Ирина Абеляр
Рапсодия для двоих
Каждый молящийся Богу стоял в строго определённом месте, не позволяя чужакам касаться своего требника или молельной книжечки, наглядно демонстрирующих всю глубину их веры. Влюблённый Кузьма Гордеевич бесшумно забегал в высокие двери. Его обычный путь к алтарю, как бы случайно, всегда пролегал мимо Тонечки, стоявшей с самого края.
Потревоженной молельщице поневоле приходилось отодвигаться в сторону, пропуская ухмыляющегося наглеца в самую гущу возмущённых мужчин. Проходя мимо увлечённой молитвой женщины, он никогда не обходил вниманием её траурную горжетку, позволявшую ему немного пошалить незаметно для строгого батюшки. Выполнявший защитную роль шарф благосклонно принимал бесстыдное непотребство в богоугодном заведении. Высокая Тонечкина грудь поднимаясь ещё выше от едва сдерживаемого смеха и снова опускалась, почувствовав крепкую руку Кузьмы Гордеевича, как бы невзначай обнимающую её талию.
Горячие мужские прикосновения вызывали в Тонечке ответное желание взяться за его руку и крепко её сжать. Да так крепко, чтобы уже никогда не отпускать назло всем чертям, хоть сейчас готовым вывезти всех грешников за городскую черту и закопать их в том же овраге, где лежал убиенный Порфиша. Тонкие пальцы, держащие старинный молитвенник и самую дорогую свечу, напрягались и покрывались горячим потом от тихого шёпота влюблённого мужчины, ласкающего восхищённым взглядом её высокую шею и раскрасневшееся от духоты лицо.
В ответ на откровенные ухаживания молодая женщина лишь растерянно прикрывала вишнёвые озёра, полные неразгаданной тайны и скрытого желания. Так бы и продолжалась незатейливая любовная игра, похожая на кем-то написанный сценарий, если бы не грянула перестройка.
Кузьма Гордеевич очень быстро нашёл общий язык с реформированными партократами. Барские привычки, приобретённые ещё в застойные времена, не мешали ему руководить свечным заводиком из-за спины настоящего, выбранного народом директора. Подставной управляющий ничего не понимал ни в государственной политике, ни в самом производстве глицериновых свечей, изготавливаемых якобы по старинному рецепту.
Тем не менее, толстая папка со сложными бухгалтерскими расчётами и квартально-годовыми отчётами всегда лежала на столе у лже-директора, с завидным постоянством уезжавшего в длительные зарубежные командировки. А за его огромным дубовым столом на крутящемся кожаном кресле оставался серый кардинал, надёжно прикрывающий директорские тылы.
Будущий автомобильный воротила, сидевший на самом верху служебной лестницы, сумел учредить тайный фонд своего имени. Предприимчивый учредитель предлагал за большие деньги отмыть любую валюту, конвертируемую по цыганским законам: у кого коней больше, тот и барон.
Несмотря на волчьи законы, у Кузьмы Гордеевича никогда не было дефицита с покупателями-продавцами. Не прошло и года, как господин Флегентов заработал свой первый миллион. Существует поверье: как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Долларовый воротила, довольный растущими день ото дня доходами, не собирался ни менять имя своему фонду, ни покидать родную страну.
Тем более, что наконец-то ему встретилась настоящая любовь по имени Антонина Полукеева.
Несмотря на растущий интерес к упомянутой особе, Кузьма Гордеевич лишь изредка позволял себе проезжать мимо её дома на своём чёрном автомобиле. Слегка прикоснувшись кончиками пальцев к чёрной фетровой шляпе из её сновидений, он радостно посвистывал при виде рыжей головы в открытом настежь окне.
Полюбившаяся ему женщина, похоже, была прирождённой миллионершей. Она даже и не думала встать пораньше, нарвать в огороде свеколку или сельдерей, да и двинуться с ними на рынок. Или, на худой конец, прополоть пару грядок с морковкой, чтобы та росла слаще и крупнее.
Нехитрые домашние дела совершались Тонечкой лишь по старой привычке, укоренившейся ещё с детских лет. Её неторопливая, размеренная жизнь катилась себе под откос, пробегая мимо того, что мы привыкли называть семейным счастьем. Несмотря ни на что, она хорошела день ото дня, становясь всё больше похожей на покойную бабушку, видевшую в ней свою преемницу в колдовских делах.
В далёком детстве послушная Тонечка никогда не спорила ни с бабулей, ни с отцом, придерживаясь золотой середины. А вот Тихон был решительно против зловещих нашёптываний своей матери и не одобрял дурных наговоров на воду или молоко. Он категорически запрещал творить в своём доме чёрный беспредел, приносящий беду в чужие семьи.
Тонечке по причине малолетства не пришлось принять бабушкин дар наводить порчу на неверных мужей и их зазнобушек, обходивших чуть ли не за версту проклятый дом Полукеевых.
После безвременной кончины старой колдуньи потрёпанные листы из её тетрадки сразу отправились на захламлённый чердак, навечно оставшийся самым неприглядным местом в огромном доме. Всегда занятые Полукеевы-старшие не видели никакого смыла в наведении порядка в бесполезном для жизни помещении. Ну а Тонечка с самого детства испытывала безотчётный страх перед кромешной чердачной темнотой и высокой скрипучей лестницей, ведущей под самую крышу отчего дома.
Весенний призыв в армию неожиданно для Тонечкиной семьи коснулся сразу двух её племянников. К сожалению, молодые парни не имели пока ни жён, ни малолетних детей, даривших законную отсрочку от служения Родимой землице. Общительной Тонечке было хорошо известно через сарафанное радио о близком знакомстве Кузьмы Гордеевича с самим военкомом и председателем городской управы, лично формировавшими поимённые списки призывников.
– Девушкам на выданье не положено говорить с незнакомыми мужчинами и проявлять к ним абы какой интерес, – внушают мудрые родители своим малолетним дочерям.
Тонечка таковой уже не являлась. Поэтому она решительно зашагала к обиженно пиликавшему автомобилю Кузьмы Гордеевича, будто нарочно проколовшему шину как раз напротив её дома. Всем своим видом чёрное авто выражало злую растерянность и большое желание помочь своему усатому хозяину, грустно стоящему рядом с настежь распахнутым багажником.
Тонечкины глаза привычно смотрели на мир через вишнёвую призму, названную кем-то из самых великих лжецов зеркалом души. Её личное зеркало вряд ли отражало её истинные чувства, прочно запертые в очерствевшем с годами разуме.
Весёлый детский смех привлёк её внимание к незнакомой бабульке, тщетно пытавшейся удержать сухонькими ручками вёрткого мальчугана, крутившегося, как самая быстрая юла. Кузьма Гордеевич, вежливо улыбаясь, тоже смотрел на хохочущего малыша. Детский смех прекратился так же внезапно, как и сиплый гудок небольшого грузовичка, пытавшегося проскользнуть мимо кучки бездельников, толпящихся вокруг авторитетной машины.
Повернувшись в сторону знакомого дома, Кузьма Гордеевич неожиданно увидел чёрную горжетку и рыжие кудри. Но на его лице не дрогнул ни один мускул, когда он понял, что это та самая Антонина Полукеева, и что идёт она именно к нему. С деловитым видом он молча смотрел на спущенное колесо и своего водителя, сердито нажимающего на клаксон, разгоняя надоедливых зевак.
На ухоженном, покрытом лёгким загаром лице Кузьмы Гордеевича временами мелькала ледяная ухмылка, и он начинал отрешённо постукивать ногой в ритме самой незатейливой мелодии, словно говоря:
– Ну, вот он я. И чего вы все от меня хотите?
Не ожидавшая такой холодности Тонечка не решилась пролить ни одной слезинки из заранее заготовленного водопада. Растерянной женщине пришлось немало потрудиться, чтобы успокоиться, аккуратно пригладить волосы, незаметно оттянуть к самой талии любимую горжетку и даже подойти поближе к владельцу Махмутки. Так Кузьма Гордеевич любовно называл своего железного друга. Казалось, сама судьба выбрала это благодатное место, где, непременно, свершится то, к чему они шли всю свою жизнь.
Впервые их глаза встретились не в церкви, где Тонечкина свекровь пристально следила буквально за каждым её словом и шагом.
Природная стеснительность и рождённая в неволе чувственность боролись между собой в горячем теле Тонечки, не единожды представлявшей себе первую встречу наедине с роковым красавцем.
Взволнованная женщина часто дышала, пристально глядя на точёный нос Кузьмы Гордеевича, придававший его лицу царственный вид. Из её вишнёвых глаз наконец-то хлынули почти настоящие слёзы. Солёные ручейки мешали выразить словами всё то, что она заранее расписала на бумаге, требуя отменить незаконный призыв из её семьи сразу двух взрослых кормильцев.
Женские слёзы, льющиеся потоком на великолепную грудь, казались самой настоящей рекой, которую невозможно было ни перекрыть, ни высушить никакими кружевными платочками.
Тоненькие серебряные браслеты, загадочно позвякивавшие на её запястьях, словно уговаривали Кузьму Гордеевича не судить строго их хозяйку за бесхитростный нрав и незатейливое письмецо.
Тонечкина уловка возымела громкий успех. Тем более, что единственный зритель, очарованный её великолепной игрой, сам был прирождённым театралом и неутомимым выдумщиком.
Судьбоносная встреча, к великому разочарованию обоих актёров, окончилась очень быстро ничего не значащими улыбками и лёгкими прикосновениями рук при передаче пухлого конверта с кругленькой денежной суммой.
Женщиной надо родиться, приняв, как должное, вековую традицию передавать своим детям по наследству родительские гены. Тонечкиной матери не пришлось краснеть ни за своих сыновей, ни за беспутную доченьку, вышедшую в конце концов замуж. Разве что её натянутые до предела нервы день ото дня становились всё тоньше, загоняя старые грешки в самую глубину её измученного сердца.
Матрёна сгоряча даже хотела повеситься, но, видно, сам Бог отвёл её от страшного грехопадения. Бедная женщина стала по-старчески плаксивой и каждую среду начала видеть во сне загубленного по её указанию мальчишечку. Кудрявый малыш нежно трогал её лицо маленькими ручками, ласково называя своей любимой бабулей.
Трезвенница Матрёна, запрещавшая своим взрослым сыновьям пить даже церковный кагор, вдруг начала пропадать по несколько раз на дню на заднем дворе. Вытирая бегущие по щекам слёзы, одурманенная женщина выпивала там втайне от своего завязавшего мужа чарочку-другую клюквенного кваска, сваренного из домашнего самогона.
Знаменитая на весь околоток травница и знахарка незаметно спивалась прямо на глазах у своей семьи. Подслеповатый Тихон до поры до времени не замечал тоненьких синеватых прожилок, предательски проступивших на точёном носике горемычной хозяйки постоялого двора, в который постепенно превращался уютный домик Полукеевых.
Всё чаще Матрёна сказывалась больной, отлёживаясь в самой дальней комнате, куда не проникал ни один лучик света через плотно зашторенное окно и наглухо закрытые двери.
Всё чаще на кухонном столе оставалась немытая посуда, а на плите прокисали позавчерашние щи.
Всё чаще в палисаднике звучали заунывные украинские песни, выдаваемые на-гора дурно пахнущими гостями. Даже материнская любимица Мурка сторонилась своей хозяйки, едва не каждый день заходившей в дом нетвёрдой походкой, прижимая обе руки к исхудавшему животу, жалобно поскуливая от нарастающей боли.
А Тонечка в это самое время просиживала дни напролёт за полюбившимся ей вышиванием крестиком. Розовым ангелочкам, красным макам, белым лилиям не было ни конца, ни края. Занятая своими грустными мыслями, несчастная девушка задумчиво сжимала в руках самодельные пяльцы, снова и снова вспоминая тёплые толчки в своём опустевшем животе. Сами собой на глаза наворачивались невольные слёзы, рождая тоскливые причитания.
– Девушкам на выданье не положено скучать в одиночестве и петь грустные песенки про любовь-морковь, – шутила Тонечкина бабушка, гладя любимую внучку по кудрявой голове.
Смешные советы старой женщины воспринимались Тонечкой почти как мычание соседской коровки, лениво бредущей на дальнее пастбище. Лишь повзрослев на пару десятков лет, она не раз вспомнила и саму бабулю, и её мудрые высказывания.
– Вот бабушка, наверняка, не стала бы кокетничать, да разговаривать с незнакомцами прямо на виду у всей улицы, – задумчиво размышляла молодая женщина, стоя рядом с улыбающимся Кузьмой Гордеевичем.
А ещё она боялась пропустить пробуждение своего любимца – племянника Гришеньки, спавшего в своей комнатке.
Громкий детский плач, раздавшийся из открытого окна, возвестил о начале невероятных приключений. Не поддающиеся описанию крики принадлежали трёхлетнему Гришане, уже вылезающему наружу навстречу галдящим голосам и сипло переругивающимся гудкам. Маленькие ножки, мелко переступая по широкому подоконнику, медленно шагали навстречу неминуемой беде.
Наверняка случилось бы непоправимое, если бы не Кузьма Гордеевич, с быстротой молнии подбежавший к окну и подхвативший на руки падающего ребёнка. Гришенька, ревевший до своего полёта громче пожарной сирены, теперь молчал, крепко прижимаясь к груди своего спасителя.
Счастливый малыш тихонько постанывал от гордости за свой смелый поступок, о котором, непременно, нужно будет всем рассказать. И можно совсем не бояться строгого наказания, ведь его тётя тоже оказалась замешанной в эту интересную игру с чужим дяденькой.
Робкий поцелуй в щёку заставил Кузьму Гордеевича отшатнуться от Тонечки и сказануть самую нелепейшую несуразицу, когда-либо произносимую взрослым мужчиной:
– Вы ведь замужем, не так ли?
Ошарашенная женщина изумлённо улыбнулась и ответила так же неуместно:
– А вы ведь не женаты?
Услышав дрожащий женский голосок, Кузьма Гордеевич разразился бешеным хохотом, до смерти испугав старую Мурку, нагло примостившуюся у собачьей миски с едой.
Спасённый Гришенька, задремавший было в его по-отцовски нежных руках, снова испуганно захныкал. А Тонечка лишь недовольно прищурила раскосые глаза, возмущённо тряхнув великолепными рыжими волосами.
– Тенорок так себе, – насмешливо произнёс странную фразу за её спиной сипловатый голос, прозвучавший для неё, как гром среди ясного неба. – Ну и как это всё понимать, жёнушка? – голос Федота набирал скорость и высоту. – Опять за старое взялась, потаскушка?
Казалось, хозяин дома зверел от звуков своего собственного голоса. Его волосатые пальцы вдруг взлетели и резко опустились на распутницу жену, не ожидавшую такого поворота от своего мужа, никогда не бившего её по-настоящему.
Получившая оплеуху на глазах у честного народа Тонечка даже не попыталась остановить своего мужа. Медленно пятившись к открытой калитке, она ловко прикрывалась от мужниных шлепков, градом сыпавшихся на её аппетитный тыл. Прицельные удары не оставляли ни синячка на её роскошном теле, заставляя лишь вызывающе громко хохотать.
– Делишки ваши поганые уже доделали или мне пойти прогуляться? – сердито произнёс уставший от догонялок Федот.
Намеренно коверкая русские слова украинским акцентом, нетрезвый мужчина по-уркагански сплёвывал несуществующую слюну сквозь стиснутые зубы. Оставив в покое жену, обманутый муж наконец-то соизволил обратить внимание на её полюбовника.
Аполитичный Федот даже не осознал, что за цаца стоит перед ним, держа на руках племяша Егорку. Сей удивительный факт весьма раздосадовал Кузьму Гордеевича, абсолютно уверенного в своей широкой популярности. Считая себя демократом с большой буквы, он открыто гордился перед братьями по оружию своим высоким чиновничьим статусом и почётной наградой, полученной из рук самого президента.
Ярый пацифист, не успев проявить свои бойцовские качества, заметно разволновался, передавая Егорку в надёжные руки его матери. Лариса Полукеева примчалась бегом по первому зову из соседнего дома, где она с самого утра занималась заготовкой солений для более удачливой Регины.
Недавно родившая женщина считалась местными обывателями завидной невестой, несмотря на дочку, нагулянную с заезжим «корнетом». Упитанная не в меру соседка жила весьма зажиточно на откупные своего транзитного спонсора.
Будучи по характеру транжирой и лентяйкой, она позволяла себе не только безоглядные траты, но и приглашать на подмогу обожавшую домоводство и кулинарию Ларису. Прирождённая рукодельница и хозяюшка умудрялась сварганить за полчаса вкуснейшую чудо-похлёбку. Простенький супчик заставлял сидящих за столом жадно хлебать его наперегонки вприкуску со свежеиспечённым хлебушком, призывно помахивая довольной поварихе деревянными ложками.
Лариса, частенько наблюдавшая своими собственными глазами «жестокое избиение» золовки, уже давно перестала удивляться хаотичной беготне двух игроков по неухоженным грядкам, эротичным шлепкам и победным крикам пьяного хозяина дома.
Деликатная женщина ни разу не поведала ни мужу, ни старику-свёкру о срамных играх, придуманных весельчаком Федотом.
Пьяный распутник резвился таким извращённым способом чуть ли не каждый день с такой же распутной, как он сам, женой. А все невольные зрители детской игры во взрослые догонялки сгорали от тайного предвкушения публичного скандала и настоящего смертоубийства.
Кузьма Гордеевич, впервые увидев Федота в непосредственной близости, никак не мог связать тот образ, что он случайно сохранил в своей памяти, со сгорбленным человечком с серым одутловатым лицом, основательно потрёпанным беспощадной водочкой. Перекошенное от злости лицо больше подходило озверевшему от ревности орангутангу, чем уверенному в себе и своей силе человеку.
Рыжая «дылда», пылавшая огнём от горячего стыда за бесцеремонное поведение Федота, почти бегом направилась к калитке. Отшлёпанная женщина явно желала присоединиться к незваному гостю, уже покидавшему негостеприимный дом.
Тонечкины пальчики, по инерции прикрывавшие обезображенную шлепками спину, стремились намертво вцепиться в ускользающего Кузьму Гордеевича.
Изменившийся в лице мужчина резко развернулся к запыхавшейся «актрисе», сердито скрипнув ровными, белоснежными зубами. Таинственный образ чёрной мадонны, перевернувший всю его жизнь, таял, как первый снег, заставляя кисло морщиться и кривиться, как от боли.
Разгорячённая парочка едва не сбила с ног Тонечкиного племянника, зачарованно наблюдающего за чужим дяденькой.
Задумчиво почесав затылок и грозно топнув ногой для острастки, он тоненько прощебетал что-то вроде:
– Дядечка, уходите скорее. Папенька пришёл, шибко сердится на вас. Похоже, бить вас собирается, – и, напутствуемый визгливыми причитаниями матери, продолжил – Вот я вас…
Тонечка, звонко расхохотавшись, как бойкий весенний ручеёк, вновь продолжила неравную борьбу с крепкими мужскими пальцами. В ответ на откровенные прикосновения, пленённая рука рванулась в нагрудный карман жилетки, где, вероятнее всего, лежали спасительные сигары.
Женская раскрепощённость никогда не была в цене, и разумом Тонечка хорошо понимала всю нелепость своего поведения. Но её тонкая натура настоятельно требовала придать всей этой беспорядочной кутерьме логическую завершённость и сакральный смысл.
Кузьма Гордеевич, рождённый в дружной старообрядческой семье, по-мальчишески отвергал супружескую измену. Видавший виды ловелас даже не мечтал в обозримом будущем хотя бы прикоснуться к рыжим кудряшкам и тонким пальчикам чужой жены. Но, видно, судьба решила иначе.
Оторопевший от удивления Кузьма Гордеевич вдруг почувствовал, как Тонечка крепко взяла его за локоть. А страстный поцелуй, подаренный его губам, добавил ещё один вопросительный знак к чистому женскому образу. Никак не ожидал он такой выходки от набожной скромницы, уже стоявшей рядом с ним в позе оскорблённой невинности.
Со стороны всё выглядело так, что не она была инициатором запретного поцелуя, а коварный обольститель, не имевший никакого права на амуры с замужней женщиной.
Женские причуды никогда не будут поняты простыми смертными. Что бы там не говорили о романтических отношениях, но только женщина решает, чему суждено случиться, а чему не бывать никогда. Нежными женскими руками вершится вся мировая история. Ни одно решающее событие, хоть как-то связанное с реальной властью, ни одна гламурная вечеринка не проходит без жёстких мужских разборок, спровоцированных всё теми же чудо-ручками.
Вот так и Тонечкины пальчики. Вроде бы такие тоненькие и беззащитные, а ведь сумели запустить вопреки желанию упрямого холостяка проржавевшую любовную машину, застопоренную лет пятнадцать, а то двадцать тому назад.
Ни за какие коврижки народный избранник не желал свататься ни к цветущим молодкам, ни к их перезрелым мамашам. В далёкой юности, чуть поднаторев в амурных делах, Кузьма Гордеевич нарисовал для себя гротескную картинку «идиллической» семейной жизни.
В ней неотъемлемо присутствовали типичные женские атрибуты в виде сварливого занудства, стоптанных тапок на босу ногу и растрёпанных волос. Счастливый муж, откормленный до размеров племенного хряка, в мешковатых штанах и линялой майке, самозабвенно лупил ремнём строптивого первенца, громко приговаривая:
– Ну и как тебе папкина водочка? А табачок, ядрёна вошь?
А в это время нечёсаная жена, давно потерявшая свою былую красоту, гордо восседала в застиранном халатике на русской печи. Ловко штопая рваные детские носочки, дородная женщина весело напевала прокуренным голосом старинную русскую песенку «Во саду ли, в огороде».
Глядя на стоящую рядом Тонечку, Кузьма Гордеевич подумал, что она уж точно не стала бы петь дурацкие песенки, ругаться матом и бить своих детей. Влюблённый мужчина видел в рыжей бестии лишь то, что ему самому хотелось лицезреть.
Великолепную, стройную фигуру и необычайно выразительные глаза. Высокую грудь и по-девичьи тоненькие запястья, надёжно скрытые узкими рукавами претенциозного чёрного платья.
Эти неистовые очи и нескромные руки заставили истосковавшегося по любви мужчину крепко сжать тонкую женскую ладонь.
В ответ на мужскую ласку Тонечка звонко рассмеялась и тихо сказала, как пропела:
– Ну вот и познакомились, не так ли?
И, не обращая внимания на пьяные выкрики Федота, шаловливо завихляла тазом, словно освобождаясь от несуществующего шила. Смешливая бабёнка, видимо, подглядела эту нелепую походку у тощих манекенщиц и теперь намеренно дразнила своего ревнивого мужа.
Девушки на выданье категорически отрицают слепое повиновение мужским указкам. А причина этому – наивная уверенность в собственной неотразимости и вечной молодости своей кукольной мордашки. Замужние женщины, умудрённые хотя бы простеньким жизненным опытом, безоговорочно принимают мужское превосходство. Хитрые притворщицы, покорно соглашаясь во всём со своим мужем, всякий раз выходят из семейных перипетий неоспоримыми победительницами в квадрате.
Тонечка, воспитанная в обычной деревенской семье, очень скоро примирилась с необходимостью ложиться в кровать с постылым мужчиной, не смеющим и слова молвить без одобрения своей матушки. Молодую женщину, не изнасилованную отцом или братом и не испорченную всяческими причудами, вроде избиения «трёхвосткой», привлекал даже не сам секс, а его предвкушение.
Будто назло её романтичной натуре, каждую ночь к ней врывались эротические сны, напоминавшие скорее кошмарное порно, чем чистые помыслы порядочной женщины.
Следуя расхожему мнению о безусловном девичьем целомудрии, провинившаяся Тонечка покорно подчинялась Федоту, тем самым искупая свой страшный грех.
С появлением в её жизни новой влюблённости невосполнимая утрата словно вернулась на своё законное место, превратив горюющую «старушку» в беспечную девчонку лет шестнадцати. Если бы покойная матушка смогла увидеть сейчас свою доченьку, то она бы не поняла, что перед ней стоит взрослая женщина, а не юная Тонечка.
А вот Кузьму Гордеевича почему-то ни капли не удивили ни её детские выходки, ни вызывающая походка, ни пряный запах пачули, исходящий от её тоненьких запястий. Рыжие кудряшки, как котёнок-несмышлёныш, ластились к нему, словно приглашая поиграть в детские жмурки со взрослыми поцелуями, или обычные догонялки с настоящими обнимашками.
Девушкам на выданье не положено играть в развратные игры с мальчиками, дабы не потерять своё честное имя и не стать посмешищем в глазах будущего суженого.
Так, или примерно так гласит одна из неписанных материнских заповедей.
Взрослая Тонечка нисколько не опасалась пасть в глазах Кузьмы Гордеевича.
Влюблённую особу также не смущал ни её семейный статус, ни изумлённые зеваки, вовсю глазеющие на эротичную драму, разыгранную прямо на их глазах.
Тонечкины руки крепче верёвки обвивали мужское запястье, не желая расставаться с лакомым кусочком, отвоёванным в неравной борьбе с расфуфыренными красотками. Волнующаяся грудь вздымалась на невообразимые высоты, стойко перенося громовые раскаты чужих голосов и фальшивый смех соседских девиц, нагло рассматривающих притихший автомобиль.
Смазливые девчонки, приодетые, как невесты-на-час, жеманно передразнивали друг дружку, открыто потешаясь над рыжими кудряшками пожилой тётки (так они называли между собой Тонечку).
Призывные улыбки и откровенные наряды, выставляющие напоказ все их прелести, смогли бы укротить кого угодно. Но только не Кузьму Гордеевича, избегавшего законного брака, как смертельную чуму. Закоренелый холостяк решительно отвергал серьёзные отношения как с милыми ангелочками в вязаных беретах, так и с мужеподобными бабищами, больше похожими на дворника Женьку, чем на абы какую женщину.
Знойные красотки никак не могли с этим смириться и всеми силами старались привлечь его внимание, применяя самые непотребные выкрутасы. Молоденькие бесприданницы то наигранно падали в «глубокий» обморок прямо перед его машиной, то в открытую строили ему глазки, то вызывающе громко смеялись, томно поглаживая свои округлости.
Зная не понаслышке все запрещённые приёмчики, Тонечка не позволила ни одной хорошенькой девчонке из разноцветной толпы сделать хотя бы маленький шажочек в сторону своего кавалера. Завершающий апогей приближался семимильными шагами, не давая и минуты передышки всем участникам уличного форума.
«Пожилая тётка» смущённо улыбнулась и привычно пригладила непослушную рыжую копну. Всё происходящее вокруг чем-то напоминало её ночные мечты. Но мимолётный взгляд на родной дом немедленно вернул её в серую реальность, такую же безрадостную и пустую, как запертая на замок материнская спальня после безвременной кончины ещё не старой женщины.
Женщинам не свойственно жить в мире своих фантазий в гордом одиночестве. Все самые важные решения принимаются ими после долгих разговоров и обсуждений с подругами, тётушками и старшими сёстрами. Тонечкины мечты, никогда не выходившие за домашний порог, зачастую приносили с собой незнакомые мужские образы, бесследно исчезающие в предрассветном тумане. Измученная любовными переживаниями женщина закрывалась на все замки и, лёжа на скрипучей кровати, шаг за шагом придумывала свою будущую жизнь.
Нереально красивые истории щедро рождались и оставались навсегда в её тревожных снах, уносящих женское тело прочь от постылого мужчины. Полузабытые воспоминания о его страстных поцелуях много лет назад за огромным свадебным столом, заставляли бедняжку краснеть от отвращения и стыда. Медленно погружаясь в глубокий сон, Тонечка тотчас забывала о своём неудавшимся замужестве и представляла себя абсолютно свободной и по-настоящему счастливой.
Независимо от сценария красивой мечты каждый раз в ней присутствовал ОН. По-мальчишески смешливый, по-юношески горячий, по-мужски надёжный, по-стариковски мудрый.
Иногда придуманная сказка заканчивалась страстным поцелуем.
Иногда – долгим путешествием в неведомую страну на огромном корабле под алыми парусами.
Но чаще всего Тонечка видела себя сидящей на пороге нового дома с маленьким мальчиком на руках, доверчиво глядящим на неё раскосыми глазками тёмно-вишнёвого цвета. Самым главным отличием всех её сновидений был счастливый конец.
Но сейчас она находилась в реальном мире, рядом с реальным человеком из плоти и крови. Ближайшее будущее пугало её до слёз непредсказуемым финалом и возможной потерей любимого мужчины.
Чтобы не расплакаться, Тонечка пристально посмотрела прямо в глаза своему визави и брякнула первое, что пришло в голову:
– Ну и что кушать изволите: мясца под маринадом или пельмешек с кваском прямо из погреба? У меня всё уже на столе стоит, не извольте отказать.
Сморщившись от едва сдерживаемого смеха, Кузьма Гордеевич бережно пригладил свои усищи и принялся кому-то названивать, предлагая откушать замечательный домашний квасок с хреном.
Десятки раз, получая подобные приглашения, городской глава нарочито громко благодарил хлебосольных хозяек и их раздувающихся от собственной важности мужей. Не обошлось без дежурной благодарности и в этот раз. По неписанным статьям чиновничьего кодекса каждый функционер просто обязан был порадовать своего великого начальника хотя бы раз в год домашним обедом в присутствии всех своих домочадцев. Неоказание радушного приёма своему шефу каралось очень строго, вплоть до увольнения с насиженного места.
Несведущая в закулисных делах Тонечка никогда не принимала в своём скромном жилище именитых гостей, но каким-то образом осознала всю важность происходящего и тут же затараторила:
– Не извольте беспокоиться, Кузьма Гордеевич. Всё сделаем по самому высшему классу. И Федота вышлем со двора, чтобы не позорил родную землю, – искренний пафос в её голосе ещё больше раззадорил записного донжуана.
В этот момент чёрная трубка в его руке по-поросячьи хрюкнула и снова захрипела басом. Вещающее по-человечьи приспособление удивило и напугало притихшую Тонечку. Но, тем не менее, её пальчики потянулись к неведомому чудовищу, нарочно не замечая растущего недовольства Кузьмы Гордеевича.
Крепкие мужские ладони не подпускали назойливую Тонечку к хозяйскому пиджаку, явно скрывающему какую-то тайну.
Две пары рук не прекращали ни на минуту детскую игру в «А, ну-ка, отними», позволяя обоим игрокам в открытую прикасаться друг к другу. Незадачливые влюблённые совсем забыли и об открытой настежь калитке, и о случайных зрителях, встретивших их появление бурными аплодисментами.
Конечно же, заглавную роль в импровизированном спектакле играла Тонечка. Хромовыми ботиночками, надетыми прямо на босу ногу, она выписывала замысловатые кренделя по засыпанной гравием дорожке, заставляя Кузьму Гордеевича то поднимать глаза вверх, то опускать их вниз.
Нерасторопному мужчине поневоле приходилось наблюдать забавные метаморфозы, происходящие с мужем Тонечки, стоявшем буквально в паре плевков от воинствующей женщины.
Тощее одутловатое лицо пьяного Федота становилось то по-татарски широким и важным, то по-адыгейски сморщенным и вялым. По мере приближения его злобствующего хозяина к загулявшей жене жалкое подобие человека обрастало белёсыми угрями, красными пятнами и бредовыми идеями.