Валерий Николаевич Стовба
Хроники уходящего поколения
Кое – что из истории острова
Заимев дачу на острове Войцы, я обратил внимание на длинные заросшие рвы за пределами деревни. Как мне поведал один из старожилов, во время Великой Отечественной Войцы были нашей прифронтовой территорией. Рвы же – это бывшие окопы второй или третьей линии обороны. Несмотря на близость фронта,многие местные жители не покинули деревеньку.
Было страшно, когда над островом пролетали фашистские самолеты. Но деревню они не бомбили – слишком незначительная цель. Правда, однажды они пугнули рыбаков, ставящих в озере сети, дав неприцельную очередь в их сторону.
Русский мужик башковитый. Обсудив ситуацию, наши военные предположили, что Гитлер Гитлером, а немецкие летчики чьи – то мужья и сыновья. Может не поднимется их рука на женщин, ловящих рыбу?
Попробовали, переодев мужчин в женское платье: юбки, платки, кофты. Получилось. Один из летчиков даже помахал «женщинам» крыльями.
О том, что Войцы – остров рыбаков-профессионалов, подтвердил мне ныне покойный заведующий местной рыбной базой Василий Васильевич. Оказывается, в начале шестидесятых база поставляла в Кремль отборную рыбу: лещей, щук, судаков. В дорогу их упаковывали следующим образом: рыбу заворачивали в льняные салфетки, укладывали в берестяные короба и перекладывали льдом
Поставки в Москву прекратились, когда от власти освободили Н.С.Хрущева.
Не раз пытались изменить лицо острова. Директор клуба юных моряков Н.Варухин хотел основать здесь свою базу. Отказался, посадив на мель один из своих судов.
Пытались обустроить базу отдыха для «крутых кошельков». Даже проложили электролинию по дну озера. Но опять неудача. В течение года уровень воды резко меняется. Сегодня здесь глубина два метра, а завтра на этом месте разъезжает «Белорусь». Одним словом, нет места для причала больших посудин.
Не побоюсь высказать свое мнение. Остров принимает только тех, кто решил связать с ним свою судьбу, разделить с ним радости и горести.
Глава 6. За границей
Таможня
РУССКИЕ
В советские времена при выезде туристов за границу количество рублей, меняемых на денежные купюры принимаемой страны, ограничивалось. Это от 30 до 300 рублей в зависимости от курса инфляции. Отсюда стремление почти каждого нашего туриста тайком провезти энное количество рублей, чтобы купить что-либо дефицитное для себя и семьи.
Это был довольно существенный риск. Если этот «загашник» обнаруживала таможня, шло сообщение по месту учебы или работы. Результат: исключение из партии, комсомола, запрет на дальнейшие поездки за границу.
Выезжая в Югославию в 1970 году, я спрятал заветные два червонца в кожемитовый чехольчик цепи, на которой держалась в разложенном виде верхняя полка. Естественно, волновался. Не смог скрыть волнение, видимо, и от таможенника, поскольку меня он проверял в три раза дольше остальных.
Порой это даже было похоже на издевательство: вывернул карманы, пошарил в плавках, заставил снять туфли, перешмонал все вещи в чемодане. Ничего не найдя, еще раз продемонстрировал мою зависимость от него:
– Расстегните туфли, молодой человек.
– Зачем? Вы уже смотрели…
– Да просто легче будет. Они же вам жмут.
И вышел, стукнув раздвижной дверью.
« « «
А два червонца пригодились. Себе купил белые брюки, привез подарки и членам семьи.
ВЕНГРЫ
После станции Чоп в вагон зашли два венгерских таможенника: полные седые мужчины в форме и с улыбками на лицах. Ко встрече с ними мы были готовы по рассказам бывалых туристов.
Завели таможенников в купе, где на столе лежала пачка паспортов, стояли два полных водкой стакана, на них два бутерброда.
Венгры сняли фуражки, один из них сел за столик, проштемпелевал паспорта. Затем стал рядом с товарищем, оба поклонились нам, сказали по-русски «спасибо», выпили, одели фуражки и пошли в соседний вагон, по ходу закусывая бутербродами.
« « «
Бедные ребята. Что же с ними будет в конце смены? Или не все такие смекалистые, как мы?
ЮГОСЛАВЫ
Таможенник зашел в вагон, взял под козырек, произнес традиционное «паспорта» и пошел вдоль купе, не спеша проштемпелевывая наши документы. Он не удосуживался даже сверять фото с лицами туристов.
Постучав в очередное купе, он не дождался ответа. С удивлением посмотрел в нашу сторону, мол, что такое? Мы жестами показали: стучи еще.
А дело в том, что Генка Гродзицкий и Нелка Березовская еле дождались начала пути, чтобы, удрав от семей, продолжить свой бурный роман. Вот и сейчас они продолжали наслаждаться друг другом.
Мы помогли таможеннику:
– Гена, открой. Таможня.
Щелкнула задвижка, двери приоткрылись. Из- за них показалась волосатая Генкина рука с двумя паспортами.
Таможенник сделал понимающее выражение лица, поставил в паспортах штампы и, как мы поняли, с завистью причмокнув языком, пошел дальше выполнять свою работу.
НЕМЦЫ
Работа немецкой таможни слышна еще задолго до того, как первый ее представитель зайдет в вагон. Судя по отрывистым командам, таможенники занимают свои посты на перроне возле дверей поезда, в тамбурах. Один из них проходит по вагонам, предлагая туристам занять места в купе. Когда коридор пустеет, появляются два немца, один из которых сличает и штемпелюет паспорта, а второй выборочно проверяет туристов и их вещи. Обязательно присутствие декларации.
Одним словом, «орднунг».
Два «нудиста»
Отдыхая в 1970 году на берегу Адриатики, мы с Михаилом решили пройти вдоль берега, подальше от шумной компании туристов.
Болтая ни о чем, вышли на тропинку среди чахлой зелени. Неожиданно для нас ее перегородила табличка, на которой схематически изображена женщина в купальнике, верх и низ которого были перечеркнуты жирными крестами.
Я удивился: «Что это?»
«Пляж нудистов», – пояснил Михаил.
«Что будем делать?»
«А давай присоединимся к ним», – предложил мой спутник.
«Давай».
Но ничего у нас с этой попыткой не вышло. Мы четырежды пробовали снять плавки, чтобы пойти дальше. Не получилось. Наши достижения: я на несколько секунд опустил плавки только до коленей, а Михаил снял их даже с одной ноги. Дальше дело не пошло. Таким образом сказалось наше воспитание. Хорошо это или плохо? Не знаю.
Вместо штрафа
Берлин. Пустая с утра улица возле гостиницы «Беролина». По зебре на красный свет светофора, убедившись, что ни справа, ни слева машин нет, улицу переходит молодой человек. Внезапно из-за угла появляется полицейский. Свисток. Жест рукой в сторону нарушителя: ко мне. Молодой человек послушно подходит к блюстителю порядка. Тот что-то коротко говорит ему и вдруг в полную силу бьет подошедшего вдоль спины пластмассовой дубинкой. Отворачивается и идет назад за угол. Парень беспрекословно возвращается назад через улицу и ждет зеленого света.
« « «
Об этом случае вечером я рассказал нашему гиду. Та даже не удивилась: «А как иначе? Это вместо штрафа. И гораздо эффективнее».
Чай по-польски
Та поездка в народную Польшу запомнилась навсегда. Старинный Торунь, Трияднэ Място (Гданьск, Гдыня, Сопот), знаменитый замок в Варшаве. Масса интересных встреч с молодежью, обмен сувенирами.
Некоторые молодые ребята впервые выехали за границу, для них вокруг было много интересного и непривычного.
На первом же завтраке я был удручен до предела. Перед каждым, рядом с бутербродами, поставили большие чашки и пакетики с чаем. Чай в таких пакетиках в Союзе в то время не продавался. Я не осуждаю наших ребят, но смотреть, как они кто зубами, кто вилками и ножами, кто руками рвали несчастные пакетики и высыпали из них чай в чашки,– было грустно.
И только одна девушка поступила в этой ситуации, как и положено. Опустила пакетик в чашку с кипятком, поболтала его и, выжав, положила в блюдечко. «Слава Богу, хоть одна поступила, как положено» – подумал я.
А в ходе экскурсии в тот же день я подошел к этой девушке и спросил, кто ее научил так ловко управляться с пакетиками чая.
– Так там же на пакетике была инструкция написана «не рвати», – спокойно и рассудительно ответила украинка.
Боже! Как же я ошибся. Польское слово «herbata» (чай) было прочитано по-украински «не рвати» (не рвать).
В поисках интимной вещи
Берлин, как и обычно, был великолепен. Бранденбургские ворота, Пергамон – музей, зоопарк, гостиница «Беролина». Свободного времени у меня практически не было. Кроме плановых экскурсий предстояло побывать по двум адресам в пригороде немецкой столицы у родственников моих русских друзей и передать им кое-что по мелочам.
Как только я оставался один, меня тут же ловил Владимир – мастер одной из шахт Кривбасса. У него был пунктик: где можно купить презервативы с усиками. Их ему заказали близкие друзья. Вначале я отсылал его ко многочисленным автоматам по продаже этих интимных предметов, расположенных практически на каждой многолюдной улице. Затем переадресовал Владимира к переводчику – молодому немцу. Несмотря на это, Владимир вновь обратился ко мне:
– Переводчик советует обратиться в аптеку. Но я по-немецки ни бельмеса. Как я им объясню?
– Володя, что ты от меня хочешь?
– Вы немного говорите по-немецки… Составьте мне компанию в этом культпоходе.
– Не шути, шеф. Некогда мне. Найди другого попутчика.
Однако я недооценил парня. Он просто забодал меня, довел до инфаркта, до заикания. В конце концов я сдался, и мы назначили прогулку в ближайшую аптеку на следующий день.
И у него, и у меня, когда зашли в аптечный зал, было чувство, будто вступили на территорию минного поля. Предварительно договорились, что я подключусь в ходе событий только тогда, когда диалог зайдет в тупик.
Володя подошел к окошку, за которым стоял усатый фармацевт. Произнеся только одно слово «презервативы», фармацевт на пальцах, прибавляя один за другим, уточнил, сколько резиновых изделий иностранец купит. Сошлись на трех. Володька сразу же, еще не рассчитавшись, надорвал один из пакетиков. Увидев, что никаких усиков нет, немного подумал, и пальцами изобразил у себя под носом усы. Мол, с усиками нужны. А продавец понял это по-своему, мол, ты, усатый, что мне впариваешь? И разразился длинной злой тирадой.
Старушка, стоявшая в очереди за моим товарищем, вдруг обратилась ко мне и на чистом русском языке спросила: «Что хочет ваш друг?» Я объяснил. Она объяснила усатому немцу. Это услышали и вновь зашедшие покупатели.
Такого громового, заливистого смеха я еще в жизни не слыхал. А старушка, говорившая по-русски, даже опустилась на стоящий рядом с ней стул.
Усатый с удовольствием продал моему товарищу два десятка нужных презервативов. Я с облегчением покидал аптеку. А немцы – посетители аптеки – с чувством большого уважения смотрели за тем, как русский прячет в кейс два десятка презервативов.
« « «
Спустя полгода я встретил Владимира в Кривом Роге. Поинтересовался, между прочим, подошли ли резиновые изделия его друзьям.
– Не в том оказалось дело, – констатировал парень. – Развелись.
Гриша-тракторист
В середине семидесятых обком комсомола утвердил меня руководителем группы туристов-сельхозработников в ГДР. До выезда познакомиться с ребятами не успел. Пришлось наверстывать упущенное по ходу. Ведь нередко бывало, что, добравшись до купе, работяги усердно налегали на спиртное, ко времени пересечения границы теряя облик. До таможни в Бресте обошел все купе, ответил на возникшие вопросы, объяснил, что одна из двух бутылок водки, разрешенных к вывозу, в резерве группы для проведения встреч, дней рождений, подарков немцам.
Особо в глаза бросился тракторист Гриша. Парень в широкополой шляпе, которые носили лет двадцать назад; в габардиновом пальто, из-под которого выпирал приличный животик. Увидев на столике водку, я познакомил его с правилами.
– Не волнуйся, шеф, – ответил он. – Правила я знаю: две бутылки в чемодане. А эти две – сверх, в дорогу.
Хорошо, что мы с ним оказались в одном купе. Можно было умерить его аппетит. Но тема водки не покидала Гришу. И когда у нас в купе собралось человек семь – восемь, Григорий тяжело вздохнул и, обращаясь к ребятам, пожаловался:
– Сидим, не о чем говорить. А шеф запретил выпивать, хотя есть две лишние бутылки.
И, обращаясь ко мне: «Что, их теперь выбросить?»
Ребята замерли в ожидании моего ответа. А что было делать? Выбрасывать? Ведь через границу лишнее спиртное не провезешь. Да и что такое две бутылки на восемь крепких парней?
– Доставай, Гриша, – дал я ему команду. – Только организуйте что-нибудь закусить.
Кто-то принес две банки тушенки и хлеб. Пока разливали по стаканам, Гриша вскрыл тушенку. Присмотрелся и громко рассмеялся.
– Выпьем – расскажу, – заверил он, отвечая на немые вопросы присутствующих.
Выпили, закусили. Гриша кашлянул, привлекая к себе внимание:
–Ну так вот. Это было весной прошлого года. Мы, трактористы, работали на дальнем от села поле. А это значит, можно не опасаться появления начальства. Вот и решили завершить вспашку на часок раньше, посидеть у костерка. Самый молодой смотался в село, привез водку и полтушки барана. Когда сели к костерку, баранина уже сварилась, бурлил бульон с толстым слоем жира. Рядом несколько бутылок водки и огромный термос с ключевой водой.
– Выпили по первой, – продолжил Григорий, – закусили бараниной. Выпили по второй – запили уже чуть остывшим бульоном. Выпили по третьей и запили ключевой водой – не жрать-то присели, а выпить.
И надо тебе – именно в этот момент около нас появился главный агроном. Вам не понять, что мы выслушали из его уст. Пытались оправдаться, объяснить ему что-то. Но случилось неожиданное: бараний жир после ключевой воды застыл на голосовых связках. Мы только раскрывали рты, не произнося ни звука. А агроном, думая, что мы его дразним, расходился пуще и пуще. В конце – концов запрыгнул в свой УАЗик и двинул в сторону конторы – жаловаться председателю.
Что нам было на следующий день – словами не передать.
– Я к чему это вспомнил, – завершил Гриша, – тушенка-то, которой мы закусывали, тоже из мяса барана.
Мы дружно рассмеялись.
На второй день нашей поездки по ГДР ко мне подошли девушки и тихонько поведали, что им стыдно быть рядом с Григорием из-за его дурацкой помятой шляпы. Я заверил женскую делегацию, что решу данную проблему. И я ее решил, выбросив Гришину шляпу в мусорную урну. Григорий вскипел, догадываясь, конечно, о судьбе шляпы. Отказался принимать участие в запланированных экскурсиях. Грозил запить горькую.
Пришлось сходить в магазин и купить ему новую модную шляпу. Примерив ее, Григорий остался доволен.
« « «
Очередное приключение с Гришей случилось в филармонии. Нас усадили на лучшие места. Симфонический оркестр играл Прокофьева, Рахманинова. Григорий долго держался, мучительно потирая глаза. Затем всхрапнул. Я въехал локтем ему в бок. Он понимающе кивнул мне головой, мол, буду держаться. Но как он ни старался, это ему никак не удавалось.
Для меня вечер был испорчен. Чтобы не остановить изумительную музыку диким храпом Гриши, мне приходилось следить за каждым жестом, взглядом, движением напарника, чтобы он не заснул. Лишь к концу концерта я сообразил: пригрозил Грише, что, если он не возьмет себя в руки, я выброшу и вторую его шляпу. К удивлению, это помогло.
« « «
В течение почти всей поездки группа воспринимала Григория как клоуна, не всерьез. Как дополнительный балласт.
К концу тура нас привезли в пригород Ростока на самую современную свиноферму, поскольку группа считалась состоявшей из работников сельского хозяйства. Гид долго и упорно объясняла преимущества новой технологии, а моя команда тем временем перетекала с фермы в автобус.
Гид – переводчик взорвалась, назвала поведение группы свинством, поскольку специально для нас наполнение фермы животными было отложено на две недели.
И тут совершенно неожиданно в «бой» вступил Григорий. Он взял гида под руку и, задавая один за другим профессионально грамотные вопросы, повел по ферме в обратную сторону.
Мы уже все сидели в автобусе, а Гриша никак не отпускал гида. Через полчаса он присел на лавочку, а немка пошла в сторону конторы. Оттуда вышла в сопровождении немца, который повел Гришу в третий раз вдоль фермы. Женщина живо переводила.
Еще через полчаса местный немец, прощаясь, с уважением пожал руку Григорию. Тот в ответ поклонился, взял под руку гида и не спеша двинулся в сторону нашего автобуса.
Оказалось, что Гришино знание технологии свиноводства поразило главного зоотехника местного коллективного хозяйства. Он даже подарил Грише свой значок ассоциации свиноводов ГДР.
После этого случая отношение группы к Григорию кардинально изменилось. Все поняли, что есть сферы знаний, в которых Григорий даст сто фор вперед. С нами продолжал поездку уже не клоун, а равноправный член временного коллектива.
Как стать героем
В 1980 году в составе туристической группы я был в Югославии. Особенно нам понравилось на побережье Адриатики в Будве Бечичи. Мы подолгу плескались в теплой бирюзовой воде, загорали, лежа на прогретой солнцем гальке.
Дальше всех в море заплывал хорошо физически подготовленный парень – не хочу называть его, поскольку он занимает высокий пост в местном спортивном комитете. Я для себя решил в очередной раз не отстать от него, чтобы произвести впечатление на симпатичную девчушку, которую все называли Мышкой. Но получилось так, что в тот заплыв отправились втроем. Мышка не захотела оставаться на берегу.
Плыли медленно, наслаждаясь сказочной водой Адриатики. Переговаривались. Делились ощущениями. И вдруг…
Вдруг вода рядом с нами разверзлась. Вынырнувшая огромная, как мне показалось, туша вновь опустилась в бирюзу воды, обдав меня обильными брызгами. «Акула», мелькнуло в голове, и я мимо воли ушел под воду. Глотнув соленой воды, вынырнул, откашлялся и осмотрелся.
Прошло не более минуты. Но за это время ситуация кардинально изменилась. Мой спортивный партнер по заплыву, включив предельную скорость, уже отмахал треть расстояния до берега. Мышка счастливо смеялась, пытаясь погладить плававшего рядом дельфина. Да, это был дельфин.
Несмотря на не до конца прошедший испуг, я сделал вид, что поддерживаю игру, затеянную девушкой.
Дельфин уплыл в море по своим делам, а мы с Мышкой медленно доплыли до берега.
Все происходило на глазах отдыхающих. Среди них были и туристы из нашей группы.
Не хотел бы я после этого оказаться на месте пана спортсмена. Его бегство, и особенно то, что он оставил в потенциальной беде девушку, явились основой многих обидных шуток и анекдотов. Авторитет спортивного парня был подорван окончательно.
На меня же отчего-то все чаще стали поглядывать девушки из нашей группы.
Знали бы они, что в основе моего героизма были самый обыкновенный страх и большой глоток морской воды.
Леве снились левы
Советским журналистам, как и остальным советским туристам, при поездках за границу обменивали чисто символические суммы. С одной стороны, это оскорбляло человеческое достоинство. С другой – каждый думал о том, как рационально использовать эту «валюту». На ум, думаю, приходит одно: купить что-нибудь в подарок семье, из одежды для себя и оставить что-то для посещения многочисленных кафе и баров. И, как показывает зарубежный опыт, каждый делает это по-разному.
Восьмидесятые годы, Болгария, дом журналистов в Варне. С первых же дней начались знакомства. Мы с Татьяной сошлись с парой из Рязани. Он – журналист-кинокритик, она – из сексуальных женщин, сопровождающих по жизни удачливых мужчин. Эта пухленькая женщина и соблазнила нас троих посетить вечером местный бар. Сели за столик. Анатолий, стараясь угодить жене, пошел к стойке сделать заказ. Вернувшись за столик, радостно сообщил, что заказал французский коньяк. Его жена одобрительно повела бровью, а мы с Татьяной внутренне вздрогнули: на эту сумму можно было покутить пару вечеров. Что и подтвердил официант, принесший выпивку и счет. За столиком пошла игра: сделав глоток, Татьяна произнесла: «Пропали три рубля». Анатолий поддержал: «Еще четыре исчезли». Так продолжалось до конца вечера. Общий счет составил 35 рублей – сумма для того времени.
Сообразив, что ходить по барам с женой накладно, Анатолий переориентировал меня на водку, по две бутылки которой нам разрешалось провозить за границу на нос. Отправив жен на экскурсию в модный салон, мы уселись за столик в холле жилого корпуса, заказав легкую закуску. Не успели разлить по первой, как к нам присоединился чуть знакомый поляк. Пришлось принять его в нашу компанию. После третьей поляк сник, стал заговариваться. И здесь возник молодой болгарин. Объяснив нам, что невольный гость алкоголик, он извинился за него и увел в номер.
Вечером, на танцах, мы с Толей одновременно обратили внимание на то, что наш знакомый болгарин весь вечер танцевал с женой поляка – алкоголика, не стесняясь прижимал ее к груди, поглаживал естественные выпуклости партнерши.
Болгарин заметил наше к ним внимание и решил реабилитироваться, помня какие-то наши контакты с поляком. Он пригласил нас с женами в частную кафешку, где с сухим вином подавали только что выловленную морскую рыбу. В основном это были бычки, зажаренные в кляре. Неимоверная вкуснотища и минимум денег. Мы были удовлетворены и, можно сказать, забыли о наших наблюдениях на танцах.
Параллельно с нами отдыхал какой-то чиновник от журналистики. Весь домжур знал его просто как Леву. Утро Лева начинал с бара на пляже, выпивая две порции виски. Продолжал водочкой за обедом в столовой. Вечера проводил в баре за «френским» коньяком. Сколько он пропил денег – оставалось загадкой для всех. Хотя многие слышали как жена громко стонала, когда он невозмутимо потягивая на пляже очередную порцию спиртного – люди на экскурсии…подарки…сувениры…а ты все пропил…
Подвыпив, Лева любил хлестануться знанием творчества Хэмингуэя. Это, в конце концов, надоело злым на язык журналистам и за Левой закрепилась видоизмененная фраза из знаменитого «Старика и моря»: «Леве снились левы».
А самым близким знакомым для нас стал бай-Митя – отец молодого болгарина. Прохладными вечерами мы с ним сидели в баре и не спеша пили пиво, обсуждая достижения и проблемы социализма. Именно он пригласил нас посетить в Варне собор Александра Невского, устроил нам пикник, на котором мы жарили бычки на берегу моря, провел в дешевый магазинчик, где мы с женой приобрели для нее дубленку и демисезонную куртку для меня.
Спустя годы и вспоминая те времена, я задался вопросом: с кем из тех знакомых хотелось бы встретиться? Ответ однозначен: с бай-Митей. Жаль только, что таких взвешенных, рассудительных людей среди нас всегда меньшинство. Так и вспоминаются его слова от души: «братушки», «другари», «бира». И его внимательные глаза, казалось, пытающиеся постичь многие незнакомые ему русские слова.
