Стигия, зажатая между Шемом и Черными Королевствами, почти недоступна для путешественников. Хотя она и омывается с одной стороны морем, но корабли, случайно вынесенные к её берегам, едва узнав очертания, описанные в каждой лоции с пометкой «смертельно опасно – не высаживаться», стараются всеми силами уйти обратно в море. Те же, кто не смог этого сделать, исчезли навсегда, и ни родные, ни купец, отправивший это судно, никогда уже не узнают, что произошло здесь, на пустынных песчаных берегах.
Отсюда начинается пустыня, занимающая большую часть этой закрытой страны. Известно одно, эта пустыня не является природной, как другие на этом континенте. Когда-то здесь, как и в Черных Королевствах, буйствовала тропическая зелень, но во времена войны между Королями-Гигантами и Сэтом, эта земля пережила магический удар такой силы, что все живое – люди, животные, растения – умерли мгновенно. Это, кстати, и было началом заката великой цивилизации Королей. Больше здесь не могло ничего расти, и жить. Только пески кочевали по некогда зеленым землям, подгоняемые горячим ветром. Но люди, начавшие поклоняться победителю Змею, вернулись сюда. Человек неистребим, как плесень или пыль. Он всегда найдет возможность зацепиться корнями и создать подобие жизни даже в самых ужасных условиях.
Как известно, главным городом Стигии является Луксур. Это город светской власти, подтверждением этого является нахождение в городе Трона Слоновой Кости. Но светская власть крайне слаба, тому путешественнику, который все-таки сможет добраться сюда (находились и такие), наверняка покажется, что всем в этой стране управляют жрецы. И это отчасти верно, но их главный город Кеми. Он находится на западном побережье Стигии.
Однако есть те, кто еще выше жрецов, хотя в большинстве и вышли из их среды. Это Черный Круг – сильнейшие колдуны Стигии. Их главный город Кешатта.
Но на самом деле, все они: и светские правители, и жрецы всех рангов, и колдуны из Черного Круга, все они подчиняются одному настоящему правителю – Великому Змею Апопу, известному в этом мире под именем Сэт.
В самом сердце Стигийской пустыни есть огромная скалистая гора. Словно фантастический мрачный замок – так причудливо изгрызли гранит вечные песчаные бури – она возвышается над барханным морем. Этот огромный кусок гранита по объему равен самой большой горе Кезанкийских гор. Каменный массив пронзают огромные мрачные пещеры, на стенах которых искусными резчиками выбито множество барельефов с изображением людских фигур с головами животных, движущихся с подношениями к главному залу, к которому ведут все эти тоннели.
Сам главный зал огромен: иногда вспыхивающий сам по себе в черной каменной чаше, колдовской огонь, не в силах осветить зал полностью. Пламя взлетает над чашей на многие метры, но в ее свете можно разглядеть только огромный каменный трон в форме цветка лотоса и ближайшие стены, на которых теперь присутствует только одна узнаваемая фигура – один и тот же мощный торс человека, но голова каждый раз другая. То голова трубкозуба, то осла, то крокодила. В самом центре, на плите за троном было главное изображение, в два раза больше остальных – та же могучая фигура, но с головой змея.
На каменном лотосе, свернувшись кольцами, лежал сам Великий Змей. В зале все было огромным, поэтому настоящий размер рептилии, определить было невозможно. Неподвижный взгляд Сэта был направлен на чашу, где то вспыхивало, то пропадало колдовское пламя; отблески огня играли в черных, немигающих глазах; ни один мускул тела не двигался, и казалось, что змея тоже каменная – вытесана из цельного черного агата. Эта неподвижность, и то, что Сэт находится в своей излюбленной ипостаси, говорит о том, что он отдыхает. Никто из смертных не видел его таким и никогда не увидит. Жрецы – только они могут иногда лицезреть свое божество воочию – тоже считают, что бог никогда не спит. Он всегда бдительно следит за миром, и всегда вовремя вмешивается, не давая врагам даже в мыслях осквернить великую Стигию.
Неожиданно, по всему телу змеи пробежала судорога. Хвост взлетел и начал хлестать по каменному ложу. Никто никогда не видел подобной реакции Сэта, он всегда вел себя по змеиному. Любое его движение было плавным, перетекающим из одного в другое. Похоже, то, что заставило его содрогнуться, было из ряда вон выходящим. Конвульсии продолжались несколько мгновений и прекратились также мгновенно, как и начались. Голова поднялась над каменным лотосом, и по подземелью разнеслось змеиное шипение, усиленное до грохота акустикой зала.
Жрецы были правы и неправы: Сэт все-таки иногда спал, но даже во сне он слышал то, что хотел услышать. Или увидеть. Потому что именно во сне он особенно чисто улавливал все, что видели, слышали и чувствовали его соглядатаи. Люди, звери, или птицы. Те, кого он сделал своими разведчиками, своими глазами, ушами и руками за пределами Стигии. И то, что он сейчас увидел в Ларше, городе, который он помнил еще великим, заставило его устроить этот танец. Известие, действительно, стоило того, чтобы великий Змей содрогнулся.
Его посланница, та, которая должна была забрать Жезл, сейчас умирала. Там в Ларше в это время по её телу растекался яд, парализуя мышцы и лишая её возможности сопротивляться. Это могло разрушить все его дальнейшие планы. А он уже не мог больше оставаться тем, кем был сейчас. Этот мир надоел ему хуже, чем насмешки брата Сета. Проклятая планета, проклятый мир. Мир, где ты можешь быть только тем, кем тебя представляют смертные.
Когда он появился здесь, в этом мире – он был уверен, что мир полный магии даст ему возможность усилиться. Это казалось само собой разумеющимся – магия всегда подпитывает магию. Но все оказалось не так, как он рассчитывал, и вот теперь он заперт в пустыне. Его должны были боготворить все обитатели этого мира, а затем и других миров, везде, куда он захотел шагнуть. И все у него для этого было! Проклятые Короли! Если бы у него оставался Повелитель Границ, все было бы по-другому. Он бы не слабел и мог дотянуться до любого мира, с любой магией. И вот сейчас, когда все должно было наладиться, когда Жезл должен был вернуться к нему, какая-то ничтожная тварь, эта жрица, которой он дал так много, вдруг решила умереть! Проклятые смертные, им ничего нельзя доверить, обязательно испортят.
Вспышка гнева растаяла без следа. Он тут же забыл о своей служанке-жрице. Раз она не смогла предусмотреть такую возможность и не сумела предотвратить свою смерть, она больше не нужна. Надо срочно искать, кого-то еще, кому можно доверить бесценный Жезл. Конечно, он бы лучше сохранил её, ведь она уже не раз доказывала, что у нее большой потенциал, но помочь ей отсюда он никак не мог. Уже никак нельзя было останавливать начатое, Змей чувствовал, что кто-то еще охотится за артефактом. Чувство было неясным, но Сэт знал, что его предвидение никогда не подводило и не подведет его.
Может отправить Верховного Жреца? Этот точно пройдет через любые преграды. Он бы никогда не подставил свою шею какому-то насекомому. Но Сэт не доверял Тот-Амону. Он знал, что если тот поймет, что попало в его руки, то Змей уже больше никогда не увидит Повелителя Границ. Нет, Тот-Амон пока еще не соперник ему, и нечего давать этому хитрому колдуну дополнительный козырь. Сэт давно знал, что придет час, когда ему придется уничтожить колдуна. Но сейчас польза от того, что Тот-Амон был верховным жрецом, перевешивала вред, и пусть он продолжает усиливать власть Стигийской веры в окружающем мире. Но отправлять его в Ларшу ни в коем случае нельзя.
Нужен другой кандидат. И здесь, в Стигии его найти еще можно – колдунов и жрецов хватает, но события разворачиваются в Ларше, а это очень далеко от Стигии. Мгновенно все это – найти кандидата, настроить его, и отправить в Ларшу – сделать не удастся, а значит, есть вероятность, что Жезл может найти кто-то другой. Или Жезл, раз он проснулся, сам может завладеть чьей-то душой. Это тоже ни к чему хорошему не приведет. Сэт хорошо помнил о том, как нелегко справляться с порождением Изначальных сил. Ну, и нельзя забывать и о братьях из мира богов. Сет ни капли не сомневался, что родственники не забыли про артефакт. Он им тоже очень нужен.
Так что оставался один выход – надо подыскать сущность, не обязательно человека, который смог бы забрать Жезл и принести его сюда, в Стигию. Он опять пожалел, что когда-то он не создал кого-то похожего на Шииху, но только с мозгами и желанием жить. Чтобы мог не только воевать, но и думать. Тогда не надо было бы использовать смертных. Увы люди созданные магией, не имели вкуса к жизни, и действовали только по конкретному приказу. Шииху Жезл подчинил бы себе в одно мгновение. Такой исполнительный служака был просто создан для подчинения артефакту.
Гигантская змея выровняла тело на каменном ложе, и опустила голову на одно из колец. Немигающие глаза снова уставились в темноту, изредка взрывающуюся пламенем из каменной чаши. Хотя змей находилась сейчас в своем подземелье, но видел, слышал и обонял он совсем другое. Сейчас он незримо просеивал далекую Ларшу в поисках возможного приемника Инсаэль. Так продолжалось довольно долго, паук неизвестно как оказавшийся в подземелье, где нет ни одной мухи, успел за это сплести кусок ловчей сети, но закончить дело ему не удалось. В неподвижных глазах змеи, вдруг, загорелись красные угольки, и в тот же момент пламя в чаше полыхнуло особо большим факелом. Клок пламени оторвался и улетел под самый свод, где слизнул несчастного паука вместе с сетью. Голова рептилии взлетела, и под сводами зала опять раздалось довольное змеиное шипение. Великий Змей нашел то, что искал.
***
Она уже проснулась, но слишком долгая магическая кома давала себя знать – мышцы никак не хотели слушаться, их то подергивало волной сокращений, то сводило от слишком сильного напряжения. Она попробовала поднять голову, но ей это не удалось. Пока открылись только глаза. Вокруг было необычно темно. Совсем не так, как в её спальне. Что с ней? Почему она никак не может проснуться. Похоже, слишком долго спала. Она, все так же не оставляя попыток остановиться, попробовала вспомнить, что она делала перед сном. Почему-то, совсем не хотелось думать, наоборот хотелось обратно в сон, в темное небытие. Воспоминания никак не появлялись, и тело тоже не хотело оживать. Она больше не хотела сопротивляться и отдалась течению, уносившему её обратно туда, где ничего нет, в черное беспамятство.
Но уйти ей не дали. Тоненькая, словно волос, ниточка связала её с чем-то могучим, и по этому капилляру к ней пошла жизнь. Сначала понемногу, капля за каплей, но по мере того, как её тело оживало, энергии поступало все больше и больше. Ниточка превратилась сначала, в ручеек, а затем в полноценную реку, несущую питание для тела, и для сознания. Казалось, что бездонный колодец, в который она превратилась, не наполнится никогда, но наступил момент, когда она переполнилась этой чужой энергией, и жизнь вернулась к ней. Тело перестало дергаться в судорогах, а в голове вспыхнули и стали разгораться воспоминания. Это оказалось самый страшнее всего, и она не выдержала. Девичий крик разорвал тишину подземелья.
***
– Сраный ты суслик, – бормотал Сашка, пробираясь вслед за Конаном. – Надо же так напугать.
Испуг, который он испытал, когда вместо меча схватил живого зверька, еще полностью не отпустил его. Зато для Конана это стало поводом позубоскалить. Мало того, что он несколько минут хохотал там, в подземелье, он и сейчас время от времени вспоминал, и спрашивал у Саньки что-нибудь типа – каким заклинанием он превратил свой меч в зверька. Затем опять разражался веселым простодушным смехом. Конкин знал, что варвар шутит, его подколки никогда не были злыми. Санька уже понял, что если, что-то не понравится, Киммериец выскажет это прямо в глаза, а не будет копить злобу в себе. И еще Сашка чувствовал, что отношение варвара к нему изменилось. Если в начале, когда они только начали свое путешествие, Конан относился к нему, как к ребенку, который даже ножом может порезаться, то сейчас он явно изменил свое мнение. Но почему это произошло, Конкин не знал – вроде бы он совсем не менялся, вел себя как обычно. Как боялся всего, так и боится; как хотел бы удрать отсюда в свой мир, так и хочет. Наверное, он просто привык ко мне, думал Санька.
Пока они торчали под землей, на поверхности начало светать, и сейчас, оглядываясь, Конкин видел уже не зыбкие черные тени на месте провалов, а серые бесконечные развалины, как в кино про апокалипсис. Словно тут произошел ядерный взрыв, только без температурного воздействия. Землетрясение, похоже, было адское, наверху только редкие остовы домов, остальное в труху. И еще одно – Санька прекрасно знал, что так не бывает, чтобы на поверхности земли все разрушилось до основания, а под землей, все осталось целое, такое, каким оно было сотни лет назад. В это трудно поверить, но он это только что видел своими глазами. Опять местное ноу-хау – колдовство.
После того, как суслик перепугал их, они еще посидели в подземелье – теперь уже втроем. Зверек опять пристроился у ног Сашки. Наконец, в одном углу проявилось серое пятно света. Это был тот лаз, через который они попали сюда. Конан предупредил Сашку, чтобы он не отходил от этого места, а сам отправился осмотреть подземелье, благо темнота поредела, и уже можно было разглядеть предметы.
– На хрена? Может, лучше пойдем уже наверх? – Санька попытался остановить варвара. Лезть куда-то в неизведанные колдовские пещеры, он считал явной глупостью. Сам он, ни за какие коврижки, не сунулся бы в еще темное подземелье. И наверху-то полный кабздец, а здесь в вечной темноте, наверняка, найдутся твари еще страшнее. Но Конана, как всегда, переубедить не удалось. У него были свои планы.
Сашка пожал плечами и опять опустился на теплый камень, а Конан растворился в сумраке. Однако вернулся он быстро, гораздо быстрее, чем Конкин ожидал.
– Ничего интересного, – ответил он на невысказанный вопрос Сашки. – Собирайся, пойдем.
И не удержался, чтобы не подковырнуть. Кивнув на прижавшегося к ноге Саньки суслика, он ухмыльнулся:
– Любимого дружка не забудь.
Выбрались из провала, они с большим трудом. Как оказалось, это спуститься раз плюнуть, а назад….
Под их весом земля осыпалась, и они опять съезжали в подземелье. Выручил их тот, на кого бы Санька никогда не подумал. Суслик, в отличие от них, выбрался почти мгновенно. Прошло лишь несколько секунд, как он исчез из виду, и тут же сверху раздался свист. На фоне светлой дыры стоял меховой столбик и нетерпеливо посвистывал. Мол, что вы там застряли?
– Где ты выбрался? – удивился Конкин. Зверек тут же исчез, а через несколько секунд уже тыкался мордочкой в ногу Сашке.
– Ты че носишься туда-сюда? – уже не комплексуя от того, что разговаривает с животным, спросил Конкин. – Лучше бы показал свой ход.
– Ты смотри-ка, он как будто понимает тебя, – задумчиво сказал Конан.
Сашке и самому так показалось. Потому что после его слов, зверек пошел к обратно к завалу. Но при этом все время останавливался и нетерпеливо посвистывал.
– Иди за ним! – скомандовал варвар. Сашка механически двинулся за сусликом.
Через минуту, они оказались наверху. Суслик действительно вывел их через лаз, который они не увидели. Вернее, видели, но не придали значения, слишком узкий. Надо было только отодвинуть большой обломок стены, и открывался вполне проходимый тоннель, почти не засыпанный мусором.
И вот сейчас, они уже полчаса пробирались по завалам, то взбираясь, то спускаясь, то обходя совсем уже непроходимые места. Рептилии здесь не было, и на обозримом горизонте тоже не наблюдалось. Зато от нее остался след, словно по развалинам великаны тащили что-то тяжелое; там, где прошла ящерица, вершины холмов срезало. Похоже, цепляла брюхом, подумал Санька.
Сначала они сразу забрали в сторону, чтобы уйти подальше от этого следа. Даже задиристому варвару не хотелось опять встречаться с этим монстром, что уж говорить о Саньке. Из всех животных в этом мире, ему понравился только суслик. От остальных же, нужно всегда держаться подальше.
– Куда пойдем? – спросил Санька. Ему показалось, что Конан ведет их куда глаза глядят. При этом Конкин сделал вид, что спросил просто из любопытства. Но у Конана было звериное чутье на все, даже на чувства.
– Не переживай, сейчас найдем следы лошадей, и пойдем за ними. Никуда не денется твоя ведьма. Скоро увидишь.
Сашка не ожидал, что он еще умеет краснеть. Ему казалось, что с подобной реакцией он распростился еще в институте.
– Никакая она не моя, – пробормотал он. – Я так просто спросил.
Конан только улыбнулся и ничего не ответил. И Санька в который уже раз подумал, что, несмотря на то, что они примерно одного возраста, Киммериец кажется ему сорокалетним, умудренным жизнью, стариком. Ведь вроде простой варвар, ведет себя, как положено – пожрать, подраться, потрахаться. Но иногда Конкин чувствовал, что Конан совсем не так прост, как кажется, и гора мышц, это не единственное, чем он владеет. Иногда сквозь образ отчаянного охотника за сокровищами прорезалось совсем другое; на Сашку вдруг веяло первобытной сказочной мощью, словно перед ним не простой бродяга, а какой-нибудь переодетый Ричард Львиное Сердце. Воин, готовый править великими королевствами. В такие моменты, Санька сразу начал подтрунивать сам над собой, укоряя, что насмотрелся Голливуда, и теперь везде видит героев. Все-таки обычный Конан нравился ему больше, чем супергеройский.
Однако, когда варвар нашел следы лошадей, оказалось, что они совпадают со следом от брюха ящерицы. Что это означает, догадался даже городской житель Конкин – тварь учуяла мясо, и теперь рвется догнать его.
– Похоже, искать теперь не надо, можно просто идти за драконом, – невесело подвел итог варвар. – Но, деваться некуда, деньги я взял.
Потом он пристально посмотрел на Саньку, и словно подтверждая недавние мысли того, сказал:
– Слушай, Конкин, что это такое, почему мне кажется, что ты вроде как здесь, и вроде нет тебя? То есть вроде бы как ты не ты? – он почесал лохматую гриву. – Что-то совсем запутался. Я хочу сказать, ты не чувствуешь, тебя не околдовали? А то иногда мне кажется, что ты вообще ни разу за сокровищами не ходил, словно всю жизнь в лавке просидел, проторговал. То вроде ничего в жизни не понимаешь, а иногда все нормально.
Санька даже поперхнулся. Черт! Сказать что ли? Про то, кто он на самом деле? Не, ну его, Конан колдовство не любит, еще решит, что ему на хрен такой спутник не нужен.
– Ты что, Конан, с чего ты взял? Все нормально. Никто меня не околдовывал.
– Я это к тому, – не слушая продолжил варвар. – Если ты не по своей воле, если тебя что-то гонит, то лучше не ходи. Дело, действительно, опасное. Это мне деваться некуда.
Санька во все глаза смотрел на Киммерийца и не знал, что ответить. Блин и этот амбал, про которого он сначала подумал, вот мужик с, по-настоящему стальным сердцем: ни капли сантиментов. А он предлагает ему сохранить жизнь, при этом сам идет.
В горле некстати запершило. Конкин прокашлялся и, как мог мужественнее ответил:
– Конан, тебе все показалось. Мы шли, и будем идти вместе.
А про себя подумал, что это ему, а не Конану надо обязательно идти – похоже, Инсаэль скоро попадет в беду! При этой мысли у Саньки заныло сердце. Надо двигаться, тварь-то вон не останавливалась, а они спали в подземелье. Как бы уже поздно не было.
Конан отреагировал чисто в своем стиле. Он коротко подвел итог такому своему необычно длинному выступлению.
– Раз так, побежали! Как-бы не опоздать.
Сколопендра выдернула клешни, и быстро отскочила от дергавшегося тела – нельзя попасть под случайный удар, это может привести к повреждению ножек или глаз. Ядовитая многоножка хоть и стала огромной, но оставалась насекомым, и тело её не получило брони, как у ящерицы. Она застыла на камне рядом со жрицей, ожидая, когда яд полностью завладеет телом и можно будет приступить к трапезе.
Её сородичи в это время атаковали беззащитных лошадей. Лошади, оглушенные колдовством, оказались легкой добычей. Они даже не заметили, как получили свою дозу яда. Сколопендры, так же, как и первая отбежали от бьющихся в судорогах лошадей и сейчас ждали. С самого рождения, эти твари ни разу не ели досыта, и приближавшееся пиршество сводило их с ума. Поэтому они и не заметили опасность.
Яд обычной сколопендры для человека не смертелен, да и прокусить кожу обыкновенная многоножка не сможет. Максимум человек получит ожог, который будет болеть несколько дней. Но магическая буря поработала с яйцами этого выводка на славу – яд тварей теперь мог свалить даже живущих в далеких Зембабве или Вендии слонов – огромных животных с бивнями и хоботом. Так что, Инсаэль, девушку отнюдь не большую, яд должен был превратить в неподвижный овощ очень быстро.
Это сразу понял Великий Змей, едва его магическое зрение уловило всю картину. И все так бы и произошло, но никто, ни Сэт, и ни тем более многоногие твари, не знали, что Инсаэль только что, перед самым нападением готовилась идти добивать ящерицу, и для этого выполнила несколько необходимых действий.
Инсаэль не за что не полезла бы в битву с рептилией, пока та находилась в полной силе, она хотела дождаться, когда Шииху измотает ящерицу, а затем эффектно добить её. Она подошла бы к месту битвы только тогда, когда рептилия не могла причинить ей вред. Но Жрица стала главной в Храме, а затем и той, на кого пал выбор Сэта, только потому, что была очень осторожной. Она всегда просчитывала любое действие наперед. По-другому в Стигийской религии выжить нельзя. Поэтому она заранее приготовила несколько боевых заклинаний, и, обновила заклинание защиты в бою, направленное на себя. Конечно, это не то заклинание, которым колдуны прикрывают воинов Стигии идущих в бой, но и этой версии хватало на то, чтобы поставить заслон попаданию заражения в раны. Вдруг бы ящерица, умирая, задела её хвостом, или она упала и порезалась. А на камнях Ларши всякой заразы наверняка с избытком.
Эта защита, поставленная так вовремя, позволила Инсаэль выжить. Потому что, она хоть и не смогла сразу нейтрализовать яд, но не дала ему полностью захватить организм. Полный паралич не наступил, губы и язык шевелились, а для ведьмы, это равносильно тому, как если бы ей дали готовое противоядие. Несколько нужных слов на мертвом языке, сказанных в особом порядке, и организм очистился от токсина. А приготовленное для ящерицы боевое заклинание, просто разорвало многоножек на мелкие кусочки.
Шатаясь, ведьма поднялась, зло выругалась и начала отряхиваться от попавшей на нее слизи и внутренностей ядовитой твари. Инсаэль была в бешенстве и не сразу поняла, что что-то изменилось. Она лишь почувствовала дискомфорт, какой бывает, когда выходишь из теплого дома, в зимний холодный дождь. Однако не придала этому значения, списав все на последствия отравления. Да и некогда проводить анализ, надо было срочно выправлять ситуацию.
А ситуация из плохой превратилась в очень плохую: она получила дозу яда; кони погибли; и ящерица тоже пока никуда не делась. Это она поняла сразу, как только уши очистились от ваты отравления. В воздухе носились зверские крики, треск и вой. Внизу, под холмом, шла битва. Оставив разбор того, почему она не заметила присутствия сколопендр, ведьма сначала проверила, сколько у нее еще в запасе готовых заклинаний, лишь потом повернулась и вгляделась в происходившее внизу.
Похоже, она не так уж и долго отсутствовала, усмехнулась жрица: то, что она видела перед нападением тварей, не слишком отличалось от того, что там происходило сейчас. Зверь, в которого превратился конь Шииху, так до сих пор и торчал на спине ящерицы. Отсюда было хорошо видно, что он просто лапами рвет бронированную кожу пресмыкающегося и это ему удается. В стороны летели куски плоти, и хлестала толчками, темная, почти черная, кровь. Однако разница в размерах слишком велика; хотя рана уже была почти с самого зверя, для огромной рептилии, это была всего лишь ранка.
Где находится сам Шииху, и что он делает, Инсаэль не разглядела. Но там присутствовал явный след того, что он участвует в схватке – в правом глазу рептилии торчала рукоять меча. Из глаза текла слизь и кровь. У нее мелькнула дикая мысль, что дракон расправился с воином. Но не сбежал же он? Жрица взошла еще чуть выше и забралась на большой камень, чтобы видеть всю картинку. И тут она увидела Шииху. Тот делал то, что, пожалуй, было самым правильным при битве с таким противником. Раз то, что ящерица лишилась глаза, её не останавливало, воин взялся за её лапы. Сейчас он крутился вокруг задних лап, постоянно уворачиваясь от их ударов, и методично перерубал мышцы. Инсаэль поняла, что какой бы огромной не была рептилия, она обречена – мозгов для битвы с такими противниками ей явно не хватало. Все дело во времени – так, что оставалось только ждать. Жрица могла бы уже сейчас помочь Шииху, её заклинания были бы очень кстати, но она решила – пусть воин повозится, это собьет с него спесь. Она до сих пор помнила, что он не выполнил её приказ убить Конана.
Еще раз, с сожалением взглянув на мертвых лошадей, ведьма вернулась к прерванной трапезе, еда ей сейчас жизненно необходима. Как ни крути, любое заклинание вытягивает силы из организма. А силы в этом проклятом городе ей еще пригодятся.
***
Пока воины выбирались наверх, Сарг уже что-то учуял и сейчас призывно выл, волнуя кровь бывалых воинов. Неужели у них опять начнется жизнь, в которой есть место блеску мечей и живой ярости боя, а не это постоянное ожидание. Все эти долгие столетия они существовали между смертью и жизнью. Сейчас, когда случай заставил Младшего вырвать их из полумертвого состояния, они были готовы на все, лишь бы не вернуться туда вновь. Лучше погибнуть в бою, как это произошло со всеми остальными когортами.
Растолкав последние камни, бойцы, один за другим вырвались на волю. Подобно тому, как искатель жемчуга рвется к поверхности и выныривает в последний момент, когда воздух уже закончился. Оказавшись на поверхности и поймав первые лучи солнца, они не могли сдержать радостных криков. Даже брось на них враг сейчас целую армию, их бы это не остановило. Так прекрасно было чувствовать себя опять воином!
Однако их не зря годами муштровали в Королевской Гвардии, через пару секунд они собрались и подошли к гарцующему от нетерпения псу. Тот едва сдерживался, и, как только воины оказались рядом, помчался дальше в развалины. Бойцы молча переглянулись – за долгие годы войн, они научились понимать друг друга без слов – и побежали за ним, перепрыгивая через обломки и ямы. Когда Сарг слишком далеко отрывался от них, он останавливался и начинал выть, чтобы солдаты знали в какую сторону бежать. Увидев, что воины приближаются и заметили его, зверь опять срывался и прыжками мчался через завалы. Инстинкт гнал его на едва уловимый след Стигийской магии. Предчувствие битвы, когда он вонзит клыки и когти в ненавистное существо, переполняло Сарга. Он, словно щенок, даже повизгивал от восторга, а воспоминание о недавней смерти члена стаи, злило и заставляло бежать еще быстрее.
Мелкие порождения битвы магий, улавливали дрожание земли от передвижения страшной троицы, и быстро вылезали из своих укрытий под камнями, или обломками. Голод гнал их. Но увидев, что там движется, они еще быстрее прятались обратно. Выродки чувствовали ауру древней силы, той, что когда-то наполняла эту землю, и которую до конца не смогли развеять даже столетия правления магии Змея. Более крупные порождения, подобные той твари, что преследовала Инсаэль, конечно, не испугались бы, голод заставил бы их напасть. Но тут не попалось не одной такой, словно духи Королей-Гигантов сопровождали и берегли воинов.
То расстояние, что солдаты Непобедимой Когорты миновали за час, обычные люди, даже бегом, преодолели не меньше чем за три часа, а скорей и еще больше. Рост и сила позволяли бойцам перепрыгивать такие препятствия, которые человеку пришлось бы перелезать или обходить. О Сарге и говорить нечего – он превосходил бойцов Непобедимой так же, как они превосходили обычных людей.
Ловчий волновался. Он ходил по своей комнате, отделенной от логова собак только железной решеткой, и то и дело заглядывал к псам. Обычно те или спали, или устраивали склоки, но сейчас они, также, как и Ловчий, бесцельно бродили по загону. Собаки Королей тоже ждали. Саргам было легче – они чувствовали своего собрата, и хотя не смогли бы определить, где он, но знали что с ним. Его чувства, передавались всей стае. Неожиданно стая радостно завизжала и устроила в клетке настоящий бедлам. Они бросались на железные прутья и друг на друга, точно так же, как это было после гибели первого пса, но в этот раз они выли не от злости, а от азарта. Сарг на воле достиг добычу – понял Ловчий, и сразу закричал в переговорную трубу. Надо предупредить Младшего.
Уже некоторое время, пес чувствовал физический запах людей и животных, тех, на кого и была открыта охота. И с каждой минутой он становился сильнее – теперь не нужно было даже чутье на магию, можно было использовать только нос и глаза, как обычный пес. И, конечно, Сарг увидел это первым. Он взвыл, предупреждая бегущих сзади солдат, и еще ускорился, стараясь быстрее добежать до облака пыли, от которого несло чужой магией. Клубы пыли поднимал огромный зверь, непохожий на тех, с кем псу доводилось биться столетия назад. Он крутился, ревел и рвал когтями завалы вокруг. В реве зверя чувствовалась боль и ярость – он явно сражался с кем то, кого Сарг пока не мог разглядеть.
Собака пока не могла разделить, кто из схватившихся насмерть существ являлся его целью, и замедлилась за несколько десятков метров до схватки. Из опыта прошлых войн она помнила, что надо подождать солдат. Сейчас, пока нет всей стаи, лучше, если тыл прикрыт своими бойцами. Те догоняли, и находились совсем близко – пес уже слышал, как, крушатся развалины под подошвами обитых железом сапог. В этот момент из пыли выскочил смуглый человек с окровавленным мечом. Тот увидел Сарга, глаза его резко расширились – он узнал зверя – и человек на мгновение застыл. Потом издал боевой клич, и вместо того, чтобы вернуться в бой, бросился к собаке. Пес, ни секунды не медля, рванул на встречу – этого он узнал, на него бежал именно тот враг, что когда-то убил немало его собратьев. Ярость охватила Сарга и даже сам Ловчий не смог бы сейчас его остановить.