Воспоминание пришло, серое и зыбкое.
Кажется, это ни что иное, как вчерашний вечер. Синтия спешила домой. Ветер дул в лицо, продувал, казалось, до самых косточек, так что она всё плотнее куталась в свой платок. Когда женщина добежала до дома, Гарт уже был почти на пороге.
– Привет!
– Привет.
Зайдя в дом, Синтия отправилась сразу на кухню, чтобы разогреть мужу еду, пока он умоется. Гарт вскоре пришёл и сел напротив Синтии за стол. Вид у него был уставший, и тарелка с тёплой пищей даже не вызвала у него энтузиазма. У Синтии было плохое предчувствие.
– Ты какой-то не в настроении, – мягко заметила она.
Гарт тяжело поднял взгляд от тарелки.
– Милая, я работал больше суток, а теперь я приехал, чтобы увидеть моего друга, вероятно, мёртвым. В каком я мог бы быть настроении?
Синтия закусила губу и сделала глоток чая. Напиток обжёг её. Гарт кое-как доел ужин и, убирая тарелку в раковину, проговорил:
– Я был очень удивлён вчера, когда ты не ответила на мой звонок.
Синтия напряглась, глядя мужу в спину. Когда он обернулся, она постаралась улыбаться.
– Наверное, неполадки со связью, – отмахнулась она, но Гарт нахмурился.
– Нет, ты сбросила мой звонок.
Ему было тяжело смотреть ей в лицо, так что он вернулся к раковине и стал отчаянно мыть тарелку.
– Ну да, – нехотя согласилась Синтия, – сбросила. Не могла ответить, но всё же в порядке?
– Вопрос такой, – не оборачиваясь, сказал Гарт тоном строгого учителя, – где ты была?
Он мучительно медленно отставил тарелку в сушку, мучительно медленно отжал губку и развернулся к Синтии, вытирая руки полотенцем. Повисла тишина; они смотрели друг на друга, зная ответ, но никто не хотел произносить его вслух.
– Я всегда спокойно оставался на работе подольше, потому что был уверен, что здесь всё будет в порядке, – сказал Гарт; он продолжал тереть руки полотенцем, хотя в этом уже не было необходимости.
– Всё и было в порядке, – возразила Синтия и отпила ещё чаю.
– Скажи честно: сколько раз ты ещё ходила в замок, когда я об этом не знал?
Это было уже чересчур. У Синтии вспыхнули щёки, и улыбка слетела с её лица:
– Один раз, один, хорошо? Он просил о помощи, ясно?
Она с усилием выдохнула, пытаясь успокоиться.
– Я думаю, он чувствовал, что что-то должно произойти. Я думаю, он хотел… попрощаться.
Синтия посмотрела на Гарта, ища сочувствия: разве он не поступил бы так же, если бы друг попросил прийти?
– Но теперь-то какая разница, – закончила мысль Синтия. – Он уже мёртв.
Гарт зажмурил уставшие глаза; всё немножечко плыло перед его взглядом.
– Все мужчины, которых ты любишь, умрут – вот как? Может, мне тогда ничего никогда не грозило? – рассудил он.
– Что ты такое говоришь? – Синтия чуть не подскочила с места; чашка дрогнула в её руке, и чай пролился на стол.
Гарт подошёл и вытер пятнышко полотенцем.
– Ты в любой момент могла обмануть меня, и тебе не было бы ни капли за это стыдно, – заметил он.
– Что за… что за дурацкая ревность? – защищалась Синтия. – Я думала, мы это уже проходили! Я… Да и что толку теперь говорить: он мёртв, умер! ты можешь успокоиться?
– Именно потому, что он умер, – тихо возразил Гарт, развешивая полотенце на спинке стула, – он останется для тебя таким особенным. Потому что ты будешь думать о том, как всё могло бы быть, и винить во всём себя.
Синтия откинулась на спинку стула: он слишком хорошо её знал. Закрыв глаза, она сдерживала желание завыть.
– Иными словами, – продолжал Гарт, – пока существует Бронислав Патиенс, пусть даже только воображаемый, я всегда буду номером два.
Она с усилием подняла веки; слёзы уже скопились в уголках её глаз.
– Ты не можешь меня ни в чём обвинить, – прошептала Синтия, – я делала всё, чтобы у тебя был уютный дом, куда бы ты мог вернуться. Я поддерживала тебя во всём, и я делала всё, что ты скажешь. Я была хорошей женой.
– И я очень благодарен тебе за это, – Гарт сел напротив неё за стол и добавил: – Но ты не смогла сделать для меня главного.
Синтия смотрела на него и ждала приговора. Гарт стянул с безымянного пальца кольцо и положил перед ней на стол. У него обручальное кольцо было широким и плоским с мягким блеском красного золота.
– Синтия, я хочу, чтобы мы развелись.
Она уставилась на кольцо – единственную неподвижную точку в мире, который лихорадочно завертелся вокруг неё.
– Это была хорошая жизнь, но это была не моя жизнь, – пояснил Гарт.
Синтия знала, что всё решено. Она тихо роняла слёзы, снимая с пальца своё кольцо – тонкое и блестящее. Оно легло рядом с кольцом мужа.
– Но что же мне теперь делать? – пролепетала Синтия.
Страх и растерянность накатывали на неё волнами. Голос Гарта, спокойный и почти ласковый, вернул её к реальности:
– Иди в замок, иди к этим детям. Ты им нужна.
– Я?
– Только ты можешь им помочь.
Синтия решительно покачала головой. Это было, пожалуй, ей по силам.
– Значит, решено, – сказал Гарт, вздыхая. – Я приду в замок завтра утром и…
– Я переночую здесь.
– Как хочешь. Я буду спать внизу на диване.
С этими словами Гарт поднялся из-за стола и ушёл готовиться ко сну. Дрожащей рукой Синтия потянулась за чашкой; чай был уже очень холодный и какой-то горький.
Я еле поднялась – ноги затекли, и теперь в них как будто вонзилась тысяча маленьких иголок. Я потянулась, чтобы разогнать кровь.
Сквозь плотные шторы нет-нет, а проникал уже слабый серебристо-серый утренний свет. Я, прозаично мечтая о завтраке, бросила прощальный взгляд на дядю Бронислава. Его лицо в предрассветном полумраке будто стало каким-то свежим, почти мальчишеским, и безмятежным, как у человека, который видит хороший сон. Вздохнув, я повернулась к нему спиной и двинулась к выходу.
Вдруг в стоящей гробовой тишине позади меня раздался глубокий вдох, будто кто-то, вынырнув из воды, жадно схватил ртом воздух.
Я резко обернулась, опасливо оглядывая комнату. Сделав несколько шагов вперёд, я снова могла видеть лицо Бронислава Патиенса.
Он дышал: это было видно по мерно вздымающейся груди. От волнения у меня сердце заколотилось быстрее, но я, как ни странно, не ощущала никакого страха. Я протянула руку и дотронулась до щеки Бронислава: кожа его была тёплой. От прикосновения он легонько вздрогнул и, подняв тяжёлые веки, открыл глаза, устремив взгляд в потолок.
Я убрала руку от его лица и замерла, не решаясь пошевелиться.
– Я видел сон, – произнёс знакомый голос, и звуки гулким эхом отдались от стен.
– Что тебе снилось?
Бронислав Патиенс повернул ко мне голову.
– У меня были руки и ноги связаны цепями, и меня бросили в море. Я думаю, я утонул.
– Звучит ужасно.
Он аккуратно сел, проверяя, как слушается его тело. Осмотрелся вокруг, узнавая свою комнату.
– Сколько времени? – спросил дядя.
– Э-э… Ещё все спят.
– Мне нужно кое-что проверить. Идёшь со мной?
Мы выбрались из башни, прикрыв за собой дверь, и буквально на цыпочках выбрались в прихожую, где я набросила на плечи куртку, а затем – прочь из замка.
Снаружи было холодно и приятно пахло морозом. Уже довольно светло, но солнце ещё не появилось, а небо постепенно затягивали белые, как вата, тучи.
– Идём, – тихо скомандовал дядя Бронислав, и изо рта его поднялся пар, как это бывает, когда холодно.
Бронислав решительно зашагал в сторону леса, а затем через сам лес, я молча шла следом, не совсем понимая, куда он идёт.
– И что случилось потом? Там, в твоём сне? – спросила я, шагая рядом с дядей. Приятно было вот так прогуляться поутру.
– Затем я долго погружался в море, пока не достиг самого дна. Там было темно, и пусто – там не было ничего, только острые камни и песок. Там не было никакого движения, никто там не жил, – рассказал дядя.– Там я и находился, долго-долго, не мог пошевелиться, не мог дышать. А затем…
Тут он остановился, как будто сомневался, рассказывать ли ему дальше или нет. Глаза его при этом были ещё зеленей, ещё пронзительней, чем прежде
– И что было потом? – с нетерпением спросила я.
– Я услышал голоса… Сначала я подумал, что мне кажется. Но чем больше я вслушивался, тем яснее становились голоса, и вскоре я стал различать слова… И знаешь, что интересно?
–Что?
– Это были ваши голоса: твой, Хьюго, Синтии, Марка, Шери… Они звали меня и говорили много чего… И они доносились ко мне, под чёрную воду. И тогда какая-то невероятная сила проснулась во мне – я отчаянно захотел выбраться оттуда! Но как мне было это сделать? И я злился, я кричал, чтобы вы замолчали, чтобы вы прекратили дразнить меня. Но вы не успокаивались…
– Мы мёртвого достанем, – отшутилась я.
Дядя оценил и легонько хихикнул.
– В какой-то момент я перестал злиться. Я пообещал вернуться. Я почувствовал себя невероятно сильным и смог разорвать цепи … А голоса будто поняли это и стали звать меня ещё громче. И я следовал за ними, я плыл вверх. Было тяжело, и, когда уже казалось, что мне не справиться, я увидел свет сквозь воду. Я рванулся к нему из последних сил и вынырнул. Я почувствовал ветер, увидел небо и звёзды. Это их свет вывел меня из темноты. А вокруг меня было море. Я доплыл до обломков скалы, на которых смог отдохнуть. Я поднялся из воды и понял, что могу лететь – у меня есть крылья. Всю ночь я летел, не остановился ни разу – и вот, на рассвете я здесь…
Он остановился и радостно посмотрел на меня. Я улыбнулась в ответ:
– Ну, я думаю, с возвращением?
Деревья расступались, открывая восхитительный вид моря со скалистого обрыва, покрытого мелким серым песком. Бронислав остановился под лишённым листвы старым дубом, ожидая чего-то. Он был взволнован, глубоко и часто дышал, и в воздух поднимался пар от дыхания. Какое-то время всё было тихо и неподвижно, только море плескалось о скалы, и ветер изредка шевелил ветви деревьев.
Наконец, где-то там, где море переворачивалось и падало за горизонт, появилась полоска золотистого света. Она медленно расширялась, становясь всё ярче. Бронислав Патиенс всё не решался выйти из-под деревьев, даже со спины было видно, как он весь напрягся.
Солнце явилось. Медленно и величественно, словно огромный корабль, выплыло оно из-за моря, прорубая себе путь золотом через массу туч. Осторожно, словно дикий зверь, Бронислав сделал неуверенный шаг вперёд, к солнцу. Второй шаг, третий… и вот, он вышел на свет, и солнце не обожгло его. Оно бережно приняло его в объятия своих золотых лучей.
Бронислав бросился вперёд и упал на колени возле самого края обрыва. Там он снова замер, глядя на вздымающееся в небо светило. Я подошла поближе к дяде, остановилась у него за спиной и увидела, как по его лицу катятся блестящие капли.
Он встречал свой первый в жизни рассвет.
В массе облаков что-то вздрогнуло, зашевелилось, и облака разорвались – пошёл снег. Лёгкие и прозрачные белые снежинки, перья из крыльев ангелов, закружились в воздухе, опускаясь на всё тоненьким слоем. Одежда дяди уже вся вымокла от снега, но он всё не поднимался. Словно зачарованный, Бронислав провёл рукой по земле, собирая в ладонь хрупкий снег, и стиснул кулак.
– Я чувствую холод, – проговорил он, – я чувствую его…
Я улыбалась и молчала, наблюдая за ним. Никогда ещё я не видела, чтобы кто-то так лучился счастьем.
Наконец, дядя поднялся, отряхнул штанины и обернулся ко мне.
– Подойди сюда, – он махнул мне рукой. – Тут очень красиво.
Я подошла. Мы постояли и посмотрели на холодное море и бело-золотое небо.
– Как твоя рука?
Во всей этой беготне я совсем забыла о своих ранах на правой руке; к тому же, я не удосужилась сменить повязку. Так что, наверное, мои бинты там, под рукавами свитера и куртки, в полном беспорядке.
– Ничего, заживает, – неопределённо ответила я.
– Дай мне руку? – предложил дядя, протягивая ко мне ладони.
Я протянула ему правую руку; он осторожно взял её – одна ладонь на запястье, другая – возле локтя. Прищурив глаза, Бронислав как будто пытался увидеть царапины сквозь слои ткани.
– Надеюсь, ты сможешь меня простить.
– Я уже говорила, дядя: это просто царапины, – это, было, пожалуй, сказано не совсем искренне, но я не хотела тревожить его ещё больше.
– Не только за это, – заметил он, – я знаю, что вёл себя не вполне… дружелюбно с самого начала.
– Это правда, – буркнула я.
Его руки были тёплыми. Я чувствовала тепло, разливающееся по всей моей руке, мягко обволакивающее порезы, как будто меня прогревали лучи солнца. Но осеннее солнце не грело. Происходило что-то другое.
– Так много произошло со мной, – вздохнул дядя, – я не успевал оправиться от этого.
– Со мной тоже, – я понимающе кивнула.
– Но потом я подумал, что, если ты станешь вампиром, я смогу показать тебе наш мир, – признался он. – Но этого не произошло.
– Я просто не хочу быть вампиром.
– Видно, ты действительно можешь решить сама, кем тебе быть. Я только знаю, что, вампир ты или нет, – ты моя семья.
Я посмотрела на его лицо; он всё ещё не отводил взгляда от моей руки. Я увидела, будто легкое золотистое свечение просачивается сквозь мою кожу. Серьёзно, что происходит?
– Мне пришлось делать непростой выбор.
– Надеюсь, тебе больше не придётся делать такой выбор, – сказала я.
– Надеюсь.
Он выпустил мою руку, и я махнула в сторону замка:
– Пошли домой.
Мы устроили всем – Хьюго, Синтии, Барбаре и Марку – большой сюрприз, когда вернулись с нашей прогулки. Правда, дядя почувствовал себя очень ослабленным после всего пережитого, так что пришлось Хьюго укладывать его в постель прямо у себя в комнате, на первом этаже. Восторг был весьма непродолжительным, но все были очень рады видеть Бронислава. Кажется, гроб пока так и не пригодится.
Я зашла в кухню помыть руки. Закатав рукава, я увидела на правой руке размякшие бинты со следами крови. Слегка поморщившись, я размотала старую повязку. Под ней я увидела свою правую руку совершенно здоровой, будто порезов на ней никогда и не было
***
Мы совсем забыли, что должен прийти Гарт Вэн. А он явился. Хьюго растерянно пропустил его в замок.
– Где он? – осведомился доктор, и его провели к комнате Хьюго.
Гарт хмыкнул: странное место для почившего хозяина, но решительно открыл дверь. Мы услышали негромкий голос Бронислава:
– Вот и ты пришёл.
Дверь закрылась за Гартом. Мне стало страшно и захотелось ворваться в комнату, но Марк Вунд мягко меня остановил:
– Спокойно, подруга. Мужчинам надо поговорить.
Процесс под названием «мужчины разговаривают» длился весьма долго. Я не знала, куда себя деть, и всё ходила под дверью, пытаясь услышать, что там происходило. Остальные тоже сидели недалеко – в кухне – и якобы пили чай, но я знаю, что они тоже чего-то ждали. Не могу представить, что чувствовала Синтия.
Наконец, дверь открылась. Гарт вышел в коридор, мягко прикрыв её за собой. Он быстро прошёл мимо меня в кухню и объявил:
– По всем признакам, я могу сказать, что Бронислав Патиенс жив.
Послышался вздох облегчения. Я пролезла у дяди Гарта под рукой и спросила:
– Что с ним?
Все замерли, ожидая информации от врача.
– Я могу сказать, – хмыкнул он, – что он вполне здоров, но у него состояние человека, который долго голодал. Я бы посоветовал пройти реабилитацию, но лучше обратитесь к другому специалисту…
– Дружище, ты сказал: человек? – недоверчиво переспросил Марк Вунд.
Гарт кивнул:
– Он человек, Марк, я-то точно знаю разницу. Абсолютно нормальный человек, примерно тридцати трёх лет. Но, как я сказал, чтобы не было вреда здоровью, нужно заняться питанием.
– Но так быть не может! – воскликнул Хьюго; бедный старик был готов потерять свой разум от таких новостей. – Нельзя стать из вампира человеком обратно!
– Вопреки законам логики, – отрезал Гарт, – он человек. Можете проверить. А, кстати, пусть ещё проверит зрение. Ну, больше, я думаю, в моих услугах вы не нуждаетесь.
Он развернулся и быстро вышел из замка. Его проводили ошарашенные взгляды.
– Ну, хорошо, что я не успела ничего сделать, – нашлась, что сказать, Барбара Дефенди. – Воскрешение из мёртвых было бы гораздо сложнее легально оформить. Впрочем, такие случаи уже у меня бывали.
Я побежала вслед за дядей Гартом. Я поняла, что, если он сейчас уйдёт, он уйдёт навсегда.
– Подождите!
Гарт Вэн быстро шагал через двор замка. Я выбежала без куртки его догонять. Услышав меня, он нехотя остановился.
– Хватит с меня этих вампиров, ведьм и прочего, – фыркнул он, оборачиваясь. – Я ухожу!
– Но…
– Буду лучше делать зубы, – рассудил Гарт уже спокойнее, – это не так стрессово. Дом продам. Поеду отсюда.
Он снова зашагал прочь, и я рванулась вперёд, ухватив его за рукав:
– Можно я хотя бы буду звонить вам, иногда, пожалуйста?
Мы уже были за воротами замка. Гарт вздохнул:
– Ладно, записывай номер…
Мы обменялись номерами, и он спросил:
– Кстати, ты не знаешь номер этой, эм, рыжей дамы-адвоката?
– Барбары?
– Угу. Она всё-таки пока гостит у меня, вдруг что-то понадобится…
Что-то я услышала за этими словами, но не подала виду. Я честно дала ему номер Барбары. После этого он как бы немного расслабился.
– Ладно, Ева, – Гарт потрепал меня по волосам, – не болей.
– Спасибо.
– Ну, и если сломаешь зуб…
– Зубы у меня крепкие! – уверила я. – Но если что – сразу к вам.
Дядя Гарт даже смог немного улыбнуться. Мы пожали друг другу руки и расстались.
***
Я вышла в парк, и нашла возле пруда одиноко сидящего там Руди. Он устроился на полуразрушенном мостике и болтал в воздухе ногами, глядя на затянутую тиной чёрную воду, по поверхности которой скользили бронзовые опавшие листья.
– Давно ты здесь? – спросила я, сев рядом с рыжим.
– Весь день, – честно признался он.
И тут-то я вспомнила, что Руди его действительно не было видно весь день. Мне стало неловко.
–Почему ты не остался с нами?
– Просто я подумал, что это не очень хорошо – мне оставаться. Я и жить с вами не должен уже, ведь это мне Генри разрешал остаться, а не Бронислав… Вряд ли он тоже.
– Разрешит, – уверила его я, – вот увидишь, разрешит, как только мы ему расскажем, что ты сделал.
– Да?
– Да, точно тебе говорю, – я, почему-то, действительно была уверена в этом.
– Посмотрим, – пожал плечами Руди и замолчал.
Снег уже стаял, оставив после себя холодную влажность. Солнце почти село, его последние лучи раскрашивали оставшиеся рваные облака в немыслимые тона персикового и апельсинового. В местах, где облака разрывались, открывались крохотные бездны ночного неба, на дне которых блестели звёзды. Бездны и облака переворачивались, отражаясь в тёмной воде под ногами Руди, и колыхались от дуновений ветра.
– Я всё хотела сказать, – произнесла я, боясь поднять глаза на рыжего, – спасибо за то, что ты мне так помог тогда, в лабораториях. Не знаю, что бы было со мной, если бы не ты.
– Не за что, – угрюмо ответил Руди, продолжая глядеть в воду.
– Да не переживай ты так, останешься у нас, – я попыталась взбодрить его.
– Да я не об этом беспокоюсь, – вздохнул рыжий. – Я вот всё думаю… Скоро я стану взрослым, стану настоящим оборотнем. Я не знаю точно, когда это произойдёт, это может произойти даже в ближайшее Полнолуние… А что если рядом случайно окажутся люди? Если я один раз наброшусь на человека – захочу ещё – так обычно бывает. Я… я боюсь причинить вред, понимаешь? Что если я наврежу кому-то … Страшно быть таким, как я.
Руди вжал голову в плечи и замолчал.
– Но ведь всё можно изменить, – неожиданно даже для самой себя заговорила я.
– То есть?
– Ну, то есть, можно перестать быть таким.
–Как?! Все мои предки были оборотнями, во мне это плотно сидит, что тут уже сделаешь? Я тоже лис, и дети мои будут лисы, и внуки, и я ничего не могу сделать, я только маленькая капля в этом океане.
– Океан – это множество капель, – возразила я.
– Да ладно? – с насмешкой в голосе спросил Руди.
– Да! – с уверенностью сказала я. – Вот дядя стал человеком, почему ты не можешь?
Не знаю, что крутилось в этот момент у рыжего в голове, но он недоверчиво нахмурился, глядя на меня.
– Мы найдём выход, – пообещала я.
– Это вряд ли, – буркнул он.
– Ты так говоришь, будто не хотел бы этого!
– Хотел бы, очень хотел, – Руди вздохнул, – но мы не мо…
– Я тебе это обещаю.
– Ладно. Но я всё равно мало в это верю.
Мы замолчали. Мне было ужасно холодно, но я не желала уходить.
– А знаешь что? – начала было я.
– Что? – откликнулся Руди.
– Ну… – слова застряли на полпути. – Я…
Рыжий поднял голову и внимательно уставился на меня:
–Ну?
– Вон на том дереве – отличное место для домика, как считаешь? – спросила я, указав на размашистый дуб с толстыми ветвями.
– Хм… Да, неплохое, – согласился Руди. – Но домик на дереве – слишком ненадёжно… Я больше люблю всякие подвалы. Я бы сделал себе жильё под землёй.
– Типа лисья нора? – догадалась я.
– Ну да. Что-то вроде того, только для человека, конечно же… Там было бы много тоннелей и потайных ходов, и комнат – комнаты должны быть круглыми, не люблю углы, – и ещё…
Минула снежная зима, за ней – весна, и пришло лето.
Руди, как я и думала, остался у нас. Более того, они с дядей Брониславом подружились и вечерами устраивали поединки в шахматы. Домик на дереве был отстроен на славу, и рыжий на огромном листе уже рисовал план подземного убежища. Наш парк, ранее пребывавший в ужасном состоянии, привели, наконец, в порядок. Дорожки были расчищены, мостик отремонтирован, и всюду теперь были розы – белые и красные, которые невероятно пышно цвели. Да и весь замок подвергся изменениям. Ещё бы, ведь нравы хозяев несколько изменились, да и жильцов стало побольше…
Брониславу пришлось уехать ненадолго, чтобы поправить здоровье. Было скучно без него, но мы – я, Хью, Марк и Руди – то и дело приезжали навестить его в клинику. Что было неожиданно, так это то, что Синтия тоже вызывалась сопровождать нас в поездках.
Сначала врачи не разрешали долго донимать дядю: он был очень слабым, и всё спал, набирая силы. Потом, опираясь на кого-то, Бронислав смог прогуливаться по коридору, а потом и по территории вокруг клиники. Мы мало разговаривали, но, кажется, все всё понимали. У дяди на его исхудалом лице всегда была слабая улыбка. Он подставлял лицо бледному зимнему солнцу – впервые в жизни – и опирался на мою руку, ковыляя по дорожкам вокруг лечебного корпуса. Уж не знаю, что дядя сказал врачам; но когда другие пациенты интересовались, как он довёл свой организм до такого истощения, он рассказывал каждый раз новую невероятную историю: то дядю похищали и держали в заложниках, то он терпел крушение на корабле и дрейфовал в море, питаясь редкими рыбёшками и святым духом. В общем, это была почти правда.
К Новому году врачи отпустили дядю домой – при условии продолжения лечения самостоятельно. Как и предсказывал доктор Вэн, у дяди испортилось зрение: читать он теперь мог только в очках. Ему много чего ещё нельзя было есть, так что праздничный стол в тот год был не очень обильный. Зато, когда часы в замке пробили двенадцать, Синтия получила дополнительный подарок: очень милое золотое кольцо с изумрудами. Прямо под ёлкой она сказала «Да», так что у нас образовался ещё один Патиенс и ещё один праздник. Дождавшись тёплой весны, эти двое устроили свадьбу на природе. Малыши Вундов несли фату и красивые букетики цветов. Руди даже пригласил меня тогда на танец.
Новобрачные очень много времени проводили вместе. Бронислав больше не жил в башне, хоть иногда уходил туда. Спальня переместилась в более тёплую комнату. Синтия вообще очень плотно взялась облагораживать и украшать наше жилище. Ещё к нам переселился Винстон, и я всегда могла его гладить. Жить стало, в общем-то, приятнее.
И вот, одним тёплым сентябрьским вечером, я познакомилась с… с двумя маленькими комочками в пелёнках. Стоило мне прикоснуться к одному, как раздался такой крик, что было удивительно – и как такой маленький человек может издавать столь оглушительный звук?
Так с нами поселились спокойный, темноволосый и зеленоглазый Артур и Аманда – девочка с голубыми глазами и белыми локонами, которая всегда смеялась. И ещё поселилось лёгкое безумие, которое приносят в жизнь малыши.
Дальше было тоже много чего. Мы с Руди, объединившись с Джо Вундом, заканчивали наше школьное образование – частично с помощью учителей, частично с помощью дистанционных курсов. Родительство удивительным образом сблизило Марка и Бронислава снова: папаши теперь понимали друг друга без слов. У Синтии появилась подруга в виде Катерины. Пока детишки подрастали, Бронислав думал и о других важных вещах, ведь жизнь, как оказалось, имеет свойство заканчиваться, а вместить в неё нужно ещё много…
Например, он думал о безымянной деревне возле замка. Веками его семья разоряла и опустошала эти земли. Пора было возвращать долг, да и детям нужно было пойти в школу…
Но мы не успокоились на этом.
По указаниям Гарта Вэна я нашла в библиотеке ту самую секцию книг, в которой он получил свои знания о том, как лечить вампиров. Это было его наследство. Мне нужно было знать о вампирах всё.
У нас был план, грандиозный план – и мы были полны решительности его исполнить.