Лина Филимонова
Тайны Васильков или мое нескучное лето
Глава 20, рассказывающая о самых разных васильках
Список оказался не очень длинным. Всего шесть пунктов и седьмой под вопросом. В первую очередь, конечно, обои в гостиной. На них васильки. И маки. Но маки – это не важно.
– И что? – произнесла я в пространство, пристально разглядывая один из васильков на обоях.
– Скорее всего, ничего, – сказал Ваня. – Это же обои. Под ними, конечно, можно спрятать какую-нибудь бумагу, но не более того.
– А, может, где-то под обоями – тайник, – предположила я. – Выдолбленный в стене.
– Тогда он может быть в любом месте любой из четырех стен. Не очень-то точное указание.
– А вдруг какой-то из цветков на обоях чем-то отличается от остальных? – осенило меня.
И мы принялись внимательно изучать васильки на обоях. Через несколько минут у меня уже рябило в глазах, но сдаваться я не собиралась. Ваня тоже проявил упорство, и мы-таки осмотрели все васильки до одного, включая те, которые были под самым потолком. Никаких существенных отличий какого-нибудь отдельного цветка от других мы не нашли. Правда, на васильке возле выключателя было грязноватое пятно, а васильки на обоях за комодом и позади кресла оказались более яркими, чем остальные, но, совершенно очевидно, что ничего из этого не следовало всерьез принимать во внимание.
Мы отправились на кухню, чтобы исследовать картину неизвестного художника, изображающую вазу с васильками. Мы рассмотрели, ощупали и даже обнюхали картину. Мы вытащили ее из рамы и внимательно изучили раму, хотя изучать было совершенно нечего. Рама была изготовлена из деревянных планок и никоим образом не могла содержать в себе каких-либо тайников. На обороте картины обнаружилась надпись: «12. 07.1975».
– Может, это шифр? – осенило меня.
– Вполне возможно, – согласился Ваня. – Я даже знаю, что тут зашифровано.
– Что? – спросила я с замиранием сердца.
– Число, когда эта картина была закончена.
Я обижено фыркнула.
– А ты не допускаешь мысли, что именно так, под видом безобидной даты, можно зашифровать что-нибудь таинственное и никто никогда не догадается?
– Вот именно. Никто и никогда.
В глубине души я была с ним согласна. Даже если предположить, что это действительно шифр, что на самом деле маловероятно, то он должен быть таким, чтобы я могла его расшифровать. А как я могу расшифровать это?
Потом были открытки. Я достала из комода всю пачку и выбрала из нее те, где в изображении присутствовали васильки. Их оказалось четыре. На одной были васильки с чайными розами, на второй – просто васильки, на третьей – много ромашек, колокольчиков, клевера и совсем немного васильков, а на четвертой – очень странное изображение васильков вперемежку с гвоздиками, перевязанными красной ленточкой, на которой золотыми буквами было написано «мир труд май». Все открытки были присланы бабушке разными людьми, на каждой был штемпель и обратный адрес, а кроме того – обычные слова поздравления. Только последнее поздравление показалось мне необычным. Кто-то поздравлял бабушку «с международным праздником солидарности трудящихся, со светлым первомаем!». Дичь какая-то. Но к нашей проблеме вряд ли имеет отношение.
В бабушкином шкафу обнаружилось толстое покрывало с крупными васильками. Не помню, чтобы бабушка когда-нибудь им пользовалась. Наверное, потому, что оно слишком большое и тяжелое.
Еще были остатки чайного сервиза: сахарница, заварочный чайник и две чашки с блюдцами. На каждом из предметов были изображены по три василька, окруженных мелкими листиками, совсем не похожими на те, которые растут у настоящих васильков. Мы с особым вниманием все это осмотрели, особенно чайник. Ване даже удалось заглянуть в его загнутый носик с помощью фонарика. Ничего. В сахарнице лежало несколько пожелтевших квитанций. Тоже, можно сказать, ничего.
Последнюю вещь с васильками мы чуть не пропустили. Она настолько примелькалась, что я совершенно не обращала на нее внимания. Я каждый день брала ее в руки, резала на ней хлеб и овощи, мыла ее и вешала на место. Я говорю о разделочной доске. Она была довольно старой, и рисунок на ней почти совсем стерся. А нарисованы на ней были, естественно васильки. С одной, нерабочей, стороны. Понятно, что сама по себе доска не может служить тайником или чем-то в этом роде. Но она была не сама по себе, а с вешалкой. Деревянный ромбик со стороной около пятнадцати сантиметров и деревянным же штырьком посередине. Ромбик был закреплен на стене слева от раковины.
Я с бьющимся сердцем протянула к нему руку. А вдруг за ним скрывается тайник, выдолбленный в стене? Может, там какая-нибудь маленькая дверца, а за ней… моему воображению представлялись сверкающие россыпи сокровищ. Деревянный ромбик оставался неподвижным, хотя я усердно его толкала в разные стороны. Это меня вовсе не разочаровало. Наоборот, я решила, что, раз его не так просто снять со стены, значит, за этим что-то кроется… Я принесла табуретку, вскарабкалась на нее и с энтузиазмом продолжила дергать ромбик так и этак. Он не поддавался. Я оглянулась на Ваню.
– Ну что ты стоишь, как памятник Пушкину? Помоги мне!
– Ты уверена? – задал Ваня странный вопрос.
– В чем?
– В том, что памятник именно Пушкину и в том, что тебе нужна помощь.
– Ваня, иногда мне кажется, что ты немного странный, – я прервала свое увлекательное занятие и воззрилась на него сверху.
Кстати, я не собираюсь говорить, что его странности мне даже нравятся.
– Посмотри на меня, – я скрестила руки на груди и задумчиво вперила взгляд в пространство. – Представь, что на голове у меня почти африканские кудри. Ничего не напоминает? Ты именно так и стоял.
Ваня взъерошил волосы и улыбнулся.
– А по второму вопросу, – продолжала я. – Ты можешь, наконец, снять со стены эту проклятую штуковину?!
– Конечно.
Ваня подошел, протянул руку, ухватился растопыренными пальцами за деревянный ромбик и резко дернул его вверх. Ромбик остался в его руках, а на стене обнаружилась шляпка от шурупа и ромбовидный отпечаток. И все. Никаких маленьких тайных дверец от тайников, набитых сверкающими драгоценностями.
Из моей груди вырвался громкий вздох разочарования.
– Ты правда думала, что там что-то может быть? – спросил Ваня.
– Нет, – ответила я. – Не думала. Но немного надеялась.
Следующий пункт был включен в список исключительно по моему настоянию. На нем не было изображений васильков, но зато в нем, в этом самом железном кувшине, они все время стояли. Кувшин представлял собой нечто совершенно уникальное. Я никогда и нигде не видела ничего подобного. Он был довольно большой, на нем были выгравированы какие-то вьющиеся растения и крохотные птички, он вмещал в себя около трех литров воды и весил не меньше центнера. Во всяком случае, когда я была ребенком, то поднимала его с большим трудом, а один раз даже уронила, не удержав в руках. От падения кувшин нисколько не пострадал. Я тоже в последний момент успела отскочить, так что мои пальцы ног остались целы.
– На нем нет васильков, – сказал Ваня.
– Я тебе уже объяснила. В нем все время стояли васильки.
– И зимой?
Я вздохнула и укоризненно посмотрела на Ваню.
– Если следовать твоей логике, – продолжал он, – то нужно включить в список все, что так или иначе соприкасалось с васильками. Стол, на котором стоял кувшин, кран, из которого в этот кувшин с васильками набирали воду, скатерть, которая находилась между дном кувшина и столом…
Но ему не удалось сбить меня с толку.
– Этот кувшин у меня стойко ассоциируется с васильками, ясно?
– Ясно, – сдался Ваня. – Как сказал бы Глаз: «Стойким ассоциациям, как своим, так и чужим, следует уделять самое пристальное внимание».
Он так похоже скопировал интонацию Глаза, что я не удержалась от смеха.
Мы еще немного побродили по дому, пристально вглядываясь во все предметы обстановки, но ничего подходящего больше не обнаружили. Правда, в библиотеке Ваня высказал предположение, которое мы решили включить в список седьмым, заключительным пунктом, снабженным большим знаком вопроса.
– А, может, это книга? – спросил Ваня, проводя рукой вдоль одной из полок.
– Какая книга?
– Не знаю, – он пожал плечами, отошел от стеллажей и окинул их оценивающим взглядом. – Какая-нибудь книга про васильки. Есть такие книги?
– Наверное, есть. Но я ничего такого не припоминаю… Ботаникой моя бабушка, кажется, не интересовалась.
– Я не про ботанику говорю. Может быть, какая-нибудь пьеса «Васильковый лес». Или сборник стихов «Среди васильковых полян». Или детектив «Васильки-убийцы»…
От последнего предположения меня передернуло.
– Не знаю, – я растерялась. – Ничего в голову не приходит… Хотя большую часть книг из этой комнаты я прочла. Или хотя бы держала в руках.
– Вообще, эти книжные стеллажи представляются мне очень перспективным местом…
Я тяжело вздохнула.
– Но не обязательно заниматься этим прямо сейчас. Можно отложить на потом. На завтра, например.
– Хорошо, – вяло согласилась я. – Пусть будет завтра.
Лишь бы не сейчас. Честно говоря, меня от всех этих васильков уже слегка подташнивало. И к тому же глаза слипались.
– Ну ладно, я пошел, – сказал Ваня.
– Куда? – спросила я тоном сварливой жены, для пущей убедительности уперев руки в бока.
– Ну, – Ваня отвел глаза. – Поброжу где-нибудь тут, поблизости.
– Ты думаешь… сегодня что-нибудь может случиться?
– Не знаю. Но если случится, на этот раз я не пропущу…
– Слушай, может, да ну их всех в болото? Тебе что, совершенно не хочется спать? Лично я через пару минут усну стоя. И мне совершенно плевать на все страшилки.
Когда я закончила говорить эту фразу, я уже поняла, что она не совсем соответствует действительности. За весь день я, кажется, ни разу не вспомнила о пустом человеке с морщинистыми руками, но сейчас он снова встал у меня перед глазами, и на меня повеяло леденящим ветром ужаса.
– Мне совершенно не хочется спать, – сказал Ваня. – Я же спал днем.
– Тебе совсем не обязательно сидеть на улице. Ты можешь устроить засаду в доме.
– Ты уверена, что…
– А что? Да, уверена. Ты не забыл, что вчерашнюю ночь мы провели вместе?
Господи, ну зачем я это сказала, да еще и таким развязным тоном? Я же вовсе не имела в виду… Я не хотела, чтобы он вспомнил, как мы сидели вдвоем в темноте и как внезапно сошли с ума…
Я резко повернулась к нему спиной и пошла в свою комнату. Мои щеки пылали. Тут я услышала, как громко хлопнула входная дверь и резко остановилась. Он что, ушел? Но почему… А, впрочем, пусть. Так даже лучше. Никакая охрана мне не нужна. Тем более такая обидчивая. А что, собственно, я такого сказала или сделала?
Уже устраивая голову на подушке, я вдруг вспомнила название книги, из которой были вырваны страницы. «Иван Васильевич меняет профессию». Васильевич… васильки… эти слова очень похожи. А вдруг это не случайность? Вдруг именно в этой книге были какие-то указания?
Я вскочила с кровати и побежала в гостиную. Именно там, в выдвижном ящике шкафа были спрятаны те вырванные и перепачканные вареньем листы. Я влетела в комнату и застыла, хватая ртом воздух. В кресле возле окна я увидела темный силуэт. Совершенно неподвижный и жуткий. Я издала горлом какой-то булькающий звук и, кажется, собиралась хлопнуться в обморок, когда силуэт повернул голову и произнес знакомым голосом:
– Кать, ты чего?
– Ваня! – завопила я. – Что за шуточки?! Зачем ты меня так пугаешь?
– Пугаю? – повторил он спокойно с вопросительной интонацией.
– Да! Ты же ушел!
– Ушел? Ты подумала, что я ушел? Я же сказал, что буду здесь и ты сама предложила…
– Но я слышала, как ты хлопнул дверью.
– Хлопнул. И, надеюсь, это слышала не только ты. Я еще и вышел. И даже пошел по улице в сторону своего дома. Но немного не дошел. Вернулся огородами.
– Ты думаешь… кто-то наблюдает? – догадалась я.
– Не знаю. Возможно. А ты чего прискакала?
Похоже, он не очень-то рад меня видеть. Я рассказала ему о своей теории по поводу вырванных страниц.
– Конечно, если там что-то было, то этого уже нет. Но если мы обнаружим, что каких-то страниц не хватает, то, по крайней мере, будем знать…
Ваня популярно объяснил мне, что я идиотка. Нет, прямо он эту мысль не высказывал, но из контекста вполне можно было догадаться. Во-первых, название. Это очень притянуто за уши, не так ли? Васильки и Иван Васильевич… очень сомнительно. Практически невероятно. Но даже если предположить, что между этими словами есть что-то общее, то, во-вторых… когда произошел этот эпизод? Правильно, сто лет назад. После него были еще гоблинские шаги, пустой человек возле беседки и пустой человек с морщинистыми лапами. Зачем все это было бы нужно, если бы наш злоумышленник уже получил желаемое? А?
– Иван, – произнесла я с преувеличенным восхищением. – Ты просто гений.
После этих слов я достала из ящика листочки, упакованные в полиэтиленовый пакет, и унесла их к себе в спальню. Там я при свете настольной лампы и при плотно задернутых шторах внимательно их изучила. Как Ваня и утверждал, все страницы были на месте и ничего интересного, кроме липких красных пятен, пахнущих земляникой, на них не обнаружилось.
Глава 21, где обнаруживается труп
Утром Вани в моем доме уже не было. Я сварила кофе, выпила, одну за другой, три чашки и почувствовала в себе нечеловеческую бодрость, требующую немедленного выхода. Решив для начала направить свою энергию на Белку, я отправилась в гости. Ну и что, что утро. Кто ходит в гости по утрам… и так далее.
– Они за земляникой уехали, – сказала мне баба Груша. – С Колькой, Светкой его и дитями.
– В такую рань? – удивилась я.
– Время-то уже к полудню, – покачала головой баба Груша. – А в самую жару что там делать?
Да, здесь, в деревне, время рассматривают совсем с другой точки зрения. Десять часов – это уже почти полдень. Все серьезные дела начинают не позже семи часов утра, а то и раньше. Могли бы и меня позвать, между прочим. Я представила, как Светка говорит: «Они там, наверное, заняты. Не будем им мешать». И подмигивает Кольке с Белкой. Ладно, Колька. Но Белка-то знает, что мы с Ваней вовсе не… Или не знает?
Я задумчиво брела по улице, пока не наткнулась на Серого. Что-то он мне в последнее время попадается буквально на каждом шагу. Он поздоровался со мной недовольным тоном и широко зевнул.
– Ты чего такой смурной? – спросила я. – Не выспался, что ли?
– Ну, – подтвердил Серый. – На рыбалку ходил. В четыре часа.
– Утра? – изумилась я.
– Так не вечера же.
– Ну ты даешь.
– В лесу труп нашли, – неожиданно сказал Серый.
– Ч-чего? – я вздрогнула. Что он такое говорит? Может, я ослышалась?
– Труп, говорю, нашли в лесу. Теперь милиция понаедет, с расспросами будут приставать…
– Какой труп?
– Да не знаю я, – отмахнулся Серый. – Тетка какая-то молодая. Задушенная.
– Задушенная? Но это невозможно… – сами собой прошептали мои губы.
– Почему невозможно? Сейчас всяких маньяков полно, ты что, телевизор не смотришь? Кто-то взял и задушил ее голыми руками.
Мне показалось, что Серый произнес это даже с удовольствием. Я не могла отделаться от надвигающейся на меня картинки серых морщинистых лап, которые тянутся к моему горлу.
– Ладно, я пойду, – пробормотала я. – Мне домой надо.
Не успела я придти домой и снова поставить на плиту кофе, как ко мне пожаловали посетители. О своем приходе они возвестили деликатным стуком в дверь. Каким-то особенным стуком. Я сразу поняла, что это кто-то чужой. Все мои знакомые входят без стука или барабанят, как умалишенные. И при этом еще радостно выкрикивают мое имя. Я выключила газ, медленно подошла к двери и открыла ее.
В дверях стоял полицейский. Обычный полицейский в обычной форме, среднего роста, коротко стриженый, с внимательными глазами и немного оттопыренными ушами. Из-за его плеча выглядывал еще один почти такой же, только с усами и без оттопыренных ушей.
– Добрый день, – сказали они почти синхронно и вошли в дом.
– Вы, наверное, уже слышали о произошедших событиях? – спросил усатый. – В деревне новости разносятся быстро.
Я сначала растерялась. Какие события? У меня, конечно, много событий произошло за последнее время, но в милицию я обращаться и не думала. Потом до меня дошло, что под «событиями» он, скорее всего, имеет в виду задушенную девушку.
– Похоже, вы ничего не слышали…
– Я сегодня поздно проснулась, – зачем-то сказала я, – а вчера… тоже. То одно, то другое…
Я виновато отвела глаза.
– В лесу обнаружен труп, – резко произнес усатый милиционер и сунул мне под нос неизвестно откуда появившуюся у него в руках фотографию. – Взгляните, пожалуйста. Возможно, вы знаете эту девушку.
Я непроизвольно отшатнулась
– Девушку? – машинально переспросила я, глядя на его шевелящиеся усы.
– Да, убитую девушку.
– Ее… задушили? – голос мой почему-то дрогнул и слова получились скомканными и невнятными.
– Что вы говорите? – переспросил милиционер.
– Ничего, я просто подумала…
– Да вы не бойтесь, – наконец-то я услышала голос милиционера без усов. – На лице никаких следов нет. Она выглядит так, как будто просто уснула.
Я с благодарностью посмотрела на него, потом, решившись, перевела взгляд на фотографию, которую все еще держал перед моим носом усатый.
Действительно, она казалась спящей. Глаза закрыты, лицо спокойное и умиротворенное. Темно-русые, слегка волнистые, волосы, длинная челка, сбившаяся на одну сторону, тонкие губы…
– Нет, я ее не знаю. И, скорее всего, никогда не видела.
– Скорее всего? – переспросил усатый. – Вы не уверены?
– В том, что я с ней не знакома, уверена.
– Подумайте, может быть, вы встречали ее, здесь, в деревне?
– В деревне точно нет. Здесь все на виду. Ну а когда-нибудь, где-нибудь… – я пожала плечами. – А когда ее убили?
– Два дня назад, ночью. Если бы эти городские грибники случайно не забрели в овраг, мы бы, возможно, никогда ее не нашли. Место там глухое, местные туда не ходят.
– Грибов там нет, – добавил безусый.
– Ну, до свидания. Если что-нибудь вспомните, обращайтесь.
– Ага, – пробормотала я, закрывая дверь.
Мне было страшно и как-то муторно. Привычный и знакомый мир снова зашатался, теряя устойчивость и нормальные очертания. Только вчера я была уверена, что все странные события, случившиеся со мной – всего лишь чей-то злой розыгрыш, а теперь моя уверенность улетучилась, как дым. Какой уж тут розыгрыш, если кого-то задушили по-настоящему… Задушили в тот же день, когда пытались задушить меня. Это я сейчас могла бы лежать в лесу, холодная и неподвижная, с синими губами… Я передернула плечами, как от озноба.
До этого момента все происходящее еще можно было считать розыгрышем, шуткой или забавным приключением. Я сама хотела интересных каникул, и, хотя иногда мне бывало страшно, все же в глубине души я наслаждалась происходящим. Как в комнате страха, где неожиданно открываются гробы со светящимися скелетами или на голову опускается набитый чем-то мягкими мешок, что в темноте вызывает парализующий ужас. Как бы ни было страшно, ты всегда помнишь, что скоро выйдешь отсюда, и, прищурившись, посмотришь на яркое желтое солнце, при свете которого все встанет на свои места.
Но теперь все изменилось. Страх, сковавший меня, был настоящим.
Я снова зажгла газ. Кофе убежал на плиту. Я вымыла плиту и турку, расставила все по местам и, оглядывая придирчивым взглядом кухню, поняла, что навести здесь порядок будет довольно трудно. Потому что на кухне и так была идеальная чистота. Очень жаль. Наведение порядка обычно меня успокаивает. Ну когда же Ваня придет? Может, огород прополоть? Но у меня нет огорода. Только дремучие заросли сорняков. И они мне, в общем-то, совсем не мешают.
Я вышла из дома, направилась к беседке и осмотрелась. А что, если убрать вот этот чертополох и этот репейник, будет, по-моему, совсем неплохо. Я нашла в кладовке перчатки и взялась за работу. Через два часа площадка вокруг беседки была расчищена и выглядела перепаханной, потому что корни, которые мне пришлось выдирать, сидели довольно глубоко в земле. А я была потной, пыльной и уставшей. Но мрачных мыслей в моей голове стало значительно меньше, что и требовалось.
Я приняла душ и переоделась. Потом, напевая себе под нос какую-то надоедливую попсовую песенку, соорудила обед и съела его. Ваня не появлялся. Настроение мое почему-то снова опустилось на несколько градусов.
Он пришел ровно в три пятнадцать. Я как раз смотрела на часы и думала, позвонить ему или не стоит.
– Доброе утро, – сказал он.
Лицо у него было немного помятое и это утро, которое давно уже не утро, явно не было для него добрым. Я пошла на кухню и сварила кофе. После кофе он немного повеселел, а лицо его как будто разгладилось.
– Мог бы и у меня поспать, – заметила я между делом. – Или тебя беспокоит моя репутация? Все равно все черт знает что обо мне думают.
– Да я… не поэтому.
– А почему?
Ваня неопределенно пожал плечами.
– Говори, говори, – не отставала я.
– Просто не хотел тебе мешать.
– Мешать?
– Ты бы проснулась, я там лежу, сплю…
– Ну, если бы ты не посреди прохода разлегся, ты бы вряд ли мне помешал.
– И потом, кто знает, как я себя веду во сне… Может, я храплю или разговариваю, или еще что…
Ваня смущенно отвел глаза в сторону. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться.
– Ты стесняешься при мне спать? – спросила я серьезно.
– Ага, – согласился он.
– С ума сойти, – вырвалось у меня.
Потом я рассказала ему новость. К моему удивлению, эта новость не произвела на него большого впечатления.
– Скорее всего это не имеет к нашему делу никакого отношения, – уверено сказал он.
– В ту же ночь, – веско повторила я. – Приблизительно в том же месте. Задушена.
– Я думаю, это совпадение.
– Интересно, а что думает Глаз?
– Сейчас кофе допью и поедем узнаем.
Но мы не узнали. Глаза не оказалось дома, и это почему-то очень сильно меня удивило. Видимо, у меня, совершенно необоснованно, образовалась уверенность, что Глаз всегда сидит дома, в своем кабинете, что-то пишет на компьютере и листает старые книги в ожидании посетителей.
Обычно Глаз появлялся на пороге сразу, как только мы подъезжали к дому. Наверное, его собаки предупреждали о нашем появлении. Сегодня его не было и мы, невольно насторожившись при появлении пары доберманов-охранников, подошли к двери и постучали. Потом мы постучали погромче, а потом Ваня обнаружил, что дверь заперта на ключ.
– Похоже, Глаза нет дома, – произнес он растеряно.
– Как это нет дома? – удивилась я. – Куда он мог подеваться?
– Мало ли какие у человека могут быть дела…
Доберманы сидели на лужайке перед домом, вроде бы не обращая на нас внимания, но, в то же время, я постоянно чувствовала на себе внимательные взгляды их черных блестящих глаз.
– Ага, – торжествующе сказал Ваня, когда мы вышли из калитки.
Я сначала не поняла, что вызвало такой его восторг, но потом тоже заметила следы шин, ведущие от гаража к дороге.
– Он уехал на машине, – выдала я свой вывод, к которому пришла исключительно благодаря дедукции.
– Блестяще, Ватсон, – Ваня похлопал меня по плечу.
– Но что это нам дает? – спросила я.
– Абсолютно ничего, – признался Ваня.
– А почему мы не знает номера его телефона?
– Потому что он никогда нам его не давал.
– Это что, тайна?
– Не знаю, – Ваня пожал плечами. – Ты когда-нибудь видела у него телефон? Или слышала, чтобы он с кем-нибудь по нему разговаривал?
– Никогда, – ответила я, не задумываясь.
– Может, у него вообще нет телефона? – предположил Ваня.
– Разве такое бывает?
– Бывает еще и не такое, – философски изрек Ваня, и мы уехали.
Ваня подвез меня к дому и поехал к себе, пообещав придти минут через сорок. Мне захотелось приготовить на ужин что-нибудь этакое и я придирчиво осматривала содержимое своего холодильника, когда раздался стук в дверь. Я вздрогнула и, закрывая холодильник, прищемила себе палец. Это было совсем не больно. Неужели опять милиция? Может, они уже знают… Неужели мне придется им обо всем рассказать? Ни за что. Они упрячут меня в сумасшедший дом.
Но это была не милиция. Это был Степан Пантелеевич. В светло-сером костюме и шляпе. На дороге возле дома я увидела джип вроде ваниного, только немного меньше.
– З-здравствуйте, – выговорила я, почему-то слегка заикаясь.
– Я вижу, мой визит вас удивил, – произнес Степан Пантелеевич.
– Нет, то есть, да. Я не ожидала, но очень рада. Проходите, пожалуйста.
Я, наконец, догадалась пригласить его в дом. Он вошел, прошел в гостиную, неторопливо огляделся и сел в самое удобное кресло.
– Вы уже знаете? – спросила я.
– Возможно, – спокойно произнес он. – Смотря что вы имеете в виду.
– В лесу нашли мертвую девушку. Задушенную, – выпалила я. – И еще…
– Да? – Степан Пантелеевич смотрел на меня с интересом. И еще мне показалось, что он был немного удивлен. Не шокирован, не возмущен, а именно удивлен, как будто что-то было не совсем так, как должно было быть.
– Ее задушили как раз в ту ночь, когда этот… это… когда пытались задушить меня.
Вот эта новость его совсем не удивила.
– А откуда вы об этом узнали? – спросил он.
– Ко мне приходили милиционеры. Но я тогда уже знала. Мне Серый сказал. Они показывали мне фотографию. Я ее не знаю. Никогда не видела.
– Я подозревал, что произойдет что-то безумное, – задумчиво произнес Орлиный Глаз.
– Безумное, – повторила я.
Мы замолчали. В тишине было слышно только громкое тиканье старых часов.
– Ваня должен скоро придти, – зачем-то сказала я.
– В данный момент его присутствие вовсе не обязательно, – отозвался Степан Пантлеевич. – Хотя должен отметить, что Иван – довольно интеллигентный молодой человек. Это редкость в наши дни, – он хитро посмотрел на меня.
Я удивленно кивнула. Он что, собирается говорить со мной о Ване?
– Я хочу, чтобы вы взглянули на это.
Глаз достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и протянул ее мне. Я смотрела и ничего не понимала. Круглая железка, цветочки, листики… Да это же моя пуговица! Только огромная. Я подняла глаза и увидела, что Степан Пантелеевич внимательно за мной наблюдает.
– Моя догадка подтвердилась, – произнес он.
– Какая догадка?
– Когда я увидел эту пуговицу, то сразу подумал, что это и есть ваша пропажа.
– Но… откуда это? Где вы ее нашли? И зачем сфотографировали?
– Это не я ее нашел, – сказал Орлиный Глаз. – Она лежала в кармане убитой девушки. А сфотографировали ее следователи, с одним из которых я хорошо знаком.
– Моя пуговица, – прошептала я. – Лежала в ее кармане? Это… это ужасно.
– Ничего такого уж ужасного в этом нет, – сказал Степан Пантелеевич. – Но это наводит на определенные размышления и подтверждает некоторые мои выводы.
– Выводы? Вы можете делать какие-то выводы? – я была поражена до глубины души.
Лично мне все происходящее представлялось невероятно запутанным, неправдоподобным и жутким нагромождением событий. Какой-то лабиринт из множества нитей, не связанных, но плотно переплетенных между собой.
– Вы тоже можете, – произнес Орлиный Глаз.
– Н-нет, – кажется, заикание начинает входить в привычку. – Я не могу. Я ничего не понимаю. Абсолютно ничего. Может, чаю?
Я вскочила и бросилась на кухню. Если я буду делать что-нибудь вполне обыденное и привычное, то, наверняка, почувствую себя лучше.
– Не стоит утруждаться, – сказал мне вдогонку Степан Пантелеевич. – Я зашел буквально на пару минут, только для того, чтобы показать фотографию.
Я зажгла газ и поставила чайник на плиту. Потом я распахнула дверцы посудного шкафчика и застыла, не в силах вспомнить, что мне нужно взять.
– Но раз уж я здесь, – продолжал Степан Пантелеевич, бесшумно появившись рядом со мной, – вы не будете возражать, если я прогуляюсь по вашему дому?
– Конечно, – сказала я и закрыла дверцы шкафчика. – А мне можно с вами?
– Не вижу для этого никаких препятствий.
И мы отправились в обход бабушкиных владений. В гостиную мы больше не заходили, так что остались две спальни, библиотека и ванная. Мы также заглянули в кладовку и на минуту вышли на веранду. Орлиный Глаз двигался неторопливо и уверено, при этом не произнося ни слова.
– Ну что? – спросила я, когда мы вернулись на кухню.
– Действительно, – сказал он. – За эти шесть лет практически ничего не изменилось. Правда, в тот, последний раз я был только в гостиной… Но мне приходилось бывать и в других комнатах.
Я ждала продолжения, но оно не последовало. Степан Пантелеевич церемонно попрощался, надел шляпу и вышел, сказав напоследок, что мы с Ваней должны непременно к нему заехать около девяти часов вечера.
– Зачем? – спросила я.
– Чаю попьем, – сказал Степан Пантелеевич и еле заметно подмигнул мне левым глазом.
– Чаю, – разочарованно повторила я.
– А к чаю, я надеюсь, будет кое-что очень для вас интересное.
Я вздохнула.
– В чем причина вашей печали? – спросил Орлиный Глаз.
– Во всем, – сокрушенно произнесла я. – Но больше всего в том, что вы все равно не скажете, что же это будет, даже если я спрошу…
Степан Пантелеевич улыбнулся и спустился с крыльца.
– Выше голову, Катерина Андреевна, – сказал он, уже на ходу. – Скоро вы увидите, как эта непроглядная тьма рассеется под яркими лучами солнца…
Все-таки он иногда странно разговаривает, этот Орлиный Глаз.
Я вышла из состояния задумчивого оцепенения только минут через двадцать после его ухода, да и то потому, что пришел Ваня.
