Макс Баженов
Этнофагия
– Я спросил не об этом.
– Тогда переформулируйте, – попросил Витольд.
– Вы сами его изготавливаете?
– Нет, я закупаю его у единственного поставщика – господина Платонова. Поставки согласованы с союзом агораномов через посредство гильдии адвокатов. Всё легально!
– В этом я не сомневался, – сказал я. – Мне интересно побольше узнать о фермах Фёдора Платонова. Вы много всего у него закупаете? Что именно, если не секрет?
– Регулярно, – ответил Витольд. – В основном травы, соки, экстракты и экзотические штучки растительного происхождения. Я использую всё это для изготовления лекарств и других препаратов.
– Но порошок ка́ту вы покупаете в готовом виде? – уточнил я.
– Именно так. Я не знаю рецептуры, – говоря это, Шпинбергбоцен сделал жест, обозначающий "не-могу-же-я-знать-всё". – Она выглядит не очень сложной, но мне гораздо дешевле брать готовый продукт, чем организовывать производство подобной сомнительной субстанции.
– А что-нибудь ещё из лекарств на его фермах производят?
– Есть несколько необычных составов, – сказал Витольд. – Тамошний химик большой специалист, однако его личность остаётся для меня загадкой. Все дела ведут торговые представители Лаврецких.
– А они здесь при чём? – я уже не удивлялся, слыша эту фамилию, когда дело касалось мутных делишек.
На лице аптекаря мелькнула тень презрения.
– В этом я с вами согласен! – выпалил он. – Они здесь совершенно не при чём, но именно их миньоны устраивают и заверяют большинство сделок между поставщиками и закупщиками. Эдакая паразитическая прокладка. Хотите купить материалы или топливо в среднем и большом количестве? Будьте любезны отстегнуть им процент. Вот только деньги эти пойдут не на улучшение инфраструктуры торговли или логистики – нет, этими словами никто не оперирует столетиями! – на этих словах Шпинбергбоцен не на шутку разошёлся, и перешёл на повышенный тон. – Эти деньги пойдут в карман тому, кто при помощи них возьмёт с вас ещё больше денег в следующем раунде, поскольку инфляцию, которую они же сами и стимулируют своими действиями, никто не отменял! При этом производственные мощности не растут. Видите ли, нельзя! У нас существуют реальные законы, сдерживающие рост среднего бизнеса! Вот такая вот абсурдная ситуация, в которой мы живём, сержант! Ещё какие-нибудь вопросы будут?!
Я смотрел на него и пытался понять этого человека, но не мог. Сначала он показался мне высокомерным нарциссом, затем мелькнули черты жадного дельца, а теперь он с жаром толкует мне о социальной справедливости. Тем не менее, все эти вещи уживались в нём в какой-то своей причудливой гармонии. Одно стало ясно наверняка – передо мной потенциальный союзник.
– Капитан Лебядкин ведёт кампанию против беззакония на улицах и в торговле, – сказал ему я.
– Я знаю, что делает господин Лебядкин, – ответил Шпинбергбоцен. Он уже успокоился и теперь сидел, сложив руки на животе. – Это может дорого ему стоить.
– Действительно? Но вы с ним согласны?
– Я согласен, что нужно что-то менять.
– Думаю, мы с вами поняли друг друга, – сказал я. – Узнайте, что делают эти пилюли, и возможно мы станем на один шаг ближе к переменам.
Витольд сконцентрировал всё своё внимание на маленьком белом шарике, лежащем на столе. Казалось, будто он пытается уничтожить его взглядом.
– Я сделаю, что смогу, – ответил он наконец.
Не знаю, почему, но это дело казалось мне невероятно важным. В таких вещах я предпочитаю слушать свою интуицию. В конце концов, пять серебряков – не столь большая цена за стратегический союз.
Попрощавшись с аптекарем я поспешил обратно к Корпусу, где уже вовсю кипели приготовления к выступлениям официальных лиц. Сцена – а именно, деревянный помост высотой полтора метра – возвышалась над площадью так, чтобы любому пришедшему было видно выступающих. По всему периметру на флагштоках развевались знамёна с нашей символикой, благо погода была ветреная. Задник оформили огромным куском тёмной ткани, на котором красовалась обведённая белой каймой алая эмблема Корпуса – скрещенные кинжал и пистолет. Снизу в изящную ленточку был вписан наш девиз: "Клянусь защищать мир!" Подол сцены был полностью скрыт от посторонних взглядов похожей по текстуре тканью, а саму её отделяли от людей невысокие заграждения, вдоль которых выстроился наш личный состав в новенькой форме. Вот, значит, для кого берегли остатки!
Ну что ж… Надо признать, что выглядело всё это достаточно эпично, даже несмотря на хмурое небо. В суете я и не заметил, что на самом деле вся площадь была украшена традиционными цветами корпуса – красным, коричневым и чёрным. Шеф не поскупился на достойного художника. С такими изображениями хотелось себя ассоциировать. Глядя на всё это я даже испытывал что-то вроде гордости за то, какой путь я в итоге избрал. Представляю, что могут испытывать на этот счёт более романтично настроенные личности. Геральдика всегда была важнейшей частью группового сознания, и Лебядкин, то ли интуитивно, то ли в силу опыта, отдал этому должное при подготовке к мероприятиям. Шеф вообще создавал впечатление человека, который в точности знает, что он делает.
В отличие от меня. Если честно, я к этому моменту уже совершенно расклеился, но служба есть служба, поэтому ваш покорный слуга оказался позади сцены вовремя. До главного входа в Корпус от непрозрачного задника оставалось ещё метров пятнадцать. В этом пространстве хранился реквизит и куча всякого хлама. Шеф стоял на крыльце и разговаривал с кем-то из важных людей, поэтому я встал на каменной лестнице неподалёку от них, ожидая, пока меня заметят. Попрощавшись со своим собеседником крепким рукопожатием, Лебядкин подозвал меня к себе.
– Что у тебя? – жёстко спросил он. – Чёртов выход задерживается! Говори, пока есть время.
Сквозь тяжелую ткань задника сцены до нас доносились приглушенные голоса толпы. Их ожидания висели в воздухе подобно дождю, который вскоре обещало городу серое небо.
– Убийца работает на Лаврецких, – сказал я. – У меня есть свидетель, написавший письмо Беорну по указке убийцы.
– Это он тебе сам сказал?
– Я напишу рапорт чуть позже, капитан, – пообещал я.
– Да неужели? – делано впечатлился он.
Видно было, что мысли его заняты вовсе не этим.
– Капитан, я прошу выписать ордер на обыск владений Лаврецкого! – потребовал я. – Всё указывает на него.
– Нет, – коротко ответил Лебядкин.
– Но мы знаем, что Илюша заказал убийства фамильяров, и молчим! – возмутился я. – Мы знаем, что Лаврецкий помогает отобрать Амфитеатр у города, и тоже молчим! А теперь мы знаем, что кто-то из его шестёрок был последним, кто видел Беорна в живых! И об этом мы тоже промолчим? Давайте уже придём к нему и…
– …посмотрим только на то, что они нам покажут, – закончил за меня Лебядкин. – Ты ни хрена не понимаешь в этой ситуации, Муромский. Если я ударю сейчас, то Лаврецкий попробует выставить меня узурпатором или идиотом – что он и без того делает при помощи бумажной продукции производства господина Дудочника. Ты имел честь видеться с ним с утра. А уже к обеду они наладили выпуск таких вот пасквилей.
Капитан протянул мне листовку с карикатурой. На ней был нарисован он сам, рубящий топором сук, на котором сидит. Надпись над картиной гласила: "Капитан-Болван!"
– Но когда мы сможем сделать свой ход? – недоумевал я. – Убийца не дремлет! Мы так и будем сидеть и ждать, пока он заберёт чью-то ещё жизнь?
Капитан сделал полшага вперёд и, встав ко мне вплотную, сказал:
– Пора расставить приоритеты, Артём. Ты больше не можешь просто быть стражем. Я уже говорил тебе – ты по уши в этом дерьме. Ты не можешь ничего требовать, не можешь спасти всех и уж точно не сможешь выйти чистеньким. Это больше не какая-то понятная игра по правилам, не карьерная лестница. Забудь про режиссёра! Сейчас ты должен убедить капитанов в своей доброй воле, а мне нужно увериться, что наши союзники действительно находятся на нашей стороне. И только потом мы сможем действовать. Нельзя бить, пока кулак не сжат по-настоящему крепко! Если ударим сейчас, то погибнем сами и тогда уж точно не сможем никого защитить. Ты это понимаешь, Муромский?
В тот самый момент, когда я открыл рот, чтобы ответить, прогремел оглушительный взрыв. Такого я не ощущал никогда в своей жизни. Время словно замерло. Глухой удар сотряс землю, и я почувствовал, как вибрация пробежала по моим ногам, заставив сердце замереть в груди. Пыль и обломки взметнулись в воздух. Я инстинктивно наклонился, укрываясь за каменными поручнями. Взрывная волна прокатилась по мне, заставляя зажмуриться от нестерпимого потока света и звука. Открыв глаза, я заметил, как кусок металла вырвался из облака пыли и, со свистом рассекая воздух, вонзился прямо в плечо капитана. Тот издал хриплый звук и рухнул на землю.
Я замер, не веря своим глазам.
– Капитан! – закричал я, бросившись к нему.
Его лицо исказилось от боли. Он попытался подняться на локтях, и я увидел кровь, сочащуюся из раны. Сердце в моей груди заколотилось чаще.
– Держитесь! Я вас вытащу! – крикнул я, прикрывая его собой.
Толпа за сценой взревела в панике. Крики людей и вой зверолюда смешались с треском разрушающегося дерева и грохотом падающих предметов. Я увидел, как некоторые бросились в стороны, другие же остались на месте, не понимая, что происходит. Я чувствовал, что действовать нужно быстро и в несколько движений оттащил капитана за каменный выступ, где помог ему усесться.
– Отвали, со мной всё в порядке! – сказал он, оправившись от первого шока. – Просто царапина! Иди и выясни, что происходит! Организуй эвакуацию! Пошёл!
– Зажмите рану! – крикнул я напоследок и под брань капитана бросился к краю сцены, стараясь не споткнуться о щепки и обломки.
Вокруг царил хаос: люди, фамильяры и урсы метались в разные стороны, кто-то падал, кто-то пытался помочь другим подняться. Задник сцены был разорван, а место взрыва превратилось в большую чёрную яму среди развалин. Я насчитал множество погибших, на первый взгляд не меньше двадцати. Все, кто был перед сценой попали под основной удар. Тем, кто стоял по бокам, пришлось чуть полегче.
Я окрикнул нескольких рядовых, отделавшихся лёгким испугом, и приказал им искать наших, чтобы организовать спасательные работы. Дым рассеивался, горожане по большей части разбежались с площади, и за всем этим остывающим шумом я услышал вдруг странные серии глухих щелчков, доносящиеся со стороны Корпуса. Взлетев по лестнице, я увидел, как капитана собирают в охапку несколько бойцов. Они явно собирались отнести его внутрь, в лазарет.
– Подождите! – крикнул я, достал пистолет и, обогнав их, оказался у главного входа.
Щелчки становились громче. Иногда они звучали так часто, что сливались в непрерывный треск – т-р-р-р!!! При каждом таком звуке мне почему-то хотелось моргать.
Открыв тяжёлую входную дверь, я попал прямиком в королевство ужаса. Среди битого стекла лежали тела пятерых стражей. Я узнал троих из них, и в моей груди будто разверзлась чёрная яма. Ноги и руки вдруг стали ватными, а биение сердца начало ощущаться где-то в животе. Я оторвал взгляд от своих мёртвых товарищей и увидел на стенах и мебели, повсюду, куда ни посмотри – пулевые отверстия. По крайней мере, они напоминали пулевые. Их количество внушало ужас. Мой двухзарядник показался мне бесполезной игрушкой.
Снова раздались хлопки и какие-то крики. Из-за особенностей архитектуры Корпуса, понять, откуда исходит звук, было почти невозможно. Где они? На втором этаже?
Нагнувшись, я прокрался через фойе к стойке дежурного, также изрядно пострадавшей, присел на колено и прислушался. Фойе занимало оба этажа. Метрах в семи справа и слева от меня находились две лестницы, ведущие наверх.
Звуки приближались, и напряжение росло с каждой секундой. Бессонная ночь и все прочие неурядицы, словно сговорившись, напомнили о себе одновременно и ударили по моему организму скачком давления. В висках застучало, а вспотевшая ладонь едва удерживала пистолет.
Вдруг я увидел какое-то движение на втором этаже. Чуть подавшись назад, я попробовал заглянуть на площадку, нависающую надо мной, и заметил там знакомое лицо. Это был Марат. Он выглядел испуганным, что на его обычно героической физиономии смотрелось обескураживающе неуместно. Гусейнов специально привлёк моё внимание ради одного единственного жеста – приложенного к губам указательного пальца. Он просил меня, нет, он молил заткнуться и не двигаться.
И тут до меня дошло, что кроме нас с ним здесь до сих пор почему-то никого нет. Неужели все просто разбежались?
Голоса усиливались, и я наконец определил, что они исходят с обратной стороны стойки. Там находился вход в камеры предварительного заключения. Я затаился, держа пистолет наготове, но чувствуя себя при этом мышью, выбежавшей на открытое поле. И что дёрнуло меня пойти сюда? Долг? Самоуверенность? Думать об этом было поздно.
Услышав громкий топот, я сразу вслед за этим разобрал слова:
– Ну! Пошевеливайтесь!
Эти сволочи находились в каких-то десяти метрах от стойки. Единственное, что сдерживает их от того, чтобы убить меня – несколько непрозрачных слоёв дерева. Я слушал их неровное дыхание, как оно отражается от стен и заполняет фойе их кровожадным азартом, и старался ни о чём не думать.
– Чисто! – закричал кто-то издалека
– Чисто! – вторил ему напарник.
– Куда вы нас тащите? – раздался молодой взволнованный голос.
– Заткнись! – последовал ответ. – Пошли!
То, что произошло дальше будет трудно описать. Я помню лишь последовательность изображений. Сначала надо мной возник человек в чёрном. Его лицо было скрыто серой тряпичной маской, а руки сжимали нечто очень похожее на ружьё. Чтобы направить на него пистолет, мне пришлось бы развернуться всем корпусом. Без шансов.
На мгновение наши глаза встретились, и я узрел в них свой смертный приговор. Это был взгляд человека, который убивает ради удовольствия. Я закрыл глаза, приняв неизбежное одним решительным выдохом. Какую-то бесконечно малую долю секунды я, наверное, и был мёртв, но вдруг меня разбудил короткий возглас, словно пришедший из другой вселенной:
– Нет!
Человек в чёрном мельком взглянул наверх, и этого времени мне хватило, чтобы чуть развернуться и выстрелить. Отдача болезненно ударила в основание запястья, но цель была достигнута. Раненый в бок боец отступил на шаг назад. Его левая рука отпустила оружие, и я успел нажать на второй спусковой крючок – на сей раз из более удобного положения. Пуля попала ему в грудь. Его отбросило ударом, и он начал стрелять, не целясь. Первая очередь ушла в стойку дежурного слева от меня, разрывая в щепки то, что от неё осталось. Звук был такой громкий, что было больно ушам. Подчиняясь исключительно бессознательному, я метнулся в обратную сторону к лестнице, теряя из вида своего противника. В этот момент раздались новые выстрелы справа, но я успел распластаться по полу прежде, чем пули пронзили меня насквозь. Два громких хлопка сверху оборвали серию, выпущенную мне в спину, и в фойе раздался вопль:
– Серый!
– Он мёртв! Беречь патроны! Пошли-пошли!
Кажется, они решили бросить своего и предпочли уйти. Я лежал на бетонном полу в пыли́ и ще́пе, сжимая в руке ставший бесполезным пистолет, и пытался смириться с собственным бессилием. Мне не оставалось ничего, кроме как ждать, пока они уйдут, и пытаться унять бешеный ритм своего сердца. Только когда звуки совершенно стихли, я позволил себе встать и осмотреться.
При взгляде на трупы, я поблагодарил судьбу за то, что не присоединился к ним. Понятно, почему не нашлось других желающих повоевать с этими ребятами. Подобной мощи просто нечего противопоставить. Первая же очередь расставила всё по своим местам. Подумать только, рабочее автоматическое оружие… Приручённая смерть. Сила, способная забрать десятки жизней за считанные секунды! Разное можно услышать о находках времён зарождения Альянса, и бо́льшая часть этих слухов – чушь. Но сегодня ночью я собственными глазами видел похожий прибор в неплохом состоянии в бомбоубежище. А сколько таких бомбоубежищ по Альянсу? И у кого ещё есть такое оружие? Очевидно, что в дальнейшем оно сыграет ключевую роль. Готовы ли мы ответить симметрично? И главное, кому?
Я подошёл к трупу нападавшего и ногой отодвинул от него автомат – так вроде назывались эти штуки до Коллапса. Кто вообще мог осуществить такое нападение? Неужели, хасановцы? Уж больно похожа экипировка, можно сказать, идентична…
Если это так, то следовало признать, что мы в полной заднице.
– Сержант! – услышал я негромкий полушёпот.
Это был Марат. Он по-прежнему был наверху. Я развернулся к нему и со всей искренностью сказал:
– Спасибо, Марат! Ты спас мне жизнь!
– Я промахнулся, – сказал он, пожав плечами.
– Ты его отвлёк!
– Это да, но…, – ответил он. – Спрячьтесь, сержант! Вдруг они вернутся?!
– Я так не думаю, – сказал я. – Свой улов они унесли.
– А что там за грохот был снаружи?!
– Капитан! – воскликнул я и ринулся к дверям, но они открылись сами собой.
В проходе появились Бацев и Поляков. Оба держали пистолеты наготове. За ними толпились наши коллеги.
– Бросай оружие! – закричал кто-то из них.
– Бросай пороть чушь! – огрызнулся я. – Где капитан?!
– Эвакуирован в госпиталь! – ответил кто-то после неловкой паузы.
– Бегом внутрь! Соберите раненых!
Повернувшись к ним спиной, я вернулся в фойе и осмотрел автомат. Похоже, убийца полностью разрядил боезапас. Я одолжил у двоих убитых офицеров их оружие и запасные патроны, оставив свой пистолет на полу. Бойцы Корпуса, зашедшие внутрь, пытались отойти от шока.
– Ма-а-ать моя женщина… Что здесь произошло? – спросил кто-то из них.
– Вооруженное вторжение! – сказал я. – Не стойте студнем! Проверьте камеры предварительного заключения. Ищите раненых!
Началось какое-то шевеление. Марат сбежал ко мне по лестнице и тоже вооружился.
– Надо бы их проследить, – сказал я. – Бацев! Поляков! Вы за нами.
– Ты ненормальный, – в восхищении сообщил мне Марат.
Мы кивнули другу другу и пошли искать путь, которым эти ублюдки проникли внутрь. Сделать это оказалось не трудно, поскольку они всю дорогу несли с собой хаос и разрушение. На входе в правое крыло мы обнаружили ещё двоих убитых. Оба были одеты в кадетскую форму. Даже если бы они и хотели, всё равно ничего не могли бы сделать. Их расстреляли в упор, как скот, не зная пощады. От осознания этого внутри у меня всё забурлило, словно моя душа превратилась в кипящий суп, который вот вот выплеснется из тела. Я не мог представить себе, чтобы человек сделал такое, оставаясь в своём уме. Чёртовы психи!
Так, двигаясь по следам проникновения мелкими перебежками и копя злость, мы оказались во внутреннем дворике. Картина, открывшаяся нам, ужасала. Из восьми человек, найденных здесь, только трое были ранены, и те притворялись мёртвыми до тех пор, пока не убедились, что мы свои. Всех остальных смерть застала врасплох. Лишь вековечный дуб, растущий посреди Корпуса, словно и не заметил произошедшего.
Я отослал Бацева назад, чтобы он позвал на помощь.
– Куда они пошли?! – спросил я трясущегося в поту кадета, которому отстрелило несколько пальцев на правой на руке.
– Помогите! Помогите, пожалуйста! – только и смог выдавить из себя он.
– Они зашли с псарни! – срывающимся голосом крикнул мне рядовой, раненый в голень. – Позовите медика, сержант, умоляю! Очень больно!
– Уже позвал! – рявкнул в ответ я.
И вдруг словно духи предков воззвали к моей натуре и потребовали от меня действия. Нечто большее, чем я сам, поднялось внутри и расправило крылья. Оно хотело объединить своё племя и внушить ему уверенность.
– Какова наша клятва?! – услышал я свой собственный голос, подчиняясь этому иррациональному импульсу.
Ребята переглянулись. Раненый рядовой надул щёки и чуть ли не заплакал.
– …клянусь защищать мир! – сказал Марат негромко.
– Не слышу! – подзадорил их я, пьянея от охватившего меня куража.
– Клянусь защищать мир!!! – крикнули все, кто присутствовал, включая меня.
– Помощь в пути, – пообещал я пострадавшим и направился в сторону псарни. – Поляков! Гусейнов! За мной!
Дверь была открыта нараспашку. Я с замиранием сердца заглянул внутрь, но не обнаружил ожидаемой кровавой бани. Пройдя внутрь, я постучал в одну из комнат для передержки, откуда доносился приглушённый собачий лай.
– Стража! – крикнул я, стараясь держаться подальше от входа. – Откройте!
– Открыто! – ответил голос Пети-Саши.
Я потянул ручку на себя, и вдруг дверь ударила меня прямо в лицо. Обалдело отступив назад, я увидел того самого пса, что привёл меня сначала к Беорну, а потом и к Елисею, (что бы там ни говорил об этом Петя-Саша). Он радостно гавкнул, подбежал ко мне и попытался поставить на меня передние лапы. Я присел на колено и почесал ему за ухом. Хоть у кого-то сегодня дела пошли на лад. Пора бы дать ему кличку, что ли…
Эту мысль прервал показавшийся из-за двери испуганный до чёртиков Петя-Саша.
– Он-ни ушли? – спросил он, заикаясь. – Гд-де К-касторыч?
Никогда не видел, чтобы он заикался.
– Не знаю, – сказал я. – Но ты лучше уходи. И собаку забери. Кто-то ещё кроме вас тут был?
– Нет, – ответил он. – Н-наши все были на площади. Или н-на обеде. Кто как.
– Всё, иди, – сказал я. – Не мешай.
Мы пропустили его вместе с собакой назад и двинулись дальше по коридору во внешний дворик псарни. К счастью, нападавшие оказались милосердны к братьям нашим меньшим, и никто из питомцев псарни не пострадал. Собаки сходили с ума в своих вольерах, им было страшно, но все они были в полном здравии. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о Касторыче. Его хладный труп лежал в луже крови посреди полосы препятствий. На теле кинолога я насчитал как минимум три ранения. Каждое из них было фатальным само по себе. У меня возникло такое ощущение, что его добили. От этой идеи мне стало не по себе. Буквально несколько минут назад я и сам был на волоске от смерти, и мысли о том, что было бы, случись всё чуть иначе, теперь, наверное, навсегда останутся со мной. Но пока что им нельзя давать хода.
Я изучил местность на предмет чего-нибудь необычного, и заметил, что с одной из бетонных стен псарни свисает три одинаковых каната. Через минуту мы втроём карабкались по ним. Марат пришёл к финишу первым, и это его чуть не погубило. Стоило ему показать голову над карнизом, как на относительном удалении раздался уже знакомый нам треск, и через секунду пули с сухим шлепком врезались в стену неподалёку. Испугавшись, Марат отпустил было руки и чуть не упал, но всё-таки успел схватиться за канат.
– Ну? Видел их? – спросил я.
– Нет, – сказал Марат. – Ни хрена себе, дальность! Сколько была задержка между звуком и попаданием? Секунда? Полторы? Да он пальнул метров с пятиста!
Не удовлетворившись его ответом, я попробовал исследовать вопрос самостоятельно, внемля, разумеется, опыту коллеги. Едва мои глаза выглянули наружу, я понял, в чём наша проблема. Дорога всё время поднималась наверх. Она проходила мимо псарни, поворачивала налево и там наверху впадала в другую дорогу, которая уже вела прочь из города. До определенного момента мы будем у них как на ладони, а после убийцы смогут попасть в любую дикую гавань острова.
Это фиаско. Корпус Стражей – защитников этого мира – был публично побит и унижен на своей же территории.
– Отставить погоню, – сказал я, с трудом приняв очевидное. – Нам их не поймать…
