Ольга Ворон
Инициатор
11. Йахи
Толкнув дверь, она почувствовала запах соперника и резко вскинула голову, стряхнув с мокрых волос воду и кровь на старые обои. И тут же успокоилась. Бет сидел на кухне за столом, словно прилежный школьник, сложив руки на столешнице, и, не отрываясь, смотрел, как она, шатаясь, заходит, как разувается, держась за косяк, и медленно, непрочно движется по коридору. Бледность лица и красные тяжёлые капли, падающие и ложащиеся на доски пола млечным путём, не заметить он не мог. Когда Алиса встала в проходе кухни, тяжёлым взглядом оглядывая знакомое пространство, он помолчал и предложил:
– Скорую?
Алиса неопределённо дёрнула головой и, сделав, наконец, шаг внутрь, прижалась спиной к стене и опустилась на пол. Глаза её закрылись, а тело расслабилось, оплыв в неудержимом желании сна.
Бет поднялся и осторожно, по шажку, приблизился к ней. Встал в каком-то шаге и замер, не решаясь подойти ближе. Он смотрел и вздрагивал, словно его тело отвечало на нерешаемую для сознания задачу – куда бежать и что делать. Он разглядывал дышащие кровью раны на её теле и его плечи всё более поднимались, а спина горбилась. В разрывах чёрного платья кровь казалась опрокинутыми баночками красной гуаши, не более. И всё потому, что раненая в плечо рука лежала слишком естественно, а пробитый корпус также поднимался-опадал при дыхании, и сами дыры тихо закрывались мелкими белыми нитками, словно окутываясь паутинкой или зарастая плесенью. Лишь мертвенно-белое заострившееся лицо Алисы показывало, что происходящее не было обманом зрения или детской шуткой. Данила долго стоял, пристально всматриваясь в кровяные дыры, а потом опустился на корточки, изгибаясь от пленительного и, в то же время, ужасающего аромата и потянулся ближе.
Когда он оказался так близко, что его вонь стала навязчиво перебивать запах крови, Алиса открыла глаза. Здоровая рука выстрелила вперёд и уцепилась в горло «бета», зашипевшего от боли. Чёрные когти пробили мышцы и сдавили кадык, в любой момент грозя тяжёлой травмой. Данила схватился за запястье её атаковавшей руки, пытаясь удержать рывок, но она не стала калечить. Опираясь спиной на стену, поднялась, вынуждая захватом и бета встать на ноги. Он был выше её, но шипел от боли и боялся пошевелиться, пока её рука оставалась тверда.
– Отродье, – сморщилась Алиса и брезгливо оттолкнула от себя «бета». – Уходи. Или покалечу.
Бет не ответил, оседая, двумя руками держась за раненное горло и смотря на неё снизу вверх. Алиса отвернулась от презренного и, шатаясь, пошла в комнату. Её раны уже затягивались, но требовался основательный отдых для тела и духа. Двинулась по коридору и наткнулась на тарелочку, за день до этого поставленную котёнку. В белом блюдце разливалось молочное озерцо. Алиса остановилась – молока дома она не держала. Обернулась – бет стоял на коленях возле ванны и, обхватив губами кран, пил. По белой эмали капала кровь и на дне расплывалась в бледное водянистое пятно, но он не замечал этого.
– Откуда молоко? – спросила она.
Хилая, сгорбленная спина вздрогнула. Бет не стал оборачиваться для ответа:
– У соседей…, – трудно просипел он. – Коза есть…
Алиса представила себе, как он в ночь крадётся в соседский двор и, обнаружив там животину, душит её и рвёт горло. Если осталось так же, как от крысы, то любой здравомыслящий хозяин сразу побежит не в полицию, а к ближайшему священнику. А с отцом Владимиром разговор уже был и продолжения ей не хотелось.
– Наелся? – досадливо сплюнула она.
– Подоил, – угрюмо бросил через плечо Данила.
И Алиса растерялась:
– Не задавил?
– Зачем? Ты же сказала, что жратву принесёшь.
Минуту постояв молча, она сказала в сгорбленную спину:
– Извини. Сегодня неудачный день, – и ушла в комнату.
Разделась, скинув окровавленный и порванный подрясник, взяла из рюкзака спрей – залила раны тонким слоем искусственной кожи, тут же застывшей изолирующей плёнкой, под которой лучше шло заживление. Села на своё место, скукожилась от холода, накрылась уголком спальника и прислушалась к тихому шебуршению Даниила на кухне. Когда шаги приблизились к двери, она замерла в тревожном ожидании. Но, спустя миг, человечья тень шатнулась в комнату, и в дверном проёме появилась фигура «бета».
– Чай? Мёд? – хмуро спросил он, в руках держа по чашке.
Алиса кивнула. Бет вошёл, сел на своём месте и по полу протянул к ней её чашку.
Пили молча. Чай, – индийский чёрный, старый до того, что стал мелкой пылью, – Данила заварил крепким, едва терпимым. Но мёд скрадывал убийственную горечь. Алиса пила и чувствовала, что внутри в желудке словно сворачивается тёплая ящерица, и тихонько шевелит лапками, устраиваясь. И, пугаясь её, разбегаются холодные жучки, потрескивая вздрагивающими крылышками под жёсткими покровами спинок. Алиса вздохнула удовлетворённо и откинулась на подушку:
– Я – спать. Ложись подальше от окон – день опять будет жарким.
Данила задумчиво кивнул, рассматривая изувеченный ударами ножей косяк прямо перед собой. Алиса нахмурилась и, отставив чашку, коротко поблагодарила:
– За чай – спасибо.
В ответ бет меланхолично пожал плечами и внезапно спросил:
– Кто ты?
Только теперь она вспомнила, что знакомство у них получилось односторонним, и назвалась.
Данила впервые посмотрел на неё прямо – уставшие, блёклые глаза в обводе тёмных ввалившихся кругов глядели уже не запуганно, но явно измученно. Он медленно покачал головой:
– Кто ты. Кто я. Что происходит.
Алиса помолчала, прежде чем спросить.
– Ты не помнишь ничего?
Разглядывая свои ладони – морщинистые, шершавые, широкие, но тощие настолько, что проглядывали все кости и вены змеились поверх трубками, – он отозвался:
– Детство немного. А потом – куски. Бег. Суета. Времени мало. Бег. Смерти вокруг. Пыль. Усталость. В небе – звёзды. Горизонт рванный. Бег. Надо успевать, но не получается.
Алиса долго молчала, глядя на то, как пятнает золотистыми мелкими бликами подоконники – словно новенькие копейки разбросало – сгребай, да в кошелёк! Только не нужны никому, лишь утяжеляют карман в то время, когда цена хлебной горбушки измеряется для многих в рабочих днях.
– Я – альфа-йах. Ты – бета-йах, – она помолчала и закончила: – А попросту – вампиры.
Данила сцепил руки. Горькая усмешка перечеркнула лицо:
– Я догадался. Запах крови… Он сладкий. От него – дуреешь. Потом не помнишь. Только пить, пить. Жажда всегда. Я догадался. Значит, вампиры…
Он закрыл глаза – вокруг стиснутых век задрожали мелкие морщины.
Плотнее закутавшись в спальник, Алиса продолжила:
– Йахас – это вроде как магический вирус. Передаётся с укусом, если жертва остаётся в живых, или с кровью. Ну, как СПИД или грипп. Только ведёт не к смерти, а к жизни вечной для тела. Душа умирает сразу, как вирус входит в силу и заставляет пить кровь и убивать. Потому мы – потерянны для бога.
Данила неопределённо пожал плечами и попросил:
– Расскажи всё.
– Рассказывать слишком долго, – она помолчала, собираясь с силам, – Вкратце так. Я – альфа-йах, «инициатор» Матери нашей Церкви благой, то есть того, кто создаёт таких, как ты.
– Зачем?
– Человечество впало в грех, забыв об истинном своём предназначении, – Алиса утомлённо закрыла глаза. – Люди забыли о Боге и своём месте в его творении… Но во все века существовал оплот духовности, несущий миссию сохранения нравственности. Церковь. Единая и благая. Единственно верная среди многих подобных. И её великая задача – возвращение подлинной морали человечеству. Я – инициатор, особый оперативник инквизиции. Моя задача – находить грешников, извративших духовность человека, погубивших свою душу и людские жизни или души, и инициировать. Заражать вирусом йахаса.
– Не понимаю.
– Всё просто, – Алиса откинулась и неопределённо повела рукой по воздуху. – Альфа-йах – это существо с особыми способностями, с высокой регенерацией, стойкостью к внешним раздражителям и духовностью, близкой к человеческой. Но, когда альфа заражает человека, то тому передаётся уже слабый вирус, мутировавший, приводящий к другим последствиям. Человек становится бета-йахом. Он тоже не способен умереть, но при этом он не обладает способностями альф. Бета-йах вечно болен, тело изъедается ожогами и язвами, он боится света, людей, свободного пространства, вечно испытывает жажду, боль и утомление. Охотится по ночам на слабосильных животных – крыс, кошек, да не всех, кого сумеет задавить. Так и существует, опускаясь всё ниже, от уровня бомжей до животного состояния.
Данила хмуро покрутил в руке витую чайную ложечку.
– Это наказание?
– Не только. Церковь оставляет за вами право обратиться в любой приход с просьбой о милости смерти. Тогда бета-йах исповедуют и, если ясно, что его раскаяние идёт от сердца – специально подготовленный священник в должности «отчитчика» изгоняет бесов, чем даёт послабления существованию йаха, тот проводит сорок дней в посте и молитвах и тогда его умерщвляет подготовленный инквизитор. Это проходит мирно и покойно, как правило, во сне. Ну а о том, что грешник раскаивается, естественно, рассказывают всем. Это служит назиданием другим и показывает чудо на земле, как божье наказание и божье прощение.
Алиса уже не смотрела на задумчиво-растерянного «бета», чьи метающиеся глаза выдавали переполох мыслей и чувств, её клонило в сон и живительная боль в местах ран тянула, принуждая сознание сбегать в забытьё. Не будь этого странного разговора, она давно бы уже спала, свернувшись калачиком или вытянувшись и замерев в восстанавливающем состоянии полного покоя. Но её беспокоил негаданный гость, его странная история и небывалое поведение. Всё это требовало осмысления, и для начала неплохо было научиться разговаривать, чтобы узнать больше.
Не глядя на неё, Даниил медленно спросил
– Ты рассказала мне…
Алиса отмахнулась:
– Нет, люди не знают об этом, – и, помолчав, продолжила: – Беты боятся людей и не могут рассказать об инициации, да и расскажут – кто им поверит? А инициаторы и священники умеют хранить тайны во благо Церкви.
Снова на время замолчали, оба борясь со сном, но пытаясь скрыть это от друг от друга.
– Получается, – поднял голову Данила, – что я должен помнить о своих грехах, чтобы пойти в церковь и покаяться? Но я ничего не помню.
– Это меня и удивляет, – усмехнулась Алиса сонно. – Когда работает инициатор, инквизитор отслеживает его действия и, при необходимости, проводит сеанс корректировки, чтобы система не давала сбоев. Бета-йах обязан помнить свои грехи, иначе в его инициации нет смысла.
– Но я не помню, – подвёл черту Данила и горько усмехнулся: – И ещё… Я не верю в Бога.
Алиса промолчала.
…
Воспоминание о Сне
Старая наставница развернулась за мгновение до того, как её ладонь тронула широкий рукав.
– Алиса?
Лицо у сестры Пелагеи было абсолютно спокойным, даже отрешённым, как бывало во время исполнения сложных упражнений, и лишь в глазах мелькнуло удивление и что-то ещё странное, незнакомое, больше похожее на внутренний запрет. Только когда сестра чуть отодвинулась, Алиса увидела блестящую нитку режущей кромки ножа скрытого ношения в руке наставницы. Алиса отшатнулась, поняв свою ошибку, а сестра Пелагея покачала головой, прошептав:
– Безрассудно поджидать ночью в глухом коридоре воина церкви и приближаться без предупреждения…
– Простите, – прошептала она, склоняясь.
Наставница перекрестилась, шёпотом благодаря небеса за то, что не потребовалось совершить непоправимое и они остановили её и вразумили. И Алиса приучено присоединилась к ней.
– Чего ты искала тут, дитя? – наконец, мягко спросила сестра Пелагея, видя, что с воспитанницей творится что-то необычное – девушку лихорадило, а взгляд её обжигал страхом. И вряд ли её, не раз уже чувствующей металл возле тела, могло так испугать произошедшее.
– Я искала вас…
– Для чего же?
Алиса не стерпела и схватила любимую наставницу за руку, вцепилась, словно в попытке удержатся от падения, и та приняла её страх глубоко, молча позвав за собой в келью. Там только Алиса дала волю слезам, а сестра Пелагея по-матерински ласково гладила по голове, пока девушка выговаривалась.
– Сон… Страшный сон!
– Что снилось тебе, дитя?
– Мария.
Голос сестры Пелагеи дрогнул:
– Богоматерь?
– Нет, – затрясла головой Алиса. – Магдалина. Но она была и матерью, и божеством!
– Я не понимаю тебя, – ровно ответила сестра Пелагея, не прекращая гладить её.
– Я сама не понимаю, – почти простонала Алиса. – Но я чувствовала, что она – и не она.
– Кто же она?
Алиса сжалась, пытаясь сдержать дрожь, и зашептала тише:
– Я не знаю…
– Расскажи мне всё, – приказала наставница. – Что ты видела?
– Огромную постель. Белую, заправленную. Но очень большую. Как комната. Нет, как наш тренировочный зал. А, может быть, и больше… Постель стояла под куполом, словно в церкви, а та церковь стояла в другой церкви, а та – в другой. Как матрёшки.
– Продолжай…
– И Мария… – Алиса сбилась, понимая, что дошла до того момента, боязнь которого и заставила её обратиться к любимой наставнице, а не к матери-настоятельнице или доброй сёстре Софье. Но ей достало духу продолжить: – Мария лежала на этой кровати. Обнажённая. Она лежала на спине, расставив ноги и у неё был очень большой живот… Очень большой. Она его гладила и говорила… Словно молилась.
Ладонь сестры Пелагеи на мгновение приостановилась, но голос не дрогнул, оставшись ровным:
– Чего же она молила?
– Она говорила не по-нашему. Но я понимала. Почему-то понимала…
– Что ты понимала?
Вдохнула побольше воздуха, Алиса заговорила, раскачиваясь и напевая:
– «Из Солнца сошел на землю Зверь страшный, умер и возродился Огнём. И рухнул Огнь и породил Власть. Из Солнца сошёл на землю зверь водный, умер и возродился Образом. И рухнул Образ и породил Страсть. Из Солнца сошёл на землю Человек-с-тенью, умер и возродился Алтарём. И рухнул Алтарь и породил Грех. Из Солнца бык сошёл к людям, умер и возродился Храмом. Но рухнул Храм и породил Нищету. Из Солнца сошёл овен на землю, умер и возродился Церковью…»
Алиса замолчала, стискивая кулаки, и снизу вверх ища глаза наставницы. Но сестра Пелагея смотрела в никуда, продолжая ровно гладить девочку по волосам.
– Потом? – приказала она.
– Мария завыла и поползла от меня на спине назад, к изголовью кровати. Словно паук. На локтях и пятках. – Алиса снова задрожала, но ровные движения сильной руки снова успокоили. – А там… Она поднялась спиной на спинку кровати и встала, широко расставив ноги… Как будто села на невидимую лошадь.
– Я понимаю, – отрешённо сказала сестра Пелагея, – Продолжай.
Алиса вздохнула.
– Потом она закричала: «И умрёт Церковь и родится…»
Рука сестры Пелагеи снова дрогнула, но голос снова остался спокоен, даже ласков:
– Что родится, дитя моё?
– Она не закончила, сестра. Закричала и у неё по ногам потекла кровь… Много крови. Просто водопад… И она текла по простыням ко мне, впитывались, но всё равно докатывалась… А потом…
Вздохнув, наставница подняла лицо воспитанницы, обняв ладонями за бледные щёки, и мягко улыбнулась, показывая, что всё поняла без объяснений:
– Она родила?
Алиса закусила губу, и из глаз потекли неудержимые слёзы:
– Да. Она родила. Камень.
Улыбка на лице старой наставницы погасла и ладони опали. Сестра Пелагея выпрямилась и отшатнулась от воспитанницы.
…
12. Отдых
Бета-йах, обхватив колени, сидел возле наиболее затенённой стены и смотрел в произвольно выбранную на старых обоях точку. Солнце уже давно поднялось и теперь пронзало лучами комнату, стремясь разогнать сумрак, но не справлялось с его густой тенью. В дальнем углу, в недостижимости для света, лежала Алиса. Она уже давно заснула, восстанавливаясь, и Данила видел, что дыхание колышет её грудь, и понимал, что впадать в спячку она не стала, опасаясь его присутствия. Но запах крови от её ран уже не тревожил его, отойдя на второй план перед более серьёзными проблемами. Несмотря на короткий разговор, пищи для размышлений он получил довольно.
От непокидающего волнения взялся бродить по комнате, бездумно играя в классики с солнечными лучами. Негромко включил старенький радиоприёмник, начал щёлкать по каналам, не особо вслушиваясь в несущиеся новости.
– …был раскрыт городским отделом по расследованию ритуальных преступлений. На месте проведения обряда явлено чудо, при котором пятеро сатанистов неведомой силой доведены до иступленная. В ближайшее время все они будут переведены из следственного изолятора под опёку медиков «Единой Церкви»…
– …несомненно, мы рассчитываем, что явленное нечестивцам чудо заставит их понять всю глубину заблуждений и приобщиться к истинной вере. Но без молитв единоцерковных, без нашего заступничества это невозможно. Давайте возблагодарим Господа и…
–…растёт массовое недовольство застройкой мусульманского квартала. Вчера, после полуночи, в строящуюся мечеть были брошены бутылки с зажигательной смесью. В пожаре погибло двое, шестеро получили ожоги разной степени тяжести. Его Преподобие отец Аттик выразил свои соболезнования турецкой диаспоре и вызвал для доклада…
– …Мирошенко призывает рассуждать здраво! Что стоит какое-то там чудо по сравнению с тем, что церковь, вмешиваясь в мирские дела, направо и налево нарушает права человека? Что это такое, когда в каждом приходе любой священник объясняет за кого голосовать и в какой банк вкладывать деньги? Где здравый смысл?! Котлеты – отдельно, мухи – отдельно! Богу – богово, а управлением должны заниматься те, кто знает, как это делать!
– …мирным ходом с проповеди прихожане церкви святого Николая-угодника были атакованы парой молодых иудеев. Атака была отбита, но на помощь из резервации пришли агрессивно настроенные люди и в результате столкновения в зоне отчуждения еврейского квартала двадцать три человека ранено и двое убито…
– …взорвалась ровно в полночь в машине, припаркованной возле церкви святых Кирилла и Мефодия. Взрывом снесло стену, а начавшийся пожар перекинулся на…
– …преподобный отец Аттик обвиняет лидера пост-демократической партии Георгия Мирошенко в ереси и…
– …помещение закрывшейся школы передано в управление единой церкви для создания санатория для лечения венерических заболеваний работниц и работников легальных единоцерковных публичных домов…
Даниил затряс головой, словно стремясь выпутаться из облепившей лицо паутины, и выключил радиоприёмник. Дополз до своего места и, угрюмо рассматривая комнату, задумался, мимоходом растирая болящие суставы запястий. Его мучили жажда и голод, но он запрещал себе даже смотреть в сторону лежащей в углу девушки. Взгляд его бродил поверху, не останавливаясь и не задерживаясь. Решившись лечь, он забрался в густую тень, ближе к спящей и завозился, устраиваясь. Случайно задел ноутбук. Экран включился мгновенно. На картинке нереально жёлтых барханов под голубым небом тревожно мигал сигнал сообщения. Даниил несколько мгновений заторможено смотрел на него. Его притягивала опасность мерцающего знака, как мотылька огонь. Бесшумно скользнув к компьютеру, Даниил долго рассматривал экран и клавиатуру. Потом осторожно тронул сенсорную панель и неловко повёл палец в сторону знака сообщения, внимательно наблюдая за рывками курсора по монитору. Щелчок.
– «Алиса, тебе угрожает опасность. Где бы ты ни была – беги!»
Даниил сорвался с места, рывком добравшись до девушки, и схватил её за руку:
– Проснись! Опасность!
Глаза она открыла мгновенно, но вот ясность в них появилась не сразу. Сперва руки уверенно потянулись к шее бета, но, наученный горьким опытом, он успел вильнуть в сторону. Алиса стряхнула остатки сна и уставилась на Даниила, с трудом соображая, что могло случиться.
Зазвенело стекло, осыпаясь в комнату, и на пол упала железная болванка, тут же окутавшаяся дымом. Зазвенело ещё одно…
Алиса глянула на посеревшего «бета» и коротко указала:
– Вдохни и не дыши. Несёшь вещи. Не отставай.
И мягким перекатом ушла в сторону кухни. Приподнялась прямо по стене, на мгновение выглянула в окно, уже застланное клубами. Глаза человека не выдержали бы едкого дыма, да и не различили бы за ним посадки сада, но она справилась с этой задачей. Мгновения хватило, чтобы увидеть притаившихся за кустами людей в чёрном, с масками, бронежилетами и уверенно направленными на окна стволами немалого калибра. Алиса прижалась к стене, соображая, что делать дальше. В подобных случаях инициатору предписывалась сдача сотрудникам органов безопасности по первому требованию, но… Кажется, никто не собирался требовать от неё сдачи. И это решало вопрос выбора стратегии.
Кинула взгляд на бета, сидящего в проёме двери: рюкзак на спине, к груди прижат ноутбук, впопыхах завёрнутый в куртку. Лицо потерянное, но двигаться и соображать может. Кивнув своим мыслям, Алиса дождалась, когда дым поднимется под крышу, подпрыгнула и зацепилась за потолок. На руках, подтягиваясь, продвинулась до люка на чердак. Обычный висячий замок слетел с одного удара. Алиса поморщилась и толкнула дверцу наружу. Спустя миг она уже была на крыше и выглядывала людей в саду через окошко чердака под коньком, а в ладонях стыли в ожидании два метательных ножа. Как наверх к ней пробрался бет, она не видела, но чувствовала его за спиной. Сделала упреждающий жест, особо не надеясь, что отродье поймёт, и, стиснув ножи, прыгнула в окошко – его вполне хватало, чтобы, разбив стекло, проскользнула тонкая девичья фигурка. Она обрушилась в сад перед первой линией атакующих. Два ножа сорвались с ладоней в ближайших бойцов, не успевших сообразить, что падает на них, но начавших стрельбу. Ножи вошли в тонкие зазоры бронежилетов, поразив и свалив людей с ног. Длинные очереди ушли в небо. А Алиса уже расправлялась с ближайшими к ней – рванулась между бойцами и, цапанув за шею обоих, нырнула вниз, опрокидывая, но не убивая. Тут же – прыжок на следующего! Под когтями разошлись кожа и мясо, хрустнули кости. Скачок на следующего. И всякий раз – в гущу, туда, где людей больше. Успеть схватить или ударить они не могли, а стрелять в своих остерегались. И она пользовалась лазейкой, оставленной человеческой психикой для охотящегося хищника. И становилась таким хищником, собирающим жатву в стаде.
Пуля вошла, высекая с рёбер фонтанчик крови и клочьев мяса, и Алиса, завизжав от боли, взъярилась. Дикий кошачий визг накрыл сад, и чёрная гибкая тень замелькала между людьми, бешеными ударами рвя и калеча направо и налево. В яростном, необузданном животном кружении, она сваливала, уже не калеча, но подчас одним движением убивая, но чаще оставляя человека ещё умирать мгновения, судорожно хватаясь за бьющие кровавые струи и зажимая руками рваные раны. Оставляла, даже не замечая этого. Всегда в прыжке, в броске на новую цель, на новое мясо…
Вокруг сада сигналили машины, бегали люди, где-то наверху стучал винт, превращая пыль высохшей земли в торнадо, но Алиса была центром урагана, остановить который можно было, только застопорив её сердце.
В краткий миг между бросками, взгляд Алисы поймал в гуще людей серое лицо Даниила. Бета пытались скрутить двое бойцов в чёрном. Бет вертелся волчком, пытаясь ускользнуть, но гружённый, с болеющим, заживо гниющим телом, он оставался лёгкой добычей.
– «Не возьмут меня – отыграются на нём», – стиснула клыки Алиса. Волосы у корней снова хищно приподнялись.
Когда Даниила свалил наземь удар прикладом, она распласталась в бешеном прыжке над головами ближайших противников. Боец вновь занёс штурмовую винтовку, но Алиса в падении сшибла его с ног, мимоходом разодрав горло. Второй успел, отскакивая, поднять ствол, и это было его последнее действие – крепкие когти вошли в глазницы, погружая в омут бессознательного состояния.
Яростно зашипев, Алиса подхватила оплывшего товарища и огляделась. Со всех сторон к ним бежали. Свистели, тукали и звякали по срубовой стене дома пули. Где-то глухо вопил громкоговоритель, но его вопли заглушал мерный гул винта. Вскинув голову на низко кружащийся вертолёт, Алиса быстро сообразила, что с ношей до него не допрыгнуть. А вот без бета – возможно. Выпустив из рук глухо стонущего Даниила, она прыгнула на козырёк дома, потом, левее – на крышу, и с крыши рывком вправо-вверх – на вертолёт. Зацепилась за шасси, рванулась выше, вбивая когти в покрытие фюзеляжа и вспорхнула в салон. Через миг вниз из лёгкого вертолёта кубарем свалился человек, держащий в руках остатки микрофона. Следом, спиной вниз, размахивая руками – боец в чёрном. Почти сразу за ними с другой стороны выпрыгнул пилот.
Алиса села за штурвал и закрыла глаза. Вертолёт неуправляемо кружило, угрожающе занося над кронами деревьев. Вдох. Выдох. Открыв глаза, Алиса уверенно взялась за управление. Позабытые навыки выплыли в сознании. Сделав круг, посмотрела вниз. Оттуда уже целились, но это её не волновало. Главное – стонущего бета, намертво прижавшего к себе ноутбук, волокли по земле к машинам. Раз! – и забросили в новенький микроавтобус-кутузку.
Игнорируя стрельбу, она сделала круг над развороченным садом, полным чёрных скрюченных тел, истекающих кровью, и полетела за отъехавшим микроавтобусом. Догнать его не представляло труда, но водитель, предчувствуя неизбежную погоню, ушёл на узкую дорогу между пятиэтажками тихого спального района, и Алисе пришлось поднять вертолёт выше. Следом уже мчали автомобили с мигалками, оглашая мир истошным воем, а по борту чиркали редкие пули…
Дах! Алиса сжалась, зло оскаливаясь, и опустила взгляд – по трико вниз ползла густая кровавая бахрома – пуля ударила в бедро. Вертолёт затрясло, и неуправляемо повело в сторону. Алиса сплюнула на ладонь и живо растёрла слюну по ране.
За мгновение до удара об дом, она выпрыгнула с другой стороны. Приземлилась на крышу стоящего рядом «КАМАЗа», и тут же прыгнула дальше – вперёд! Из-под падающих осколков, вперёд, от столкновения резко тормозящих под стеклянным дождём милицейских автомобилей… Бегом! Набухшая кровью нога норовила подкоситься, но, сдавленно рыча, Алиса бежала на пределе сил. Микроавтобус уходил прямо из-под носа.
Алиса остановилась и напряглась, соображая. Рывок влево, по кратчайшей меж домов, по дворам, помойкам, гаражам… Она вылетела на дорогу прямо перед мордой выворачивающего микроавтобуса. Прыжок. Удар сквозь стекло.
Меньше чем через минуту микроавтобус продолжил движение, оставив на асфальте скрюченное чёрное тело и россыпь остатков лобового стекла.
…