Ольга Кавер
Исцеление от большой потери: как справиться с болью и горем и восстановить свое подлинное «я». Выжить и не сойти с ума: После потери ребенка
В одиннадцатой главе я рассказываю о важном уроке, вынесенном мной из личного горя. Как пример, я включила сюда сессию по методике «Жизнь между жизнями», которая позволила мне объединить полученные знания и использовать их в жизни. Ваши выводы могут быть другими. Но вы можете следовать предложенным рекомендациям, чтобы определиться с собственными умозаключениями.
Наконец, я хочу подарить вам немного вдохновения. Великую утрату можно не только пережить, но и сделать жизнь лучше, чем раньше. В двенадцатой главе я расскажу об одном своем пациенте, который успешно исцелился после сложного развода. Хоть горе и может быть очень болезненным, оно освобождает нас от шаблонов, ограничивающих духовное развитие, позволяет найти новое направление и следовать за забытыми надеждами и мечтами. Связь с внутренним руководством осветит дорогу и подскажет путь.
Как пользоваться книгой
Книга принесет наибольшую пользу, если читать главы в представленном порядке. В конце некоторых глав вы найдете краткое изложение рекомендаций по исцелению. Также приводятся упражнения для выполнения в конце каждой главы. Пожалуйста, держите рядом блокнот, чтобы записывать ваш опыт выполнения занятий, а также мысли и чувства, возникающие у вас при прочтении книги. На сайте www.healingfromgreatloss.com доступны дополнительные ресурсы.
На каждом этапе пути я буду рядом с вами и вашей душой. С огромным сопереживанием желаю вам удачи на пути к исцелению.
Глава первая. Моя великая утрата
13 ноября 2016 года – худший день в моей жизни. Это был третий день после операции на колене, и любая медсестра скажет вам, что он самый сложный. Но все померкло в сравнении с моей личной трагедией, которая произошла в тот момент. Неожиданно умерла моя уже взрослая и единственная дочь. Мне показалось, что большая часть меня умерла вместе с ней.
История моей потери
За восемь лет до смерти дочери ее жестоко изнасиловали и ограбили, после чего у нее развился посттравматический стрессовый синдром с агорафобией, серьезная тревожность и депрессия. Агорафобия – тревожное расстройство, при котором человек избегает ситуаций и мест, где может чувствовать себя в ловушке. Состояние дочери было настолько тяжелым, что она боялась выходить из дома, и оно могло длиться несколько лет или даже всю жизнь.
Чувствуя свою беспомощность, я позвала дочь жить со мной. Она находилась под наблюдением психиатра и принимала сильные лекарства, чтобы контролировать симптомы. Я очень сопереживала ей, потому что она казалась беззащитной и сломленной. Почти каждая минута моей жизни была посвящена тому, чтобы помочь ей пережить это.
Я не бросила практику духовной гипнотерапии и не приостановила всю остальную деятельность. Все продолжалось, и со стороны выглядело, словно ничего не поменялось. Тем не менее ее благополучие стало центром моего мира, основываясь на нем, я планировала свои дни. Когда ее дела шли не очень хорошо, то и для меня все казалось неправильным. Главной моей обязанностью стало помогать ей поправиться, и хотя я продолжала заниматься своими делами, мыслями я была сфокусирована на другом.
Иногда ей становилось лучше, а потом снова хуже. Дочь сломала ногу, у нее случались приступы астмы, проблемы с зубами и всевозможные мелкие проблемы со здоровьем. Она была настолько напугана, что даже боялась открыть дверь. Несколько дней рождения и праздников мы провели в приемном покое больницы, и я отчаивалась помочь ей все больше и больше. Мне казалось, что это моя обязанность как матери, и с моим образованием в сфере психологии я должна была справиться. Мое беспокойство росло, ведь никакого долгосрочного улучшения не наблюдалось.
Между тем я старалась не отставать от всего остального. Это поставило под удар мои романтические отношения с давним партнером, большую часть времени я была истощена и разочарована в жизни. Моя дочь почти постоянно находилась в депрессии, а я так сильно старалась воодушевить ее.
В самое ужасное время она познакомилась с парнем в интернете, у них завязались отношения через онлайн-чаты, и они стали довольно близки. Впервые после жестокого нападения она была готова сходить на свидание, и они начали встречаться. Но отношения были хаотичными и нестабильными, за короткий промежуток времени она пережила невероятные взлеты и падения. Из-за последних дочь стала принимать еще больше таблеток от тревожности, что обеспокоило меня.
В конце концов, ей все надоело, она рассталась с тем парнем, после чего впала в худшую депрессию и ушла в себя. Я испугалась, что она становится зависимой от рецептурных препаратов, поэтому еще сильнее старалась поддерживать ее.
Лето было сложным, но казалось, что моя дочь добилась значительного прогресса: начала говорить о будущем, и мои надежды взлетели до небес. Мы вместе работали над тем, чтобы уменьшить ее зависимость от лекарств, и шли к успеху. По моему мнению, ей становилось лучше, поэтому я согласилась сделать операцию на колене, которую до этого откладывала. Дочь строила планы, даже начала искать работу.
Мы говорили об операции, а она поделилась тем, какие блюда собирается готовить, пока будет заботиться обо мне после возвращения домой. Меня воодушевил ее энтузиазм, я с нетерпением ждала возможности провести с ней то особенное время после госпитализации, когда наши роли поменялись бы местами. Я готовилась к операции и верила, что светлое будущее вот-вот наступит.
Две ночи после операции она провела со мной в больнице и выглядела такой расслабленной, какой я не видела ее долгое время: шутила по поводу того, что будет следить, чтобы я делала нужные упражнения. В утро, когда она собиралась уходить, я даже смогла проводить ее до лифта. Последними словами, сказанными друг другу, были «я люблю тебя».
Позже я не могла до нее дозвониться, но предположила, что она просто спит. Беспокойство овладело мной лишь на следующее утро, когда она все еще не брала трубку. Я уже собиралась связаться со своим кавалером и попросить его заглянуть к нам домой и проверить, как она, когда испытала ужасающее чувство.
Я отдыхала после завтрака и до физиотерапии, но вдруг почувствовала слабость, головокружение и легкую тошноту. Мое самочувствие ухудшалось, я собиралась позвать на помощь, но поняла, что слишком слаба, чтобы двигаться. Даже дышать стало сложно, я вдруг осознала, что умираю. Интересно, что мне не было страшно, наоборот, я испытывала спокойное чувство неизбежности.
Не знаю, как долго это продолжалось, потому что не чувствовала времени, вероятно, не более пятнадцати-двадцати минут. Внезапно все симптомы ушли так же быстро, как появились, и я была в порядке. Медсестра осмотрела меня, проверила жизненные показатели, все оказалось в норме. Мы обе были озадачены произошедшим.
Как только приехал мой партнер, я отправила его проверить дочь. Он довольно долго не возвращался, и я снова забеспокоилась. Когда он вернулся с новостью, что нашел ее на кровати без сознания, я была в шоке. Он незамедлительно вызвал «скорую», врачи которой сказали, что она уже мертва. О следующих нескольких часах я мало что помню, оцепенение овладело мной.
Поначалу мы не имели ни малейшего представления о том, что произошло с дочерью. Ее ингалятор был найден рядом с ней, поэтому предварительно нам сказали, что причина смерти могла быть связана с астмой, но требовалось провести вскрытие. Судмедэксперт установил время смерти между девятью и одиннадцатью часами утра. Я сразу поняла, когда это произошло, потому что интуитивно чувствовала, что это и стало причиной моего тревожного эпизода. Я испытала что-то вроде совместного переживания смерти, хотя и не знала в тот момент, что это было.
Совместное переживание смерти традиционно описывается как глубокий духовный опыт наблюдателя рядом с умирающим человеком. Некоторые даже говорят о том, что видели душу человека, покидающую тело, и они проводили ее к свету[1]. Уильям Питерс, основатель и исполнительный директор проекта Shared Crossing, изучает широкий спектр переживаний, которые люди могут переживать до, во время и после смерти другого человека[2]. О том физическом опыте, который был у меня (в другом месте и даже не подозревая о том, что человек умирает), сообщают крайне редко, это очень интересный феномен.
