Леколь
Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая
Всё произошло в одну секунду.
Неведомо как найдя в себе силы, он рванулся вперёд, навалившись всем телом, оттолкнул с дороги Генри, крепко схватил за руку дядю Бронислава. Из кармана халата Леон достал баночку с каким-то порошком и, широко махнув рукой, рассыпал содержимое на полу. Смесь тут же вспыхнула ярким синим огнём. Генри, Руди и я оказались отрезаны от Леона и Бронислава стеной пламени.. Словно лезвие ножа блеснула игла в свете пламени…
– Нет… – я хотела закричать, но не смогла – дыхание у меня перехватило от ужаса и дыма.
Всё кругом замедлилось, и каждая секунда длилась вечность. Сквозь танцующие языки пламени было видно, как разом повалились на пол Леон и Бронислав.
Пустой шприц выкатился из бессильной руки Леона.
Бронислав несколько секунд пролежал неподвижно, а потом его вдруг начала сотрясать крупная дрожь. Преодолевая её, он рывком поднялся на колени, будто какая-то невидимая сила огромной рукой выдернула его. Эта же сила подняла его голову вверх и, вцепившись в горло, медленно приподняла над полом. Бронислав, задыхаясь, безвольно повис в воздухе, словно марионетка, привязанная на верёвочки, и раздался страшный вопль.
Это был крик, такой громкий, что от него зазвенело в ушах, и такой пронзительный, что сердце в ужасе сжалось. Дикая, нечеловеческая боль была в этом крике, и с этим звуком поднялось в воздух, отделившись от лица Бронислава как маска, нечто чернильно-черное и крылатое. Оно ширилось и росло, пока не заполнило собой лабораторию, и оно поглотило всё: свет десятков ламп, синий огонь, людей, сбежавшихся на шум, Леона, Руди, Генри, меня, и даже свой собственный вопль.
Всё покрыла темнота.
– Проснись, дитя, – кто-то толкнул меня в плечо. Открыв глаза, я увидела Генри Патиенса, сребристого вампира, сидящего передо мной на коленях. Кругом полыхал синий огонь.
– Что случилось? – еле выговорила я, мне катастрофически не хватало воздуха. – Где Руди?
– Он выносит из здания людей, – ответил Генри и улыбнулся: – Славный парень, даром что Питибл…
– Надо ему помочь, – сказала я, приподнявшись.
– Ты ему здорово поможешь, если просто останешься в живых. Он уж решил, что ты задохнулась…
– Правда? – дышать и вправду было нечем, моя голова соображала очень плохо, именно поэтому я произносила вслух всё, что думала.
– Да, – кивнул Генри, – он даже заплакал.
Я с жадностью вдохнула холодный ночной воздух и огляделась вокруг.
На земле перед горящими лабораториями лежали люди в опаленных белых халатах. Опустив на землю ещё одного спасённого, Руди прыткой чёрно-рыжей тенью метнулся обратно в синее пламя. Ему помогал Генри. Я хотела было присоединиться к ним, но стоило мне сделать шаг, как ноги подкосились, и я бессильно рухнула на землю. Не без горечи ощущая свою бесполезность, я так и осталась лежать, устремив взгляд в бездонное чернильное небо. Неизвестно, сколько пришлось так лежать, но в памяти начинали болезненно проступать последние события…
– СТОЙ! – раздалось где-то неподалёку.
Я резко поднялась и увидела, что Генри схватил Руди, как раз собирающегося броситься снова в горящие лаборатории, и оттащил в сторону.
И как раз вовремя: что-то прогоревшее с треском разломилось, и потолок коридора, ведущего вниз, грохоча, обвалился вниз. Сноп фиолетовых и белых искр взметнулся до самого неба, слившись со звёздами, и синее, багровеющее пламя, радостно перекинулось на первый этаж замка.
– Надо уходить! – крикнул Генри Патиенс, но Руди, ошалело глядящий на огонь, не слышал ни слова.
– Там мой брат… – едва шевеля пересохшими губами проговорил мальчик
Он бессильно опустил голову, кусая губы.
– Ты сделал всё, что мог, – Генри положил ему руку на плечо.
– Пора уходить, – ещё раз повторил Генри и, бережно подняв с земли какой-то чёрный сверток, прижал его к груди и побежал прочь, крикнув нам с Руди: – Не отставайте!
Не знаю, как хватило сил добраться до замка. На опушке леса Генри расправил крылья и, подхватив нас с Руди, понёс прочь. Я старалась не думать, что он несёт в том чёрном свёртке. Ворота открыл Хьюго, голова которого была перемотана бинтом. Тут же невесть откуда появился всклокоченный Марк Вунд, весь на нервах, и Синтия Вэн, растерянная и тихая, и Барбара Дефенди, единственная, пожалуй, у кого оставалась голова на плечах.
У нас было что обсудить.
Глава 21
Всё иначе
Дверь в башню Бронислава теперь была всё время открыта – некому больше было запереть её изнутри. Гроб, тот самый, который раньше был кроватью, стал служить по назначению.
– Дядя, у нас же нет секретов?
– Да.
– Вы… , эм, вы зачем в гробу вообще спите?
Он посмотрел на меня растерянно, а потом неловко засмеялся:
– А, это… ещё одна из моих странных идей, когда мне было семнадцать.
Он потёр пальцем переносицу и объяснил:
– Я подумал: я же никогда не умру, но однажды я всё-таки погружусь в сон. Спят вампиры традиционно в гробах, потому что так меньше вопросов. Относительно существования во сне моя активная жизнь составит очень маленькую часть. Следовательно, я большую часть жизни и так проведу в гробу, так что мне нужно привыкать к нему уже сейчас.
Это было странное, но не лишённое логики рассуждение.
– И как там?
– Жестковато, – признался дядя, – но привыкаешь. К тому же, он у меня чуть больше по размеру, чем положено, так что я могу даже ворочаться во сне.
Воспоминания. Воспоминания преследовали меня во всех уголках замка. Ведь это был его замок.
– Я не верю, что он умер, – повторяла я.
Я говорила это всем. Барбара не отрицала, но и не соглашалась:
– Мы действительно пока не можем сказать наверняка. Нужно, чтобы его осмотрел врач. Единственный врач, который у нас есть, сейчас не может прийти.
Гарт Вэн. Ну конечно.
– У него на работе очень сложный случай, – растеряно объяснила Синтия. – Но он обещал приехать так быстро, как только со всем разберётся.
Таким образом, мы были в подвешенном состоянии. Вернее, наверное, это относилось только ко мне: все остальные, кажется, считали дядю однозначно погибшим. Я стояла над ним в его башне и пыталась разглядеть хоть какие-то признаки жизни. Хьюго – держался молодцом и даже не простудился – потрудился умыть Бронислава и одеть его в красивый костюм.
– Почему бы тебе не открыть глаза? – сердито спросила я у дяди.
– Ева…
Я резко обернулась. У входа в комнату стоял Генри Патиенс. Он подошёл очень тихо и незаметно. После нашего возвращения из лабораторий Питиблов, Генри стал, как ему и положено, хозяином в замке. Он распоряжался всем, и даже разрешил Руди остаться.
– Я не верю, что он умер, – заявила я, глядя своему пра-пра в лицо. Тот покачал головой.
– Это странно? – переспросила я.
– Дитя, мне просто тяжко смотреть, как ты страдаешь. Но если я что-то и понял за века существования, так это то, что твоя скорбь – это обратная сторона твоей любви.
Это был неоднозначный ответ. Я уточнила:
– Как у монеты?
– Как у монеты, – согласился Генри и предложил: – Тебе надо поесть.
Я и правда ничего не ела больше суток.
***
Видно, такой уж характер у Генри Патиенса, что застать его сидящим без дела практически невозможно. Даже сейчас, когда он отдыхал в вечерних сумерках перед горящим камином, он был занят – увлечённо листал какую-то книгу и курил трубку. Это была старая, покрытая резьбой, деревянная трубка, которую требовалось курить степенно и медленно, с чувством собственного достоинства, пуская в воздух идеально круглые кольца дыма.
Сигареты, которые как-то предложил Марк Вунд, Генри решительно отверг.
– Это привычка, – объяснил он, оторвавшись от книги, – без трубки я чувствую себя неуютно. То же самое этот камин –тепло мне вовсе не нужно, но без огня мне всё кажется, что чего-то не хватает. Я очень ко всему привязываюсь.
«Похоже, это наследственное», – решила я.
– Присядь, – кивнул мне Генри.
Я опустилась в глубокое кресло и буквально утонула в нём.
– Вы можете рассказать мне о проклятье?
Генри несколько рассеяно посмотрел на меня.
– Почему случилось так, что Патиенсы стали вампирами? Вы один это знаете, – я старалась смотреть прямо на него. – И мне важно узнать это.
–Ладно, – пожал плечами мой далёкий предок. – Чего уж скрывать правду. Я расскажу тебе…
Он глубоко вдохнул дым, выдохнул и, чуть прикрыв глаза, припоминая:
Проклятье
– Долгое время Патиенсы и Питиблы были в хороших отношениях. Семьи заключили договор, согласно которому их дети в будущем поженятся. Так часто делали в то время.
– Я читала что-то такое.
– Так вот. Мне тогда было около года, как и моей будущей невесте. Я её так никогда и не увидел. Я был непоседливым ребёнком. Науки давались мне плохо, и я часто сбегал от учителей в лес, и там ставил силки на птиц, мастерил самодельные лук и стрелы. Позже я стал неплохим охотником. Лес – это был мой второй дом, и при желании я мог прожить там и день, и целую неделю. К чему я клоню…
Каждый год, в начале лета, мимо нас проходил караван кочевников. Они останавливались на некоторое время на опушке леса возле деревни, на одном и том же месте. Я быстро подружился с пёстрыми и свободными людьми. Прибегал к ним, слушал песни и глядел на их танцы вокруг огромного костра. Меня никто не обижал, и мог сколько угодно играть с их детьми. Каждый год я ждал, пока вдалеке не появятся их нагруженные лошадки…
Итак, у меня было много друзей из кочевников. И была среди них одна совсем особенная. Дочь гадалки – Кассандра. И она была… Прекрасной? От матери она научилась читать знаки судьбы по ладони, небу и картам – она была настоящая ведьма. Кассандра была отличной всадницей, она умела что-то такое нашептать лошадям, чтобы они слушались малейшего её движения. А как она танцевала!
Много дней я проводил с ней, и ещё больше ждал лета. И снова – мы садились верхом на лошадей и неслись прочь. Если и было счастье в моей жизни – то в те длинные летние дни.
Я стал уже взрослым, а договор забыт не был. Надо ли говорить, что у меня не было никакого желания жениться на назначенной мне невесте? Я пытался объяснить это родителям, но они всё твердили, что я должен. Но я любил Кассандру – и точка.
Сейчас, может, это звучит странно, но тогда это было большое дело…
(Генри внимательно посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я понимаю. Я кивнула: сословная система была больше неактуальна, но из книжек и это можно было кое-как понять. С нетерпением я ждала, чем же история закончится).
– Мы договорились сбежать. Всё просто: я забираю все свои деньги, ночью выбираюсь из замка, иду на условленное место в лесу. Там меня ждёт Кассандра с двумя лошадьми, и мы отправляемся в путь. Куда – это было не важно, главное было уйти, уйти вдвоём, и больше никогда не разлучаться.
Всё шло хорошо, пока мы не сели на коней в лесу и не двинулись в путь. Питиблы каким-то образом узнали о моём побеге. Дав мне уйти от женитьбы, они бы потеряли очень много. Они пустились в погоню. Мы сумели оторваться и, когда казалось, что всё позади, мне на спину бросился лис. Он сильно укусил меня в шею …
Генри поднял голову, и я увидела на его шее белый рваный шрам.
– А дальше что было?
– Дальше? – переспросил Генри. – Я умер. Это было неприятно. Но ещё хуже было, когда я уже сдался и успокоился, и вдруг в меня влилась новая, тёмная сила, заставившая меня вновь открыть глаза и подняться. Она двигала мной, а я сам ничего не мог поделать. … Когда я очнулся, я увидел замок разгромленным, а всех его обитателей – мёртвыми. Долго я мучился, осознав, что это всё – моих рук дело! В отчаянии я отправился искать Кассандру, и после месяцев скитаний я нашёл её. Она пряталась в пещере, колдовала и носила под сердцем моего ребёнка. Живя в лесу, она ни в чём не нуждалась – дитя природы. Она совсем не испугалась, увидев меня, и ничуть не испугалась, когда узнала, во что я превратился. Я привёл её в свой замок, мы стали жить вместе. Её кожа стала совсем белой, а глаза – ещё черней.
Наши дети родились вампирами. Не желая разлучаться с нами, Кассандра перед смертью разбила свой хрустальный шар и долго пела что-то… Она чувствовала, когда умрёт. После смерти она не ушла, а осталась с нами, без тела, бессмертным призраком…
Генри кивнул головой в сторону окна. Я оглянулась и увидела, как колыхаются занавески, потому что мимо них скользнула невидимая Кассандра. Стрелой она пронеслась под потолком, заставив массивную люстру чуть раскачиваться, и белым туманом обвила призрачные руки вокруг плеч Генри.
– Мы снимем проклятье, – решительно сказал он.
– Но разве вы не хотели бы пожить ещё немного? Для себя. Вам уже ничто не угрожает.
В камине хрустнуло дерево. Генри и Кассандра оба улыбнулись.
– Дитя, – мягко сказал мой пра-пра, – я и так прожил слишком долго. Это было неправильно.
Он поднялся с кресла, и Кассандра отпустила его, с лёгких смешком растворившись в воздухе.
– Собирай всех, – скомандовал Генри, – понадобится любая помощь. Ритуал очень большой, но я знаю, что нужно делать.
Мы спустились под замок, в тихое и холодное место, называемое склепом. Стены здесь были из такого белого мрамора, что можно было подумать, что они из снега, ну или из сахара. Если бы меня никто не видел, я бы, наверное, попыталась бы их лизнуть.
На больших каменных ступенях стояли тяжёлые гробы. Все наши предки-вампиры от начала истории. Генри аккуратно обошёл каждого, знакомясь с семьёй, которую он никогда не знал. Один каменный саркофаг был открыт, разевая пыльную и пустую пасть.
– Вот и для меня нашлось местечко, – прокомментировал Генри, – кто-то надеялся, что я вернусь.
Дойдя до своих самых дальних родственников – моих бабушки, дедушки и мамы, – наш предок покачал головой:
– Дело рук Питиблов?
Руди, который пришёл на просьбу помочь, вжался в стену; Хьюго ответил:
– Да, всё же они их достали.
Генри вздохнул и повернулся ко мне:
– Ева, не хочешь подойти?
Я пожала плечами: не уверена, что хочу видеть то, что осталось после пожара.
– Тогда их надо закрыть, – скомандовал наш пра-пра.
– Я займусь, – вызвался Марк Вунд.
По лестнице вбежала Синтия Вэн.
– Я принесла, что вы сказали, – она подошла прямо к Генри и развернула перед ним большой свёрток, который прижимала к груди. – Тут травы, которые вы просили, и вот ещё кристаллы, розовая соль и амулеты…
– Благодарю, – сказал Генри и заметил: – А вы достаточно быстро всё это нашли.
Синтия молча положила свой груз на пол; кристаллы и баночки застучали – кажется, они были достаточно тяжёлыми.
– Прошу прощения, вы ведь… ведьма?
– Угу.
– Я сразу понял, когда вас увидел.
– Хватит болтать, – оборвала Синтия и позвала: – Ева, поможешь?
Я послушно подошла к ней, за мной последовал Руди. Вместе с Синтией мы рассыпали соль и раскладывали травы по всему склепу, развешивали амулеты и пучки высушенных растений. Хьюго убирал для Генри саркофаг. Все были заняты.
Вскоре работа была закончена; я громко чихнула от пыли и невыносимого аромата трав. Генри оценил подготовку к ритуалу:
– Хорошо. Если я правильно понимаю, всё правильно. Теперь нужно всё это поджечь.
Разобрав по коробку спичек, все участники разбрелись по склепу, поджигая пучки сухой травы. Густой дым поплыл над полом, и стало ещё сложнее дышать. Причудливые узоры языков пламени стали плясать по белым стенам.
– Что теперь? – спросила Синтия.
– Теперь вам нужно со мной попрощаться.
Генри залез в саркофаг, как залезают, скажем, в давно желанную тёплую ванну. Устроившись в своём каменном ложе, он вздохнул:
– Это достаточно удобно. Благодарю.
– Я сделал всё, что мог для вас, для этой семьи, – грустно произнёс Хьюго, подойдя шаркающими шагами к саркофагу.
– И я очень ценю твой труд, – улыбнулся наш предок, – это была славная работа. Спасибо.
– Прощайте, господин Патиенс.
– Прощай, Хьюго.
Старик отошёл в сторону, и к Генри подошёл Марк Вунд.
– Это самое… – слегка замявшись, начал он, – я думаю, ты неплохой парень. И благодаря тебе родились, в итоге, мои лучшие друзья. Так что… счастливого пути, я полагаю?
– Вообще-то во всём этом дыму, – Генри обвёл взглядом склеп, – я бы хотел ещё в последний раз покурить. Почту за честь, если поделишься своими… эм, сигаретами.
– Ну, они гораздо хуже, чем трубка… – развёл руками Вунд.
– Я не узнаю, пока не попробую, верно?
– Я вообще не курю, но сейчас какая-то нервная выдалась неделька, – признался Марк.
– Я помню времена, когда твои предки приплывали штурмовать эти берега.
– Знаю-знаю эту историю, – пробурчал в бороду Вунд. – Но мы же не какие-то варвары. Нам всего-то нужно было где-то жить.
– И мы заключили договор: вам, волкам, леса…
– А вам – всё остальное. И иногда погонять оленей.
Генри сел в своём саркофаге и принял от Марка сигарету. Тот помог ему спичкой и прокомментировал:
– Такой дымища, что хуже уже не будет.
Генри, конечно, покашлял, но принял прощальную сигарету с благодарностью.
– Не люблю долгие прощания, – буркнула Синтия, поправляя на своих плечах тёплый платок.
– Окажите мне честь, – улыбнулся Генри; Синтия смущённо потупила взгляд и подошла к саркофагу.
– Вы способны на многое, – сказал ей Генри.
– Иногда я думаю, что я ни на что не способна, – она покачала головой. – Всё не так, как я бы хотела.
– Если я что-то понимаю в магии, всегда можно получить то, что хочешь из того, что имеешь, – позволил себе заметить наш пра-пра, – но важно верить в свою силу.
Синтия покачала головой:
– Не думаю. Но спасибо, что сказали это.
– До свидания.
– Прощай.
Она отошла от него, и Генри переключил своё внимание на младших.
– Ты, рыжий, – беззлобно усмехнулся он, – не прячься от меня.
– Я не чувствую, что имею право находиться здесь, – признался Руди, исподлобья глядя на Генри.
– Ты имеешь полное право, – Генри аккуратно потушил окурок о каменный край своего ложа и позвал: – Подойди же.
Руди сделал несколько маленьких шагов к саркофагу.
– Я типа, – парень потёр рукой затылок, – чувствую себя неловко за свою семью. Они делали вещи, за которые мне стыдно.
– Младший лис, – Генри улыбнулся, – я не держу на тебя обиды. Ты вёл себя благородно. Ты не обязан быть, как твои предки.
– Я – всё равно один из них, – возразил Руди. – И я не могу изменить то, что они сделали, или забыть, что я видел и слышал.
– Маленький лисёнок, у тебя впереди ещё целая жизнь, – наш предок рассмеялся. – Вот тебе то, что ты можешь изменить.
– Пожалуй, – Руди сумел улыбнуться.
– До свидания, лисёнок.
– До свидания.
Руди обернулся ко мне; я единственная ещё не попрощалась. Я подбежала к саркофагу и замерла, не зная, что сказать.
– Вы точно не хотите остаться? – наконец, выпалила я. – Вы ещё столько всего не видели!
– Дитя, мир изменился, а я не успел, – философски рассудил мой пра-пра. – Теперь это твой мир. Прощай, Ева Патиенс.
– Ну какой я Патиенс, – возразила я, – так, половинка Патиенса.
– Ты рискнула всем, чтобы спасти своего дядю. Ты была смелой и не захотела смириться, – Генри взял мою руку в свою прохладную ладонь.
– Я, на правах патриарха этого рода, нарекаю тебя Патиенс. Носи с гордостью.
Впервые за долгое время я засмеялась; счастье приятно кольнуло меня под рёбрами.
– Спасибо.
– Честь для меня.
– Прощай.
– Прощайте.
Моя ладонь выскользнула из его рукопожатия. Я отошла в сторону, и мой пра-пра, вежливо сложив окурок на крышку саркофага, улёгся поудобнее.
– Вот и всё, – произнёс он, складывая руки на груди.
Дым стал таким чертовски густым, что защипало в глазах. Терпкие ароматы трав щекотали нос. В сером дыме, я разглядела сначала один белый силуэт… Кассандра. Она, с лёгкостью и хохотом упала к мужу в саркофаг… Но ненадолго. Через несколько секунд она поднялась снова, таща за руку существо из серого дыма… Генри.
Послышался визг, вой и стон, что пришлось пригнуться и закрыть голову руками: это Тени, все Тени вампиров, крича не то ликующе, не то испуганно, отрывались от своих тел вместе с дымом. Освободившиеся, они уплывали через маленькие окошки, прорезанные под самым потолком склепа. Крылатое, чёрное и серое навсегда покидало эти стены, в которых оно жило много лет…
А когда травы догорели и дым рассеялся, осталось только много-много пыли. Генри Патиенс был абсолютно мёртв; его постаревшее и ссохшееся за несколько минут лицо… улыбалось.
Марк и Хьюго надёжно закрыли его крышкой саркофага. Окурок выкинули. В тишине мы покинули склеп.
– Как всё прошло? – спросила дожидавшаяся нас наверху Барбара Дефенди.
– Успешно, – прокомментировал Марк. – Все умерли.
Руди не сдержался и хихикнул, прикрывая рот рукой.
– Как я могу сменить фамилию? – в свою очередь, спросила я у неё.
– Это не так сложно, – кивнула Барбара, – я тебе объясню, но немного позже.
Вся компания переместилась в гостиную. Тут зажгли камин, чтобы стало теплее. Мы расселись кто в креслах, кто на подушках на полу. Только Синтии пришлось откланяться: её муж вернулся, наконец, со своей долгой смены, и она хотела встретить его дома.
У нас получился вечер воспоминаний.
Все рассказывали, кто что помнил о Патиенсах, и особенно – о дяде и маме. Хьюго помнил, как он, будучи моложе, завидовал детям Патиенсов: детям, которые никогда не умрут, и потому не чувствуют никакого страха, играя в парке среди надгробных плит и прочего. Марк помнил много скандального, как например, когда они сбегали на концерты. Зеркала были бесполезны для Бо и Шери, так что они помогали друг другу нанести макияж. Марк и Шери как-то раз нарисовали Бо замечательные кошачьи усы на щеках с помощью подводки для глаз и «забыли» ему об этом сказать. Он не понимал, почему они хихикали весь вечер. Я помнила, как спросила у дяди, почему он решил отрастить длинные волосы. «Потому что моего папу эту очень бесило» – был ответ. Марк подтвердил: так оно и было. А ещё они с Бо хотели быть как можно больше похожи, хоть этого было трудно достичь. У оборотней очень быстро растут волосы; но Бо решил, что не позволит себе отстать от лучшего друга в этом плане.
В конце концов, я заметила, что улыбаюсь. В другой ситуации я была бы рада оказаться в такой компании. Чтобы унять скорбь, Хьюго принёс из погреба вино; нам с Руди даже разрешили выпить понемногу. Я весьма скоро стала чувствовать себя сонной. Под разговоры я задремала на своих подушках.
Я проснулась; конечно, меня не отнесли в мою комнату, но зато переложили с пола на диван и укрыли пледом. Камин уже погас, и все разошлись. Было очень темно, и где-то в темноте тикали часы. Прищурившись, я нашла их и разглядела время. Было только шесть часов утра. Преодолевая лёгкое головокружение, я вышла из гостиной. События вчерашнего дня проступали в моей памяти. Генри больше нет, Теней больше нет. Проклятье снято, а дядя… хотела ещё раз его увидеть.
Замок казался пустым, свет нигде не горел, но я точно знала, куда иду. Добравшись до башни, я полезла вверх по ступенькам.
До меня донёсся какой-то неясный, рассыпавшийся эхом звук неподалёку и я пошла быстрее. Заглянув в приоткрытую дверь в комнату дяди, я увидела в предрассветном мраке фигуру, сидящую у его гроба. Она… смотрела на тонкую грань в воздухе, по которой легко двигались образы.
Да, она смотрела воспоминания.
– Я совсем не умею танцевать. Правда.
– Это не сложно, – уверил Бронислав. – Давай, я научу…
Синтии пришлось подняться и встать рядом с ним. И вот, ещё секунда – и они танцуют, держась за руки, танцуют посреди пустой детской площадки, аккомпанементом служит поскрипывание заржавелых качелей на ветру. Те двое танцуют, танцуют и осознают, как смешно они выглядят, но их никто не видит – поэтому они смеются. От их смеха полное дождя небо разрывается на части, и начинает капать чистый, как слёзы, дождь. Бронислав и Синтия продолжают танцевать и под дождём – и они смеются ещё громче. Глядя друг на друга, каждый из них видит самое прекрасное, что только можно увидеть. У них есть в распоряжении вся безграничная земля, и ещё более безграничное небо, и этот дождь, и вечер впереди, и вся ночь, и даже целая жизнь.
А что ещё им нужно?
Они богаты как никто.
До меня донеслись всхлипывания; моё сердце сжалось. Я сделала шаг назад, собираясь уйти, но меня уже заметили. Заплаканное лицо повернулось к двери, и я узнала Синтию Вэн. Она немного притихла, глядя на меня, а затем отдалилась от гроба и села в кресло.
Я села рядом с ней и обняла за плечи:
– Всё хорошо.
В ответ она всхлипнула, пытаясь что-то сказать.
– Я могу уйти, если хочешь, – сказала я, уже поднимаясь, но Синтия крепко схватила меня за руку.
– Нет…
– Ну хорошо, – я села обратно и обняла её.
Синтия уткнулась лбом мне в плечо и заплакала ещё сильнее. Я же молчала – в такие моменты не нужно ничего говорить. Прошло около четверти часа, прежде чем Синтия смогла, вздохнув, произнести:
– Вечером придёт Гарт. Скажет, что он мёртв. Всё закончится.
Она сжала губы.
– Я не верю, что всё закончится так.
– Я тоже не верю, – согласилась я, – наверное, это нормально. Генри сказал мне, что грусть – это другая сторона любви.
Меня утешала эта цитата моего прародителя; на Синтию она подействовала удручающе.
– Я люблю его, – прошептала она, подпирая голову руками.
Мне стало не по себе, и я слегка отодвинулась от Синтии.
– Ну, он сказал мне, что вы когда-то давно встречались, – я заметила, что тру указательным пальцем переносицу так же, как делал дядя.
– Он не рассказал тебе, что меня травили в школе, а он защищал меня? – спросила Синтия, откидываясь на спинку кресла.
– Н-нет, – удивлённо процедила я.
– Я просто была очень странным ребёнком, – она слегка улыбнулась, припоминая: – Наверное, изначально меня дразнили за то, что я была толстой. Однажды меня так доняла одна девочка, что я стукнула руками по столу, и всё взлетело в воздух. Буквально – взлетело. – Синтия хихикнула. – Прямо всё, что на нём лежало, взлетело под потолок и там осталось. Висело минут пять. А потом упало, когда я немного успокоилась.
– Ого, – только и могла сказать я.
– Это не единственный случай. Дети очень внимательно относятся ко всему странному…
– Знаю, – согласилась я.
– И ко мне относились не очень хорошо. В старших классах ситуация усугубилась.
– Так всегда происходит, – мой школьный опыт не давал соврать.
– Знаешь, что они сделали?
– Ну?
– Положили мне в сумку мышь!
– Типа такой муляж?
– Нет, Ева, живую мышь!
Я покачала головой: воистину только старшеклассникам могла прийти в голову такая идея.
– Но я не боялась мышей, так что я просто вынесла её на улицу и выпустила в кусты. Но самое интересное было потом…
Я замерла, ожидая, какое чудо ещё мне расскажет Синтия. Она продолжала:
– Когда я вернулась, мальчик, который провернул эту проделку, открыл свой рюкзак, и знаешь, что он там обнаружил?
– Не могу представить.
– Мышей! – Синтия засмеялась. – Кучу живых мышей! Они так и посыпались у него из рюкзака и разбежались. Представляешь, как все визжали?
Синтия представляла это не без удовлетворения, и я тоже улыбнулась. В конце концов, она больше не плакала.
– В общем, всё было не очень, – вздохнула Синтия. – Но одним прекрасным вечером у меня отбирали мои вещи, не давая мне уйти домой. Тогда Бо впервые ко мне подошёл. Он появился и, в общем…
Женщина посмотрела на гроб, затем на меня и сообщила:
– В общем, он так вломил моим одноклассникам, что больше им не хотелось меня задирать. Впервые кто-то увидел, что со мной происходит, и защитил меня.
Это была история, достойная рыцарского романа. Я одобрительно покачала головой.
– Но он не только помог мне со школьными задирами, – продолжала Синтия, – он помог мне разобраться с моей магией. Он привёл меня на могилу моей бабушки. Он вложил мне в руки мою первую колоду гадальных карт. С ним я почувствовала, что что-то могу. Все расклады, правда, говорили, что он либо разобьёт мне сердце, либо умрёт. В итоге произошли обе эти вещи.
Она замолчала и подтянула к себе колени, устраиваясь глубоко в кресле. Я погладила подругу по плечу.
– Я думаю, он тоже тебя любил, – осмелилась сказать я.
Мы посидели немного в тишине; она положила свою ладонь поверх моей.
– Хорошо, – вздохнула Синития, обнимая меня, – Тут так холодно… Пойдём отсюда?
– Ты иди, – улыбнулась я, – Я хочу ненадолго остаться.
Она кивнула, поднялась и быстро ушла, едва слышно шурша складками своего чёрного платья.
Я осталась сидеть в кресле. Мне было тепло. На полу, почти сливаясь с ним, лежало что-то светло-серое. Подняв его, я поняла, что это платок, который Синтия набрасывала на плечи, чтобы не замёрзнуть. Она и не заметила, как он соскользнул. Ткань была очень лёгкая, приятная на ощупь и струилась между пальцами, словно мутная вода. Перебирая её руками, я засмотрелась на то, как красивыми складками падает платок из одной моей руки в другую. От моих прикосновений ткань нагрелась и стала мягкой…
