботливо прикрыв лёгким покрывалом, в теле Санхара уже начали нарастать слабость и вялость. Он закрыл глаза, расслабился, и вскоре уснул.
Проснулся на рассвете. В каюте было темно, Эльм, примостившись со стороны здоровой руки, ткнулся носом ему в подмышку и сладко посапывал. В здоровом и, как обычно, полном нерастраченной энергии теле не ощущалось ни боли, ни слабости. Он взглянул на левую руку, побывавшую в инфликте. Она ничем не отличалась от правой. Ни следа красноты или воспаления. Светлая чистая кожа матово светилась в сумерках.
Санхар зевнул, потянулся, и хотел уже разбудить Эльма, чтобы заняться любовью, но вспомнил о капитане.
Бесшумно встав, натянул подштанники и вышел на палубу.
Восток едва серел. Корабль окутывал серый сумрак, какой виделась глазами Санхара тёмная ночь. Он взглянул на небо и увидел покрывавшие его тучи. Но не чувствовал надвигающегося шторма. Значит, волноваться не стоило.
Капитан Интон лежал на тюфяке всё в том же состоянии. Это уже обнадёживало. Хотя, куда хуже! Притронувшись к его руке, Санхар ощутил жар, а слабый неровный пульс и прерывистое дыхание говорили о том, что капитан медленно, но неуклонно движется к концу. Санхар опустился возле неподвижного тела на корточки и задумался, посматривая на просвечивавшие в разрывах облаков звёзды. Если капитан умрёт, Санхар проиграет пари. Но не о потерянных деньгах беспокоился он. Жаль потерять сильного, отважного и благородного человека. Как его спасти? Он не мог поделиться с ним кровью и сделать Бессмертным, как делала мать. Вливание только ускорить конец несчастного. Оплакать его, как оплакал в своё время Акса и Грациана, со слезами передав им живительную силу? Но смерть капитана, хотя и огорчала, но не до такой степени, чтобы вызвать слёзы. А просто так, по желанию, плакать он не мог. Разве что…
Санхар давно заметил, что женщины, с которыми он жил, оставались долго молодыми, никогда не болели, а их случайные раны быстро заживали. Он вспомнил Эльма, который появился у него не так давно. На днях он случайно порезал руку, но через несколько часов от раны не осталось и следа.
Конечно, Санхар не собирался насиловать капитана. Он вообще не собирался вступать с ним в какую-либо связь. Но один способ стоило попробовать…
Санхар опустился на колени и осторожно коснулся сухих воспалённых губ Интона, увлажняя их своей целебной слюной. Он целовал капитана без всякого удовольствия, стараясь, чтобы в его рот попало как можно больше живительной влаги. Напоследок, он слегка укусил его за губу, высосал немного крови, подержал во рту, и передал её обратно. Выпрямившись, вытер губы и сплюнул.
– Ну что ж, спящая красавица, надеюсь, мой поцелуй оживит тебя, – пробормотал Санхар, поднимаясь.
Пройдясь по кораблю, он приблизился к рулевому и поинтересовался, как идут дела. Тот ответил, что всё в порядке, и украдкой взглянул на руку господина, на которую падал свет фонаря, висящего над компасом. Увидев, что рука совершенно здорова, он сдержанно усмехнулся. Рулевой был старым матросом и плавал с Санхаром почти сорок лет. Он не сомневался, что господин – истинный Избранник Богов, и бочка инфликта для него не страшнее горячей ванны.
