Рамина Латышева
I. Маска Зорро. Черная жемчужина
Молодые люди развернулись в его сторону, однако все еще держали Торнадо под контролем.
"Да разойдитесь вы! – сердито повысил голос мужчина и тут же закашлялся. Его шатающаяся походка, прихрамывание, очевидное пристрастие к табаку и борода сразу же выдали в нем закоренелого моряка, лишь по долгу службы оказавшегося на суше. – Дайте ему пройти!"
"Но сеньор…" – попытался возразить один из молодых людей.
"Сколько раз тебе говорить не называть меня сеньором! – отмахнулся мужчина, продолжая ковылять в сторону главного экипажа. – Твой командующий – сеньор, а меня увольте от таких словечек. – Он поравнялся с каретой и замахал рукой, разгоняя полукруг молодых людей. – Изверги! Как можно так мучить животное? Он всего лишь хочет увидеть хозяина! – Рикардо и дон Рафаэль недоверчиво переглянулись с ближайшим незнакомым им юношей, однако не сдвинулись с места. – А ну, разойдитесь! – сердито гаркнул моряк и протянул вперед одну руку. – Иди сюда, дружок. Не обращай на них внимания, они тебя не тронут".
Торнадо быстро перевел взгляд в сторону зовущего его голоса и, несколько раз фыркнув по сторонам, прошел вперед в образовавшийся коридор.
"Поосторожнее с ним, – донеслось сзади чье-то предупреждение. – Он очень буйный".
"Это с людьми надо быть осторожнее! Если бы не они, сейчас все было бы в порядке, – отрезал моряк и снова обратился к приближающемуся жеребцу. – Ну, иди сюда, малыш. Смотри, какая беда приключилась. – Он твердо взял Торнадо под уздцы и подвел к окну кареты".
Внутри раздалось шевеление и испуганный шепот. Видимо, сеньора Розалинда и дон Марк начали предупреждать, чтобы Торнадо отвели в сторону.
"Да перестаньте вы! – сурово прикрикнул мужчина. – Он же ничего не делает".
Толпа, испугавшаяся последствий появления легендарного коня не меньше врачей, находившихся в экипаже, постепенно начала успокаиваться и замолкать. Торнадо же, подойдя к окну кареты, закинул голову и издал короткое ржание. Потом два раза топнул ногой и замер. Его провожатый отпустил удила и молча отошел на пару шагов. Жеребец крикнул еще раз и, заострив точеные уши, снова застыл. В груди все сжалось железными обручами. Он ждал ответа.
"Да, беда так беда, – тихо вздохнул моряк и погладил Торнадо по спине. Жеребец, не услышав отклика на свой зов, замахал хвостом, затоптался на месте и снова заржал. – Ну ничего, он выкарабкается. Ты же знаешь, в каких передрягах он бывал, – хриплый голос дрогнул и почти пропал на последних словах".
Торнадо отпрянул от окна и осмотрелся по сторонам, словно в поисках помощи.
"Животное, а все понимает", – сдавленно прошептала какая-то сеньора, стоявшая рядом с экипажем Изабеллы.
В установившейся тянущей тишине было слышно, как жеребец осмысленно звенел дорогой сбруей, пытаясь привлечь внимание из безответного окна. В его глубоком пристальном взгляде до сих пор виделась вера в то, что его хозяин сейчас откроет деревянную дверцу и выйдет к нему навстречу.
Но ничего не изменилось.
Вместо этого из экипажа вдруг протянулась женская рука и осторожно погладила его по голове. Торнадо встряхнул ушами, однако, вопреки славе о своей дикости, не отпрянул в сторону, вместо этого подавшись вперед и осторожно засунув морду в окно.
Он простоял так около минуты совсем без движения, а когда медленно вернулся обратно, сердце готово было разорваться на части: столько непонимания было в его осиротевших глазах. Сеньора Розалинда рассказывала потом, что внутри он снова звал хозяина, но так тихо, что его почти не было слышно. И дон Марк, поглаживая Торнадо по густой гриве, шепотом обещал ему, что все будет хорошо.
"Бедняга, – тяжело вздохнув, прошептал моряк. – Животные чувствуют много тоньше, чем некоторые люди…"
Он еще немного помолчал и, словно собравшись с мыслями, твердо обратился к притихшей группе молодых людей:
"А ну, выпрягайте свою клячу!"
"Но постойте…" – попытался возразить еще один неизвестный юноша.
"Своему командиру ты бы не стал так перечить! Выпрягайте, говорю!"
Отряд Зорро быстро переглянулся, и двое людей подошли к лошади в упряжке.
"Ну что, дружок, повезешь своего хозяина? – тем временем обратился моряк к Торнадо. – Тоже мне, удумали! Оставить тебя не у дел! – сердито проворчал он. – Кто еще, кроме Торнадо, может повезти этот экипаж?" – окинул мужчина мрачным взглядом ближайшее окружение и повел жеребца вперед.
Никогда еще Эль Пуэбло не видел Торнадо, впряженного в карету. Он был так свободолюбив и независим, что любая упряжь, казалось, должна была сгореть на нем в первую секунду. Но сейчас он шел так тихо, что его даже не было слышно. И Изабелла с острой болью в груди вспоминала потом, как Торнадо поминутно оборачивался назад, словно пытаясь разглядеть, что происходило в приоткрытом окне, и понять, не нужно ли было идти еще медленнее…
Девушка не знала, спала ли этой ночью после того, как ее и Керолайн проводили в их спальни в гасиенде губернатора, но она отчетливо слышала все, что происходило за дверью: шаги врачей и хозяев дома, разговоры прислуги, звон посуды, шорох постельного белья, плеск воды. Она точно знала, в какой стороне определили комнату для Зорро, хотя и не располагала информацией о том, что это будет спальня дона Диего. Она знала, сколько у него было подушек, какого цвета ему постелили простыню и какое одеяло только что закончили выветривать на свежем воздухе. Знала, что справа на прикроватной тумбочке стояла вода; что дежурное кресло, место в котором по очереди занимала вся мужская часть дома губернатора, находилось в дальнем углу комнаты рядом с окном; что слева от кровати лежало еще два покрывала – легкое и теплое – для всех мыслимых температурных режимов на улице. Она была настолько осведомлена обо всем, что окружало молодого человека, что, если бы ее пустили к нему в спальню, она смогла бы найти все необходимые вещи в темноте и с закрытыми глазами.
Но вход в двери его комнаты был ей категорически воспрещен. Как и Керолайн, и всей прекрасной половине населения гасиенды.
Не разрешили зайти в его спальню и Катрин…
Она приходила около полудня и больше часа провела в кабинете вместе с доном Алехандро и доном Ластиньо. Никто не знал содержание их разговора, но было понятно, что сеньора Родригес располагала очень ценными сведениями, которые сейчас могли пригодиться как никогда.
И все же увидеть молодого человека ей не позволили.
Изабелла столкнулась с ней на пороге дома, когда возвращалась к Керолайн после бездумной и пустой прогулки по саду. Тысячи противоречивых мыслей сразу же хлынули в голову. Она никак не могла понять, почему Катрин снова ей улыбалась. Это не было похоже на поддельное проявление уважения или демонстрацию ведомого ей одной женского превосходства. Она не лицемерила и ничем не гордилась. Ее улыбка была такой же искренней, как и вчерашние слова на балу. И это все, учитывая существующую ситуацию, было в высшей степени непостижимо.
Таким образом, единственной женщиной, имевшей право доступа за закрытые двери, оставалась сеньора Варгас. И сегодня почти четыре часа подряд она, несмотря на тяжелейшую ночь, провела в новом лазарете вместе с доном Марком.
Шарлотта была возвращена в крепость под личное наблюдение сэра Генри. И это было все, о чем сообщили Изабелле. Ни о Фионе, ни о Хуане, ни о доне Эстебане она не знала совершенно ничего, в отличие от дома губернатора, который в лице дона Алехандро еще с утра очень подробно и аккуратно расспросил девушку о том, что вчера поведала ей в Пещерах ее сестра.
После этого Изабеллу и Керолайн полностью изолировали от внешнего мира и оставляли в неведении уже целые сутки. Дома де ла Вега и Линарес, несмотря на отсутствие какой-либо опасности, были оцеплены личной и гарнизонной охраной в таком количестве, что редкая птица решалась пересечь изгородь запретной территории, поэтому о новостях извне можно было даже не думать. Впрочем, даже если бы Изабелле сейчас и поведали судьбу Фионы и ее сообщников, вряд ли это вызвало бы у нее хоть какие-то ощущения.
Все, что в ней сейчас было, жило во взгляде, прикованном к трем просторным темным окнам на втором этаже.
Четыре раза она совершала попытку прорваться за обозначенную черту и четыре раза получала категорический отказ. Ей не давали заглянуть даже сквозь крохотную щель, и все, что она знала, было то, что Зорро так и не приходил в себя. Врачи предприняли все посильные меры, и теперь жизнь молодого человека находилась в его собственных руках.
Действие яда все еще оставалось в силе, а попытка изготовления противоядия без точной рецептуры на основании одних предположений дона Диего была слишком рискованной. К первоисточнику же ни врачи, ни губернатор обращаться не собирались, по всей видимости, исходя из тех же соображений риска. Или, возможно, дона Эстебана уже не было в пределах Калифорнии. Хотя все это было лишь предположениями, изредка вспыхивающими в онемевшем сознании.
Изабелла прикрыла длинные ресницы. Что-то действительно вспыхнуло на периферии остановившегося взгляда и больно резануло по глазам. Девушка опустила голову, провела рукой по волосам и закинула назад волнистую прядь. Три больших оранжевых прямоугольника отчетливо мерцали на густой темной траве.
Изабелла дернулась и схватила губами воздух. Свет! В окнах спальни дона Диего зажгли свет!
Она вскочила со своего места и снова застыла. Сзади раздалась недовольная интонация подруги.
– Кери, – прошептала Изабелла, не отрывая глаз от второго этажа. – Просыпайся.
Но фрейлина уже скатилась со скамейки и впилась тонкими пальцами в плечо своей принцессы.
Какие-то тени мелькали на фоне брезжащих окон, отражаясь в двух одинаково огромных парах глаз.
– Что-то случилось… – едва слышно произнесла фрейлина.
Ноги приросли к земле. Не было возможности даже пошевелиться.
"Что-то случилось… – больно и остро забилось в висках. – Что-то случилось…"
Снова три ужасных глухих удара, сопровождаемые едва уловимым треском рвущейся одежды.
"Пульс очень слабый", – напряженный взгляд дона Диего.
"Врачей нет", – взволнованный гул толпы.
"Убийца!" – оглушительный визг Керолайн.
"Ножи… отравлены…" – страшный шепот Шарлотты.
– Рикардо! – вдруг врезалась из темноты дрожащая интонация Кери.
Изабелла перевела невидящий взгляд на уровень первого этажа.
– Черт возьми, мы вас потеряли! – почему-то задыхаясь, громко произнес Линарес, выходя из-за угла гасиенды и быстро направляясь к двум неподвижным фигурам. – Уже минут десять по всему дому ищем!
Он перевел дух и приложил руку ко лбу. Он не спал всю прошлую ночь и весь минувший день, проведя их по очереди в лазарете и, между своими сменами, у кровати Керолайн.
– Зорро… – молодому человеку, кажется, снова не хватило воздуха и он сделал глубокий вдох. – Зорро только что пришел в себя.
***
Было около часа ночи, но две главные гасиенды Эль Пуэбло стояли на головах. Зорро пришел в сознание и в скором времени изъявил желание перекусить.
У Изабеллы и Керолайн выросли крылья в первый же момент, когда они осознали значение фразы Рикардо, и, несмотря на все протесты их окружения, они забаррикадировались на кухне, даже под угрозой наказания никого не пуская в завоеванные владения. Фрейлина превзошла саму себя в кулинарных фантазиях, и, пожалуй, только Изабелла в тот момент могла успевать за ходом мыслей подруги, безостановочно диктующей рецепты приправ, соусов и подливок. Доверить приготовление столь важного ужина посторонним лицам было для девушек совершенно немыслимым, и они сбились с ног, бегая по лестнице в погреб и обратно, но в результате их слаженных действий через полчаса Изабелла уже поднималась на второй этаж с первым блюдом для своего покровителя. Ей наконец позволили зайти к нему в спальню, потому что отказывать ей в этой привилегии и дальше уже становилось опасным.
Девушка прорвалась с подносом за запретную черту и, даже не услышав, как губернатор закрыл за ней дверь и оставил наедине с молодым человеком, поспешила к кровати. Зорро полусидел-полулежал, откинувшись на россыпь разноцветных подушек, и дышал свежим ночным воздухом, но на шум на пороге комнаты отреагировал незамедлительно. Изабелла встретилась с его взглядом и тут же опустила глаза, однако не остановилась и, дойдя до кровати, присела на ее край.
– Кери сварила суп из индейки, – прошептала она, ставя поднос к себе на колени. – Пожалуйста, попробуйте, он очень вкусный. И мы на всякий случай процедили бульон, поэтому он совсем прозрачный. А мясо порезано очень маленькими кусочками. Это лапки. Но если Вы хотите, там есть крылышки, – испуганно пролепетала Изабелла, понимая, что не слышит ответа ни на одно из своих предложений. – И еще я принесла белый хлеб, он только что из печи. Но он мог не успеть дойти, – она вцепилась в ложку и начала судорожно водить ей по дну тарелки, чувствуя на себе пристальный взгляд. – Овощи в супе мы порезали кубиками, они тоже совсем маленькие. Но если Вам так не нравится, мы можем переделать на ломтики, – в отчаянии предложила Изабелла.
– Я попробую справиться с кубиками, – послышался наконец низкий голос.
Девушка резко подняла глаза, однако тут же опустила их обратно. Тем не менее этого времени ей хватило, чтобы увидеть слегка наклоненную на бок голову, чуть подернутые усмешкой уголки губ и внимательный взгляд зеленых глаз, направленный попеременно то на ее лицо, то на тарелку в ее руках.
– Он, правда, очень вкусный, – уже не слыша саму себя, прошептала Изабелла. – Мы…
– Как ваше самочувствие? – перебил ее Зорро.
– Наше? С нами все в порядке. Давайте…
– Вас осмотрели врачи?
– Да. Ничего страшного. Важнее, чтобы Вы сейчас…
– Что они сказали?
– Все, правда, хорошо. Мы целый день отдыхали. А Вы лучше…
– Вам назначили лечение?
– Пожалуйста, поешьте! – воскликнула Изабелла. – Сейчас все остынет. Вам нужно восстанавливать силы и отдыхать. Это намного важнее, чем все остальное, – закончила она уже значительно тише, мешая прозрачный как слеза бульон.
Ее талию внезапно обхватили сильные руки, и через мгновение девушка поняла, что оказалась придвинутой к молодому человеку вместе с тарелкой, ложкой и блюдцем свежеиспеченного хлеба на серебряном подносе. Она быстро подогнула под себя одну ногу и, на всякий случай подув на ложку с супом, поднесла ее к улыбающимся губам.
Линарес, на свою голову зашедший проверить обстановку, еще долго припоминал Керолайн эту сцену. Она, в отличие от Изабеллы, никогда не сидела перед ним на кровати на коленях и не кормила его с ложечки, преданно заглядывая в глаза и упрашивая съесть еще хоть капельку.
Впрочем, сегодня вообще был не его день. Манимый сладостными ароматами, он попытался зайти на кухню, но был встречен таким ожесточенным рычанием своей музы, что выскочил оттуда как ошпаренный и мог только издалека печально наблюдать за тем, как Изабелла, сбиваясь с ног, таскала на второй этаж бесконечные тарелки и подносы.
Это был жесточайший удар по его самолюбию: его оставили без еды и без внимания. Более того, впервые на его жизненном пути появился кто-то, способный съесть чуть ли не вдвое больший объем пищи, чем он, потому что еда, безостановочно носимая на второй этаж, исчезала там, словно в бездонном колодце.
– Скушал шашлычок? – с придыханием спрашивала Кери, перенимая очередную опустошенную тарелку.
– Да, – с идентичным и не совсем нормальным блеском в глазах отзывалась Изабелла, подхватывая блюдо с овощами и отмеренными, как по линейке, кусочками копченой куропатки.
– Когда можно раскладывать десерт?
– Начинай.
И Изабелла снова скрывалась на втором этаже.
Испытания же ее брата на этом не закончились. Выглянув из кухни, фрейлина поманила его на заветную территорию. Окрыленный Линарес впорхнул к столам, уставленным тарелками, и тут же столкнулся с ножом и миской. Кери, занятая взбиванием крема, заставила Рикардо собственноручно снимать шкурки со всех овощей и фруктов, чтобы получить нежнейшее угощение. Эту ночь молодой человек запомнил надолго…
Часы пробили три раза, когда Изабелла заканчивала кормить своего покровителя. Она все еще сидела перед ним на коленях, умоляя скушать последнюю виноградинку или кусочек медового персика. Керолайн дописывала на кухне меню завтрака. Ее отвергнутый и униженный трубадур страдал в главном зале с крохотной лапкой перепавшего ему цыпленка. Дон Алехандро и дон Ластиньо, в первые же минуты вызвавшие дона Марка и получившие от него радостное подтверждение того, что жизнь Зорро теперь находилась вне опасности, позволили себе ненадолго разойтись по кабинетам и заняться упущенными рабочими моментами, перед этим настрого наказав Изабелле не переутомлять молодого человека и уйти из его комнаты сразу же после ужина.
– Надо было пеньюар надеть, – бросила фрейлина, забирая блюдо из-под фруктов и возвращаясь к подсчету ингредиентов для завтрака.
– Кери!
– Думаю, Зорро намного быстрее пошел бы на поправку.
– Керолайн!
– Ну а что такой наряд без дела в шкафу висит?
– Все, я ушла, – фыркнула Изабелла, забирая с собой два полных стакана воды.
– Может, сходить за ним в соседний дом? Еще не поздно! – донеслось ей в спину.
Ощущение всеобщего облегчения витало по дому словно аромат тончайших духов, дав возможность обитателям гасиенды вздохнуть полной грудью и расправить онемевшие плечи.
Изабелла в двадцатый раз за ночь поднялась по лестнице и вошла в спальню.
– Я принесла воду, – произнесла она, направляясь к ближайшим подсвечникам, чтобы задуть свечи. – Завтра утром придет сеньора Розалинда. Но не слишком рано, чтобы Вы могли выспаться.
Она потушила несколько светильников и поставила бокалы на стол, решив заранее задернуть шторы от яркого утреннего солнца.
Что-то было не так, только она не могла понять что…
– Рикардо сказал, что будет внизу, поэтому я на всякий случай оставлю дверь открытой. Он услышит Вас, если Вам что-то понадобится, – девушка задвинула ногой неровно стоящий стул и повернулась к кровати. – Вы не против?
На раскрытых белых простынях никого не было.
Глава 12
– На мой взгляд, тебе не следовало писать это письмо, – вздохнула Кери, расплетая перед сном волосы своей принцессы из замысловатой прически, сооруженной ею же еще с утра.
Изабелла промолчала.
– Спать хочешь? – решила не продолжать болезненную тему фрейлина.
– Нет, честно говоря.
– Может, выйти в сад? Подышать минут пятнадцать перед сном.
Изабелла кивнула.
Керолайн незаметно вздохнула еще раз и, достав последнюю шпильку из темной густой гривы, направилась в сторону шкафа за теплыми накидками.
С момента последней встречи Изабеллы и Фионы в ту страшную ночь прошло около двух недель. А шесть дней назад корабли британского флота отправились на родину, увозя с собой Фиону, королевских советников, сэра Ричарда и весь британский двор.
Это было очень тяжелое время для дома губернатора. Дон Алехандро, сэр Генри и сэр Ричард проводили дни и ночи в кабинете главной гасиенды Калифорнии, по десять и по сто раз меняя и согласовывая информацию, которую дон Алехандро должен был предоставить населению Эль Пуэбло, а сэр Ричард и сэр Генри – увезти на Туманный Альбион. Они писали тексты, вычеркивали строчки за строчками, отказывались от недавно принятых решений и начинали все заново. Очень много подробностей должно было остаться на этой стороне света и никогда не достичь британского дворца. Речь сэра Ричарда и сэра Генри должна была быть выверена вплоть до слога, включая взгляды и интонацию. И это делалось не только для исключения каких бы то ни было подозрений в случае непредвиденных расхождений в их докладах, но и для максимально возможного смягчения удара по сознанию монарших родителей…
А уже после того, как поздно ночью сэр Генри уходил из гасиенды и увозил с собой в крепость сэра Ричарда, последний через час или два тайно возвращался обратно и обсуждал с доном Алехандро и доном Ластиньо то, что было известно только им троим. О настоящем имени и происхождении самой младшей принцессы британский двор не должен был узнать никогда, но Георга III и его супругу следовало осведомить о судьбе их приемной дочери настолько полно и безболезненно, насколько это было возможно.
Что касалось населения Эль Пуэбло и его оповещения о возвращении соотечественницы на родину по прошествии тринадцати лет, то этим губернатор и его помощник собирались заняться спустя некоторое время, когда слухи о странной задержке венчания Изабеллы и дона Диего де ла Вега станут совсем невыносимыми. На данный же момент все, что было официально объявлено калифорнийской публике в главном зале крепости на следующий день после отбытия британских кораблей, являлось информацией о том, что на жизнь Изабеллы покушалась одна из фрейлин британского двора по давним личным мотивам, которые она так никому и не раскрыла и увезла с собой в Британию, а Фиона узнала о заговоре и в последний момент настигла предательницу. Поэтому в ту ночь она и оказалась сначала в Пещерах, а потом в карете. Таким образом, имя Фионы осталось незапятнанным, чтобы не увеличивать и без того огромную тень на Короне Британской империи. Страшные же крики Керолайн в адрес Шарлотты объяснили тяжелейшими переживаниями и серьезным моральным срывом, обусловленным минувшими событиями.
Имя предательницы так и не называлось из политических соображений, но на него списали все, что было возможно, вплоть до роспуска щекотливых слухов о том, что заказчик нападения разбойников на первом балу был отдаленно похож на Зорро. И хотя дом губернатора отдавал себе отчет в том, что эта версия была до невозможности притянута за уши, население Эль Пуэбло, столько времени жаждавшее хоть каких-нибудь объяснений происходящему, безропотно приняло эти сведения и понесло по домам и другим поселениям, дав обитателям главной гасиенды Калифорнии возможность немного передохнуть перед следующим и, пожалуй, еще более тяжелым объяснением, касавшемся настоящего имени принцессы Изабеллы.
Новость об исчезновении Зорро за пределы дома не вышла, и дон Алехандро, заручившись молчанием сеньоры Розалинды и дона Марка, не моргнув глазом, объявил, что молодой человек пришел в себя через несколько часов после операции и уже в течение пары суток смог встать на ноги и самостоятельно покинуть гасиенду.
– Знала бы я, что ты там пишешь, унесла бы из дома все перья, бумагу и чернила! – после долгой внутренней борьбы снова не выдержала Кери, упрямо сложив руки на груди и задрав носик в противоположную от подруги сторону.
Изабелла вздохнула и откинула голову на витиеватый поручень качели.
– Она четыре раза пыталась тебя убить! – через шесть дней молчания наконец взорвалась фрейлина. – То своими, то чужими руками! А ты все жалеешь ее! Ты могла умереть, а она осталась бы жива!
– Кери, она больна.
– А ты уже могла быть мертва! – встала фрейлина со своего места и начала ходить кругами по небольшой площадке перед качелями. – И как тебе в голову пришло просить отправить ее в башню с таким красивым видом из окна и прислугой?! – продолжала негодовать она. – Да ее надо пожизненно запереть в одиночную камеру для безопасности общества! И чтобы никто не имел с ней никаких контактов, иначе она найдет способ выбраться и оттуда!
Керолайн была права. Дом губернатора очень высоко оценил интеллектуальные способности своей противницы, проявленные с такой неожиданной силой и скоростью в ту страшную ночь. Вся правящая верхушка Калифорнии оказалась обведена вокруг пальца по плану восемнадцатилетней девушки, сформировавшемуся в ее голове всего за несколько минут. И все их обсуждения, блестящие умозаключения и бесконечные ночные совещания оказались одномоментно попраны ярчайшей вспышкой болезненного разума.
"Безумие и гениальность во все времена шли рядом", – произнес в одну из долгих и бессонных ночей дон Алехандро, выходя из кабинета вместе с доном Ластиньо и сэром Генри.
Искать себе оправдания они не стали. Лишь дон Рафаэль сделал робкую попытку напомнить, что, останься Зорро с ними в тот вечер, всего этого жуткого продолжения не последовало бы, потому что он единственный знал истинное положение вещей, касавшееся дона Эстебана. Да, вероятно, он не смог бы предотвратить отравление Изабеллы и Керолайн, но, скорее всего, он, с его связями и возможностями, смог бы найти решение из казавшейся тогда безвыходной ситуации. Хотя наиболее правдоподобным развитием событий казался тот вариант, что Фиона просто не стала бы прибегать к услугам дона Эстебана и разработала бы иной план, исключавший столь опасную игру с жизнями сестры и ее фрейлины.
Впрочем, гадать уже было бессмысленно. Прошлое нужно было оставить в прошлом; впереди же их всех еще ждали очень нелегкие времена.
– Практически подписала ей вердикт о помиловании, – продолжала ворчать Кери. – Его Величество не сможет отказать тебе даже на расстоянии. Попадись мне в руки это письмо – я бы там такой постскриптум приписала от своего имени!
Изабелла прислонила голову к арочной ножке качели и с легкой улыбкой закрыла глаза. Она слишком хорошо знала, что Керолайн с ее кристально чистой душой никогда в жизни никому не пожелала бы зла – ни другу, ни врагу. Она не желала этого и сейчас. Она просто была на это неспособна. Более того, предоставь ей право самолично решать судьбу Фионы – Кери первая бросилась бы писать прошение о помиловании. Поэтому все, что оставалось маленькой фрейлине, это сотрясать воздух и грозить сжатым кулачком невидимому противнику.
Сама же Изабелла, сколько не заглядывала в глубины своего сознания, так почти ничего там и не нашла. Ни злости, ни ненависти, ни торжества от победы. Только странную пустоту и ежечасно растущее чувство глубочайшей жалости к той, которая так хотела унаследовать судьбу своего венценосного отца.
И она ее унаследовала. Так остро и так сильно. Единственная из всех пятнадцати детей…
Дом губернатора не стал переубеждать и отговаривать Изабеллу от написания этих нескольких строк, равно как и обсуждать ее решение. Дон Алехандро только проверил содержимое письма на предмет опасных нестыковок с его собственным посланием и передал оба запечатанных конверта в руки сэра Генри.
Вместе с этим письмом ушла и последняя связь Изабеллы с ее бывшим домом и семьей.
Что касалось ее настоящей семьи, то Изабелла, несмотря на то, что сэр Ричард столько времени провел всего в паре шагов от нее, лишь один раз и только на минуту смогла оторвать его от переговоров и спросить, как чувствовала себя ее мама. Сам факт того, что сэр Ричард появился в гасиенде дона Алехандро, уже говорил о том, что кто-то открыл дверь от тайного укрытия, где они с сеньорой Камелией продолжали оставаться все это время. И, как коротко успел сообщить сэр Ричард, это был какой-то незнакомый им молодой человек в маске.
Именно он привел сэра Ричарда в крепость через два дня после происшествия в Пещерах. Он же являлся связующим звеном между сэром Ричардом и сеньорой Камелией, все еще пребывающей в тайном убежище. Поэтому мама Изабеллы, хоть и оставалась отрезанной от внешнего мира, была очень хорошо информирована обо всем происходящем в Эль Пуэбло.
О том, когда сеньора Камелия вернется домой и наконец сможет увидеть мужа и сына, Изабелла уже не могла думать. Особенно мучительно начало тянуться время после того, как британский флот покинул берега Калифорнии и увез с собой сэра Ричарда, являвшегося единственным спутником сеньоры Камелии. Изабелла со всей тяжестью осознавала, что каждый новый день, проведенной ее матерью в одиночестве с грузом сведений о судьбе ее дочери, должен был казаться ей по меньшей мере годом. Но при этом она так же ясно понимала и то, что каждый из этих дней был глотком свежего воздуха для ее отца и брата. Ведь, появись сеньора Камелия в первый же вечер после отбытия британской свиты, душевное состояние дона Ластиньо и Рикардо можно было бы смело поставить в один ряд с состоянием Фионы.
Им давали время на отдых.
И Изабелла слишком хорошо знала, кто определял его длительность.
Тема исчезновения Зорро в первые же дни негласно приобрела статус табу. Говорить об этом уже не было не только смысла, но и сил. Поэтому после двух суток всех возможных предположений, высказываемых охрипшими голосами, дом губернатора официально утвердил версию о том, что "Зорро испарился в воздухе" и закрыл эту тему.
Более абсурдного заключения стены главной гасиенды Калифорнии за все время своего существования еще не слышали, особенно после всех хитроумных стратегий, вынашиваемых здесь на протяжении последнего месяца; однако доведенные до крайности ее обитатели, взвесив все "за" и "против", приняли за действительность именно необъяснимое исчезновение молодого человека прямо из его спальни.
И это было более правдоподобно, чем возможность его ухода через окно и дальше через сад в сторону главной дороги, гасиенды Линарес или даже обрыва, поскольку вокруг обоих домов, отдаленных от других объектов жительства, посменно дежурили тридцать девять стражей. Тридцать девять. Треть из них составляла личная охрана губернатора и его помощника, остальные были служащими гарнизона. Они стояли примерно через пятьдесят метров друг от друга по всему ареалу обитания младшей принцессы Великобритании, то есть вокруг двух гасиенд с двумя прилегающими садовыми территориями, поэтому выбраться в окно, перелезть незамеченным через забор и преодолеть около сотни метров по пустому пространству до ближайших деревьев было невозможно даже для Зорро. Равно как невозможно было спуститься по лестнице и выйти через центральный вход, что означало пройти по всему дому и остаться неувиденным ни одной живой душой. И это не говоря о том, что Зорро в его состоянии не мог не только передвигаться по комнате, но даже подняться с кровати. Об этом в один голос заявили и дон Марк, и сеньора Розалинда. Хотя на то, чтобы подтащить Изабеллу ближе к себе во время его последнего ужина, сил у него хватило…
И тем не менее он исчез из гасиенды в промежуток времени, составлявший около семи-восьми минут. В три часа ночи Изабелла ушла из спальни, унося пустые тарелки, а в три часа восемь минут вернулась обратно с водой. Этого времени Зорро оказалось достаточно, чтобы испариться. Этот термин применил сам дон Алехандро, махнув рукой в знак окончания обсуждения.
Именно испариться, потому что ходить Зорро не мог. А даже если и предположить, что он прятался в тени одной комнаты, потом другой – и так до тех пор, пока не дождался, когда Рикардо, услышав о его исчезновении, покинет свой пост, – чтобы дальше выйти через главную дверь, пройти по саду, каким-то невероятным способом перелезть через закрытые ворота и, несомненно, превратиться в невидимку и проскочить мимо почти полной смены гарнизона, то ему необходим был помощник, а еще лучше – два. Потому что они должны были в прямом смысле нести его на себе. И эти помощники должны были вести его от самой кровати. Следовательно, им нужно было изначально находиться в доме.
