Козырь
Ночные бдения
7.
К обеду я буквально спал в седле, позволяя лошади покорно шагать за конем Маклаки. Дупель тоже утомился и не докучал нам больше своими вполне обоснованными возмущениями, я даже завидовал ему: несмотря на неудобное положение в седле, он хотя бы мог спать, а я должен был следить за тем, чтобы не свалиться в грязь. Две ночи без сна, тяжелая битва и раскисшая дорога превратили меня в выжатый лимон.
Маклака с сосредоточенным видом ехал впереди и, кажется, совсем не устал, а может быть, он лучше умел держать себя в руках.
Пейзаж постепенно менялся, превращаясь в каменную пустыню с нагромождением скал, валунов и редкой жухлой растительностью. Тонкие деревца то там, то тут с трудом пробивались сквозь усыпанную острыми каменными осколками почву. По этой почве лошади шли медленно, то и дело оступаясь – бедные животные были измучены, и им, и нам требовался отдых.
– Маклака! – слабым голосом окликнул я его. – Может быть, сделаем привал, мы уже достаточно далеко отъехали.
Маклака хмуро оглянулся на меня и буркнул:
– Как скажешь.
Мы остановились у подножия большой скалы на маленькой каменистой площадке, нагретой начавшим пробиваться сквозь тучи солнцем. Маклака стащил полусонного Дупеля и отправил коней самостоятельно добывать себе пропитание в пустыне.
Я прислонился к нагретой гладкой поверхности камня и закрыл глаза – мелкие точки заплясали в темноте.
– Ты знаешь, Маклака, – сказал я, устраиваясь поудобнее. – Я, пожалуй, не буду есть. Я посплю.
И я уснул.
Дивный сон привиделся мне: я был дома, по-настоящему дома, но это было странно, я будто бы и не хотел домой. Лена разговаривала со мной о чем-то, Маринка с рассеченной губой грустно стояла рядом. Я хотел спросить, что с нею стряслось, но я спешил, меня не волновало ничего, я очень спешил на поезд. И я проснулся.
Багрово-кровавое солнце касалось краем безжизненной скалы. Дул слабый, но холодный ветерок, но небу ползли обрывки серых прозрачных туч.
Маклака сидел возле костра и поворачивал на вертеле какую-то птицу. Дупель с лицом мрачнее тучи, смотрел на закат.
– Маклака! – окликнул я своего сопровождающего. – Неужели я проспала весь день?
– Да, – безразлично ответил он, не сводя глаз с дичи. – Может быть, мы переночуем здесь, как ты думаешь? Дует капучка. Будет буря. Нехорошо оказаться в такую бурю в пустыне.
– Я не против, – ответил я и подсел к огню.
– А я против, – прогнусавил Дупель. – Я против.
– Будешь много болтать, – рявкнул я, – убью.
Дупель сжался и отвернул лицо.
– Далеко ли еще? – спросил я у Маклаки.
– Два-четыре дня пути. Мы много времени потеряли, блуждая в дожде, – ответил он, снимая птицу с вертела. – И благодаря ему, – он кивнул на Дупеля, – держались вдали от большой дороги. Но теперь мы перейдем эту пустыню и окажемся у леса. Там все будет гораздо проще: пища, свежая вода, да и лошади не будут бить копыта о камни. Да не беспокойся, – улыбнулся он, увидев, как я заозирался, заметив отсутствие лошадей. – Они скоро вернутся. Умные животные приучены самостоятельно отыскивать корм в скалах.
Оторвав у птички ногу, он подал ее мне, не забыл накормить Дупеля, и только потом угостился сам.
Оголодав от странствий, я с большим удовольствием уплетал птичку, каким-то невероятным способом отловленную Маклакой в безжизненной пустыне. Его сила и выносливость откровенно поражали меня и заставляли чувствовать себя слабаком.
Покончив с ужином, мы сжалились над совершенно замерзшим Дупелем и подсадили его к огню. Я закутался в теплый плащ по самые уши, но, тем не менее, жгучие прикосновения капучки оставляли на лице леденящие укусы. Маклака тоже замерз и усиленно швыркал большим носом, даже огненное тепло костра не помогало нам согреться. Несмотря на холод, мне удалось задремать.
Маклака потряс меня за плечо, и я, очнувшись, с удивлением и ужасом взирал на приближающихся к нам из темноты двух лучников, замерзших и злых. Вытащив хозяина зверя, я под одеждой приставил кинжал к тощему животу Дупеля, предупредив его попытки сообщить лучникам, кто он есть.
Лучники, не теряя времени на разговоры подсели к огню. Вслед за ними к костру подошло еще человек восемь замерзших ребят.
Один, выделявшийся особенно надменным выражением лица, будучи, видимо, благородных кровей, узнал в Дупеле аристократа.
– Кто вы? – совсем нелюбезно спросил он.
– Это, милостью набожника, приближенный артака Дупеля господин Хатса, я его жена Адриата, а это мой брат Мак, – пропищал я, предупреждая попытку Дупеля все объяснить. – Мы ехали к родственникам, но заблудились в дожде, а отправляться дальше по такой погоде не отважились. С рассветом намереваемся продолжить наше путешествие.
– Мы тоже заблудились и частью растерялись в этой проклятой пустыне, – со вздохом поведал командир. – И все из-за чертовки Шанкор. Говорят, она бродит где-то поблизости.
Дупель злобно заворчал, а сердце мое заколотилось от плохого предчувствия. Не могу же я всю ночь держать Дупеля под ножом, когда-нибудь я отвлекусь и нам крышка.
– Да-да, разделяю ваши чувства, – стуча зубами от холода, согласился с Дупелем командир. – Эта шлюха уже всем надоела, и что самое неприятное, ее никак невозможно поймать. Теперь, я слышал, она пользуется услугами каро, – где же ее изловить! Связываться с нечистью – себе дороже. Целый месяц мы прочесываем эти скалы, заходили даже в Саламанский лес и Кара-Утор, но все бесполезно – после разгрома в Тихом Ущелье она как в воду канула, ни одного следа мы не обнаружили, и я думаю, это все проделки каро. Эти демоны умеют заговаривать землю: ни следа после этого не найдешь, – лучник придвинулся поближе к огню, видимо, ему доставляло удовольствие жаловаться на неудачи. – Так ведь как я теперь покажусь на глаза начальнику военной охраны, что я ему скажу? Что демоны заколдовали дорогу? Он осмеет меня и разжалует, и тогда мне уже не носить золотых значков. А далеко ли живут ваши родственники, господин? И почему вы путешествуете без охраны? Со стороны артака Дупеля это большая оплошность.
Дупель хотел что-то сказать, но я ткнул его ножом и он передумал.
– Родственники наши, – ответил я за него, – живут совсем недалеко от Города, но мы уже говорили, что заблудились. Теперь все равно немного осталось, скоро будем на месте.
Лучник хмуро посмотрел на меня и откашлялся: вопрос он задал Дупелю, и теперь был слегка взбешен моей бестактностью.
– Ох, уже эти женщины, – наконец, открыл рот Маклака. – А у нашей Адриаты язычок опережает мысли на два шага.
– Будь я ее мужем, язычок быстренько бы укоротил. Лучший способ заставить женщину молчать – найти для ее язычка более приятное занятие.
Хохот лучников и Маклаки оглушил меня, даже Дупель хмыкнул, несмотря на грозящую ему опасность. Пока лучники на все лады прохаживались на мой счет, Дупель набрался храбрости и попытался оттолкнуть мою руку и рвануть к спасителям. Но он не учел, что я не настолько был смущен, чтобы не заметить его маневра, едва ловкое тело артака сделало молниеносное движение в сторону, хозяин зверя не менее быстро впился ему в живот.
– О, черт! – завопил он, содрогнувшись всем телом и обняв меня рукой, чтобы остановить смертоносный клинок, который грозил распороть ему брюхо. Я вытащил нож и Дупель согнулся пополам.
– Что, живот прихватило? – спросил невнимательный воин.
Маклака свирепо глянул на меня и приказал:
– Адриата, иди, помоги своему мужу. Вот, держи, – он кинул мне моток веревки, – и не забудь стреножить лошадей, иначе завтра мы пойдем пешком.
Я помог Дупелю подняться, и мы поковыляли за скалу. Скрывшись с глаз долой, я отбросил малейшую скромность и за шиворот потащил артака в заросли оббитых осенними дождями могучих сакаритов. Это были толстоствольные, но очень мягкие деревья, древесина которых иногда использовалась в хозяйстве.
– Куда ты меня тащишь, ведьма?! Я сейчас закричу, и эти бравые молодцы мигом прикончат тебя и твоего преступного дружка. Ты знаешь, что бывает за похищение такого человека, как я? Ведь я – артак Дупель и у меня полно денег. Мы могли бы с тобой договориться, – гордо заключил он.
– Я в курсе, кто ты, – мягко ответил я, подтаскивая артака к широченному дереву. – Но вся беда в том, что ты не успеешь никого позвать, мы сейчас это мигом устроим, – и прежде, чем Дупель успел крикнуть, я запихал ему в рот носовой платок. Он попытался яростно сопротивляться, но веревка уже обвилась вокруг ствола, и через несколько минут он, как кукла, сидел связанный под деревом и бешено вращал глазами.
– Как жаль! – притворно воскликнул я. – У моего мужа началась лихорадка, он бредит и сильно страдает, мужчина ведь не может на виду у всех бегать постоянно в кустики. Придется ему провести ночь в отдалении, а завтра он будет здоров и способен продолжить путь. Я надеюсь, в этих краях не бродят дикие звери, иначе ему придется худо; да и смотри, как похолодало!
Я взял плащ Дупеля и прикрыл его дрожащее от холода и страха тело.
– Желаю доброй ночи, артак, – откланялся и пошел назад к костру.
Когда я возвращался, начинал накрапывать маленький дождик. Я поглубже завернулся в плащ и постарался унять разбушевавшуюся не на шутку тревогу: попасть в такой переплет! Государственные преступники, похитившие артака Дупеля и убившие его охрану, везущие письмо первостепенной важности (при этой мысли я проверил, на месте ли оно), весело болтают и шутят с командиром лучников, который за наши головы получил бы большое назначение и приличный куш. Видит бог, я не был актером или шутом, и мне стал надоедать этот маскарад, но что поделать, без него я был бы уже мертв. И зачем только я приехал в Город, ведь мог же спокойно жить в собственной деревне и жевать саракозу!
Когда я вернулся, командир и Маклака сидели рядом и, казалось, были очень увлечены беседой. Мое появление заставило их резко замолкнуть. Я подумал, что двое, которые при появлении третьего быстро прерывают разговор, имеют общую тайну, касающуюся третьего.
– Мой муж, – сказал я дрожащим от плохого предчувствия голосом, – приболел. У него кишечные колики. Чтобы не осквернять своим присутствием такое прекрасное общество, он решил уединиться, а меня прислал прислуживать вам.
С этими словами я сел напротив собеседников и принялся ожесточенно забрасывать в огонь хворост.
– Потише, сестрица, – насмешливо произнес Маклака, – так ты уничтожишь весь запас дров, потом сама пойдешь собирать хворост по этим скалам, кишащим диким зверьем.
Начальник грубо расхохотался, его солдатское воображение мигом нарисовало ему картину в страхе бегущей женщины с вязанкой хвороста за плечами, вслед за которой мчится стая хищников.
Разговор, прерванный моим появлением, не возобновился, новоиспеченные друзья перекидывались ничего не значащими фразами, лучники сосредоточенно дремали, завернувшись в теплые меховые накидки, и я тоже решил прикинуться спящим.
Ветер похолодал, все чаще среди капель дождя на плащ плюхались небольшие снежинки. Глаза странно защипало, я снял одну снежинку с плаща, но она мигом растаяла на моем пальце, оставив лишь каплю воды. Снег, ты напомнил мне о родном доме, в ушах стоял мальчишеский хохот, перед глазами мелькали далекие картины прошлого: снеговики, горки, мой любимый Новый Год, ледяная пустыня Арктики, трудовая жизнь. Все это было так давно…
– Адриата, – как сквозь сон услышал я голос Маклаки, – ты бы шла, проведала своего мужа, прихвати еще один плащ, Дупелю наверняка холодно.
Я был не в силах взять протянутый плащ одного из лучников. Как мог такой осторожный Маклака столь нелепо оговориться, он бы еще назвал меня Андрэ. Я взял плащ и быстро глянул на начальника, он спокойно смотрел на нас, ничем не выдавая того, что заметил оговорку моего «братца». Если он что-то заподозрил, то пока я вожусь с Дупелем, он прикончит Маклаку, а по возвращении и меня отправит к праотцам. Нечего и говорить, наши головы через несколько дней предстанут пред довольным взором набожника Тобакку.
Я поплотнее закутался в плащ, – снег разошелся не на шутку, – и нетвердыми шагами зашел за скалу. Бес сомнения дальше меня не пустил. Я упал на живот и по-пластунски подполз к уступу, от которого до Маклаки и командира лучников было всего несколько шагов. Я замер и прислушался: вот кто-то встал и подбросил в костер хворост.
– Он ушел? – раздался почти рядом со мной голос начальника, отчего мурашки поползли меня по спине.
– Да, – ответил Маклака. – Он глуп. Я уже давно заметил, что, несмотря на свою изворотливость и хитрость, он доверчив и верит во все, что ему говорят.
Страшная догадка! Маклака прислушался, уловив чутким ухом неловкое движение, которое я не смог сдержать, услышав, как мои страшные подозрения подтвердились. Я стал потихоньку отползать, понимая, что осторожный «брат» обязательно проверит этот уступ: он не любил рисковать.
– Кто-то возится там, – встревожено сказал он, указывая в мою сторону.
– Брось, – рассмеялся начальник. – Это какой-нибудь дикий зверь, пахас, например. Они часто устраивают логовища в расселинах и ведут себя очень шумно, чем до смерти пугают здешних странников, – он на минуту замолчал, прислушиваясь. – Мое предложение в силе, – продолжил он, – тысячу империалов за голову этого прохвоста, плюс Дупеля в придачу, ну естественно это и цена за твою свободу.
– По рукам, – недовольно ответил Маклака. – Но смотри, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь прознал о моем участии в этом деле. Наши жестоко наказывают предательство.
– При этом у вас полно предателей, – хихикнул командир лучников. – Ладно, теперь мой ход.
Я оторвался от скалы и побежал в рощу сакаритов, как громом пораженный. Маклака предал меня! Задумал ли он это с самого начала или решил сейчас? Какая к черту разница! Мне теперь крышка. Страх и ярость боролись во мне. Я стремился бежать от своих палачей и спрятаться в какой-нибудь расселине в надежде, что они не найдут меня, и мне же хотелось подкрасться с хозяином зверя к Маклаке и лишить его жизни – убить!
Я подбежал к Дупелю и начал с яростью его тормошить. Бедняга от холода и страха ничего не мог понять и лишь жалко стонал, – он сильно замерз.
– Дупель, Дупель, – тормошил я его, – да очнись же, сукин сын!
Он с трудом открыл глаза и ярость при виде меня помогла ему вернуть ясность рассудка. Он был моим единственным козырем, и я не мог бросить его в подарок Маклаке.
– Дупель, Маклака связан с повстанцами, он решил меня убить, а твою голову сдать Шанкор, – нагло соврал я, развязывая его.
Артак что-то нечленораздельно промычал, и я вытащил кляп.
– Что?! – воскликнул он.
– Тише, дурак, – зашептал я, освободив, наконец, его из пут и оставив связанными лишь руки. – Нам надо бежать. В первую очередь нам надо забыть все наши разногласия, чтобы спастись.
– Не проще ли все рассказать лучникам, – недоверчиво спросил он.
– Нет, не проще, эта продажная тварь с ними в сговоре.
Дупеля начала бить крупная дрожь, скорее от страха, чем от холода, но я все же накинул на него плащ.
– Ладно, – наконец, справившись с собой, сказал он. – Я уже забыл все горести, которые ты мне причинила. К тому же я все еще твой пленник.
– По-моему, ты получил по заслугам, – лихорадочно ответил я, – не будешь засматриваться на чужих жен. А дальше – где, в какой стороне Город Семи Сосен?
– Где бы мы ни были, нам на север, – заносчиво ответил он, – ибо Город там.
Он побегал вокруг дерева, определяя стороны света, и очень уверенно показал на север:
– Нам туда.
Чувствуя, что не смогу сказать больше, чем он, я согласился, но прежде сказал:
– Я хочу, артак, чтобы вы забыли о моем существовании, когда мы попадем в Город. Скажете, что на вас напали бандиты и убили вашу охрану. Мне же позвольте исчезнуть, лишние разговоры наведут моего мужа на след, к тому же взять вас в плен было его идеей, как видите, не самой лучшей. Я простая женщина, и не по своей воле стала женой этого висельника, все мой дядя, он насильно отдал меня ему.
– Куда же ты пойдешь, красавица? Оставайся со мной, я никогда не бью наложниц, – слащаво проворковал Дупель.
– Ах, артак, не стоит.
И мы двинулись на север. Снег разошелся и падал сплошной белой пеленой, я боялся, что мы собьемся с пути, но уверенность моего спутника передалась и мне. К тому же снегопад был нам на руку – он заметал наши следы. Связанному Дупелю было трудно идти, а надо было спешить, надо было уйти как можно дальше, пока закадычные друзья не хватились меня, демона, ценой в тысячу империалов.
– Развяжи меня, девчонка, – проговорил, задыхаясь, Дупель, – мы так далеко не уйдем, черт побери!
– Я боюсь, как бы ты не напал на меня, – ответил я, но тут же вспомнил, что у артака нет никакого оружия, и я одним ударом хозяина зверя разрезал его путы.
– Обещаю, что не трону тебя, красавица, – сказал Дупель, потирая затекшие руки. – Я понял твой железный характер, но предпочитаю ласковых любовниц. Не бойся, я человек чести, и сдержу слово.
Я ничего не ответил ему: он не мог меня тронуть уже только потому, что свалится замертво от одного удара моего кулака.
Мы продолжили путь…
Снег все валил и валил. К утру он поутих, и редкие снежинки бороздили затянутый тучами простор неба. Рассвет принес невероятный холод, и Дупель, как истинный джентльмен, отдал мне свой второй плащ. Я не стал ломаться и принял его дар, на чувства артака мне было наплевать, а вот замерз я как следует. Я распустил волосы, чтобы прикрыть уши и спину, второй плащ оказался очень кстати, но вот ноги… ноги замерзли страшно. В порвавшийся сапог набился снег, ведь шли мы по настоящим сугробам. Женщинам, видимо, не полагалось чулок, поэтому ничего, кроме длинных юбок, изрядно уже промокших, не прикрывало моих ног.
Ад царил в душе, отвратительные чувства боролись в ней с остатками моей прежней человечности. И солировала в этом концерте ярость, обжигающая ярость, смешанная с жаждой крови. Если бы не элементарное чувство самосохранения, я вернулся бы той ночью к костру и прирезал Маклаку, столь хладнокровно предавшего меня. Это надо же было так ловко притворяться и ничем не выдать себя. Он сказал, что я доверчив, неужели, я, в самом деле, настолько наивен, что дал обмануть себя, как мальчишку? «Хорошо, письмо на месте», – подумал я и схватился за грудь, – «хотя, к чему оно теперь. Где мне искать Пике?»
Дупель, заметив, как я лихорадочно схватился за грудь, ласково поинтересовался, не болит ли у меня чего.
– У меня болит сердце, мое сердце разбито, – с яростью ответил я, – а еще я мечтаю убить своего муженька. Вот это было бы чудесно, – кровожадно добавил я.
Дупель рассмеялся и ничего больше не сказал.
Как ни странно, к утру я стал испытывать к артаку почти добрые чувства, это, вероятно, оттого, что он один был моим союзником. Но нельзя было забывать об осторожности: Дупель опасен, не стоило верить его словам. Тем не менее, я надеялся, что он сам хочет попасть в Город, а значит, не станет меня водить кругами по стране. Артак, наверняка, не забыл тех обид, что я нанес ему, тех опасностей, которым он по моей вине подвергался, и он, конечно, лелеял какую-нибудь изощренную месть. Я не собирался возвращаться с ним в Город Семи Сосен, твердо решив покинуть его где-нибудь неподалеку от столицы.
Зачем я-то возвращался в Город Семи Сосен? Что и кто ждет меня там? Где я найду Пике? Вернувшись в Город Семи Сосен, я, пользуясь париком, мог бы наняться на какую-нибудь работу, и постепенно начать новую жизнь (жаль, но о жизни в своем мире я уже и не помышлял). Но нет, теперь я не мог! У меня был враг, смертельный враг, которого я считал другом, хладнокровно и с легким сердцем продавший меня за тысячу империалов. Огромная сумма! Теперь у меня появилась цель в жизни, низменная и нелепая цель, самая сильная из известных мне, соперничать с которой может только любовь, – месть. Жажда мести томила меня. Если мой враг помогает слугам набожника, я буду помогать повстанцам. Я найду Пике, Илетту, да хоть саму Шанкор, я стану оточенным орудием мести, и мой, только мой клинок проткнет его гнилое сердце.
Наступил полдень. Солнца не было видно из-за темных туч, но потеплело, и уже к обеду весь снег растаял. Куда подевались волшебные белые скалы, похожие на великанов в царстве снежной королевы, куда делись раскидистые деревья, ветки которых окрасила белая опушка песцового меха, где просторы снега, где зима? Неприглядная картина раскинулась предо мной: сумрачные скалы цвета мокрого гранита громоздились, сколько хватало глаз, одинокие черные деревья, да острые камни под ногами. Во впадинах стояла мутная вода, по оврагам бежали ручьи. Ноги промокли, в сапогах хлюпала вода, а сам я чувствовал неприятное першение в горле, готовое сорваться на кашель.
Идти было трудно, но никто и не намекнул на перекур, оба мы понимали, что чем дальше уйдем от Маклаки, тем целее будут наши шкуры. К тому же у них есть лошади, у нас было только время и снег, занесший следы. Дупель оказался более выносливым, чем я, его тонкие ноги ловко сучили по земле, мои же, постоянно путавшиеся в мокрых юбках, запинались о камни и попадали в лужи.
К вечеру пейзаж начал меняться – почва стала более ровной, сосны попадались все чаще, они были стройны и росли группами, то тут, то там виднелись пышные зеленые кусты, а скалы приобрели какой-то красноватый оттенок.
Возле очередной неприступной великанши Дупель остановился и, прислонившись к ее выщербленной поверхности, горестно разрыдался.
Я остановился и пораженно посмотрел на артака. «Наверное, он устал», – подумал я, и жалость шевельнулась к несчастному.
Я подошел к нему и погладил по плечу. Дупель схватил меня и, скрыв лицо в складках плаща, обильно оросил слезами мою роскошную грудь. Я смутился – этого еще не хватало, и оттолкнул артака.
Кое-как справившись со слезами, он грустно сказал:
– Это Красные Скалы, мы не в Город Семи Сосен идем, а в Саламанский лес. Я неправильно определил направление. Все это время мы шли на юг.
Я приуныл, сил наорать на Дупеля, а тем более как следует его отделать, у меня не было. Я сел прямо на землю.
– Интересно, в какую сторону поедет Маклака с лучниками? – вслух подумал я.
– Наверняка, вернутся в Город, – Дупель сел рядом со мной.
– То есть если мы сейчас повернем обратно, то пойдем следом за ним. Или Маклака попытается добраться до места назначения? – я проклинал себя, занятый сладкими мыслями о мести, доверившись Дупелю и его мнимому знанию родного края, я даже не попытался размышлять логически, и теперь мы потеряли преимущество.
– Какая разница, красавица? – грустно сказал артак, обняв меня за плечи. – Сейчас главное отдохнуть и согреться. Переждем ночь, а утром решим, как быть.
Это были самые умные слова, что я слышал от своего спутника.
Мы обнялись, укрылись плащами, и всю ночь крепко проспали, греясь друг о друга.
