Ольга Ворон
Инициатор
7. Война
Печать отец Владимир снял сразу. Молча наложил руки и легко сковырнул восковую печатку с вздрогнувшей девушки – только розовое пятно осталось на коже.
– Машину мы вычислить не смогли, но то, что сектанты используют места не для всей процедуры, а только для её окончания, стало ясно с самого начала, – степенно говорил командор Борислав, тяжёлой широкой походкой двигаясь рядом с отцом Владимиром.
Алиса, не вмешиваясь в разговор людей, шла чуть впереди, выбирая наиболее короткую и безопасную дорогу к дому.
Отец Владимир покосился на товарища:
– Полагаешь, что место обряда найдено?
– Не сомневаюсь, – кивнул командор. – Завтра можно будет поставить точку.
– Будешь поднимать команду или надеешься справиться своими силами?
– Её хватит, – кивнул на задеревеневшую спину девушки отец Борислав.
Отец Владимир покачал головой и так же отстранённо спросил:
– Девица не производит впечатления… Ну, да ладно. Многое поменялось за время, как меня удалили из Ордена, так, может и таковой уровень уже достаточен. Как точку-то намерен искать?
Командор пожал плечами и едва заметно улыбнулся:
– Предполагаю, что территория, которую надо проверить, вряд ли превышает гектар… Алиса?
Девушка на мгновение закрыла глаза, вдыхая свежий ночной воздух, словно колонку новостей:
– Девять тысяч шестьсот пять квадратных метров.
– Не чрезвычайно большая площадь, – удовлетворённо кивнул наставник, – Вполне покрываемая двумя инквизиторами. Как считаете, отец Владимир?
Священник вытащил из глубин рясы платок и аккуратно обмакнул запотевший лоб. Улыбнулся поклонившимся прохожим, благословил, но глаза оставались настороженными. Он размышлял, прекрасно понимая, что стоит за предложением.
– Да, – наконец, ответил он. – Думаю, что для двоих это немного.
Наставник Борислав кивнул.
– Тогда предлагаю завтра встретиться уже здесь. Южный сектор оставлю за вами, отец.
– Премного благодарен, – чинно склонил голову священник.
– Когда они начнут, мы придём, – уверенно подвёл черту командор. – Запах боли будет нас вести.
Идущая впереди Алиса дёрнулась и, на ходу чуть повернувшись к мужчинам, проинформировала:
– Опасность для предполагаемой жертвы превышает допустимые значения.
Наставник кивнул и пояснил в одеревенелую спину девушки, продолжающей движение:
– Войны без жертв не бывает, Алиса. А мы на войне. Пусть это война лишь в таких редких прорывах выходит на столкновение жизни и смерти в мире телесном. Это война за души, и война в душах. И девушка, которая будет мучиться завтра, и которую мы спасём, если будем усердны и богу это будет угодно, всего лишь воплощение этой войны. Воплощение и наша жертва светлому, что укрепит силу божьего замысла.
Она прошла несколько шагов, не меняя спокойного выражения лица, а потом отозвалась:
– Я не понимаю.
– Ты знаешь о битве добра и зла, для которой тебя готовили, что же ты хочешь понять больше? – терпеливо спросил Наставник, косясь на молчаливо шагающего отца Владимира.
– Как жертва тёмному становится жертвой светлому?
Наставник усмехнулся, понимая, что она не видит, но чувствует его усмешку.
– Вопрос наивен, но корректен – в ином случае я бы указал на послушание очищения… – и вдохнув ночного воздуха, ответил, понизив голос: – От того, каким был обряд – во славу божью или во славу его противнику, – зависит преумножение силы тёмного или светлого в мире. Но бог есть высшее, породившее и светлое и тёмное, потому, если обряд и проводился во славу хозяина преисподней, но наши деяния его остановят, а девушка умрёт, то обряд смерти во имя злого станет с божьей и нашей помощью обрядом жертвоприношения одной для остановки прихода дьявола и спасения многих. Значит, душа её будет очищена от грехов прожитой жизни и вознесена к светлому, как мученица за святое дело.
Алиса склонила голову. Отец Борислав удовлетворённо повернулся к коллеге и улыбнулся на его настороженный взгляд:
– Она действительно молода. Только второй год как инициирована.
Священник понимающе кивнул, а потом поинтересовался:
– С каких пор стали брать настоль юных девушек?
Наставник тонко улыбнулся, словно ведя светскую беседу за чашечкой кофе:
– Практику инициации людей в зрелом возрасте, с хорошей боевой подготовкой и опытом нам пришлось прекратить, как малоэффективную. Большие дивиденды приносит подготовка людей в период пика полового развития, конечно, держа под контролем сексуальную энергию и направляя её на инициацию. Такие бойцы менее профессиональны, да, меньше знают и умеют на момент инициации, но зато фактически без обучения легко овладевают интуитивными практиками. А у Алисы высокие возможности в этой сфере, тем более, что им ещё суждено развиться, – пояснил наставник, с едва заметной гордостью смотря в напряжённо выпрямленную спину ученицы: – Но пониманием девочка ещё чисто дитя.
– Гармония баланса, – кивнул отец Владимир и вздохнул: – Но странно слышать такое сравнение о представителе нечистого рода, который уже пригубил и не раз жизни человеческой… – и перекрестился, словно отвращая дурное.
Брат Борислав бросил быстрый косой взгляд на коллегу и негромко отозвался:
– Грех ли то, что сердце отдаю своим ученикам, кем бы ни суждено им быть?
Отец Владимир промолчал. И заговорил лишь когда прошли довольно далеко от места неловких фраз.
– Во всём этом деле наиболее обидно, – вздохнул он, избегая продолжения скользкой темы: – что змея отложила яйца в корзине среди птичьих.
Брат Борислав не ответил, только плечи дёрнулись, словно наставник сдержал желание обернуться на исчезающие за поворотом вывески «Милосердия». Разговор вновь не завязался, и далее двигались в молчании.
На одном из дорожных переходов, когда остановились на светофоре, Алиса почувствовала пустоту за спиной и резко обернулась назад. За ней стоял только отец Владимир, напряжённо уставившийся на резко остановившуюся девушку. Алиса посмотрела мимо него на улицу, освещённую огнями и полную праздного люда. Вывески. Машины. Пьяный сброд. Наставник исчез.
– Ушёл, – констатировала Алиса, отворачиваясь к дороге.
И только теперь отец Владимир, порядком вымотанный тяжёлой ночью, понял, что произошло, и всю дальнейшую дорогу провёл в задумчивости.
– Пойдёте со мной или вас сопроводить? – не глядя на попутчика, безучастно спросила Алиса, когда вошли в свой район на главную развилку.
Отец Владимир устало отмахнулся:
– Иди, отдыхай. Завтра понадобятся все твои способности… Инициатор…
Алиса, по-военному развернувшись, направилась в сторону своего убежища.
Первое, что она почувствовала, подойдя к дому – странное телесное ощущение тепла и запах сладости, растекающийся по воздуху. От этого запаха кружило голову и хотелось встать на четвереньки и ползти к его источнику. Алиса встряхнулась и разжала инстинктивно до судороги сжатые кулаки. День без поддерживающего питания сказывался – даже лёгкий запах крови, затёртый среди ароматов цветущих лип, мог довести до потери ориентации и человеческого вида. Открыв калитку, зашла во двор – запах тянулся с угла дома. Подступая ближе, напряглась, готовясь в любой момент к атаке, но вокруг было тихо. И, лишь подойдя ближе, почувствовала живое и мёртвое рядом.
Завернула за угол.
Рыжик игрался с длинным хвостом растерзанной до неузнаваемости серой тушки. Он то подцеплял голый хвост лапой и подбрасывал в воздух, то ловил, прижимая всем телом, когда тот отлетал.
– Так, – Алиса опустилась на корточки рядом с котёнком. – Что тут у тебя, доблестный охотник?
Рыжик вздыбился, почувствовав девушку рядом, но быстро успокоился, не видя от неё агрессивных движений. Алиса же ткнула в розовую шкурку пальцем и слизнула с ногтя смазанный кровяной след.
– Убили часа полтора назад, – задумчиво сказала она котёнку, топорщившему усы на добычу. – Выжрали внутри всё, кроме кишок. Крови почти нет.
Вывод напрашивался только один.
– Бет, – криво усмехнулась Алиса.
Вскочила на ноги и понюхала воздух. Остаточный запах помойки и гноя тянулся шлейфом к полуразвалившейся постройке овина. Алиса ощерилась и двинулась к нему, зная, что бежать от неё бесполезно, обороняться – тоже, да и не будет бет способен ни на то, ни на другое.
Дверь она, не церемонясь, сорвала с петель. В овине повисала густая темнота, но движение живого тела, смердящего и часто дышащего от испуга, она ощутила сразу. Ощерилась и зашипела предупреждающе – волосы её приподнялись у корней, клыки заострились, когти на ладонях мгновенно наросли и закаменели.
Бет заскрёбся, стремясь найти выход из ловушки, в которую сам себя загнал, но тщетно – доски у овина ещё были достаточно крепки, чтобы не выпустить. Он всё-таки попытался – размахиваясь и шипя от боли, замолотил по стене кулаками и сумел пробить дыру.
– Смерти ищешь, отребье господне? – прошипела Алиса и одним рывком оказалась рядом с тёмной скрюченной фигурой, ставшей хорошо видной на фоне улицы. Схватила за холку, жёсткими пальцами проминая мышцы до позвоночника, и швырнула тварь к двери. Бет закричал, опрокидываясь на спину, заскрёб руками-лапами, стремясь отодвинутся от неторопливо, словно кошка к мышке, приближающейся девушки, но тщетно. Алиса прыгнула, схватила железной рукой за плечо, втискивая пальцы под ключицу, и поволокла из овина. Бет извивался и причитал что-то нечленораздельное, будто силы покинули его и осталась только надежда на мольбу и милосердие.
Алиса выволокла обвисающее мешком существо на сумрачный предутренний свет и, швырнув под ноги, оглядела. Бет, дрожа и зажимаясь, лежал, стараясь не шевелиться, и только из-под длинной косматой грязной чёлки за ней следили глаза – чёрные, испуганные, с кипельными белками, страшно контрастировавшими на фоне тёмно-фиолетовых кругов, в провале которых сидели.
– Смерти ищешь? – снова прошипела Алиса и склонилась ближе к бету.
– Ищу, – дёрнулся острый кадык по тощему горлу.
А во взгляде появилась сумасшедшая надежда.
– Зачем пошёл за мной? Что задумал? Отвечай!
Она не угрожала, но бет сжался, не в силах отвести взгляда от её глаз – бешенных, огромных, тёмных – в которых сейчас дрожал зрачок, заметно вытягиваясь по вертикальным полюсам.
– Защитила, – тихо-тихо, почти на грани слышимости прошептал он. – С тобой – спокойно.
Алиса свела губы, скрывая острые хищные зубы, и выпрямилась. Ярость угасла так же неожиданно, как и появилась.
– Это – мой – дом, – раздельно сказала она. – Уходи! Или пеняй на себя!
Бет не стал перечить. Не выпуская её из поля зрения, он развернулся и боком, боясь подставить покалеченную, кровоточащую спину, начал медленно настороженно продвигаться в сторону выхода. Лицо его вытянулось и казалось в этот момент уже не испуганным, а уставшим и очень старым, не смотря на то, что морщины его не безобразили, но кожа высохла и черты заострились как у тяжёлого больного в последние часы. Он и чудился похожим на того, кто лежит на предсмертном ложе и в изнеможении от бренного существования зовёт смерть, но та, словно издеваясь, не приходит, лишь досуха выжимает все соки жизни из тела. На миг он показался Алисе сходным с её матерью за день до смерти… И она, сплюнув под ноги, приказала:
– Стой!
Когда бет, вздрогнув всем телом, замер, Алиса уже пожалела о сказанном, но отступать не собиралась.
…
8. Бет.
Алиса открыла дверь в дом, оставленную незапертой, и посмотрела на прижавшегося к стене бета, таращившегося пустыми глазами.
– Войди, – коротко бросила она.
Бет сжался ещё больше, настороженно смотря исподлобья.
– Ну! – рявкнула Алиса.
Восток уже алел, и встречать на улице рассвет и поднимающихся на работу соседей в нынешнем положении ей не хотелось. А бет всё задерживался, боясь открытого портала в дом, в уют и чужое личное пространство. Зашипев что-то нечленораздельное, Алиса схватила существо, смердящее помойкой и казавшееся более всего похожее на запаршивевшую обезьяну, и втолкала в дверной проём. Бет особо и не сопротивлялся, только зажимался и пытался уберечь кровоточащие плечо и хребет.
Алиса захлопнула дверь, накинула крючок и удовлетворённо вздохнула – «дома!».
– На кухню, – хмуро приказала она бету и тот покорно поплёлся в указанном направлении.
«Интересно, там окно открыто? – с надеждой подумала Алиса, – Хоть бы сбежать догадался что ли…». А сама направилась в комнату – переодеться.
Когда она вышла на кухню – в чёрном спортивном костюме, несмотря на облегание, неплохо скрывающим, как всегда, притянутые к телу, клинки, – бет сидел в центре кухни, сжавший в комок и, казалось, боялся прикоснуться к чему-либо и случайно осквернить. Алиса вздохнула – окно оказалось открытым.
«Ну, не дурак ли?», – с досадой подумала она и показала на короткую ванну рядом с плитой:
– Снимай всё и залезай туда.
Простейшие команды он понимал хорошо, а стеснений уже не оставалось – подрагивающими руками стал расстёгивать пуговицы. Алиса нахмурилась, постукивая когтём по столешнице и, не поднимая глаз, бет заторопился. Вскоре он сидел перед ней обнажённым, лишь на шее болталась верёвочка с большим круглым медальоном. Потемневшее от грязи, пота и внутреннего гниения тощее тело, помеченное чёрными синяками бывших избиений, в язвах и незаживающих ссадинах, дурно смердящее и паршиво выглядящее.
Сморщив нос, Алиса прошла вокруг, оглядывая и ощущая настороженный чёрный взгляд, следящий за каждым её движением исподлобья. Ей хотелось саму себя одёрнуть и напомнить, как и откуда берутся такие твари, как эта, но всё стоял перед глазами последний взгляд матери.
– Туда, – махнула Алиса рукой и негаданный гость, горбатясь в ожидании удара в спину, полез в ванну.
Старая, с отбитой эмалью, она была прохладной, и бет сжался в комок, заметно задрожав, и обхватил себя руками.
– Всё лишь начинается, – хищно усмехнулась Алиса.
Бет промолчал, сжавшись ещё больше. Не обращая внимания, Алиса открыла краны. Вода в дом поступала из небольшой скважины пробуренной хозяевами тут же, во дворе, и оттого зимой и летом была одинаково ледяной. Душ загудел, ударили струи и бет с тихим всхлипом подался назад.
– Сидеть! – прикрикнула Алиса и, поморщившись, осознавая, что сам он не помоется, а так и будет сидеть, зажимаясь и с ужасом глядя на льющуюся воду, взялась за дело сама.
Отмывать его до идеальной чистоты она не собиралась, да и наверняка это было невозможно, но хотя бы немного снять ужасный запах нечистот считала необходимым, потому поливала ледяной водой мгновенно расцветающую краснотой кожу и тщательно натирала намыленной тряпкой. Бет, как ни странно, молчал, только стискивал зубы и дрожал от холода всё заметнее.
– Пытка кончилась, – объявила Алиса. – Вылезай.
А сама ушла поискать что-нибудь из одежды в шкафах старых хозяев.
Когда вернулась, бет уже вылез из ванны и, исходя крупной дрожью, яростно отстирывал в сливающейся мыльной воде веревочку с медальона. Сам медальон – толстый металлический кружок – лежал на столе. Алиса не стала сдерживать любопытства и взяла посмотреть. «За отвагу» значилось на позеленевшей от сырости и пота медали.
– Так, – удивлённо протянула Алиса, разглядывая ещё угадываемые очертания танка и самолётов на медали и короткую надпись «СССР».
Бет вздрогнул, словно ударили, и быстро оглянулся. Дикие чёрные глаза с тоской прикипели к кругляшку в её руках.
– Отдай, – тихо попросил он, опасаясь даже руку протянуть.
Алиса пожала плечами и положила медаль на стол, рядом бросила найденную одежду.
– Одевайся, – кивнула она и снова вышла.
В комнате уже появились золотистые блики на подоконниках, но мощные деревья сада ещё не пускали день в эту обитель сумрака. Утомлённо вздохнув, Алиса рухнула на своё излюбленное место в углу и потянула к себе ноутбук. «Гроссмейстера» в сети опять не было, но в окошке клиента висело тревожное «Где ты? Что случилось?» – и на сердце у неё стало легче от понимания того, что хоть кому-то на земле она нужна просто потому, что есть. Редкое удовольствие для инициатора.
– «Извини, сложности на работе. В ближайшие пару дней буду урывками. Пока!», – отбила она, зная, что до адресата её послание дойдёт не сейчас, так позже. Увы, Влад не отозвался, а значит действительно его в сети не было.
Алиса потянулась за бутылкой с поддерживающим питанием и с неудовольствием заметила мелькнувшую в проёме входа тень.
– Входи, – приказала она.
Одежда на госте висела почти также, как на вешалке. Отощавший, сгорбленный мужчина в чёрном строгом костюме прошлого века более походил на узника концентрационного лагеря, сошедшего с фотографий времён второй мировой, чем на современника. Если бы не длинные, почти до середины лопаток чёрные с сединой волосы да необычный шрам на щеке – крестом… Бета ещё била дрожь и инстинктивно он сжимался, прижимая к себе руки.
– Иди туда, – указала Алиса на место неподалёку, где заранее бросила старые одеяла из барахла хозяев дома, которым пользовалась в обход права наследования.
Бет подошёл к куче, вопросительно посмотрел на Алису и, лишь убедившись, что это действительно для него, приготовил себе место – одно одеяло собрал в несколько слоёв и расстелил, а в другое закутался с ног до головы и сел греться. Алиса, не таясь, разглядывала его лицо и думала о том, что негаданному гостю от силы тридцать пять лет, хотя его уродует сушившаяся кожа, кое-где повисающая хлопьями, невероятная измождённость и шрам на щеке. Но угаданный возраст ничего не значил – для бета, как и для неё самой возраст остановился на той отметке, когда был застигнут инициацией…
– Хочешь? – неожиданно для самой собой она протянула ему бутылку.
Вздрогнув, бет кинул мимолётный взгляд на ближайшее окно, выдавая внутреннюю напряжённость, и лишь потом посмотрел на то, что предлагала хозяйка дома. Глаза его расширились, уголки губ провисли, а сами они заходили ходуном, сдерживая переполнившую рот слюну. Он часто закивал, вытягиваясь в сторону вожделенной бутылочки. Не без сожаления Алиса отдала свой завтрак и пошла за новой порцией к рюкзаку – к вечеру этого дня нужно было полностью восстановить форму.
Бет пил, захлёбываясь, боясь потерять даже каплю. Когда тёмно-красный густой напиток перестал литься, он, не таясь, вылизал горлышко бутылки и ещё долго тряс её, стремясь нацедить ещё немного. Смотря за ним, Алиса вдруг подумала, что никогда не видела бетов вот в таком качестве и так близко. То, что ей приходилось видеть раньше, заставляло её думать, что подобные выродки теряют всякое человеческое достоинство, становясь отверженными. Но в этом она видела не только суть павшего ниже животных существа, но и что-то особенное, не инстинктивное, неправильное, что привело его к дому злейшего врага, словно к порогу друга, и заставило бережно хранить неизвестно откуда взявшуюся медаль, и позволило выстраивать отношения.
– Как тебя зовут?
Бет с сожалением отставил в сторону давно ставшую пустой бутылку и повёл сонными глазами:
– Не помню.
– Совсем?
Он задумчиво вскинул глаза на потолок:
– Даниил… Данила. Как-то так…
– Откуда ты?
Он помолчал, прежде чем отозваться:
– Я не помню. Там была большая река, мы мальчишками купались. Я хорошо плавал…
– Когда стал таким?
– Не помню… Наверное, давно.
Облизав с губ оставшуюся от напитка красную плёнку, Алиса продолжила допытываться:
– Помнишь, как мы встретились в первый раз в парке? – «бет» кивнул, – Ты почему не сбежал?
Он пожал плечами и коротко ответил:
– Маленькая. Хрупкая. Думал – не справишься.
Алиса фыркнула:
– Действительно? Это тем парням непонятно было, кто я и что сейчас произойдёт! А ты, отребье господне, чувствовать меня должен был и понимать, что, если захочу, никто от туда не уйдёт живым!
Бет сжался, разглядывая её исподлобья в ожидании удара, но от своего, ощущалось, отступать не собирался:
– Я чувствовал… да, чувствовал, что ты – особенная. Сильная. Опасная. Другая. Но не знал.
– Ты не мог не знать! – отрезала она, – Уж что-что, а запах «альфы» любая «бета» запоминает на всю жизнь! И никогда не спутает ни с чем. Таких, как ты, на полтораста метров к моему лежбищу невозможно силком подтащить. За три года, что хожу по городам, ни разу не встречала тупых нечистых, которые бы осмелились мне на дороге встретиться.
Она хищно усмехнулась – на мгновение черты заострились, став старше и острее, волосы приподнялись и над ногтями из кожи вновь стали вытягиваться тёмные костяные треугольники когтей. Бет шарахнулся, вжимаясь спиной в стену, но не убежал, судорожно вцепившись в одеяло и только настороженными глазами вперившись в неё. Стиснув острые зубы, Алиса тряхнула плечами, словно собака, выходящая из воды, и прежний облик вернулся к ней. Бет ещё некоторое время молчал, осмысляя увиденное. Потом, не отводя взгляда, ответил:
– Я не знал. И не знаю. Отпусти меня – я уйду.
Алиса усмехнулась, пожала плечами и отставила бутылку в угол, на мгновение повернувшись к бету спиной. Всего лишь на расстояние рывка! Но атаки не последовало. Алиса снова села на спальник, подвернув ноги по-турецки, и посмотрела на гостя уже с неподдельным интересом:
– За что хоть инициировали – помнишь?
Он поднял кроткие глаза и спросил:
– Что такое «инициировали»?
Алиса поперхнулась, настороженно вглядываясь в гостя. Но не надо быть исповедником, чтобы понять, что он предельно искренен. И это заставляло задуматься всерьёз. Кто, когда и за что мог инициировать, не соблюдя обряда? Не оставив даже надежды на возвращение в лоно духа? Не оставив человеку пути назад?
Вопросы были важны, но, взглянув на то, как сыто-сонный «бет» с трудом, на одном только страхе, удерживается в сидящем положении, она, сама себе удивляясь, мягко предложила:
– Спи. Здесь ты в безопасности. Потом разберёмся.
Даниил кивнул и, ещё более закрутившись в одеяло, лёг на своё место, свернувшись в позу эмбриона. Алиса смотрела, как быстро под веками прекратили движение зрачки, как стало едва заметным дыхание, а потом от него не осталось никаких следов, и казалось, что всякая жизнь в заснувшем теле прекратилась, смотрела и с непонятной нежностью выделяла чёрно-седую прядку, непослушно лёгшую на лицо и закрывшую странный шрам на щеке.
…