Леколь
Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая
Глава 2
Огонь
Тот день отпечатался в моей памяти болезненно чётко.
Я вскочила с кровати, как ошпаренная, и мигом схватила трубку, но не успела я сказать привычного «Алло», как голос в трубке поинтересовался:
– Ева?
– Д-да, это я, – я была не уверена, что это я. Номер был не определён, как и вчера, только в этот раз звонили на мой телефон. А голос был мужским и совсем незнакомым.
– В доме никого нет, кроме тебя? – спросил голос.
– Нет, – сказала я и тут же спросила. – А вы кто?
– Это сейчас не важно, – ответил голос. – Я тебя знаю, а ты меня не знаешь – это всё, нет времени объяснять.
– Но ведь…
–Нет, никаких вопросов, – несколько грубо оборвал меня голос, – просто слушай меня внимательно и делай то, что я скажу, хорошо?
Я, конечно, была не согласна с этим условием, но на всякий случай ответила:
– Хорошо.
–Так вот, вчера ночью произошло кое-что, – сообщил голос, – я не могу пока тебе сейчас прямым текстом сказать, что именно. На всякий случай знай, что ты оказалась в большой опасности.
«Как здорово!» – подумала я, но промолчала. А голос тем временем продолжал:
– Сейчас найди телефон своего отца и отключи его. После этого ступай в его комнату и открой маленькую чёрную шкатулку, которая стоит на полке над кроватью. Там найдёшь одну безделицу, но безделицу очень важную. Забери её. Будь осторожна: старайся не шуметь и не включай свет. После этого собирай свои вещи, закрой все окна, дом закрой на ключ и выходи на улицу. Там тебя будет ждать человек, ты узнаешь его по шраму на щеке. Он отведёт тебя в безопасное место, – мой загадочный собеседник запнулся и вздохнул. Затем его голос немного смягчился: – Я понимаю, что это сложно. Но я обещаю, что, когда ты окажешься в безопасности, тебе всё объяснят.
Я тоже смягчилась и сказала:
– Хорошо, я это сделаю.
– Я знал, что ты поступишь разумно, – похвалил голос. Затем он строго добавил: – Но поторопись!
И он повесил трубку.
Я села на кровать и ещё какое-то время сидела в ступоре. После бессонной ночи мысли в голове шевелились очень лениво. Наконец, они дошли до событий вчерашнего вечера.
«Посмотри на свой огонь…»
И вот тут-то я окончательно проснулась. Мне вспомнилась моя рука, покрытая серебристо-белой кожей и чёрная кровь…
«Конечно, – успокоила я себя, – это всего лишь был сон…».
Согласившись с этим, я зевнула и включила настольную лампу. Было ещё темно, потому что рассветало по-осеннему поздно. На часах было шесть утра. «Эх, спать бы сейчас сладким сном, как обычно», – подумала я, после чего вздохнула, понимая, что это желание неосуществимо.
Поднявшись с кровати, я зевнула и стала вспоминать, что велел мне голос… Найти, телефон, выключить… найти шкатулку, взять что-то… собрать вещи, закрыть дверь… на улице будет ждать человек со шрамом на щеке. Вроде, ничего не забыла.
Я не была уверена, что доверяю тому голосу, который мне звонил, поэтому не спешила выполнять его поручения. Я решила, что сначала неплохо было бы умыться и подкрепиться.
Придя к такому заключению, я отправилась в ванную. По мере того, как я приближалась к ней, я всё больше и больше нервничала. Дверь была распахнута, свет в ванной горел… На полу лежали блестящие холодные осколки зеркала.
«Что всё это, чёрт возьми, значит?!» – подумала я. Ответ пришёл сам собою: «это значит, что это был не сон, что ты ночью разбила это зеркало, что у тебя чёрная кровь, что порезы на твоей руке зажили в одну секунду, и что с тобой что-то неладно. Вот что это значит».
Я подняла с пола крупный осколок зеркала, и заглянула в него. Нет, всё в порядке, я отражаюсь. Дрожащей рукой я провела острым концом осколка по своей ладони. Из пореза тут же потекла кровь – красная, какой она и должна быть. Немного успокоившись, я вздохнула, и, поклявшись себе не вспоминать больше об этом, поднесла ладонь ко рту, слизнула языком кровь…
Тут же мой живот скрутило от чувства ужасного, дикого голода. В глазах на секунду потемнело, и я поняла, что, если сейчас же не поем, то потеряю сознание. И я мигом оказалась на кухне.
Наскоро поджарила яичницу, тут же съела её прямо со сковороды, заварила крепкого кофе, залпом выпила чашку. После этого мне стало легче. Вернувшись в ванную, я, осторожно собрала осколки щёткой в совок. Умылась.
Теперь я могла сделать всё то, что требовал от меня тот странный голос.
Телефон найти было нетрудно. Он лежал на том же самом месте, где я бросила его. Невольно вздрогнув от воспоминания о вчерашнем звонке, я безропотно выключила телефон и отправилась в комнату отца.
За всё то время, что я жила в этом доме, мне ни разу не удалось побывать в этой комнате. Вход туда был мне строго воспрещён, проникнуть туда не было никакой возможности, ведь комната запиралась каждый раз, когда отец куда-нибудь уходил. Итак, я первый раз в жизни хотела намерено войти в комнату папы. Зная, какой он человек, мне было немного не по себе.
Ключ от комнаты был, как ни странно, в замочной скважине, поэтому отпереть комнату было нетрудно. Дверь негромко скрипнула, и я оказалась в запретной комнате.
Комната как комната, только стойко пахло сигаретным дымом и потом. В ней было темно, большое окно занавешено плотной пурпурно-красной шторой. Прямо посреди комнаты стояла низкая широкая кровать. Кровать была не заправлена, на ней лежало множество каких-то вещей… Вообще в комнате царил полнейший беспорядок, который очень сильно бросался в глаза тем, что состоял он из очень интересных, и, возможно, ценных вещей. У полупустого шкафа для одежды стояло, скромно прислонившись, двуствольное ружьё. На кровати лежала шахматная доска, вокруг которой были разбросаны фигуры. На стене висела, покосившись, картина, изображающая некий хаос красок, который, если посмотреть под определённым углом, вырисовывался в человеческое лицо. Деревянный стул с резной спинкой и ножками, видимо, служил продолжением шкафа, на нём ворохом лежало около дюжины рубашек и несколько пар джинсов. На столе и на полу лежала гора каких-то бумаг, писем, записей, поперёк стола лежала гитара с порванной струной…
Впрочем, у меня не было желания разбираться, зачем ему нужны были все эти вещи. Среди беспорядка ярко выделялась чистенькая деревянная полочка, прибитая над изголовьем кровати. На ней стояла маленькая и гладкая шкатулка чёрного дерева…
Она-то и была мне нужна.
Забравшись на кровать, я взяла эту вещицу в руки – такую хрупкую и изящную среди этого хаоса – и открыла её. Из шкатулки полилась нежная мелодия, а на крохотной платформе закружилась миниатюрная балерина. Я невольно улыбнулась, глядя на это создание: балерина выглядела совсем как живая. Но вскоре мелодия закончилась, танец прервался, и мне настало самое время задуматься над тем, зачем я сюда пришла. Присмотревшись, я поняла, что шкатулка пуста. «Двойное дно», – тут же смекнула я, и, повертев шкатулку, нашла то, что искала. Платформа с балериной вынималась, а под ней лежал маленький блестящий предмет – полукруглый кулон на верёвочке, похожий на половинку серебряной монетки. Надев кулон на шею, я тут же ушла, только с уважением провела пальцами по струнам гитары. Странный всё-таки человек мой папа. И я пообещала себе, что обязательно расспрошу его обо всём, когда он вернётся.
Я мучительно думала, что мне нужно взять. Учебники? Вряд ли. Обувь? Возьму кеды и ботики потеплее. Расчёска точно нужна. Зубная щётка? Что-то из аптечки? Зарядное для телефона точно надо. Пижама? Нет, пожалуй. Тёплая куртка? В итоге собрала небольшой чемодан. Я бросила в рюкзак пару книг, свои краски, карандаши, папку бумаги…Зачем-то взяла с собой фонарик и даже галстук. Какое-то у меня было нехорошее предчувствие.
Я села на кровати и задумалась. После того, как я собрала вещи, комната заметно опустела. Мне ужасно не хотелось уходить. Я готова была сидеть на этой кровати хоть целую вечность, только бы никуда не идти, чтобы было тепло, чтобы царил вот такой, как сейчас, синеватый полумрак. Но стрелка на часах шла и шла по кругу, а за окном неумолимо светлело, и в комнату уже проникали первые отблески солнца. Почти девять часов утра. Медлить больше нельзя.
Напоследок я вымыла посуду. Мало ли что случится в моё отсутствие.
Я не знала, как долго меня не будет…
Взвалив рюкзак на плечи, я вышла из дома и заперла за собой дверь. Где-то вдали, за крышами домов, поднималось в небо солнце. Рассвет был таким ярким, что слепил мне глаза. Тёмный силуэт отделился от забора. Из-под капюшона незнакомца выбивалась прядь светлых волос и выглядывала часть щуки со шрамом. Не зная, что мне ожидать, я пошла к нему. Ну и огромный же был этот парень со шрамом! Никогда таких не видела. Было что-то жуткое и дикое в самом его телосложении. Увидев, что я приближаюсь, незнакомец улыбнулся, и его лицо перестало быть таким жутким.
– Кулон на тебе? – почти шепотом спросил тот самый голос, что звучал утром в моём телефоне. Я вздрогнула.
– Да, – ответила я тоже шепотом.
– Тогда уходим отсюда. Быстрее!
Сказав так, могучий человек со шрамом взял в одну руку мой чемодан, другой крепко схватил меня за запястье и буквально поволок за собой. Он вёл меня куда-то, петляя по переулкам. Мой провожатый шёл так быстро, что мне иногда приходилось бежать, чтобы поспевать за ним. Он не говорил ни слова, только иногда насторожённо оглядывался по сторонам, сильнее сжимал мою руку и ускорял шаг. Мы, казалось, убегаем от кого-то. У меня, между тем, было к этому человеку немало вопросов, но я с трудом успевала переводить дыхание, поэтому приходилось молчать и терпеливо идти, идти, идти вслед за фигурой, укрытой чёрным плащом…
Мне уже казалось, что это путешествие по т незнакомым переулкам и улицам никогда не закончится, как вдруг мы вынырнули из-за угла, в глаза бросились яркие лучи дневного света, и я обнаружила, что мы стоим у калитки милого домика из красного кирпича, утопающего в желтой листве клёнов.
–Пришли, – потрудился сообщить человек со шрамом и открыл передо мной калитку.
Я неуверенно вошла. От недавно покрашенной калитки (покрашена она была в приятный мягко-красный цвет) ещё пахло краской, дорожка, ведущая к дому, была аккуратно уложена чистеньким гравием. Дом в два этажа выглядел маленьким, но уютным, почти игрушечным. Я взошла на крыльцо. Человек со шрамом на щеке отстранил меня от двери и отрывисто постучал трижды. В ответ на этот условный стук за дверью тут же раздались торопливые шаги.
– Что-то вы долго. Ну, заходите, заходите же! – воскликнул приятный женский голос, похожий на колокольчик.
Дверь отворилась, и на пороге показалась полноватая низкая женщина с кудрявыми рыжими волосами. Волосы эти были уложены так, что напоминали оранжевое облако, окружившее голову, которое сотрясалось всякий раз, когда женщина совершала какое-то движение. Она радушно улыбалась, а из дома приятно пахло чем-то вкусным…
Человек со шрамом на щеке подтолкнул меня, и мы торопливо вошли. Дверь за нами тут же захлопнулась.
– Я Барбара Дефенди, – женщина приветливо пожала мне руку. – Я была адвокатом твоего отца. А это, – сказала она, указывая на провожатого, – Марк Вунд.
Человек со шрамом на щеке улыбнулся мне и кивнул головой.
– А я Ева… – попыталась представиться я.
– Мы знаем, – сообщил Вунд.
«Откуда?» – чуть было не воскликнула я, но сдержалась.
– Ты, наверное, проголодалась, да? – вдруг встрепенулась Барбара. – Пойдём на кухню, я как раз делаю пирог…
И рыжая женщина, мягко, но крепко, взяв меня за руку, увела меня в светлую уютную кухню.
– Бросай свою верхнюю одежду, где хочешь, – прощебетала женщина, – главное – чтобы ты потом смогла её найти!
Я сняла куртку и положила её рядом с собой на стул. Свой чемодан и рюкзак я поставила под стол. Барбара Дефенди в это время захлопотала на кухне.
Я сидела, уперев взгляд в солонку и перечницу в виде двух цветных слонов, стоящих передо мной на столе. Мне стало как–то неловко. И я всё никак не могла понять такую важную и простую вещь, а именно: что происходит?
– Пирог будет готов через несколько минут, – звонкий голос Барбары Дефенди мигом вывел меня из ступора. – Может, ты хочешь чаю?
–Я… Нет, спасибо, – проговорила я. – У вас есть горячий шоколад?
– Конечно, есть, – улыбнулась в ответ рыжая женщина.
В это время на соседний стул буквально рухнул Вунд.
– Извини за утреннюю пробежку, – он усмехнулся, и я увидела его белые-белые зубы.
– Ну ничего… – смущённо ответила я и попыталась отшутиться в ответ: – Упражнения на свежем воздухе очень полезны…
Я, наконец, смогла рассмотреть его поближе. Марк Вунд оказался довольно примечательным человеком.
У него были необычно длинные и светлые, почти белые, волосы, на широком красивом лице такая же светлая борода, заплетённая в две маленькие косички. Лицо у Вунда было, в целом, довольно приятным, если не считать светло-серых глаз, которые смотрели так прямо, что от этого взгляда мурашки бежали по спине, и ужасного шрама на щеке. Этот белый рубец находился на правой стороне лица, и шёл от глаза до уголка рта. Напоминает след от слезы…
Сейчас вид у Вунда был не ахти. Лицо его было усталым, бледным и неподвижным, глаза тусклые. Могучая фигура осунулась, плечи поникли. Одежда была измята, сапоги, джинсы по колено были забрызганы грязью. Марк Вунд сидел, опершись руками о стол, подпирая голову. Видно, он очень устал…
– Это было совершенно необходимо, – он снова стал очень серьёзным, – для твоей безопасности.
Передо мной на стол опустилась большая чашка шоколада.
– Так, значит, Еве – шоколад, – сказала Барбара, – я буду пить чай, а ты…
– А мне то, что стоит на верхней полке, за коробкой с печеньем, – глухим голосом подсказал ей Вунд, даже не подняв на неё взгляд.
– Ясно.
Рыжая женщина открыла шкаф для посуды, достала оттуда коробку с печеньем, и, положив её на стол, извлекла откуда-то из недр верхней полки стеклянную бутылку с полупрозрачной мутной жидкостью. Когда бутылка оказалась на столе, её откупорили, и по кухне разнёсся едкий запах алкоголя.
Вунд угрюмо взял бутылку и тут же основательно приложился к ней.
Через несколько минут Барбара, которая всё это время смущённо переводила взгляд с меня на Вунда и обратно, решила, что пора положить этому конец. Поэтому она нетерпеливо кашлянула, на что Вунд не обратил никакого внимания. Барбаре пришлось кашлянуть ещё три раза, прежде чем он, наконец, поставил бутылку обратно на стол.
Бутылка была пуста, а на щеках Вунда проступил румянец, глаза заблестели, лицо оживилось. Видимо напиток, чем бы он ни был, благотворно подействовал на человека со шрамом.
Его огромная рука взъерошила мне волосы, и Вунд рассмеялся и сказал:
– Я и сам испугался. Но всё прошло гладко.
– От кого вы меня прячете? – наконец, решилась спросить я.
– Длинная история, – смутился он. – Лучше выпей шоколада, хорошо?
Я не стала возражать. В скором времени Барбара достала из духовки яблочный пирог, и за столом царило молчание ровно до тех пор, пока от него ничего не осталось.
Когда со стола были убрана вся посуда, Барбара Дефенди приняла серьёзный вид, села напротив меня и сказала:
– Ну, вот теперь мне следует рассказать тебе, что случилось, и что ты тут делаешь.
Я тоже приняла серьёзный вид и придвинула стул поближе к столу, показывая, что я готова слушать.
– Вчера вечером, в девять часов, в одном банкетном зале проходило закрытое мероприятие. На нём был и твой отец в качестве гостя.
«Что он там делал?» – подумала я. Папа, насколько я знаю, не любил вечеринок.
– Около десяти часов, – продолжала Барбара, – люди, живущие в соседних домах, увидели дым пламя. Когда приехали пожарные, пожар уже был очень сильным. Спасатели не смогли сразу попасть в здание, потому что двери были заперты, а на окнах там стоят решётки. Когда двери выломали, спасатели… В общем, им не было уже кого спасать.
– То есть папа..? – только и сумела спросить я.
– Да, – ответила женщина, глядя на меня с жалостью и добротой. – Мне жаль, Ева. Никаких следов Мэттью Дистурба не обнаружено.
Не то чтобы я очень любила отца… Но это был единственный человек, которого я знала достаточно долго, чтобы привязаться к нему.
Я вздохнула, а на моих глазах выступили слёзы. Но только выступили – не успели скатиться вниз, как я уже стёрла их рукавом и нахмурилась.
– Если бы они сами закрыли двери, то они бы сумели открыть, когда начался пожар, – сказала я, немного подумав. – Значит, двери кто-то запер за них, чтобы они не смогли выйти, а затем поджог.
– Я тоже так думаю, – сказала Барбара, – но полиция решила списать всё на несчастный случай.
Я услышала, как сбоку от меня Вунд раздражённо фыркнул, но ничего не сказал.
– Странно, – сказала я. – А кто там ещё был?
– Я видела список гостей, – сообщила она. – Почти все собравшиеся носили одну и ту же фамилию – Патиенс. Это тебе о чём-нибудь говорит?
–Нет, – честно ответила я.
– Это твои родственники со стороны мамы, – пояснила Барбара
– Понятно, – упоминание о моей матери оживило во мне интерес. – А там была моя мама?
– Была, – с грустью в голосе ответила Барбара, – к сожалению, она тоже погибла.
– А я даже не знаю, как её зовут, – сказала я сама себе.
– Её звали Луиза Шери Патиенс, – сказала она.
– Ага, – для меня это имя было просто звуками. – Можно мне, пожалуйста, ещё шоколада?
– Конечно, – Барбара поспешно встала из-за стола и отправилась варить шоколад к плите. На её лице было столько сочувствия ко мне, что я почти поверила, будто я этого заслуживаю.
Марк Вунд, сидевший всё это время рядом, усмехнулся и тихо сказал, глядя Барбаре Дефенди в спину:
–Божий одуванчик. Ей бы пироги печь, а не адвокатурой заниматься…
Я, тем временем, глубоко призадумалась над своим ближайшим будущим. Как только женщина вернулась с чашкой шоколада, я спросила:
– А что же со мной? Меня отдадут в… приют?
– Нет, не совсем, – начала успокаивать меня Барбара.
–А куда же? – удивилась я.
–Твой дядя – старший брат твоей мамы – согласился, чтобы ты поселилась у него, – ответила она, будто смутившись. – Его зовут Бронислав Патиенс, он живёт в замке…
«Замок?» – я, конечно, не думала, что всё настолько серьёзно.
– Ты отправишься туда завтра утром.
– Завтра, но… – это было очень неожиданно для меня. – Неужели завтра?!
– Да, завтра, подтвердила Барбара Дефенди. – Поэтому-то мы и попросили тебя собрать вещи. Знаешь, там такие красивые пейзажи! Можно хоть каждое дерево рисовать!
– А как же наш дом?
– Он твой по наследству, – ответила адвокат.
– Кстати, о наследстве, – перебил её Вунд. Он куда-то вышел, но быстро вернулся, неся в руках огромную запечатанную картонную коробку.
– Что это? – удивилась я.
– Если честно, не знаем, – сказал Вунд.
– Ну, не совсем, – поправила Барбара, – её отдал мне твой отец на хранение пару месяцев назад. На ней написано, что запечатана она Мэттью Дистурбом, и что адресована она Еве, так что открыть её имеет право только она.
Я улыбнулась.
– Как вам кажется, что там? – поинтересовалась я.
– Ну, когда её уронишь – гремит, но негромко, – сообщил Вунд. – Думаю, там что-то деревянное.
– Ладно, открою – узнаю, – решила я.
Весь оставшийся день я провела в доме Барбары Дефенди. Я особо ничего не делала, разве что листала книжки, которые захватила из дома, или смотрела телевизор. Я не могла на чём сосредоточиться, голова была будто чугунная. Вунд безмолвно присутствовал рядом со мной, как будто охранял. Я не решалась заговорить с ним, а Барбара то и дело куда-то уходила. В конце концов, когда мне удалось застать её на кухне, я спросила, не нужно ли ей что-то сделать по дому. Я хотела заняться хоть чем-то, чтобы не сойти с ума. Сначала Барбара отнекивалась, но я настояла, что я очень хочу помочь, и она, хоть и несколько смущаясь, поручила мне чистить овощи. Вунд тоже присоединился, и мы начистили большую кастрюлю картошки на пюре и ещё много овощей в салат, и немного яблок для пирога. Вунда разговорить не удалось, но я перестала чувствовать неловкость рядом с ним. Пока мы трудились над овощами, мы слушали радио. Человек со шрамом нашёл волну со старыми рок-н-ролльными песнями, и ножик в его руках ходил резво, под музыку. Невольно я засматривалась на то, как ловко Вунд со всем справляется. Кажется, он тоже получал удовольствие от нашей незамысловатой работы. Когда мы закончили, Барбара вернулась, и мы доделали ужин.
Я переночевала на диване в гостиной. И во сне Вунд охранял меня: он спал на надувном матрасе в той же комнате. Как ни удивительно, но в ту ночь я выспалась. Наконец, настал час отъезда.
Я отлично помню, как мы долго стояли на платформе, дожидаясь поезда. Вечер был ясным, а воздух – очень холодным. Нам предстояло ехать несколько часов в ночи. Барбара перетаптывалась с ноги на ногу, тёрла ладонь о ладонь, пытаясь согреться, нервничала и каждую минуту посматривала на часы. Вунд, подперев собою фонарный столб, неподвижно стоял и со скучающим видом перебирал в руках чётки. Я, используя свой чемодан как стул, сидела и смотрела на железнодорожные пути, высматривая поезд.
Мыслей в голове никаких не было. Да и что мне было думать? Конечно, мне было тоскливо и тревожно, но это можно было снести. Конечно, никто и не подумает скучать по мне в этом городе, и, конечно, я всё равно буду вспоминать его.
– Эй, выше нос! – несколько грубо, но искренне Вунд потрепал меня по плечу. – Всё будет хорошо, верно?
И он улыбнулся такой неподдельно добродушной улыбкой, что нельзя было не ответить тем же.
– Да… – неуверенно сказала я, беспокоясь в это время лишь о том, чтобы моё плечо вместе с рукой не отвалились от тела. – Да, конечно будет.
– Ну вот и славно! – похвалил Вунд и вдруг воскликнул: – Эй, Барбара, это не наш ли поезд?!
– Ой, точно, наш!
Половина двенадцатого ночи, первое октября. У нас в купе очень тихо. Барбара уснула, уткнувшись носом в книгу, рядом с ней на столе стоит недопитый стакан чая. Чай раскачивается туда-сюда от движения поезда. Вунд лежит на верхней полке, не движется, но и не спит. Вспышки проносящихся мимо фонарей отражаются в его светлых глазах. Я тоже не сплю, прислонилась лбом к холодному стеклу и вглядываюсь в темноту.
Поезд несётся вперёд.
Мне очень хотелось остановить его, выбежать, вернуться под утро домой, обнаружить отца в его комнате, увидеть, что зеркало снова целое… Но я знала, что сделать этого никак нельзя.
И поезд нёсся и нёсся куда-то. Что я могла поделать с этим?
