Лина Филимонова
Тайны Васильков или мое нескучное лето
– Умрешь, но не сразу. Через некоторое время. Но твое умирание начнется с этого момента.
– А что, у него очень страшное лицо? – спросила Галка.
– У него нет лица, – веско произнес Серый. – На месте лица у него пустота.
Эта фраза меня окончательно добила. Я в ту ночь долго ворочалась в постели, пытаясь понять, как это вместо лица может быть пустота. Не чернота, не туман какой-нибудь, а настоящая пустая пустота. Мысли об этом приводили к тому, что я покрывалась мурашками и начинала нервно дергаться от малейшего шума. Как я ни старалась выкинуть эту историю из головы, у меня ничего не получалась. Иногда я забывала о пустом человеке, но, в какой-то момент, оказавшись в сумерках одна, снова вспоминала. И тогда я старалась смотреть только себе под ноги и держаться подальше от любых строений, из-за которых может появиться это жуткое исчадие ада.
Все эти воспоминания стремительно пронеслись перед моим мысленным взором после слов Белки.
– И что? – спросила я, уставившись на нее.
– Что – и что?
– Ты что, испугалась, когда это услышала?
– Да нет, – Белка покачала головой. – Просто мне это кое-что напомнило. – Она быстро взглянула на меня и снова отвела глаза.
– А кто тебе это рассказал?
– Галка.
– Интересно, как это так получилось, что она рассказала тебе об этом именно сегодня? – спросила я, не скрывая подозрительности.
– Ну… – замялась Белка. – Вообще-то это я завела разговор обо всяких страшилках.
– Зачем?
– Так, на всякий случай.
Все понятно. Белка разведывает обстановку. Это я одобряю. Но я не одобряю того, что она действует скрытно, за моей спиной. И при этом смотрит на меня так сочувственно…
– Не пойму, почему ты разговариваешь со мной, как с тяжелобольной, – произнесла я бесстрастным тоном.
– Вовсе нет, – возразила Белка.
– Не нет, а да. И ты, и Ваня…
– Кстати, а где он? – Белка с радостью ухватилась за возможность сменить тему разговора.
– Откуда мне знать?
– Я думала… – начала Белка.
– Больше не думай.
В этот момент у меня в носу вдруг засвербело со страшной силой и я, наконец, разразилась жутким чихом, который практически вывернул меня наизнанку.
– Будь здорова, – благодушно произнесла Белка.
– Да уж, на здоровье не жалуюсь, – я вытирала набежавшие на глаза слезы. – Просто пыли надышалась.
– Может, выйдем на свежий воздух, – предложила Белка.
– Давай, – кивнула я.
Мы вышли и уселись на крыльцо. Только Белка собралась продолжить начатый в доме разговор, как над калиткой показался Ваня, вернее, его верхняя половина.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он.
– Привет, – отозвалась Белка.
– Что это ты тут делаешь? – спросила я сердито.
– Да я просто мимо проходил. Я, вообще-то, к Антону иду.
– К Антону? – переспросила я. – Ну-ну. А это как раз самый ближний путь.
От дома Вани до дома Антона метров пятьсот прямо по улице. Мой же дом находится на соседней улице, практически на краю деревни, и мимо него можно попасть только в лес, на речку и на кладбище.
– А я не ищу легких путей, – высокопарно заявил Ваня, продолжая стоять у калитки.
– Ладно, я пошла, – сказала Белка, – Надо Алинку ужином покормить.
– По-моему, у бабы Груши это лучше получается, – возразила я.
– Все равно, надо проконтролировать.
Белка открыла калитку, протиснулась мимо Вани и удалилась в сторону дома бабы Груши. Я проводила ее взглядом, потом встала и подошла к калитке.
– Ну что? – спросила я. – Пришел меня защищать?
Ваня топтался на месте, видимо, не зная, на что решиться. Если он скажет «да», я могу рассвирепеть, а если «нет»… то вообще, неизвестно, что я выкину. Могу даже обидеться, наверное.
– Ты так смотришь, – пробормотал он, наконец.
– Как?
– Как наш сержант на учениях, – выпалил Ваня.
– Ну, ладно, – произнесла я. – Ты, кажется, шел к Антону. Он, наверное, тебя заждался.
Я отвернулась, собираясь уходить. Но Ваня довольно невежливо, на мой взгляд, схватил меня за руку, которую я поместила на калитку.
– К черту Антона, – почти прорычал он. Потом, взглянув мне в глаза и, видимо, догадавшись, что я думаю о его манерах, продолжил уже совсем спокойным голосом, – я, собственно, и не собирался к нему…
– Ты такой непостоянный, Ваня. То собираешься, то не собираешься.
– Неправда! Я постоянный. Когда надо.
– Отпусти мою руку, – попросила я. – Пока не сломал.
– Извини. Я, кажется, слишком сильно ее сжал.
– Да нет, ничего, – сказала я, потирая запястье. – Кость не сломана.
– А может, вместе сходим? – спросил Ваня. – Прогуляемся заодно.
– К Антону? – удивилась я.
– Можно и к Антону. А можно ко мне зайти по дороге. Ты еще ни разу не была у меня в гостях.
Я, опешив от такой то ли наглости то ли непосредственности, совершенно неожиданно для самой себя, согласилась.
– А что, пошли. Все равно делать нечего.
«Кроме как ждать новых «представлений», – добавила я про себя.
И мы пошли.
Глава 10, повествующая о доблестном защитнике Ване
Я остановилась перед Ваниным домом, заглядывая во двор через калитку, которая доходила мне до подбородка. Это была очень высокая калитка, обычно все калитки в Васильках чуть выше пояса, чтобы удобно было открывать вертушку или щеколду, расположенную с внутренней стороны.
Дом мне сразу понравился. Большой, из толстых светлых бревен, с черепичной крышей и просторной открытой верандой. Забор тоже был деревянный, именно такой, о каком мечтала бабушка, метрах в пятидесяти от дома виднелась крыша ажурной беседки. Но я изобразила на своем личике ухмылку и изрекла:
– Симпатичный домик.
– Тебе не нравится? – заволновался Ваня.
– Ты что, глухой? Я же сказала: симпатичный домик.
– Да, но ты это так сказала…
– Как?! – возмутилась я.
– Так, как будто имеешь в виду прямо противоположное.
– Вы, мужчины, такие чувствительные, – произнесла я, растягивая слова. – И такие капризные. То я не так посмотрела, то не то сказала…
Ваня бросил на меня быстрый внимательный взгляд, и мне сразу расхотелось паясничать.
– Хороший дом, – произнесла я совсем другим тоном.
– Правда? – обрадовался Ваня.
– Если бы я когда-нибудь сама строила дом в деревне, то построила бы что-то в этом роде.
Ваню просто распирало от гордости.
– Это все я сам придумал, – он широким жестом охватил свои владения.
– И построил? – спросила я с ехидцей.
– Строила бригада рабочих, но я тоже немного поучаствовал.
– Стружки собирал?
– Ага, – кивнул Ваня.
Потом схватил меня за руку и затащил в калитку.
– Эй, полегче! – только и успела пробурчать я.
– Я аккуратно, – отозвался Ваня, закрывая калитку на щеколду.
– Если что, у меня в кармане газовый баллончик, – предупредила я.
– Во внутреннем? – спросил Ваня, окинув взглядом мой сарафан.
– Ага, – кивнула я.
От дома исходил восхитительный запах свежего дерева, смолы и еще чего-то… еловых шишек, что ли? А в беседке стоял темно-зеленый диван с широкими деревянными подлокотниками.
– Обожаю такие диваны, – провозгласила я и направилась к беседке, где с размаху плюхнулась на диван. – На эти подлокотники очень удобно ставить чашки с чаем, – добавила я.
– Понял, – сказал Ваня. – Я сейчас. А дом изнутри ты посмотреть не хочешь? – спросил он, остановившись на полпути.
– Ваня, – произнесла я с упреком, – не надо меня торопить. Для начала хватит и беседки.
Ваня еле заметно ухмыльнулся и скрылся в доме.
– Ты что, мне не веришь? – спросила я, допивая вторую чашку чая.
Мы говорили о домах, заборах и беседках, но думали совсем не о них. А в последние пять минут мы вообще молчали на вполне предсказуемую тему. Смеркалось. То есть было уже практически темно, и поэтому Ваня зажег лампу под темно-зеленым абажуром, висевшую низко над столом.
– Конечно, верю, – мгновенно отозвался Ваня на мою реплику.
– Неправда! Я не верю, что ты мне веришь. У тебя взгляд подозрительный. То есть подозревающий. Ты думаешь, что я все это сочинила. Или мне померещилось. Или я сумасшедшая.
– Ничего подобного я никогда не думал, – возразил Ваня. Он немного растерялся от моего напора.
– А я думала. Вот проснулась сегодня утром и подумала: да не может ничего такого быть. Мне все это приснилось. Или померещилось. Или у меня с головой не в порядке.
Ваня неожиданно погладил меня по голове.
– Все нормально с твоей головой.
– Ты правда так думаешь? – спросила я с надеждой.
– А ты, что, всерьез сомневаешься в том, что ты в здравом уме?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Но я знаю, что не может быть того, чего не может быть. А оно есть. И мне страшно.
– Я все время буду рядом, – сказал Ваня и еще ближе придвинулся ко мне.
Его плечо было таким большим, твердым и теплым, что у меня внутри что-то расслабилось и размякло. Мне захотелось прижаться к его груди и разреветься, и реветь долго и обстоятельно, с толком и со вкусом, как в детстве, пока не кончатся все обиды и рот не начнет сам собой улыбаться… Но я не стала делать ничего такого, а, наоборот, начала собираться домой.
– Мне пора, – произнесла я довольно-таки решительно.
– Ты уверена? – голос Вани звучал как-то странно.
– В чем?
– В том, что ты… – Ваня неуверенно замолчал
– Никаким шутникам меня не запугать, – громко произнесла я. – Какова бы ни была их природа, – мой голос в конце этой фразы дрогнул, и Ваня это заметил.
– Ты могла бы остаться у меня, – сказал Ваня безразличным тоном.
– Что?! – Такого я от него не ожидала.
– А я бы пошел к тебе, – продолжал Ваня, как ни в чем не бывало. – У меня в доме совершенно спокойно, никаких странных явлений не наблюдается. А я бы как раз посмотрел, что там у тебя творится.
На какое-то мгновение это предложение показалось мне необыкновенно привлекательным. Было бы так приятно расслабиться и уснуть спокойно, не прислушиваясь к шорохам и не вздрагивая при виде каждой тени.
– Ни за что, – выпалила я, не давая себе возможности додумать эту успокаивающую мысль. – Если я сейчас сбегу, то что потом? Как я потом буду ночевать в своем доме? Или мне вечно скитаться по друзьям и соседям?
– Потом я разберусь, в чем там дело, – пробормотал Ваня.
– В чем ты разберешься? В моих страхах? Спасибо, но вряд ли это возможно. Я должна сама.
– Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь… друга.
– Это будет означать, что они меня победили, – твердо произнесла я, поднимаясь с дивана. – Я иду домой.
– Никогда не видел таких смелых девчонок, – восхищенно произнес Ваня. Мне даже показалось, что в его словах не было ни капли насмешки…
По дороге Ваня свернул разговор на таинственного Степана Пантелеевича. Он настаивал на том, что мне нужно к нему обратиться.
– И что я ему скажу, этому Степану Пантелеевичу? – Воскликнула я. – Что меня донимают призраки? Да ни за что на свете. Он вызовет санитаров, и я в этом буду вполне с ним солидарна.
– Не вызовет. Дело в том, что он… интересуется как раз такими делами.
– Какими – такими? Да еще и делами. Никакого дела нет. Просто кто-то меня разыгрывает.
– Кто?
– Знала бы – убила.
– Может, у тебя и будет такая возможность. Может, Степан Пантелеевич как раз и поможет разобраться, на кого направлять агрессию…
Я неопределенно пожала плечами.
– Завтра, – сказал Ваня.
– Что – завтра?
– Завтра мы поедем к нему.
– Значит, ты так решил? – спросила я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Да, я так решил, – просто ответил Ваня.
И у меня почему-то сразу пропало желание ему возражать. Ну ладно. Завтра так завтра. Поедем, так поедем. Возможно, это будет интересно. К тому же он бабушкин знакомый и записан в ее записной книжке рядом с глазом. Он может что-нибудь прояснить в деле, ради которого я сюда приехала. Нет, ну надо же! Сижу, как репа на грядке, ничего не делаю, и ничего не происходит. То есть много чего происходит, но все не по делу. Я вообще чуть не забыла, зачем приехала в Васильки!
Вспомнив о сокровищах, я повеселела. Надо будет рассказать о них Ване. Или не надо? Он может окончательно решить, что я чокнутая. Мало ей всяких призраков и полтергейстов, она, оказывается, еще и сокровища ищет…
– Я смотрю, твое настроение идет на поправку? – сказал Ваня.
Я и не заметила, как по моему лицу разлилась довольная улыбка.
– Ага, – кивнула я. – Это потому, что рядом со мной такой сильный и такой красивый мужчина. – О господи, что я несу?
Ваня недоверчиво посмотрел на меня и опустил глаза на залитую лунным светом дорогу.
Когда впереди замаячила моя калитка, мои шаги почему-то стали короче, а ноги налились свинцовой тяжестью, так что мне было совсем непросто их переставлять. На меня внезапно накатила волна страха, лишающая сил и способности соображать.
Иногда случалось, что я смотрела фильмы ужасов. Сама не знаю, зачем. Обычно во всех этих фильмах повторяется такая ситуация: что-то страшное уже произошло или были какие-то явные намеки, что произойдет. Но главный герой, а чаще героиня, все равно идет в какое-то жуткое место, причем ночью, причем одна. Это выглядит вовсе не как храбрость, а как глупость или скрытый мазохизм. И все время хочется крикнуть: ну куда же тебя несет, у тебя совсем мозгов нет, что ли? Там же прячется это самое нечто, ужасное и непонятное…
Именно такое ощущение у меня было сейчас. Что-то внутри меня кричало: не ходи туда! Не оставайся одна в темноте, наедине с пугающими скрипами, леденящими душу шорохами и сковывающим движения и рассудок ужасом. Но я шла. Я открыла калитку, медленно зашагала по дорожке, поднялась на крыльцо, нервным движением распахнула дверь, которая ответила мне зловещим скрипом. Я никогда не слышала, чтобы моя дверь так странно скрипела…
Я чуть не забыла про Ваню, как загипнотизированная погрузившись в самые мрачные глубины своего воображения. Ваня нашарил в темноте выключатель и включил свет. Свет вовсе не был ярким и радостным и не озарил все вокруг. Я раньше и не замечала, что лампочка на веранде такая тусклая. Она светила мутным желтым светом, как будто пробивавшимся сквозь толщу воды.
– Спокойной ночи, – сказал Ваня, распахнув передо мной дверь в гостиную.
– Ага, – только и смогла выдавить я.
Я шагнула на порог, причем этот шаг стоил мне невероятных усилий. У меня было ощущение, что я поднимаюсь на эшафот. Я стояла, смотрела вперед и с замиранием сердца ждала, когда за моей спиной закроется дверь. У меня был самый настоящий столбняк, не позволяющий мне не только нормально двигаться, но и связно думать.
– Я буду поблизости, – услышала я далекий голос Вани.
– Что? – я резко обернулась.
– Я говорю, что буду рядом. Тебе нечего бояться.
– Что значит «рядом»?
– Это значит – недалеко, близко.
– Нет, – сказала я. – Я не хочу, чтобы ты спал на крыльце.
– В этот раз я не усну, – пообещал Ваня.
– Я тоже не усну, если буду знать, что ты тут бродишь один, в темноте и холоде.
Ваня улыбнулся.
– По-моему, ночь очень даже теплая, – сказал он.
– А по-моему, жутко холодно. У меня даже зубы стучат.
– Может, они стучат не от холода? – осторожно спросил Ваня.
Я пожала плечами. У меня уже не было сил строить из себя храбрую амазонку. Я очень боялась остаться одна в своем доме, ставшем таким чужим и враждебным…
– Если ты все равно не собирался идти домой спать, и я тоже спать ни капли не хочу, то, может, зайдешь? – скороговоркой произнесла я, не глядя на Ваню.
Ваня шагнул в гостиную и закрыл за собой дверь. Я подошла к окну и задернула шторы, тщательно проследив, чтобы не осталось никаких щелей. Обернувшись, я увидела, что Ваня бродит по гостиной, разглядывая разные сувениры и безделушки, выставленные на застекленных полках. Я без сил опустилась на диван и уставилась в темно-серый экран телевизора. Через секунду я подскочила, как ужаленная. Жуткий скрип или даже потусторонний скрежет пронзил тишину. Какофония звуков завершилась гулким ударом, и я снова рухнула на диван. Часы! Это всего лишь часы, которые в кои то веки решили отбить полночь двенадцатью ударами. Слушая удары часов, я чувствовала, как мое сердце подпрыгивает в груди, причем прыжки эти казались мне хаотичными и неравномерными.
Ваня остановился, глядя на меня и слушая удары.
– Это часы, – зачем-то сказала я.
– Да, – отозвался Ваня. – Интересный экземпляр. Жутко старые, наверное.
– Я думаю, им лет сто. Хочешь чаю? – я вдруг вспомнила о роли гостеприимной хозяйки.
– Я недавно выпил три кружки, – напомнил Ваня.
– Ну тогда… то, что тебе нужно – следующая дверь по коридору.
Надо же, я еще могу шутить…
– Что? – не понял Ваня.
– Там уборная, – объяснила я.
– А-а, спасибо, пока не надо…
Ваня снова прошелся по гостиной из конца в конец.
– Может, ты, наконец, сядешь? – вырвалось у меня. – А то у меня от тебя шея болит.
– Причем тут шея?
– Мельтешишь туда-сюда.
Ваня остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне почему-то стало неуютно под его взглядом и я опустила глаза.
– Как бы то ни было, похоже, они своего добились, – мрачно сказал он.
– Какие «они» и что вообще ты имеешь в виду?
– А ты не понимаешь?
– Нет.
– Посмотри на себя. Ты вздрагиваешь и оглядываешься каждую минуту, твои нервы…
– С моими нервами все в порядке! – воскликнула я с непонятной мне самой злостью.
– Я предпочитаю не закрывать глаза на очевидные вещи, – медленно произнес Ваня.
– Я тоже! Я…
Я опустила голову и закрыла лицо руками. Я слышала, как Ваня подошел ко мне и почувствовала тяжесть его большой теплой руки на своем плече.
– Не могу сосредоточиться и спокойно обо всем подумать, – пожаловалась я. – Я хочу, но мысли расползаются, как тараканы, и остаются одни эмоции.
– Ничего, – Ваня сжал мое плечо. – Ты просто устала. Тебе нужно выспаться. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а утром все будет выглядеть совсем по-другому.
– Утром всегда все выглядит по-другому, – глубокомысленно заметила я. Кажется, способность мыслить начинает потихоньку ко мне возвращаться.
Я отправилась в ванную чистить зубы. Я приняла душ, надела пижаму, сверху нее халат, а на ноги – теплые носки. Только после этого я немного согрелась. Во всяком случае, внутренняя дрожь прекратилась.
Когда я вышла из ванной, Ваня смотрел на меня каким-то странным взглядом. По-моему, так обычно смотрят на хорошеньких котят, щенков и маленьких детей. Он проводил меня до двери моей спальни и остановился на пороге, наблюдая, как я зашториваю окна и складываю покрывало.
– Я оставлю дверь открытой, – сказал он.
– Хорошо, – отозвалась я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало облегчение.
Я улеглась и укрылась одеялом. Ваня все еще стоял в дверях.
– Выключить свет? – спросил он.
Я кивнула. Он протянул руку к выключателю, и комната погрузилась в темноту. Теперь ее освещал только слабый свет, падавший из двери гостиной, которая была расположена перпендикулярно двери в мою спальню. Ваня выглядел как темный силуэт, лица его совсем не было видно. Очертания всех предметов стали размытыми и нечеткими. Ваня сделал шаг вперед. Я замерла, стараясь унять участившееся сердцебиение. Он быстро прошел к окну, отодвинул штору на несколько сантиметров и выглянул на улицу. Пока он стоял у окна, наблюдая за тем, что происходит или не происходит снаружи, я успокоилась настолько, что даже начала зевать.
– Ну, что там? – спросила я сонным голосом.
– Ничего, – отозвался Ваня. – Все спокойно. И тебе спокойной ночи, – добавил он, направляясь к двери.
Мне показалось, что он на секунду остановился, проходя мимо моей кровати, но сразу же пошел дальше и вышел из комнаты, не закрывая дверь.
– Подушки и одеяла в шкафу, – сказала я ему вслед. – Я не думаю, что сегодня они… Они же знают, что ты здесь. Так что ложись спать.
– Я подумаю, – ответил мне Ваня из гостиной.
Через несколько минут в гостиной тоже погас свет. Я закрыла глаза, а когда открыла, было уже позднее утро.
Глава 11, в которой на сцену выходит Орлиный глаз
На кухонном столе лежала записка: «Доброе утро! Ночь прошла без происшествий. Как проснешься, звони». Внизу подпись и время – 9.05. Это чтобы я знала, что он ушел, когда мне уже нечего было бояться… А чего я боялась вчера? Невозможно поверить, что мой дом, такой родной, знакомый и любимый, так пугал меня вчера вечером. Или я действительно схожу с ума на радость моим «циркачам»? Пора все это прекращать. Или оно уже само собой прекратилось?
– Привет, соня, – услышала я голос Вани в телефонной трубке.
– Привет, – радостно ответила я. – Только я не соня. Я уже давно проснулась.
– А чего же тогда не звонишь?
– Боялась тебя разбудить. Я же не знаю, сколько ты сегодня ночь спал.
Почему-то мне было немного неловко говорить на тему сегодняшней ночи.
– Я спал достаточно, – быстро ответил Ваня, не вдаваясь в подробности. – Ну что, едем?
– Куда? – удивилась я.
– Как куда, к Степану Пантелеевичу, конечно. Мы же вчера договаривались.
Ага, договорились, вспомнила я. Только меня никто ни о чем не спрашивал. Так что, кто с кем договаривался, непонятно. Но я не стала поднимать мятеж. К Степану Пантелеевичу, так к Степану Пантелеевичу. Почему нет? Вдруг что-то интересное узнаю.
– Что, прямо сейчас? – я на всякий случай тянула время.
– Можно и не сейчас, если есть какие-то причины откладывать…
– Есть, – сказала я. – Мне нужно голову вымыть. И высушить феном. А то я на пугало огородное похожа.
– По-моему, ты замечательно выглядишь.
– Ты что, видишь меня?
– Я вчера тебя видел…
– Так это вчера. А сегодня у меня на голове черт ногу сломит.
– Ну хорошо, назначай время.
– Через час, – сказала я. – Нет, лучше через два. Ой, – неожиданно вспомнила я. – А как мы туда доберемся? У меня в прошлый раз бензин почти закончился, когда мы с Белкой в Мальцево ездили. И где его тут взять, непонятно.
– Не волнуйся, – успокоил меня Ваня. – Поедем на моем тракторе.
– На чем? А, ну да, ты же у нас тракторист…
Пока я мыла голову, в природе произошли существенные изменения. Солнечная ясная погода сменилась проливным дождем. Лило как из ведра в самом прямом смысле. Дождь громко барабанил по крыше, перебирал листья деревьев и выстукивал марш на перевернутом жестяном ведре, которое лежало кверху дном возле беседки.
Я позвонила Ване.
– Все отменяется?
– Почему это? – удивился он.
– Ты в окно смотрел?
– Ну.
– Думаешь, там асфальт проложен, к этому хутору? Что-то я сильно сомневаюсь. Завязнем в грязи и будем сидеть, пока не наступит глобальное потепление и не превратит болото в пустыню…
– Да мы ж на тракторе! – воскликнул Ваня. – Забыла?
– Забыла.
– Значит, ты уже готова?
– Почти.
– Я буду через пятнадцать минут.
– Ага.
Я высушила волосы, надела сарафан, плащ, резиновые сапоги и, на всякий случай, намазала губы блеском оттенка «персиковый соблазн». Только я полюбовалась в зеркало на результат – стук в дверь. Да что там стук, чуть дверь с петель не слетела. Открываю – Ваня. В джинсах и маечке. Видно, крыша у трактора не протекает. Распахивает галантно дверь и говорит:
– Прошу.
Я вышла на порог и остановилась. Стою, смотрю. А у калитки – что-то среднее между танком и вездеходом, черное, блестящее, с огромными колесами. «Хаммер» называется.
– Это что? – спрашиваю я грозно.
– Это мой трактор, – говорит Ваня и улыбается во весь рот.
Наверное, мечтал полюбоваться, как у меня челюсть отвиснет. Но я усилием воли удержала свою челюсть в нормально положении. Трактор так трактор.
Я надеялась, что дождь быстро закончится, но он только усилился. Теперь он шел сплошной пеленой, стекал по стеклу потоками, с которыми почти безуспешно боролись дворники. Я видела, как из-под колес машины летят грязными фонтанами брызги, и больше ничего. Как Ваня находил дорогу – совершенно непонятно. Через несколько минут мы проехали по тому самому мосту, возле которого я остановилась в нерешительности, направляясь в Васильки. Подумать только, тогда мимо меня проехал Ваня, а я и представить себе не могла…
Кажется, небо чуть-чуть расчистилось, потому что я увидела камень с надписями, а потом мы свернули на какую-то из дорог и оказались в лесу. Здесь казалось, что дождь не такой сильный, но лес от этого вовсе не выглядел дружелюбнее. Он был темным, нахохлившимся и неприветливым. Деревья неторопливо покачивались, кусты ощетинились, как огромные, свернувшиеся в клубок ежи.
Мне почему-то вспомнилась ворона, прогнавшая меня из леса. Может, зря мы едем на этот хутор? Тем более в такую погоду. Там ведь никто нас не ждет, и неизвестно, будут ли нам рады…
Когда мы добрались до хутора, дождь совершенно прекратился. Но тучи на небе не рассеялись, и воздух был так наполнен влагой, что его, при желании, можно было бы черпать половником. Ваня затормозил перед невысоким деревянным забором, из-за которого была видна крыша обычного деревенского дома.
– Ну что, пошли? – спросил он. – Или я сначала схожу на разведку?
– Или я?
– Что? – не понял Ваня.
– Я схожу на разведку, – сказала я.
Ваня открыл рот, но слова застряли у него в горле и он снова закрыл его.
– Такого нахальства я даже от тебя не ожидал, – выговорил он, наконец.
– А почему, собственно…
– Потому что я мужчина. А ты – слабая женщина.
– А, вот оно что… Пошли вместе?
Ваня вздохнул и открыл дверь машины.
Калитка дома Степана Пантелеевича открывалась так же, как и все калитки в Васильках, Мальцево и других деревнях: нужно было просто просунуть руку и повернуть вертушку. А вот дальше все было совсем не так. Как только мы оказались внутри ограды, перед нами, как из-под земли, выросли два блестящих темно-коричневых добермана с цепочками на шеях. Они просто стояли и смотрели на нас, не издавая никаких звуков и не пытаясь причинить нам какой-либо вред, но мне было очень-очень не по себе. Я люблю собак и обычно легко нахожу с ними общий язык, но эти псины явно не стремились к общению. По их глазам я поняла, что мы для них были нарушителями границы охраняемой территории, а, значит, врагами. И у меня не было никаких сомнений в серьезности их намерений.
– Привет, собаки, – беспечно произнес Ваня и сделал шаг вперед.
Тот доберман, что, был ближе к нему, глухо зарычал и обнажил белые острые клыки. Второй смотрел на меня. Видимо, они нас поделили.
– Ваня, – сказала я. – Стой, пожалуйста, на месте.
– Но…
– Никаких «но». Ты что, не видишь, это тренированные собаки. Дипломированные охранники. Они всех впускают, но никого не выпустят без команды хозяина.
– А если его нет дома?
– Тогда нам придется ждать его возвращения.
– Я не думаю, что… – начал Ваня и попытался сделать еще один шаг вперед. Я схватила его за рукав и дернула назад. Собака лязгнула зубами.
– Ваня! – прикрикнула я на него. – Если ты ничего не понимаешь в собаках, то послушай, пожалуйста, меня. Они легко откусят тебе какую-нибудь часть тела, а это может оказаться очень нужная часть…
Собаки внезапно расслабились и отошли, потеряв к нам всякий интерес. Я подняла глаза и увидела, что на крыльце стоит невысокий худощавый пожилой мужчина в очках, джинсах и светло-серой рубашке. Он был похож на профессора, проводящего время на даче, каковым, собственно и являлся. Видимо, он подал какой-то знак собакам, хотя я ничего не видела и не слышала. Хозяин дома не спеша направился к нам, поблескивая стеклами очков.
– Здравствуйте, Степан Пантелеевич, – вежливо произнес Ваня.
Я тоже поздоровалась.
– Здравствуйте, Иван, – отозвался профессор.
– Неужели вы меня помните? – изумленно воскликнул Ваня.
А я думал, что Ваня только слышал о Степане Пантелеевиче. А оказывается, они знакомы… Сплошные сюрпризы.
– Почему вы считаете, что вы можете меня помнить, а я вас – нет?
– Ну… потому что вы… это… а я… нет, – Ваня растеряно хлопал глазами.
– Это довольно точное замечание, – с легкой усмешкой заметил профессор, – хотя оно не полностью соответствует истине. – Здравствуйте, Катенька, – обратился он ко мне. – Можно я буду так вас называть?
– Да, но… – пролепетала я. – Кажется, мы с вами не знакомы…
– Это только кажется, – Степан Пантелеевич подмигнул мне левым глазом. Или мне это померещилось? – Давайте пройдем в мой кабинет.
Кабинет профессора оказался длинной комнатой с высокими потолками, широкими окнами с переплетами и деревянным полом. Из чего сделаны стены, и в какой цвет они покрашены понять было совершенно невозможно, потому что все они, от пола до потолка, были заняты полками с книгами. Похоже, кабинет тянулся во всю длину небольшого дома. Окна затеняли густо разросшиеся кусты сирени и жасмина, поэтому здесь царил полумрак. Дверь располагалась посередине и делила кабинет на две части – прошлое и будущее. Где здесь обитало настоящее, сказать затруднительно.
В левой части кабинета стоял письменный стол темного дерева, огромный и невероятно захламленный. На нем вперемежку лежали книги, старые тетради, отдельные листы и клочки бумаги, а также потрепанная шляпа и надкусанное с одной стороны яблоко. Еще на нем разместилась пара чугунных статуэток, изображающих человеческие фигуры в неестественных позах и глиняная пивная кружка, набитая ручками и остро заточенными простыми карандашами. Возле стола стояло глубокое кожаное кресло, старое и потертое, но выглядевшее очень уютным. В таком кресле приятно сидеть, поджав под себя ноги и расположив на коленях интересную книгу.
Справа от входа, у окна, стоял компьютерный стол, совершенно обычный, с обычным компьютером, правда, насколько я могу судить, довольно новой модели, и обычным офисным креслом. На нем ничего не лежало и не стояло, кроме одинокой мышки на зеленом коврике.
Посередине комнаты, между окнами, напротив двери разместился темно-коричневый кожаный диван, видимо, из одного комплекта с «левым» креслом. Из чего можно сделать вывод, что условное прошлое занимает больше, чем половину комнаты.
Степан Пантелеевич неслышно проскользнул в комнату вслед за нами. Он жестом указал нам на диван, а сам разместился в кресле, придвинув его ближе к дивану.
– Вы очень похожи на Катерину Андреевну, – произнес он, глядя на меня сквозь очки. В вашем возрасте она выглядела точно так же. Правда, носила другую прическу…
– Вы так долго были знакомы? – удивилась я.
– Да, довольно долго. Но еще дольше я был знаком с вашим дедом. Можно сказать, с младенческого возраста.
– Странно, что я вас не знаю…
– А вот я вас прекрасно помню. Как-то я заходил к вам в гости. Вам было лет семь и вы очень любили мороженое… Мне потом очень влетело за то, что я купил вам целых три штуки. Но вы не заболели, нет! Только это оправдывает меня, старого болвана, который поддался на уговоры очаровательной девочки с разными бантиками.
– С разными?
– Как сейчас помню, один бантик был розовый, второй – синий.
– Точно, – сказала я. – Я всегда не могла выбрать и надевала разные. Жаль, что я вас совсем не помню.
– Жаль, но совсем не удивительно, – сказал Степан Пантелеевич. Но, я думаю, вы навестили меня не затем, чтобы предаваться воспоминаниям? – закончил он уже совсем другим тоном.
Я заерзала на диване и бросила беспомощный взгляд на Ваню.
– Я подумал, что вы сможете нам помочь, – начал Ваня. – Я помню, как в прошлый раз, когда мы с вами встречались…
