Канта Ибрагимов
Маршал
– Тота, Тотик, – упала перед ним на колени, схватила его голову. – Тотик! Не-е-ет!
Она вскочила! Разъяренная! Злая!
– Суки! Варвары! Идите сюда, если мужчины! – В её руках блеснула заточка. – Идите сюда, мрази… – Она со злостью вонзила финку в землю. – Идите сюда! – скинула тужурку.
– Дада! Дада! Мама Дада! – кричали её дети из окна.
– Мы будем танцевать! Мы будем танцевать! Маршал! Свобода! – И она стала, как Тота, в орлиную позу, закружилась в вихре танца. Пулеметная очередь… Она ещё дышала, и, как всегда, её и теперь преследовал этот крик: «Дада! Дада! Дада!»
* * *
В письме Тамары Кобиа-гар был абзац, который я, по понятным причинам, перенёс на эту страницу.
«…По словам той же Натали Морозовой, ей на руки попалась уникальная фотография. Вид сверху. Видимо, из логова снайперов. Сделана на следующее утро. Всё в белом. Только запорошенная снегом кровь, как на холсте художника, отделяет лежащие фигуры слабыми тенями. В вихре небесного танца они летят…
Эту фотографию у Морозовой на день-два попросил один местный журналист для репортажа. Пропала. Где похоронены и похоронены ли вообще Тота и Дада, неизвестно, но вы, Канта Хамзатович, может быть, сможете поставить им памятник, точнее, сохранить в памяти, используя эти «Записки» Тоты Болотаева».
* * *
– Простите, мадам. Вы прибыли из Тбилиси? Эти дети с вами? Я офицер пограничной службы Швейцарии. Пожалуйста, ваши документы и документы детей… Следуйте, пожалуйста, за мной.
– Так, пограничный контроль вон там. У всех.
– Мадам Ибмас. Я сожалею. У вас и у детей особый случай… Следуйте, пожалуйста, за мной.
– Пожалуйста… Батака, Малика, пойдёмте за дядей. И не бойтесь. Теперь мы в Швейцарии. Это не Россия, тем более не Чечня.
Тут же, в погранзоне, отдельный кабинет со стеклянными стенами.
– Добрый день. С приездом! О, какие милые дети! – их приветствует высокий, пожилой офицер. – Садитесь, присаживайтесь. Мадам, вы, видимо, не в курсе, но, пока вы летели, у нас здесь разразился международный скандал.
– И что случилось?
– МИД России выдвинуло официальный протест – обвинило нас в краже детей, граждан Российской Федерации.
– Ах, даже так?.. А почему МИД России и вся российская общественность не выдвинула официальный протест, когда на глазах у этих детей по-варварски, как зверей, издевательски уничтожили их родителей. Прямо в центре города. Средь этих руин. Напротив театра! Им запретили танцевать, жить, дышать! Ах! Вы смотрите?! А теперь гуманизм! Вспомнили о детях… Я этих детей лично отыскала, выкупила, вывезла!
– Успокойтесь, успокойтесь, мадам Ибмас, – ходит вокруг неё офицер. – Может, воды?
– Сестра Дады, – тронула Малика тётю. – Не плачьте, тут ведь не стреляют. И солдат без оружия.
– Ой, дети мои, – опомнилась Амёла. – Малика, Батака. Конечно, не стреляют. Здесь даже в лесу свиней не стреляют. Поэтому свободно и счастливо живут… Садитесь, садитесь, дорогие мои. – Она завозилась с детьми и тут же обратилась к офицеру: – Так в чём проблема и вина этих детей и моя?
– Дело в том, что на выходе вас, точнее детей, ожидает посол России… Дело нешуточное.
– И что? – подбоченилась Амёла Ибмас. – Вы предлагаете мне на колени перед ним встать, а детей с повинной вернуть, в плен, в детдом, в колонию? Всё в ваших руках, господин офицер.
– Вы гражданка Швейцарии и этим всё сказано. Но дети?
– Это мои племянники. Их мать моя родная сестра, и это я докажу документально в суде.
– Ваши интересы как гражданки Швейцарии есть мои интересы. И это есть интересы Швейцарии. Вместе с тем есть некоторые протокольные вопросы: эти дети сироты? Кто у них опекун?
– Круглые сироты. Опекун отныне я.
– Вы в состоянии их обеспечивать, растить, учить?
– Я в состоянии… Но дети в этом не нуждаются. Им их отец оставил на счетах наших банков огромное состояние… На основании справки нашего банка эти дети как наследники получили визу и ВИП-приглашение.
– Да, я в курсе… А дети будут претендовать на гражданство Швейцарии. Они навсегда останутся здесь?
– Насчет гражданства – не знаю. Им решать, когда вырастут. Но я собираюсь дать им здесь хорошее образование, а потом обязательно я вместе с ними вернусь на Кавказ. Знаете, какие там красивые места, особенно красивы горы.
– Так у нас тоже Альпы.
– Там всё нетронуто, первозданно… Да и дети эти – россияне. Словом, вырастут, сами решат.
– Верно, – согласился офицер. – У меня к вам предложение. Может, чтобы не было скандала, а потом всё уляжется, мы вас вывезем через служебный выход? Там посол. Россия – большая страна.
– Россия – большой агрессор… И я выйду, как гражданка свободной страны, как и все, с этими сиротами через общий выход. И перед всеми, и этим послом всё расскажу.
– Да, кстати, там уже много, очень много корреспондентов. Даже из России.
– Прекрасно! – обрадовалась Амёла Ибмас. – Это я заранее раструбила ужас этой войны.
– Да. Бедные дети, – согласился офицер.
В это время зазвонил телефон. Офицер взял трубку. Коротко поговорил.
– Мадам Ибмас, – обратился к ней офицер, – хочу вам сообщить приятную новость. Видимо, испугавшись этих камер и скандала, посол России, скажем так, покинул территорию аэропорта. Так что выход для вас свободен.
– Что?! – возмутилась Ибмас. – Вы хотите сказать, что этот посол России мог оказать мне и моим племянникам здесь, в Швейцарии, какое-то препятствие?
– Конечно же нет! – встал по стойке «смирно» офицер. – Просто лишний шум. Да и безопасность. Всё-таки спецслужбы… – Он оборвал речь.
– Вы о спецслужбах России? – продолжила Ибмас. – Я вас понимаю… Но времена, по-моему, иные.
– Вы считаете?
– По крайней мере, скажу так как есть. Точнее, как было. А был большевизм. Моя мать, как и мать этих детей, как и бабушка этих детей, в детстве все они были сосланы и воспитывались в советских детских домах… Моя мать как-то смогла из этого плена вырваться. Однако в детстве, ещё в детдоме, её нарекли, дали кличку Цыплёнок. Это оказалось пожизненным клеймом, как рабство, и оно – это клеймо – сжимало её горло, не давало жить. Потому что те, кто это клеймо поставил, а это не только русские, но и немцы, да-да, немцы, воспитанные в ГДР, регулярно ей об этом напоминали. Жить спокойно и свободно не давали и сами, я думаю, не жили… Теперь, мне верится, время иное. Для примера скажу по секрету. В отличие от советских времен этот посол современной России – очень богатый человек. Как он эти богатства заимел – не моё дело. И не моё дело, что он здесь имеет дворец, яхту и любовницу. Зато моё дело, что его дети растут и учатся здесь. И они уже граждане Швейцарии… Вы поняли, к чему этот пример?
– Э-э-э, не совсем.
– Не поняли? Потому что у вас иной образ мысли, и понимание, и воспитание.
– А бывает иначе?
– Бывает… Я вам сейчас деньги, взятку предложу, чтобы вы меня пропустили. Вы меня либо в дурдом отправите, либо в тюрьму посадите. Разве не так?
– Ха-ха-ха! Только так.
– А я из Чечни этих детей вывозила по приказу генерала-командира, и все всё знали, заинтересованы были. Но на каком-то блокпосту какой-то полупьяный военный направил на нас автомат и говорит: «Прапорщик Епифанов. Квартиры нет. Трое детей».
«А вам что, не звонили?»
«Плевать! Я здесь стою! Я хозяин… Трое детей! Сто долларов. Трое детей. Триста! И плюс жинка без шубы… Соображайте быстрее, бандиты…»
– Ужас! – выдал офицер. – Неужели это возможно?
– Возможно, – твердо сказала Ибмас, – если ваш кабинет не будет стеклянным.
– Сестра Дады, – дернул Амёлу мальчик, – я хочу пи-пи.
– Ой! – как ужаленная, воскликнула тётя. – Мы свободны?
– Офицер погранслужбы Швейцарии Иоган Шульц! – по стойке «смирно» стал офицер. – И семья есть, и дом есть, и двое детей есть! И кабинет всегда был и будет застекленным. И вас в обиду не дадим! Welcomе!
– А где туалет? – засуетилась Амёла.
– Вам мужской или женский?
– Это мужчина, джигит! – Амёла ласково погладила мальчика по голове.
Когда все процедуры закончились и Амёла с детьми уже покидала погранзону, Йоган Шульц сказал:
– Мадам Ибмас, могу я вам задать один личный вопрос?
– Конечно.
– Я по долгу службы должен запоминать лица людей. У вас, впрочем, как и у ваших детей, особое лицо. И особый нрав. Мятежный.
– С чего вы это взяли? – удивилась Амёла.
– Точно время не помню, но год-полтора назад вы провожали молодого человека с каштановыми кудрями. Так он прямо на погранполосе такой танец выдал. Огонь!
– Боже! Тота! – прошептала Амёла, а офицер продолжил:
– Помню, как он границу прошёл и крикнул вам: «Don’t cry for me, Amela! Don’t cry…»
– Тота! – закричала Амёла, вся дрожа. – Почему я тебя отпустила?! Почему не уберегла?!
… Вызвали врача: нервное потрясение.
– Нет-нет. Всё нормально, – говорила Амёла. – Мы ведь в Швейцарии? И дети со мной… Пойдёмте, Малика, Батака.
– Может, вас на нашей машине отвезти? – беспокоится офицер.
– Нет-нет. Спасибо. Нас встречают… Боже, там ведь камеры, – обрадовалась Амёла. – Спасибо вам, господин Шульц… Кстати, – она остановилась, – этот танец вы увидели год назад. Здесь в аэропорту Цюриха… Уже начиналась вторая чеченская война. А он уехал. Его звали Тота. И это его дети.
– Вот это да?! – удивился офицер. – Он погиб? Такой танцор! Такой талант… Кстати, я понял, что это лезгинка, но, сколько ни искал, такого вулканического танца больше не увидел.
– А хотите увидеть? – загорелись глаза Ибмас.
– Конечно, хочу.
– Золотые мои! Болотаевы! Ну что, покажете, с чем чеченские дети в Европу приехали и за что воюют?!
Аэропортовская суета, хаос движений. Все холодны, озабочены, строги. И вдруг возглас Амёлы:
– Хорс-тох! Маршал!
Батака и Малика так закружились в танце, что весь зал встал, а потом вслед за Ибмас и офицером все дружно зааплодировали.
Танец был искрометным, завораживающим.
– Маршал! Маршал! Маршал! – поставили дети последнее па.
– А что такое «Маршал»? – спросил офицер у Амёлы.
– Маршал – это привет. И это же – свобода!
– Господа! – крикнул тогда офицер. – Это дети Чечни. Это дети войны. Вот с каким приветствием они к нам пожаловали. Маршал – это приветствие, это – свобода!
– Маршал! Браво! Свобода! – закричали все пассажиры. – Повторите на бис! Браво!
И снова дети начали танцевать и вновь воскликнули:
– Маршал!
И по огромному залу, и по всему миру разлетелось задорное «Маршал!!!». Свобода!
03.06.2020 г.