Ирина Абеляр
Рапсодия для двоих
Как обычно, он прихватил с собой небольшую банку для медного купороса, ставшего в их доме едва ли не единственной панацеей от всех болезней. Чёрная стеклянная банка своей необычной формой напоминала настоящую боевую гранату. Забавная вещица была подарена Снегирёву-старшему соседом по огороду, большим балагуром и доморощенным сомелье. Особое предпочтение добрый молодец отдавал черничному ликёру, выпивая за ужином безо всякого повода стопочку-другую ароматного напитка. Доступный алкоголь продавался в причудливых банках, служивших, видимо, для подъёма боевого духа мужского населения нашей необъятной родины. Если бы не эта черничная граната, небрежно заброшенная Федькой в глубокий карман старенького демисезонного пальто, то ещё неизвестно, чем бы закончился Витькин комендантский час.
Приписной хулиган никогда не отходил далеко от своей команды, следовавшей за своим предводителем буквально по пятам. Разношёрстная публика тусовались со своим безбашенным вожаком лишь ради самоутверждения. С его молчаливого одобрения отъявленные головорезы проявляли садистскую жестокость и открытый цинизм, не гнушаясь даже беззащитных животных. На радость своим вассалам, дабы устрашить пришлых чужаков, удалой атаман приобрёл огромный шипованный кастет. Колючая железяка с лёгкостью помещалась в накладной карман его длинного чёрного плаща. Довольный бандит, загадочно ухмыляясь, небрежно постукивал по обоим карманам, тем самым давая понять, что в его военном арсенале имеется кое-что покруче колючки. Фёдор и без лишних подсказок отлично знал, что в этом чёртовом кармане ждёт своей очереди небольшой, остро наточенный складничок. Опасный подарок Витька получил на свой шестнадцатый день рождения от старшего брата-пэтэушника, такого же оторвы и негодяя, как он сам. Уверенный в своей силе, удвоенной кастетом и ножом, Витька-Торопыга пристально оглядывал с ног до головы то свою молодецкую рать, то вихляющих мимо него недоумков-прохожих.
Федька решительно не хотел связываться сегодня ни с пьяным, а потому вдвое опасным, Торопыгой, ни с его подлыми шакалами. Стоя перед магазинным прилавком, он неторопливо пересыпал медный купорос в заранее подготовленную тару, искренне радуясь свершившемуся факту покупки. Раскосые глаза продавщицы при виде «гранаты» стали больше денежного блюдца, где всё ещё задумчиво грелась Федькина мелочёвка. Нервно покручивая в руках ключ от магазина, хозяйка прилавка молча стояла у открытой двери, искоса поглядывая то на Витьку-Торопыгу, то на своего последнего покупателя. Похоже, Марина не торопилась выполнять просьбу Фёдора, настойчиво убеждавшего девушку отсидеться на работе хотя бы часа полтора. Готовая расплакаться девушка недовольно хмыкнула, совсем, как Федькина мать, когда по-настоящему сердится или стоит на перепутье.
Указав растопыренной ладонью на открытую дверь, она почти прошептала:
– Уходите, пожалуйста, отсюда. Не ровён час, придёт хозяин. Он иногда проверяет меня по вечерам и будет сердиться, если застанет в магазине посторонних, тем более молодого парня.
Молча кивнув головой в знак согласия, Федька вежливо улыбнулся и лихо поправил съехавшую набок кепку. Приняв независимый вид, он быстро вышел за дверь, сочувственно щёлкнувшую за ним огромным замком. Сердцем чуя недоброе, взволнованный парень неторопливо двинулся в сторону волчьей стаи.
К счастью, его скромная персона никого не заинтересовала. Безмятежный вожак не спеша курил привычную беломорину, шумно прихлёбывая из пивной бутылки. Сопливые малолетки вызывающе хохотали, забыв на время про заточенные отвёртки и перочинные ножички.
Неожиданно Витька ухмыльнулся во весь рот и чуть присел, как бы вынюхивая чужой след. Смачно выплюнув на землю скуренную папироску, Торопыга скрипучим голосом произнёс замысловатую матерную фразу, наверняка подобранную им от старшего брата. Федька ничего не расслышал из сказанного. Но точно понял, что надо бежать отсюда изо всех своих силёнок, иначе быть ему битым, как сидорова коза.
На беду, из дырявого кармана старенького пальтишки выпала баночка с медным купоросом, без которого Фёдору не было дороги домой. Паренёк склонился над купоросной банкой и только тут увидел, что в темноте эта штуковина очень напоминает настоящую гранату. Схватившись якобы за кольцо взрывателя, громким шёпотом, слышимым на весь переулок, Федька не то прошипел, не то прохрипел:
– А ну в сторону, гады!!! А то всех порешу к едрёной матери….
Ошарашенные пацаны, только что ощущавшие всю полноту всей безнаказанности и власти, бросились врассыпную. Раздосадованный вожак степенно потрусил к своей калитке, как если бы спешил домой по очень срочным делам. Федька, обрадованный неожиданной победой над целой стаей подонков, тоже был готов дать стрекоча. Но, как на грех, в самом конце улицы возник тёмный силуэт явно взрослого мужчины, быстрым шагом идущего в его сторону. Слегка прихрамывающая фигура чужака смутно напомнила Фёдору его дядьку Николая. Видно, пивший втихую от своих родных мужчина снова отправился на поиски приключений на свою тощую задницу.
– Федька, ты что ли? Мать тебя заждалась. Бегом по домам, шантрапа, – это уже обращаясь к пришедшим в себя пацанам.
Услышав знакомый голос, Фёдор рысью побежал к Николаю. Громко всхлипнув от радости за своё неожиданное спасение, он с разбега уткнулся прямо в вонючую грудь едва стоявшего на ногах мужчины. В тот самый миг Федька понял, что нет на свете роднее и ближе ему человека, чем Николай. И не имеет значения, что у того нет ни кола, ни двора, и живёт он за счёт родного брата и сердобольных хранительниц церковных ворот.
С тех пор много воды утекло. Но уроки, преподанные Фёдору самой жизнью, намертво впечатались в его память. Мужские руки не должны ни воровать, ни подниматься на слабых и сирых. Замужняя женщина не должна иметь перебоев ни с мужским вниманием, ни с финансами. Эти простые правила были услышаны им в далёком детстве от отца Гаврилы Степановича. Строго следуя отцовским постулатам, повзрослевший Фёдор делал всё, чтобы даже крошечные тревоги обходили стороной женскую половину его небольшого семейства.
Но беда пришла, когда её никто не ожидал. Фёдор, будучи человеком хватким и дальновидным, взял на себя заведование авторемонтной мастерской. Свой мини-бизнес он начал с наработки клиентской базы. На всех окрестных столбах и заборах появились красочные объявления о недорогом и качественном ремонте любых автомобилей. И потянулись длинные недели, похожие одна на другую, как две капли чистой родниковой воды. Капризные иностранки комфортно располагались в тёплых боксах, обслуживаясь в первую очередь. Азартные «Копейки» и юркие «Запорожцы» занимали самые крайние места. Но их хозяева были не в обиде, получая за долгое ожидание хорошие скидки и бутылочку свежего «Жигулёвского» впридачу.
Неутомимый Фёдор испытывал хмельную радость не только от занятия любимым делом, но и от кругленькой прибыли за ремонт «любых» машин. Так бы и катилась себе в горочку неторопливая жизнь Гаврилыча, основательно им продуманная на сто или даже на тысячу шагов вперёд. Если бы не его закадычные компаньоны и не зелёный змий, срубающий под корень подающих большие надежды новаторов.
Поначалу Фёдор Снегирёв даже не понял, ЧТО предлагают ему самые близкие друзья. ЕМУ, честному трудяге, отродясь не совавшему даже кончик носа ни в какие криминальные дела! Твёрдое «нет» стало ответом на все их уговоры и расчёты. Но время делало своё дело. Шли дни и недели. Автомобильный бизнес ветшал. Лёгкие денежки таяли, унося с собой слепую веру в Бога и красивую жизнь. По всему городу, как грибы после дождя, появлялись новые автомастерские. Предприимчивая молодёжь в одночасье научилась не только растить собственных клиентов, но и уводить чужих. Подуставший Фёдор из кожи вон вылезал, чтобы и семью прокормить, и укрепить пошатнувшийся бизнес, и вовремя вернуть неподъёмный банковский кредит.
Не к добру вспомнив настойчивые увещевания старинных друзей, Фёдор начал потихоньку приворовывать. С их лёгкой руки новенькие иномарки получали вместо хороших деталек купленный за пятачок ширпотреб. Дорогие авто, приезжавшие в мастерскую для банального техосмотра или замены отработанного масла, были в особом почёте. Хозяин мастерской, проведя тщательный осмотр автомобиля, предлагал его доверчивому владельцу сезонную профилактику за счёт заведения. Довольный гражданин даже не подозревал, что его железного коня в это время начиняют бросовыми запчастями. А их горделивых подруг-иностранок, ещё вчера радостно звеневших в его машине от молодости и чистоты, одну за другой уносят на городской авторынок.
Как-то раз неугомонная дочурка, сбежав из-под строгого присмотра матери, неожиданно появилась в отцовской мастерской. Наблюдательная Танечка заметила, что её папка некрасиво морщится, глотая красненькую водичку из красивой бутылки с яркой этикеткой. Увидев удивлённый взгляд дочери, Фёдор тихонечко погрозил ей вымазанным в мазуте и крови указательным пальцем. А потом крепко приложил его к своим кривившимся от едва сдерживаемых слёз губам. Испуганная девочка всю дорогу домой бежала бегом, не чуя под собой босых ножек.
Едва увидев ничего не подозревавшую мать, рыдавшая навзрыд малышка с разбегу уткнулась носом в длинный подол её шёлковой юбки и надрывно выкрикнула:
– Мамочка, не ходи туда. Там папочка пьёт водичку и плачет.
Тамара просто не смела поверить в услышанное. Никак не мог её смелый, сильный Фёдор пить спиртное среди белого дня, да ещё и плакать по-женски. Начинавшая волноваться женщина двинулась быстрым шагом к ремонтному ангару, где обычно работал её муж. Привычно пригладив волосы и одёрнув новенькую кофточку, Тамара медленно вошла в прокуренное помещение.
Растерянную женщину ласково встретил удушающий запах не то дорогого алкоголя, не то лечебной валерианы. Посередине ангара стоял её муж, широко расставив босые ноги, чтобы ненароком не упасть на скользкий металлический пол. Нетрезвый мужчина жалобно скулил, обнимая обеими руками пробитую голову. Горечь обиды на самого себя, не сумевшего ни сколотить деньжат, ни хотя бы удержаться на плаву, рвалась наружу отчаянными стонами и скупыми мужскими слезами.
Тамарочка, испуганно охнув, поспешила в дальний конец ангара, где находилась аптечка первой доврачебной помощи. Рваная рана, запёкшаяся на окровавленной голове Фёдора неровной сухой корочкой, похоже, приносила ему неимоверные страдания. Но Тамара сразу поняла, что её любимый мужчина плачет вовсе не по этому смешному поводу.
Опухший от слёз Фёдор, горестно подвывая, как побитая собака, выложил ошарашенной жене все подробности своих махинаций с машинами и двух проказ на стороне. Доверчивая женщина никогда бы не поверила даже родной матери, если бы та рассказала ей хотя бы часть из того, что она услышала от самого Фёдора. Вряд ли несчастная женщина сумела бы сохранить страшную тайну грехопадения Фёдора Гавриловича, тем более, что и сам грешник её не скрывал.
Неудавшийся магнат открыто покаялся перед соседями и обманутыми заказчиками, обещая вернуть всё украденное до самой последней копеечки. Вполне ожидаемый арест бывшего хозяина конфискованной за долги автомастерской никого не удивило. А вот грязное пятно навсегда легло не только на самого Фёдора, но и на его любимых женщин. Нелепая смерть самой Тамары навеки освободила её и от неприятных разговоров со следователем, и от кухонных посиделок, и от случайных встреч со вчерашними друзьями.
Никто из бывших подстрекателей и глазом не моргнул, когда закованного в наручники Фёдора уводили из перерытой сверху донизу мастерской. Светка, знавшая не понаслышке, что ощущает человек, потерявший самое дорогое, что у него есть на свете, хорошо запомнила и тот день, и даже цвет машины, в которую усадили дядю Фёдора. Арестованному мужчине не дали на прощанье ни поцеловать жену, ни обнять оравшую во всё горло Таньку.
Чего только не наслушалась Светка про своего соседа в уютной материнской кухоньке. Она и раньше на дух не выносила бабские сплетни, старательно избегая совместных чаепитий на исконно женской территории, а после ареста дяди Фёдора – тем более. Зато теперь в их гостеприимной квартире с завидным постоянством стала появляться потерявшая былую красоту Тамара, сгоравшая от желания выговориться и поплакаться на свою несчастную женскую долю.
Любящая мать никогда не отпускала от себя ни на шажок свою вредную, пакостливую дочку. Будто назло, она таскала орущее исчадие ада даже на взрослые посиделки. Крепко держа за руку вопящую во весь голос малолетнюю кокетку и плаксу, несчастная женщина молча заходила в чужую квартиру. Когда-то просторная кухня вдруг стала тесной от незваных гостей и от импортного гарнитура, недавно купленного за «о-о-очень большие деньги». По крайней мере, так утверждала законная хозяйка этого великолепия, прикрывая холёными ладонями круглые от наигранного испуга глаза.
Совместные походы в соседнюю квартиру радовали разве что кота Ваську, повсюду таскавшегося за Танькой. Не дожидаясь особого приглашения, лохматый хитрец прямиком направлялся к новенькой газовой плите, обычного места большущей сковороды с жареной рыбой. Вечно голодный Василий сразу принимал свою любимую позу спящего богомола и заводил заунывную песню, которую мог прекратить только огромный кусок кошачьей вкуснятины.
Смышлёная Танька быстро осознала своё человечье превосходство над простым кошаком, и что у чужой тётеньки всегда можно выпросить чего-нибудь вкусненького. Она научилась клянчить плаксивым голоском то шоколадную конфетку, то хрустящую вафельку из стоящей на комоде большой жестяной банки.
Каждый раз при появлении этой сладкой парочки Светкина мать намеренно громко причитала, слащавенько улыбаясь:
– Это кто же к нам пришёл? Неужели Танечка? И Васютка с тобой? Идите скорее, мои птенчики, на диванчик. Тут самое удобное местечко. Что за красавица и умница у тебя доченька, – ворковала Софья.
Но глядела почему-то не на восхваляемую красоту, уплетавшую за обе щёчки «Рот-Фронтовскую» конфетку, а на свою старшую дочь.
После трагической гибели матери Танькина жизнь пошла под уклон. Девочка замкнулась в себе и перестала капризничать по любому поводу. Её стервозный характерец проявлялся разве что со Светкиным отцом. Ответственный мужчина самостоятельно взял на себя обязательство заботиться о своей крестнице до возвращения из тюрьмы Фёдора. Гадкая хныкалка по малолетству не понимала, что без своего опекуна она запросто может попасть или в дурную компанию, или в детский приют. С неизменным постоянством она убегала из дома, не забывая прихватить с собой любимого кота Ваську, и даже начала взаправду курить. В ответ на любую просьбу или совет она орала дурным голосом или вовсе отмалчивалась.
Никто бы не подумал, что на самом деле девочка просто больна и остро нуждается в психиатрической помощи. Испуганной Таньке постоянно чудился тихий голос покойной матери, заунывным шёпотом призывающий её к себе. Развитая не по годам девочка уже давно осознала, что та умерла. Что никогда больше её любимая мамулечка не вернётся домой и не обнимет её ласково за плечи, шепча самые красивые и нежные слова. Поэтому загробный материнский голос вызывал у неё лишь зловещий страх и тупую ноющую боль.
По нелепой случайности, бесхозный ребёнок оказался никому не нужен. Спохватившийся сиротский приют не нашёл ничего лучшего, чем посадить малолетнюю девочку под домашний арест в ожидании окончательного решения её дальнейшей судьбы. Сидящая под замком сиротка иногда так громко кричала и плакала, что разве что мёртвый не просыпался, чтобы её пожалеть. Громушкины-старшие, слыша горький плач девочки, единогласно приняли решение об удочерении Таньки или взятии над ней опеки до её совершеннолетия.
Безвременная смерть Тамары надолго выбила из колеи не только нервозную Татьяну, но, как ни странно, и железного Ивана Громушкина. Светкин отец не так давно потерял своего единственного брата-близнеца, похожего на него, как две капли воды. Молодой, полный сил мужчина в одночасье сгорел то ли от запущенного гепатита, то ли от скоротечной чахотки. Тяжёлый груз потери одинаково больно давил на них обоих, накрепко сближая очень разных и по характеру, и по возрасту людей. Летело время, и людское население уже и не вспоминало Тамару Снегирёву, тихо схороненную добрыми соседушками по лестничной клетке.
Светкина мать, некогда осуждавшая едва ли не больше всех Танькиного отца, взяла над самой Танькой чуть ли не тимуровское шефство, порою доводя его до абсурда. Будучи её крёстной, Софья Андреевна приловчилась таскать с собой на работу не только родных дочек, но и взрослеющую крестницу. Отроковица Татьяна, чьи внимательные глазки замечали любую мелочь, сразу же смекнула, как без особого труда можно стать студенткой престижного вуза.
Женской аудитории решительно не хватало мужского начала. Все предметы преподавали исключительно дамы самых разных мастей и комплекций. Несложные трюки с заменой перегоревших лампочек виртуозно исполняла тощая комендантша, она же бодро стучала молотком по торчащим гвоздям. За порядок во дворе и на крыльце отвечала пожилая сторожиха. Каждый день она с трудом таскала на себе огромную метлу и совковую лопату, громко охая и осуждающе поглядывая на спешащих мимо студентов. Даже приблудившийся к ней пёс на поверку оказался беременной сукой. В общем, куда не глянь – тоска галимая. Хитрющая девка, воспользовавшись подходящим случаем, привела в деканат на утреннее совещание своего троюродного дядьку.
Холостой Игнат, весьма охочий до доступных разведёнок и нецелованных молодок, всегда был нарасхват. Бесшабашный, весёлый мужчина репродуктивного возраста, обладатель высокого роста, грязных ботинок, целого набора незаезженных анекдотов и шуток сразу же всем пришёлся по душе. И вскоре дородная, некрасивая девица с лошадиным лицом стала счастливой обладательницей драгоценного приза, законно выигранного ею в жёсткой женской схватке. Деканша самого престижного факультета отхватила себе красавца-мужа, ну а Татьяна получила свободный доступ к университетским аудиториям. Прирождённая ленивица, на удивление Софье Андреевне, легко проскользнула на юридический факультет, попутно прихватив забавы ради и её любимого мужа.
Нежданная беда в Танькином лице застала семью Громушкиных на перепутье. К тому времени огромная по тем временам дедова квартира, уже была отсужена у корыстной отцовой родни. Последние заключительные аккорды ещё не прозвучали, но уже всему подъезду было известно об их предстоящем переезде. Тут-то и проявилось уязвлённое самолюбие и женское коварство стервозной молодки, тайно сожительствующей со Светкиным отцом без прописки и штампа в паспорте.
Искрясь хамоватой улыбкой, Танька Снегирёва нагло заявилась к Громушкиным, одетая лишь в коротенький гипюровый халатик. Нежно прижавшись к чужому мужчине, полуодетая девица жеманно прошептала прямо в лицо Ивану Сергеевичу:
– Котик, я устала тебя ждать. Ты не хочешь поцеловать свою девочку?
Оторопевшая от такой наглости мать уселась на недавно купленный диван и громко, в голос, завыла. Испуганные девчонки тоже на всякий случай заплакали. Расставание Громушкиных, так же, как их первый совместный сексуальный опыт, было болезненным лишь для брошенной жены.
Вряд ли практичная Софья когда-нибудь ушла по своей воле от любимого мужчины и от тех благ, к которым она успела намертво прирасти. А теперь капитально отремонтированная квартира, генеральский доход и импортный автомобиль, марку которого она так и не научилась выговаривать, безвозвратно уплывали из её рук. Новёхонькую мебель, выбранную лично Софьей Андреевной в валютном магазине, также пришлось оставить молодой паре.
Не разлей вода подруги Танька-разлучница и Светка-безотцовщина не сразу стали кровными врагами. Какое-то время отец ещё приходил в дедову квартиру якобы для пересмотра наследственных дел. Но вскоре его разоблачили, и в Светкиной одинокой комнате прочно поселились тоскливые вечера. Чуть ли не каждый день завершался шумными ссорами с родной матерью. Интеллигентная Софья Андреевна неуклонно превращалась в пивную алкоголичку по кличке Сонька-брошенка.
В те незапамятные времена всем разведённым женщинам давали смешные, издевательские, а порою просто жестокие прозвища. Боясь людской молвы и желая отвести от себя неминуемый позор, прозорливая Софья сама придумала это необидное прозвище, назвав себя брошенкой. Официально отказавшись и от огромных алиментов, и от всех претензий на нехилое имущество, она тем самым сняла с себя всякую ответственность и за развал семьи, и свою женскую близорукость. Приличное содержание двух почти взрослых «сироток» требовало немалых денег, и новоиспечённая Сонька-брошенка тайно мечтала о бескорыстной помощи от своего бывшего мужа. Но долгожданная помощь всё не приходила. А дочурки росли, платьица и туфельки быстро изнашивались и выходили из моды, а девичьи желания становились всё материальнее.
Молодая жена приняла, как должное, не только самого мужчину, но и всё то, что он принёс с собой. Любительница дорогих подарков постоянно требовала от вновь приобретённого спутника жизни всё новых доказательств его «неземной» любви. Танькины руки были сплошь усыпаны золотыми колечками одно краше другого. А брошенные на произвол судьбы Громушкины не всегда ели всласть. Капризная зазнобушка жировала на отцовскую зарплату. А родные дочери Ивана Сергеевича не имели даже простенькой выходной одежды.
С появлением Таньки-разлучницы Софье Андреевне пришлось оставить работу в техническом университете. Почасовая работа преподавателем не приносила ни ощутимого дохода, ни левых заработков. Громушкина-мать по своей сути была очень порядочным человеком. У себя на факультете она слыла одним из немногих преподов, никогда не берущим от нерадивых студентов ни подарков, ни денег, ни даже цветов. Как ни крути, а, коль назвался груздем – полезай в кузов. Вот и пошла побитая жизнью женщина в простые поломойки, вопреки своему искреннему желанию сеять умное, доброе, вечное.
Помпезный отъезд в Казань лишнего рта по имени Нюрка мало что изменил в жизни двух женщин. Мать продолжала пить, а Светка тайком встречаться с лихим императором Тимошкой. Грехопадение родной дочери прошло стороной не только мимо опускавшейся всё ниже матери, но и погрязшего с головой в бурных семейных ссорах отца.
Примостившись на самом краешке старенького дивана, Светлана с удовольствием вспоминала то время, когда всё семейство Громушкиных усаживалось за круглый обеденный стол. И сразу начиналась потеха. Старшая дочь, знавшая наизусть несколько божественных молитв, тихонько бубнила себе под нос «Отче наш». Рыжая проказница не забывала при этом пинать под столом Нюрочку. Младшенькая не понимала ни одного слова из Светкиного бормотания, но громко подвывала ей в такт, радостно дрыгая обеими ногами и корча страшные рожи. Недовольная мать сердито ворчала на расшумевшихся не на шутку девчонок. А их отец весело смеялся, словно и не уставал на серьёзной партийной работе. На застеленный накрахмаленной скатертью стол ставилась вазочка с домашним вареньем. Малиновое лакомство, сваренное умелыми материнскими руками, никогда не переводилось в их доме.
Вкусный малиновый ритуал продолжил своё победное шествие и после стремительного распада семьи Громушкиных. Маленькая баночка с вареньем и аккуратно нарезанные кусочки ржаного хлеба попадали на стол всякий раз перед завтраком. Химерные бутерброды как бы убеждали едоков, что всё осталось прежним. Вот-вот зайдёт на кухню улыбающийся отец, ведя за руку непоседливую Нюрочку. Тихонько забубнит «Отче наш» Светка. Весело загремит сковородой мать, готовя вкуснейшие кружевные блинчики.
Но в реальной жизни всё складывалось вовсе не так радужно. После расставания с мужем Софья Андреевна впала в глубокую депрессию. Утренние посиделки без любимого мужчины навсегда потеряли для неё всякий смысл. Светлана тоже без особого желания приходила на кухню и даже была рада оказаться за столом в полном одиночестве.
Кроткой с виду девушке пришлось расти в неполной семье, надёжно закрытой от чужих взглядов. И, как многие дети из подобных «малых коллективов», она не умела шутить по-доброму. На её поведении до сих пор сказывалось и лихое детство, и отцовское предательство, и смерть ребёнка.
Каждое утро Светка наскоро делала для матери тоненькие бутербродики из подсохшей хлебной корочки и малинового варенья. Сухая горбушка быстро превращалась в мину замедленного действия, а сама баночка пряталась в укромное местечко, подальше от материнских рук и глаз.
Вот и сейчас тонкая ржаная краюшка, слегка смазанная малиной, была тщательно свёрнута в трубочку на любимой материнской тарелочке. Это как бы означало, что лакомый кусочек ждал мать так бесконечно долго, что даже варенье успело испариться, а хлебушек засохнуть.
Последние несколько лет совместного жития двух милых поодиночке женщин тянулись, как нитки из разноцветного мулине. Сложный жизненный процесс складывался в замысловатый, перекошенный в разные стороны платок. Тихая домашняя заводь напоминала ровную озёрную гладь, не потревоженную гулкими выстрелами охотников и отчаянными криками умирающих подранков.
Женский осколочек когда-то большой и дружной семьи старательно не пускал к себе никого, кто мог бы помешать этой призрачной идиллии. Ни ругательные записочки на стареньком, довоенного вида холодильнике, ни частые, и потому злые ссоры, ни жаркие примиряющие слёзы никогда не выходили наружу. Даже всевидящие и всеслышащие кумушки из соседних квартир не догадывались о происходящих внутри баталиях. В пику Светке, мать всегда первой шла на примирение. Таким образом она демонстрировала своё моральное превосходство над малолетней распутницей, как она с издёвкой называла свою отбившуюся от рук дочь.
Задумчиво покачиваясь на скрипучей панцирной кровати, Светлана уныло вспоминала утренние звонки незнакомого мужчины. Снова и снова прокручивала в голове картаво-шепелявую фразу приставучего извращенца про её неутолённые желания и женские мечты. Услышав очередной звонок, Светлана жадно хватала телефонную трубку, чтобы крикнуть в самое ухо незнакомцу свою коронку про сдохшую сволочь. Криво улыбаясь, она прятала обиженно тренькавший аппарат под подушку и уходила покурить.
Надоедливый голос настойчиво продолжал названивать ей всю неделю, противореча самому себе. Обещанный девушке улётный секс рождался и замирал в чужих спальнях, обходя стороной её маленькую комнатку. Взбудораженная утренними звонками, Светка в который раз подумала о маленьком белокуром мальчике. Легкомысленная мать ребёнка часто оставляла его без присмотра, видно, надеясь на гражданскую бдительность своих соседей.
Но никто, кроме Светланы, не интересовался, как живется малышу.
Никто, кроме Светланы, не знал, когда выключается свет в комнатке напротив её балкона, и молодые родители ложатся спать.
Никто, кроме Светланы, не видел, как глупая мамаша неосторожно уронила мальчика с пеленального столика на пол и повредила ему ручку.
Никто, кроме Светланы, не имел представления о режиме дня зеленоглазого, как сама весна, мальчика.
Нескладёха-мать называла сыночка Петрушкой, как какого-то кукольного персонажа из русских народных сказок. Светлана же звала его не иначе как Петенькой, лапушонком, котиком, зайчонком и почему-то дуриком. Ласковые имена приходили к ней из далёкого, почти отболевшего прошлого, принося с собой растущее желание настоящего материнства.
В утренние часы Петькиного кормления Светланой овладевало щемящее ожидание появления в освещённом окне тёмного женского силуэта с ребёнком на руках. Дремлющий малыш лениво сосал пухлую женскую грудь, вряд ли понимая, что эта растрёпанная, заспанная женщина – его родная мать. Чужой ребёнок в этот миг казался таким родным и близким, как её застуженный в больнице первенец. И, наконец, настал переломный момент, когда Светлана приняла окончательное решение украсть мальчика.
Детская коляска нежно-зелёного с голубыми переливами цвета часто стояла под Светкиными окнами. Никого рядом не было. Складывалось впечатление, что спящего ребёнка бросили нерадивые родители, вероятнее всего, пьющие с раннего утра и до позднего вечера. Так появилось желание узнать всё про этого зеленоглазого мышонка, притаившегося на самом дне своего безопасного укрытия.
Для наблюдения за жизнью молодой семьи Светлана приобрела дорогой цейсовский бинокль с качественной, проверенной годами немецкой оптикой. Забившись в угол затемнённого шторами балкона, она не отрывала влюблённых глаз от земного чуда по имени Пётр. Крепко спящий ангелочек громко сопел под тёплыми солнечными лучами, нежно ласкающими его малюсенький носик. Бесхозная коляска оставалась на улице с обеда до самого полдника, времени возвращения рабочих с мыловаренного заводика, особой гордости городской элиты.
С недавних пор мыловарение стало важным приработком для одиноких женщин, самостоятельно решающих денежные проблемы. Изо дня в день повторялось одно и то же. «Мыльные» кварталы просыпались задолго до рассвета, вставая затемно, до первых петухов. Народное движение активизировалось несколько раз в день в одно и то же время: в самую раннюю рань, в полдничные и в вечерние часы. Утренние забеги «мыльных» работяг, обречённо бредущих на родное производство, вряд ли могли нарушить крепкий сон почтенных обывателей.
Размеренный топот мужских и женских ног служил для спящих счастливцев привычным фоном их утреннего сна. А уж, если случалось потревожить какого-то сновидца, тот лишь испуганно всхрапывал и тут же облегчённо переворачивался на другой бок. Короткий заводской день заканчивался, как правило, в полдничное время, когда все прочие граждане продолжали трудиться на благо родного города. Рабочий люд, спешащий по домам, приносил в переулки и дома стойкий запах перегара и парфюмерного мыла, выносимого с заводика в огромном количестве.
Местные аристократы хорошо помнили печальную историю сгинувшей в летах старой мыловарни. Поэтому не пожадничали, построив новые заводские склады и корпуса из настоящего бетонного монолита. Заезжие умельцы, тоскуя о далёкой родине, любовно разукрасили серые стены заводика настоящими узбекскими орнаментами под французские парфюмерные цвета. Нежно-розовые стены неплохо сочетались с малиновыми разводами на фронтоне главного здания, запланированного под расселение заводской администрации.
Много красивых слов было сказано на торжественном открытии первой очереди работающего на газе цеха. Отцу Светланы была отдана главная роль – перерезание алой ленточки большими ножницами, явно непредназначенными для такой важной миссии. Тупая сталь никак не хотела разрезать алое полотно, несмотря на активную помощь верных соратников Ивана Сергеевича. Татьяна Громушкина, большая любительница подобных мероприятий, начала по-настоящему нервничать, когда поняла, что её благоверному грозит полное фиаско. Вскоре это зрелище надоело замерзающей публике. Измученному неравной борьбой страдальцу кто-то из толпы взамен капризного инструмента вручил обычные портновские ножницы. Ловко отрезав алый кусок необходимой длины, повеселевший мужчина громко зааплодировал сам себе под заливистый хохот разношёрстной компании. Торжественная часть митинга плавно перешла в бесплатное чаепитие с блинами и баранками. Свежая сдоба с настоящим индийским чаем доставила немалое удовольствие маргинальным обитателям привокзального района, где и был открыт мыловаренный заводик.