Макс Баженов
Этнофагия
Но стоять здесь до утра тоже не выход.
– Лампа не вечная, – напомнил я, разорвав плотную тишину, нависшую над этим мрачным могильником. – И напоминаю, что мне ещё кормить кота.
Упоминание о Маркизе чуть развеяло атмосферу безнадёги и ужаса, поселившуюся в наших сердцах. Где-то там всё ещё есть живые, которым мы нужны. Этих людей, увы, уже не вернуть…
– Надо попасть внутрь, – твёрдо заявила Настя. – Это всё равно должны быть мы. Сейчас или потом.... Это придётся убрать.
"Это?!" – подумал я так громко, что чуть не сказал вслух. Настя, видя моё возмущение, поспешила объяснить своё небрежное отношение:
– При церкви, в которой я росла, всегда было похоронное агенство. Перемещение мертвецов – часть повседневности. Уверяю тебя, эти люди выглядят лучше большинства из тех, кто к нам поступал… Они ещё скажут нам спасибо, когда мы их похороним.
Ну конечно! Как я не подумал об этом? Верующим, должно быть, гораздо проще относиться к смерти, ведь они верят в жизнь иную. Это для меня эти кости – последнее, что осталось от их владельцев. Люди и есть их тело, всё оно вместе, включая нервы, кожу и кости. Для Насти же останки, обнаруженные нами, были всего лишь бренной оболочкой, вместилищем чего-то более ценного, чем плоть, и теперь покинувшего этот мир ради более полноценного опыта. Что ж, воистину, блажен тот, кто верует!
– Не помешало бы побольше света, – сказал я, собрав волю в кулак. – Я бы вернулся сюда с необходимым оснащением, взял с собой мешки и инструменты и развесил бы на стенах факелы. Так невозможно работать. О чём вы думали вообще, когда планировали исследование этого убежища?
– Я думала, что мы найдём, где здесь включается свет, найдём ком… компьютер и ты скажешь, работает он, или нет! – повысив голос, сказала Настя. – Откуда мне было знать, что за дверью будет тоннель в ад?
– И что же ты предлагаешь? – спросил я, не желая верить в то, что услышу.
– Я предлагаю начать разгребать. Сделаем столько, сколько успеем, пока есть свет.
Эту работу я бы не поручил даже злейшему врагу. Люди рассыпа́лись в прах у меня в руках. В бледном свете единственной лампы мне то и дело чудились ожившие гримасы мертвецов. Я отрывал им конечности и сгребал их в кучу справа от двери. Настя занималась левой стороной. Было душно, и я начал обильно потеть. Когда с большей частью крупных частей было покончено, оголился пол, покрытый плотным слоем некоей засохшей субстанции бывшей когда-то частью этих тел.
– Откроем, – сказала Настя и схватилась за металлическое кольцо со своей стороны.
В этот раз замок поддался без больших затруднений. Я схватился за массивную ручку и дёрнул дверь на себя. Вопреки моим ожиданиям, новый поток нестерпимой вони не сбил меня с ног. Напротив, дверь чуть приоткрылась, и возникшая тяга сразу же захлопнула её. Мы провозились с ней ещё несколько минут прежде чем смогли надёжно закрепить вход, открыв дверь нараспашку. Для этого пришлось сгрести мертвецов с настиной стороны в более плотную кучу.
Лампа продолжала гореть, и в ней всё ещё оставалось много масла. Похоже, что она могла проработать ещё несколько часов. Честно говоря, это меня расстроило. Мне совсем не нравилось то, что мы здесь обнаружили, и все мои инстинкты кричали, что отсюда нужно срочно уходить, пока не обнаружилось чего-нибудь похуже.
За дверью нас ждал очередной коридор с кафельным полом. Бетонные стены были изрисованы надписями на разных языках. Буквы разного размера громоздились друг на друга, будто ведя какой-то спор. Часть надписей была на англише. Я разобрал несколько. Одна из них, самая крупная, гласила: "WE'RE DOOMED".
Сделав небольшой зигзаг, коридор вывел нас к развилке. Справа был вход в какое-то помещение, слева очередной поворот, ведущий дальше вглубь бомбоубежища. Я пошёл направо и обнаружил там ещё один труп, лежавший напротив чего-то, подозрительно напоминавшего алтарь. Деревянная фигура человека, прибитого к кресту, возвышалась над нами, с укоризной разглядывая всё происходящее. По комнате были разбросаны стулья и всякий мусор. С обеих сторон альтаря стояли почти догоревшие свечи. Спички, которые я использовал, были сделаны из смеси бертолетовой соли, сульфида сурьмы и гуммиарабика. Они страшно воняют, но ради улучшения обзора я готов был потерпеть.
Труп оказался самоубийцей. Он сжимал в руках какое-то навороченное старинное ружьё, направленное в область шеи. Нижняя челюсть была раздроблена, а сам череп расколот в области затылка сквозной пулей.
Оружие! Вот та находка, которая изменит правила игры. Глядя на обстановку, я очень сомневался в том, что мы обнаружим здесь рабочее электрическое оборудование. Похоже, что местные и сами под конец своей жизнедеятельности перешли на примитивные источники света. А вот об оружии такого сказать нельзя. Здесь сухо, следов какой-либо коррозии на железе нет. Даже если эта штука уже не стреляет, наши спецы разберут её на части, изучат вдоль и поперёк и, чего уж там, вполне вероятно, что починят.
Да уж! Не этого ожидает Рафаэль от нашей небольшой операции.
Настя потянула меня к выходу.
– Пойдём, – сказала она. – Тут ничего нет.
– Я бы так не сказал, – ответил я. – Но, так и быть, пошли.
Мы вернулись в коридор и двинулись было дальше, как вдруг услышали позади себя какие-то звуки. Что-то скрежетало и стучало и явно приближалось к нам. Настя впилась мне в бицепс обеими руками, и я почти ощутил, как её душа ушла мне в пятки. Меня снова пронзили мурашки, но на этот раз их природа была совершенно иной. Насколько я помню, единственные люди, которых мы здесь обнаружили, были мертвы. Мой скептический разум мгновенно отбросил версию с живыми мертвецами, и тогда я понял, что мы действительно находимся в опасности. Кто бы сюда ни шёл, он здесь находиться не должен. Как бы в подтверждение моим мыслям из темноты прозвучали гулкие голоса, явно принадлежавшие здоровым взрослым людям. Слов я разобрать не смог. Похоже, они нашли груды костей, сваленные у входа.
Я достал пистолет и направил перед собой. Шаги затихли в тот момент, когда новоприбывшим стало видно отражённый свет, добивающий до них из-за угла.
– Именем Али Хасана и всего человечества! – прогремел суровый мужской бас. – Сдавайтесь или будете уничтожены!
