Станислав Борисович Малозёмов
Волчина позорный
21. Глава двадцать первая
Кабинетный рабочий день полз как тяжело раненый во все части тела боец, пытающийся с вражеской территории перебраться к своим и умереть рядом с нашим врачом в медсанбате. К шести часам вечера Александр Павлович обнаружил, что в общий отчёт пишет что-то не то, вылавливая из небрежно, хаотично раскиданных докладных и рапортов первые попавшиеся на глаза строчки. Прочёл всё изложенное для начальства за последние полчаса, ахнул, порвал отчёт на мелкие фрагменты и смёл их со стола на газету, скрутил из неё кулёк, сдавил покрепче да печально похоронил плоды неудачного труда в проволочной корзине, где отходов накопилось почти доверху.
– Рожденный ползать летать не сможет, – обозлился на себя Шура. – Надо Борьку, брата, просить. Он корреспондент газеты. Для него пытка ручкой и бумагой – удовольствие, удовлетворение от единственно любимого дела.
Шура решил пойти к брату завтра с пачкой исходных бумаг. И Борька отчёт из них сделает такой, что хоть на всесоюзный конкурс писателей его отправляй. А сегодня придумал Малович рано появиться дома. Вот прямо сейчас стартовать и появиться на кухне раньше жены, сделать яичницу с сельским салом пожаренную, открыть банку маринованных огурцов, разложить их красиво на большом блюдце и всем этим Зину крупно обрадовать.
Пришел, сел на кухне к окну и долго разглядывал трёх воробьёв на ветке тополя, которые не могли по очереди выклевать из трещины то ли букашку, а, может, кого-нибудь повкуснее. Попутно наблюдал Александр Павлович воробьиную делёжку. А в основном размышлял. Не исчезал из его раздумий уркаган Кудрявый. Не было повода его задерживать. Ну, гоняет он шары в «Лихоманке». На деньги, да. Но с шестьдесят третьего года игру «на интерес» для бильярда разрешили.
Ну, к чему полегче прицепиться, чтобы Кудрявый не послал его подальше, а повиновался и пошел с ним в комнату для допросов? Остановился на том, что надо проверить у него документы. Точнее – прихватить всех, кто там будет, перечитать все паспорта и справки об освобождении. А всего к троим, чтобы не спугнуть Кудрявого, прицепиться. У блатных в документах всегда можно найти какую-либо нестыковку. Вот ГАИшники умеют же! Если ты на работника ГАИ огрызнулся сверх нормы, то он хоть что-нибудь, да найдёт в машине, чтобы дырку пробить в техталоне. А чтобы проверка документов смотрелась правдоподобно и называлась плановой, надо взять с собой Вову Тихонова и трёх сержантов с оружием.
– Во! Так и надо сделать! – Шура повеселел. – Я у него в документах обязательно что- нибудь неправильное выловлю.
Пришла Зина.
– Саня, случилось что-то? Тебя на должность полковника посадили? Ты ж раньше шести дома появился, да?
– Да писал отчёт. Чтобы, блин, подохли все, кто придумал этот садистский приём мучений честных офицеров и ни в чём не повинных гражданских. Я не выдержал. Семь страниц написал какой то фигни, порвал отчёт и сбежал. Мне завтра надо «колоть» одного из наводчиков на сберкассу, а Лысенко пристегнулся ко мне с этим отчетом и послезавтра его ждёт от меня. Дам завтра Борьке бумажки. Он за полчаса изобразит нашу борьбу с гадской преступностью очень живописно. Слезу будет Борькин текст вышибать даже у генерала.
Зазвонил телефон.
– Малович слушает, – Шура сел в кресло.– А, это ты, Нинка! Привет. Слушаю.
– Саня, приветик! – радостно пропищала Нинка Соловьёва. – Давай вечером встретимся. Возле кинотеатра «Сорок лет Казахстану». В киношку сходим. Потом в «Колосе» посидим, винца марочного хлебнём. Погуляем после марочного. Ты же сегодня никаких бандитов не ловишь?
– У меня поезд через два часа, – Шура от неожиданности вспотел.– Меня на курсы повышения посылают в Караганду. Неделю меня не будет. Или две. Потом я тебя сам найду. Ну, пока…
И он аккуратно уложил трубку на рычаги.
– Я тебе говорила, что она сама не отклеится от тебя, Соловьёва эта, шваль неприкаянная, – Зина остановилась напротив мужа. – Я тебе говорила. И с чего бы ты её сам будешь искать? Саш, ты меня пока не дуришь, но эта профура может тебя измором взять. И звонит уже не в первый раз, да? Рабочий номер знает, конечно? Ну, стало быть, понесло тебя, кобеля!?
Тогда давай так сделаем. Я и Виталик поедем поживём у Борьки с Аней, а ты кроме ловли преступников ещё и Нинку от себя отрываешь. Как головку от подсолнуха. Как погоны с офицера, который честь потерял.
– Во, ария из оперы, блин! – психанул Александр.– Ты же всё видишь как рентгеновский аппарат. Ну, знаешь же, что я с Нинкой роман не кручу. И видишь, что и не буду крутить. А то, что она липнет, так пойди и по морде дай. И успокойся.
– Виталик, в рюкзак сложи всё, что тебе нужно на неделю. Потом остальное заберём, – Зина собрала свои вещи в спортивную сумку Маловича и они с сыном ушли.
– Ну, с Нинкой сегодня я уже не переговорю, – прикинул Шура. – Завтра, похоже, не получится никак. Сколько с Кудрявым возиться буду, пёс его знает. Съезжу к ней на кондитерскую через день. Тянуть не стоит. Привыкнет жена отдельно жить – потом из девичьей жизни одиночной не вытащишь. Хотя, думаю, этот концерт на две-три недели. Как, блин, Нинка эта нагло работает! Домой звонит запросто. Телефон узнать – раз плюнуть. Жену вообще не опасается. А знает, зараза, что Зинка ещё та тётка! Волосья при надобности все вырвет сопернице нелегальной и нахальной. Шура действительно не желал иметь любовницу. Ну, вот не хотел другую! И всё! Значит, и так бывает.
Есть он не стал. Выпил бутылку лимонада. Позвонил Тихонову. Сказал, чтобы завтра в полной форме и с пистолетом был у Лысенко, у командира. И чтобы командир дал ему для акции проверки документов трёх сержантов-автоматчиков. Предстоит поймать под этим соусом одного из наводчиков ограбления сберкассы. Тихонов ответил, что в десять утра всё будет готово.
– Поедем в обед на нашем «ГаЗ-69» в «Лихоманку», где блатные гужуются. Рядом с аэропортом кафе старое, – Шура зевнул. – А я сейчас схожу к Николаеву из отдела паспортного контроля, узнаю, как провернуть мою задумку получше. Чтобы был нужный эффект.
У Николаева он узнал несколько хитрых приёмов, которые помогают доколупаться до любого человека. Даже если он паспорт получил вчера и никому его ещё не показывал. После чего вернулся, прочёл всю газету «Ленинский путь» и уснул рано. Включил телевизор и под светлые звуки классической музыки в исполнении струнного квартета мгновенно вырубился. А проснулся в семь под голос диктора из серьёзных «Последних известий». Диктор добросовестно рассказал то же самое, что и вчера. Шура его заглушил, сел на мотоцикл и не спеша двинулся на работу.
Никто ещё пока толком не объяснил народу, почему с утра люди злее, чем вечером. Вот насчёт преступлений многие, не знающие вопроса, крепко заблуждаются. Думают, что чёрные дела только под покровом тёмной ночи таятся и происходят. А вот Малович триста сорок семь задержаний вооруженных преступников провёл утром. Часов до одиннадцати что-то не так внутри душ и умов граждан. Потом отпускает.
К обеду народ почти уравновешен, думает о пожарских котлетах в столовой и насыщенном компоте из сушеных яблок. Ждет вечера, когда можно глотнуть литр пива по дороге домой из желтой бочки на улице или в забегаловке, где и рыбку вяленую продают кусочками. А ещё вечером телевизор может окончательно приласкать психику трудового человека художественным фильмом о неразделённой любви или фигурным катанием, которое и зимой и летом дает советским гражданам шанс увидеть много молоденьких девушек в плавках.
Девушки в воздухе широко расставляют ноги и выделывают ими всякие кренделя. И нормальному мужичку, нисколько не переозабоченному, имеющему ежедневную возможность наблюдать жену в любом виде и положении ног, всё равно хорошо. Внутри пиво, на экране катание с фигурами или балет, на который часто отвлекаются из кухни и жены, поскольку балерин они в это время совсем не видят, а вот фигуристые юноши-танцовщики в белом трико балетном – это далеко не муж в семейных трусах.
Шура вспомнил этот феномен когда вошел в кабинет командира «угро» подполковника Лысенко.
– Шура, мать твою! Ты должен раньше начальства прибывать на службу и первым узнавать о касающихся тебя новостях.
– Ну, допустим. – согласился Малович.– Только без командира я новость могу понять не так и сделать с ней не то. Решает у нас командир – что с новостью делать и кого она касается. Если не прав я, разжалуйте меня до ефрейтора. Буду стоять и проверять в дверях УВД пропуска.
– Короче, – Лысенко вытащил из стола рапорт дежурного. – Достал ты меня разжалованием в ефрейтора. Кончай уже дурковать. Слушай дело. В семь утра киномеханик клуба «Заводской» вытащил из кровати жены любовника, хотя сам, подлец, всю ночь торчал у любовницы. Ну, навесил ему всего пару фингалов, после чего любовника сдуло попутным ветром. Вот это всё соседи рассказывают. Они утром рано во дворе развешивали бельё на верёвки. Жена с пяти часов всё постирала. Они вообще ложатся и встают рано.
И сосед Выдрин через низкий забор видел, как киномеханик с ружьём двадцатого калибра в руке выволок жену за кудри и поставил её к сараю. Выдрин думал, что он бабу свою неверную попугает, даст пару раз по хребту и они успокоятся. Но Витя Хорошевский прилепил бедолагу к стенке, отбежал и с десяти метров начал её как бы расстреливать. Выдрин рванул к автомату телефонному и всё рассказал дежурному.
Стреляет, мол, Витька, отлично, охотник отменный. Он вокруг жены – сверху, снизу и с боков всю стену изрешетил кучными выстрелами. Даже землю перед её ногами. Она дрожит и плачет, просит прощения. А у него патронов – дня на три в сумке. Он её вместе с ружьём притащил. Так-то ничего страшного, сказал сосед Выдрин, но вдруг чихнёт Витёк в момент выстрела и продырявит свою Людку.
Вот это всё выложил подполковник со страшным лицом и пугающими жестами Шуре, и дал бумажку с адресом. Улица Первомайская, шестнадцать.
– Злой народ с утра, – сказал Малович. – Любовник у неё был! А кто вместо него мог быть? Пропагандист Шевелёв из Дома политпросвета с лекцией «Как нам толковать учение Маркса, которое всесильно потому, что оно верно»?
– Ты мне приведи немедля стрелка-киномеханика. Насмотрелся фильмов типа «Лимонадный Джо», стервец. Не хочешь видеть у жены любовников – уезжай в пустыню Кызыл-Кумы. Там вообще никого. И сам не будешь ночевать у бабы незамужней. Стреляй в грифов и тушканчиков. Охотник, блин.
Малович приехал в адрес, пришвартовал свой «Урал» с коляской к воротам, открыл калитку и пошел к стрелку. Он стоял к Шуре спиной. Сумка с патронами на шее висела. Жена его от страха стоять уже не могла и сидела молча. Слёзы все вышли.
– Витя! – позвал Александр Павлович. Он был в форме, к Кудрявому же в обед ехать. – Кто ж так стреляет? В жену с десяти метров ни разу не попал. Спорим, что я лучше стреляю!?
Киномеханик обалдел и положил ружьё на землю.
– Да я учу её, шалаву, уму-разуму! Пугаю заодно. Пусть боится и помнит, что за измену плотють кровью.
– А сам где ночью был? – улыбнулся Шура.
– Так я мужик! – поразился тупизне осведомлённого майора Витя. – На Людке-то рога не вырастут. Это бабы нам рога наставляют, и я чую, что один уже пробивается вот тут. Как у носорога будет торчать людям на смех.
– Вить, давай на спор, – хитрым голосом сказал Малович. – Вот монета. Двадцать копеек. Уношу её и ставлю возле выхода в огород на умывальник. Кидаем ещё одну монету. Пять копеек. Выпадет орел, ты первый сбиваешь двадцать копеек. Потому, что орёл у нас ты. Жену расстреливаешь. Герой. Так вот. Если сбиваешь ты, я ухожу. А если промахнёшься и попаду я, то ты едешь со мной. Проведём с тобой беседу, штраф выпишем и гуляй. Ты же её убить не хотел?
– Хотел бы – убил. Тут делать не фиг, – зло сказал киномеханик. – У, сука!
Шура подкинул монету, поймал и разжал кулак.
– Орёл, – удивился Витя. Жена следила за начинающейся игрой с любопытством и страхом одновременно.
– Двадцать копеек – двадцать метров дистанция, – Александр подошел к умывальнику, поставил на ребро монетку и сзади подставил камешек маленький. Чтобы она не скатилась. Отмерил двадцать метров и дал ружьё Виктору. – Приготовься! По команде «огонь» дави курок.
Киномеханик усмехнулся, встал на точку, прицеливался минуту и после команды пальнул, но не попал. Сантиметра на два ниже впилась дробь в алюминий умывальника. Малович снова поставил монету. Взял ружьё, сам себе сказал «пли» и сбил десять копеек, которые так далеко улетели, что и не найдёшь.
– Ну, это я случайно, – сказал Шура серьёзно. – Ты стреляешь лучше. Вон гляди. Весь сарай вокруг фигуры Людмилы твоей просвечивается. В дырьях весь. А её ты не зацепил ни разу. Я бы так не смог. Застрелил бы, скорее всего. А с монеткой мне просто повезло. Ну, так поехали. Ты же проиграл.
– Не посадите? – осторожно поинтересовался киномеханик.
– Штраф сто рублей и расписка, что если ещё раз попробуешь то же самое, то согласен на статью «покушение на убийство». Три года отсидишь всего. А ружьё конфискую на шесть месяцев. Проживёшь их без замечаний – отдадим.
Шура привез Виктора Хорошевского к Лысенко. Рассказал всю историю и предложил.
– Товарищ подполковник, ружьё на полгода, думаю, конфискуем, беседу вы с ним проведёте, штраф на сто рублей выпишите и расписку пусть напишет. Он знает что писать. По-моему, наказание есть, а преступления как такового не было. Просто хулиганство без последствий. Квиток об уплате штрафа он вам завтра принесёт. А я пойду. Мы сейчас Кудрявого брать поедем. Разрешите идти?
– Задержание вооруженного на тебя записать? – крикнул вдогонку Лысенко.
– Не, не надо. Я его не задерживал. Он сам пошел со мной.
И Александр Павлович двинул к Тихонову, чтобы у него провести точный инструктаж с присутствием сержантов-автоматчиков. В два часа они выехали в сторону аэропорта. Народ группками шел на работу из трёх столовых. В этом краю построили много заводов и фабрик, а к ним для удобства трудовикам поставили три столовых, кафе, маленький кинотеатр, чтобы можно было перед прибытием домой окультуриться советским фильмом. С той же целью разместили прямо возле дороги библиотеку. «Лихоманка» стояла чуть глубже в квартале рядом с мебельным цехом. Она была здесь всегда. Забегаловка для конченых пьяниц. Здесь всё стоило дёшево, готовили плохо, но после разливной «бормотухи» плодовоягодной по цене рубль двадцать за литр вкусным было всё. В конце шестидесятых «тошниловку» отремонтировали на свои деньги блатные воры, украсили столовую изнутри и снаружи, поставили три бильярдных стола и наладили вкусное питание, собрав хороших городских поваров, которым и платили неплохо.
«Лихоманка» теперь удивляла даже эстетов, которых водили для «понта» туда специально. Мозаика на полу и стенах, импортные плафоны на потолке, над каждым игровым столом – специальное освещение. Ковровые дорожки на полу, кожаные диваны и кресла, а главное – ресторан, начинающийся сразу за последним бильярдным столом. В нём всё было как в лучшем городском кабаке «Турист». Изысканные блюда и такое же питьё. Там не было драк и матом ругались вполголоса. Разговаривали, правда, по «фене», но это убрать было невозможно по воровским понятиям.
Шура и Тихонов вошли первыми, а за ними, грохая сапогами, ввалились сержанты с автоматами. Народа было много. Ресторан забит, игровой зал тоже. Бегали симпатичные официантки в коротких юбках, играл в углу маленький оркестрик, из пяти музыкантов собранный, причём не исполнял он никаких уркаганских мелодий. Только советскую эстрадную и камерную зарубежную музыку. Когда вошли милиционеры, в первые пять минут всё остановилось. И официантки застыли у столиков, и звуки оркестра замерли под потолком. А через пять минут к Шуре подошел седой старик в шикарном твидовом костюме, в расстёгнутой белой рубахе, из-под которой почти до горла виднелась татуировка купола церкви с крестом. Он протянул Маловичу руку и спросил.
– Товарищи милиционеры не откажутся отобедать с нами за счёт заведения?
Надеюсь, вы не намерены провести банальный шмон в культурном месте?
Держу ответ, что среди нашей публики нет людей с оружием, нет беглых и совершивших вчера преступление. Проходите, товарищи, даже те, которые с «пушками»
– Да у нас обычная плановая проверка документов, – улыбнулся Малович. – Час назад мы сделали её в кинотеатре. Остановили фильм на полчаса. И потом все продолжили отдыхать. Если вы не против, сейчас мы ненадолго прервём ваш досуг и проверим документы. А уж после отобедаем с удовольствием. Спасибо за приглашение.
Старик едва заметно поклонился только головой и пошел за свой столик у окна.
– Все документы, какие имеются, приготовьте к досмотру, – попросил Тихонов негромко. Но услышали все. Даже повара вышли с паспортами.
Проверяли молча, вопросы задавали только тогда, когда, действительно, что-то было непонятно. Кудрявого Шура увидел сразу. Он стоял у стены напротив игрового стола, держал в левой руке кий свой личный, а в правой паспорт. К нему он и подошел. В паспорте всё было нормально. Кроме очень существенной детали.
– Вы, Алексей Иванович Голиков, были судимы? Судя по наколкам на пальцах и запястье, были. Извините, можно глянуть на вашу грудь?
Кудрявый быстро расстегнул все пуговицы на шелковой бирюзовой рубашке. Грудь украшала большая татуировка: змея и рядом большой крест, что означало авторитетное положение человека в блатном мире.
– Ну, уж простите и последнюю просьбу, – мягко попросил Малович. – Спину покажите.
Голиков повернулся и откинул рубаху назад. На всю спину разлеглась красивая церковь с шестью куполами и разными по величине крестами на них.
– Одевайтесь, Голиков, – Шура поднял сзади воротник рубахи и Кудрявый застегнул все пуговицы кроме верхней.
– Что не так? – спросил он без эмоций.
– Да нормально всё,– Малович вернул Кудрявому паспорт. – Вы в Кустанае по какому адресу прописаны?
– Улица Красноармейская, дом сто шесть.
– Капитан Тихонов, подойдите, – позвал Александр Вову. – Рация с собой? Выйдите в фойе, свяжитесь с паспортным столом. Мне нужна прописка Голикова Алексея Ивановича, тридцатого года рождения.
Тихонов ушел.
– Один вопрос по паспорту, – Малович взял из руки Кудрявого документ. – На спине у вас шесть куполов. То есть шесть судимостей. Почему их нет в паспорте? Где записи и штампы о судимостях? Сняли судимости? Есть справка?
– Не сняли судимости. Все они по убийствам. Попробуй их сними. А паспорт, если честно, мне люди из вашей конторы и помогли новый сделать. Не посадите за это? Паспорт не фальшивый. Настоящий.
Вернулся Тихонов.
– В этом адресе жилых помещений нет. Там средняя школа номер шесть.
– Прописку тоже наши коллеги сделали?
– Кудрявый отвернулся и кивнул.
– Но Вы, Голиков, давно на воле. Честный человек. Гражданин, – Шура взял Алексея за локоть.– Зачем эти чудеса? Прописаться негде? Не женат? Своего жилья нет?
– Всё верно, – сказал Кудрявый. – И что мне было делать? С судимостями на работу не берут. А я сейчас работаю слесарем в «Кустанайтяжстрое». Потому, что паспорт без отметок. А насчёт прописки – фуфло в натуре. Негде прописаться. Замуж никто за меня не идёт. Я же со стажем зек. Всем бабам видно. На квартире у деда одного живу возле Тобола. Так он ни в какую. Жить, говорит, живи. А прописывать такого ухаря не буду. Начудишь чего-нибудь, так и меня, говорит, прижмут. Оштрафуют. Или посадят. Зачем такого отброса общества прописал? Так мне скажут в милиции.
– Сколько нарушителей паспортного режима у тебя? – Малович шлёпнул по плечу друга Володю Тихонова.
– Двое.
– Забирай их и поехали разбираться да помогать людям. Надо, чтобы в документах был честный порядок. Алексей, ты тоже с нами едешь. Попробуем реально снять твои судимости и прописать в правильном месте, чтобы вопросов у органов не возникало.
Лысенко ждал в кабинете.
– Вот это нарушители паспортного режима? – кивнул он на задержанных. – Документы изъять для изучения и возможного исправления. Мы вас не задерживаем. Но паспорта остаются у нас. На беседу по поводу дальнейших действий совместных надлежит вам прибыть завтра к десяти утра. Пропуска мы выпишем. Вот вам талоны с печатью. Пройдёте по ним сюда. Я командир отделения уголовного розыска подполковник Лысенко. Ко мне и явитесь.
Вышли.
-Алексей, задержись. Идём ко мне в кабинет, – Шура махнул рукой в сторону своей каморки. – Подумаем, как тебе помочь.
Вошли. Шура за стол сел, а Кудрявый на подоконник. Малович долго и внимательно его разглядывал. Улыбался.
– Да проблема-то мелкая. Я переговорю с кем надо. Судимости снимут. В суде есть разумные друзья у меня. Пропишем тебя в семейном общежитии фабрики «Большевичка». Прописка постоянная и надёжная.
– Ну, насколько я вас, милиционеров, знаю, то от меня нужна «ответка» за ваши добрые дела. Что делать?
– Про сберкассу знаешь?
– Конечно, – Кудрявый что то добавил еще, беззвучно шевеля губами.
– Кто её брал, и кто на неё навёл? – Александр буквально поедал его взглядом, откусывал кусками.
– Грохнут меня, – улыбнулся Голиков Алексей.– Я сам там не был. Но старого директора убрали, а нового посадили по моей просьбе. Есть у меня контакты на высоких горках с повелителями. Вот новый директор – заказчик и есть. Был, точнее, мля! Для того и сел в это кресло. А после ограбления хотел получить долю свою – пятьдесят процентов и сразу уехать в Сибирь куда-то. Он всё и сообщал. Про инкассаторов. Сумму денег назвал. Ну а Ди…,короче – главарь делиться не стал. Борзо больно – половина от всей суммы. Сам директор, падла, с кресла не слезал даже.
– Ты главаря можешь назвать. Не бойся, – Шура встал и походил по кабинету.
– Сто, минимально, человек видело как вас троих забрали за нарушение паспортного режима. И если мы с тобой договоримся, то ты потом настоящий паспорт и постановление суда о снятии судимости покажешь кому надо, чтобы узнали все, зачем мы тебя к себе возили.
– Ладно, – Голиков долго держал в ладонях свою лысую голову. – «Дикий» в ихней кодле пахан. Где живёт – не знаю. К нам в «Лихоманку» не ходит. Но регулярно торчит на трассах Кустанай – Боровое. Или Кустанай – Есиль, Семиозерное, Фёдоровка. Или на дороге в Челябинск, А то и на Тургайской дороге. Выбирают места тихие. Ни посёлков там рядом, ни озёр с рыбаками. Он с теми же двумя кентами «бомбит» продуктовые машины. Совхозов – то на каждом направлении – десятки. Которые экспедиторы за товаром в город едут, у тех деньги отбирают. А если тормозят продовольственную будку из города, то хапают весь товар и в Кустанае через одного фраера из нашего облсовпрофа пихают по определённым магазинам. Берут у них с удовольствием. Они на двадцать пять процентов дешевле отдают. А магазины потом «докручивают». У «Дикого» всё схвачено. По – моему не только в ГАИ но и в «уголовке». На уровне заместителей начальников отделов и управлений. Точно не знаю. Врать не буду.
– А как они машины останавливают? – Шура уже думал о захвате «Дикого»
– У них то «ГаЗ-51» с будкой «Скорая помощь», то «волга», сделанная точь в точь под машину ГАИ, или передвижная кинобудка. Разрисованная лицами артистов и обклеенная афишами. Они иногда на тракторе с прицепом стоят, у которого задний мост оторвался, а то сгонят зимой «москвич» в кювет, аккуратно его на бок поставят. Вроде как авария. Тоже помощь нужна. Короче – умный «Дикий» и хитрый. Даже аварии на трассе инсценировали, дорогу перегораживали в нужный момент, когда с поста ГАИ сигналили, что машина с товарами через сорок минут будет возле них. Они всегда меняют трассы. А трасс от Кустаная шесть направлений в разные стороны степи. Я только раз с ними ездил на «скорой». Но, честно, из машины не выходил и денег у «Дикого» не брал сроду. Они все в белых халатах и шапочках были. Врачи будто и санитары. Делали вид, что сломались. Капот открыт, задняя дверь тоже, ящик лежит рядом с инструментами. «Голосуют». Ну, кто не остановится «Скорой помощи» подсобить? Или аварийной машине помочь? Двадцать с лишним таких «гоп-стопов» они провели. Если не тридцать.
– И что?– Шура почесал затылок.– Я вот их не ловил. Не посылали. Их что, вообще никто «приземлить» из наших не пытался? Начальники ихние в милицию не обращались? Пропали деньги государственные, товары, и хрен с ними? Странно.
-Они обрезы достают, деньги забирают или шофера – «терпилы» сами им товары переносят в машину или прицеп. Шустрый этот «Дикий», мля! Правда, на трассах никого не убили. Но они там, мля, пару лет пасутся и гаишники их не трогают. Кто-то наверху в «ГАИ» получает лаве от «Дикого». Правда, в милицию лично сами «терпилы» не заявляют. Им при ограблении говорят, что если они к «мусорам» пойдут с заявой, то их здесь же на дороге отловят и пристрелят. А директора совхозов и заявления пишут, и сами на приём к заместителю начальника ездят. Раз пятнадцать «угро» ваш выезжал на облавы. Но не после ограбления, конечно. Что там делать когда все разбежались? Поскольку обходилось без убийств, монстра Маловича и других «орлов» из отдела убийств и вооруженных нападений не направляли. Нет же? Посылали бригады на волгах со спецсигналами. Но, похоже, с поста ГАИ на выезде из города им по рации давали сигнал и «Дикий» с кентами «делали ноги». А часто и сигналить не требовалось. Грабил- то он не каждый день. Гулял, пил, в бане парился, с «биксами» веселился. И ваши «мусора» отдыхали.
-Да ну тебя!– у нас строго с этим.– По каждому преступлению, по грабежам особенно – шум большой и много движения.– Задумчиво сказал Александр Павлович.
– Так согласитесь, товарищ майор, что чаще милиция летает с шумом на облавы фактически «для галочки». Есть грабители или нет их – по фигу. Съездили, отчитались и хорошо. Вот таких нераскрытых грабежей от бригады «Дикого» в «угро» вашем накопилось много. Я уверен. «Висяки». Не могут их отловить никак. Потому, что у него с подельниками есть фантазия, наглость, расчёт на обязательный фарт и большие покровители продажные в ваших органах. А для УВД три тысячи отобранных денег – мелочь. В отчётах слабо смотрится такая цифра. Авторитета вам не убавляет, если не нашли её. У вас ведь много громких раскрытий с убийствами и огромными суммами.
Чего лыбишся? – Психанул Шура. – Да. Очень крупные и страшные дела раскрываем. С убийствами и миллионными грабежами. Но совхозы тоже жалко. Хотя, тут ты прав. Для отчётов на самый верх нашим начальникам мелкие потери и маленькие суммы не шибко нравятся.
– Да и для совхозов тоже не особо накладно.– Сказал Голиков хмуро.– Хотя они тоже шумно реагировали всегда. Заявления, походы к начальству. Делали даже так, что подозрение на самих экспедиторов падало. Привозили в УВД, допрашивали. Но не доказали, ясное дело. Деньги и товары умные бухгалтеры списывали потом как «утраченные» после якобы опрокидывания машин или потерь денег по халатности экспедиторов, или по пьянке. За что директора, как будто бы сурово наказывали перевозчиков. Увольняли или зарплату срезали. Да только туфта это всё. Ничего они с ограбленными не делали. Не наказывали. Знаю. Государственные деньги – не свои. Не директорские. Возмещают им эти потери всегда. Государство доброе. Богатое.
– А в позапрошлом году убили вахтёра и сторожа Универмага они? А на железной дороге товарняк с флягами мёда они взяли? Три вагона. Застрелили начальника состава и двух сопровождающих? – вспомнил Малович. – Мы тогда так и не нашли их. Награбленное в универмаге и мёд забрали у барыг-перекупщиков. Они перепродать не успели. А грабители затихарились.
– Все грабежи с убийствами в городе за последние три года – это «Дикий» со своими кентами, – хмуро закончил Кудрявый.
– Ладно. Ты иди. Скажи своим, что паспорт заставили мы тебя новый сделать. И прописку приказали найти настоящую. Дали три недели. И всё. Других вопросов не задавали. А «Дикого» мы возьмём на трассе так, что они и не поймут ничего. А на тебя вообще не подумают.
Потоньше сработайте, – посоветовал боязливо Голиков.– Он хитрый, гад. Надо так, чтобы он не задумал искать наводчиков среди своих.
– Так и будет. А ты мне напиши для суда бумагу Когда, за что и сколько сидел, если по УДО выходил, напиши. Последнее преступление когда совершил?
– Одиннадцать лет назад. Через три года по УДО за примерное поведение отпустили.
У-у! – Малович засмеялся.– Пиши и это. Снимут судимость и справку заберёшь у меня. Фотографии мне принеси новые на паспорт. И заявление с просьбой выдать новый взамен потерянного.
Голиков помахал рукой и прежде чем уйти спросил, как с Маловичем связываться.
– Дежурному УВД звони по ноль два и проси соединить с Александром Павловичем. Говори, что ты младший брат моего отца. Понял?
После разговора с Кудрявым Шура понял, что банду он возьмёт точно.
В это время из кабинета выбежал Лысенко и закричал.
– Ты где шарахаешься? Забирай Тихонова и молнией летите во двор промтоварного магазина «Спутник» Там перестрелка какая-то. Из магазина стреляют и с улицы. Уборщица позвонила. Ещё кого из прохожих зацепят, не дай бог. Бегом, мать твою!
– Есть! – крикнул Шура, забежал в кабинет, переоделся в белые брюки и рубашку, туфли бежевые надел и побежал к мотоциклу. Про Тихонова забыл.
Через десять минут он уже сидел на корточках возле стены магазина, слушал свист крупной дроби и определял, кто и откуда «шмаляет» из двустволок. Стрелков было три. Один в магазине и двое во дворе.
– Ну, погнали! – сказал себе Малович и, пригнувшись, выбежал со двора, выбил локтем стекло с улицы на первом этаже, влез в магазин, который закрыли в семь. Час назад. И побежал на второй этаж. На «ахающий» звук выстрелов и пламя из двух стволов
