Валерий Николаевич Стовба
Хроники уходящего поколения
Крестный отец
Пока был жив мой дед Харитон Иванович, я каждое лето ездил к нему в гости в затрапезную белорусскую деревню Абраимовка. Все меня там знали с младенчества. Дело в том, что когда отец с мамой уезжали на новое место службы на Дальний Восток, они на полтора года оставили меня у деда с бабушкой. Тайком от соседей и властей меня там крестили. Крестным отцом стал близкий друг деда и моей мамы лесник Василий Егорихин. Управлять лошадью меня учил дядя Семен.
А потому, приезжая в Абраимовку, я считал своим долгом зайти в гости к одному и другому, вручить им подарки, посидеть за столом с самогоном, картошкой, салом и грибами.
В том далеком 1966 году я добрался до Абраимовки уже под вечер. Улицы были пусты – сельчане в своих домах готовились к ужину. И вдруг, свернув на перекрестке, я узрел картину, которая заставила меня застыть от неожиданности: в луже посреди дороги лежал пьяный Василий Егорихин – мой крестный отец. А рядом с ним пытался встать на колени его сын – мой ровесник. Увидев меня, он тронул отца за плечо: «Батя, вставай. Вставай, батя, Валера приехал. Ну вставай, мне за тебя стыдно». И, затратив на эту тираду последние силы, Толик рухнул в лужу рядом с отцом.
Мы с двоюродным братом довели Егорихиных к их дому. Из рассказа Славки я понял, что виной того, что я застал, был Анатолий. Пользуясь авторитетом отца – лесника, он втихаря продал большую партию леса каким-то барыгам. Узнав об этом, Василий крепко избил сына. Расстроившись напился. Избитый Толя тоже поддал, и они встретились в уже знакомой мне луже.
На следующий день все устроилось. Василий вернул барыгам деньги, а те вернули лес. А мой приход к ним в гости способствовал их примирению.
« « «
Как показало время, этот случай ничему Толика не научил. Он срывался раз за разом: то напьется, то обрюхатит соседскую дочь, то самовольно распорядится на лесном участке отца. В конце концов все закончилось трагически. В одной из ссор Толик взялся за ружье и выстрелил в отца. Того спасли, но мой крестный стал инвалидом с перекошенным после ранения лицом. Жена его умерла. Толик удрал из дома и пропал где-то в огромном Союзе. А пенсионер Василий днями просиживал на лавочке у дома, ожидая, что блудный сын, какой бы он не был, вернется домой. Да так и не дождался. Не выдержало сердце.
Мои первые прыжки
Дзержинский райвоенкомат Кривого Рога приписал меня, выпускника средней школы, в ряды призывников ВДВ. А чтобы я был хоть немного готов служить в элитных войсках, меня направили на неделю на аэродром ДОСААФ под Днепропетровском.
Руководителем нашей группы был Вадим Тихоненко – классный парашютист, выступавший за сборную СССР на кубке Адриатики. За его плечами более 1200 прыжков. Лучшего наставника трудно придумать. Тихий, спокойный, но твердый, он лично проверил, как нас разместили. Лично учил правильно собирать парашют. Это были старенькие ПД – 3. Особо выделю наши занятия на тренажере Проничева. Он представлял собой деревянную вышку, на которой мы закрепляли на себе лямки парашюта и прыгали вниз. Скользя на металлических тросах, должны были сгруппироваться для приземления и безопасно встретиться с землей.
Параллельно с нами на аэродроме тренировались профессиональные спортсмены. И вот что удивительно: профессиональные спортсменки все до одной разместились на травке рядом с тренажером. Я еще подумал, что девушки пришли выбрать себе молодых симпатичных призывников, чтобы не так скучно тянулось время тренировки.
Оказалось, что я не прав. Это выяснилось на третьем спуске. Его совершал самый крупный из нас – Смилка.
Имени его уже не помню. Когда прыгнувшего с вышки призывника приняли натянутые тросы, он вдруг, неожиданно для нас, заорал благим матом, стал дергаться на подвесках, будто хотел выбраться из парашютной системы.
Сидевшие на траве девушки дружно заржали, как молодые кобылки, затем поднялись на ноги и стали расходиться, что-то азартно обсуждая. Улыбнулся и Тихоненко, руководивший нашими занятиями. Он пояснил, что во время его лекции не все были внимательны. Например, Смилка. Застегивая на себе парашютную систему, необходимо следить, чтобы под лямки не попало мужское достоинство.
–Сами понимаете, как это больно, – пояснил он, поглядывая в сторону не пришедшего еще в себя Смилки.
А для опытных парашютистов тренажер Проничева был как бы маленьким цирковым номером.
« « «
В день первого прыжка нас подняли часа в четыре. Светало.
Надев основные и запасные парашюты, мы подошли к самолету АН-2. Первая десятка взошла на его борт, соблюдая весовые категории. Сначала с самолета прыгают более тяжелые, последними – более легкие. Смилка прыгал первым, я – вторым Самолет взлетел. За его штурвалом была жена Тихоненко. Кругами набрав необходимую высоту 800 метров, она подала нам сигнал. Он выражался прерывистой сиреной и параллельно с ней загорающимся табло с одним словом «пошел» Вадим проверил, закреплены ли у нас за тросик вытяжные стропы парашютов (раскрытие было принудительным). Открыл дверь самолета и скомандовал Смилке: «пошел». Тот приблизился к открытой двери, заглянул вниз, побелел, как полотно, и намертво схватился руками за края открытого пролета, Вадим не растерялся, видимо, не впервой встречался с подобными проявлениями страха. Он в полный голос, пробившийся сквозь рев мотора, выдал длинный и забористый монолог нецензурной лексикой. Затем скомандовал застывшему в проеме Смилке:
– Чему тебя учили? (опять забористый мат) Руки на запасной!
К моему удивлению, Смилка подчинился команде. Положил руки на грудь, где разместился запасной парашют. И в этот миг Вадим толкнул призывника подошвой ботинка под зад. Тот вылетел из самолета с протяжным криком: «а-а-а-а».
А Тихоненко, будто ничего не произошло, улыбнулся мне и произнес уже знакомое «пошел».
Скажу честно, было страшно. Я глянул в сторону остальных призывников. Бледные лица, в глазах страх. Но ведь все они прыгнут, подумал я, преодолевая мандраж. А я, не прыгнувший, буду подвержен насмешкам и презрению. А потому я зажмурился и шагнул в бездну.
Хлопнул раскрывшийся купол парашюта и меня объяла глушащая тишина. Это был не испытанный до сих пор кайф.
Погрузившись в него, я опоздал подготовиться к приземлению. Правда, развернулся по ветру. А вот поджать выставленные вперед ноги забыл. И на хорошей скорости прямыми ногами встретил землю. Собирая парашют, я ощущал ноги где-то в районе плеч.
Отрицательный опыт многому меня научил. Самый опасный момент прыжка – приземление. А потому второй прыжок прошел у меня превосходно. Хотя страх при отрыве от самолета не прошел.
Приземляясь в третий раз, я подумал, что надо бы еще усовершенствовать технику приземления и протянул правильно собранные ноги еще дальше вперед. Одно не учел – росу на траве аэродрома. Ноги поехали вперед и я всей своей массой упал на «пятую точку».
Сам собрать парашют не смог – не чувствовал спины. Помог водитель «УАЗа», подбиравшего парашютистов на поле приземления.
Через день, хромая, я появился дома.
« « «
Через десять лет я прыгал с парашютом на базе Рязанского воздушно-десантного училища. Приземлялись практически на околице села Константиново – родины Сергея Есенина. По сравнению с другими парашютистами я выглядел на голову выше. Спасибо тебе за это, Вадим Тихоненко.
Шоу с риском для жизни
Тот же аэродром под Днепропетровском. Те же призывники с обязательными тремя прыжками на принудиловке с высоты 800 метров. Все, как обычно, изо дня в день. И вдруг…
Запикала рация и сквозь ее треск все, кто был рядом, услышали взволнованный голос летчика:
– Последний завис на хвосте.
Тихоненко предлагает набрать высоту, обрезать стропы основного и приземлиться на запасном. Не раздумывая, руководитель полетов дал добро. Мы, зеваки, следили за АН-2, на хвосте которого, висел один из наших призывников. Сегодня даже не вспомню его имени. Самолет стал кругами набирать высоту. Тихоненко сообщил, что дал команду призывнику ножом, парашютиста отрезать лямки основного парашюта. И практически сразу с неба раздался витиеватый мат интеллигентного Тихоненко, закончившийся словами: «Этот мудак отрезал нож, привязанный к системе, отрезал половину одной из лямок и упустил нож.
Руководитель полетов попросил Тихоненко подать бедняге на стропе свой нож. С земли было видно, как Вадим открыл двери самолета и на стропе подвел нож к призывнику. Тот схватил нож, другой рукой схватился за стропу и… перерезал ее. Что было в голове терпящего бедствие уже никто не узнает, но и второй нож полетел вниз.
Здесь уже свое мастерство в ненормативной лексике продемонстрировал руководитель полетов. Минут десять срочно собранный совет обсуждал создавшееся ЧП, но выхода не нашел. Летчику дали команду набрать высоту и в пределах видимости делать круг за кругом, вырабатывая топливо. А там – что Бог даст. В это время на аэродром на УАЗе приехал механик аэродрома. Его опухшее лицо явно говорило о вчерашнем приеме на грудь солидной дозы спиртного. Узнав, в чем дело, он подошел к руководителю полетов.:
– Мы вчера ходили по кавуны. В моем комбезе (он на борту самолета) остался нож.
Вместо прочуханки за непотребное состояние, руководитель обнял его, похлопал рукой по плечу:
– Спасибо, Михалыч. Вот обрадовал-то.
Радостную весть срочно передали на борт самолета. «Совет спасения» перестал заниматься бессмысленной теорией спасения зависшего парашютиста. Все высыпали на поле и напряженно следили за самолетом.
Его дверь вновь открылась. Тихоненко спустил финку на стропе и сделал всем понятный жест, означающий: перережешь стропу – убью.
На сей раз все удалось. Парень перерезал лямки основного и благополучно приземлился на запасном парашюте. Когда УАЗ подвез его к штабу аэродрома, весь гарнизон бросился обнимать, поздравлять родившегося заново. Один механик с постным выражением лица спросил:
– Где моя финка?
– Прости, Михалыч, выбросил, когда раскрывал запасной.
Ответ ветерана был лаконичен и точен:
– Мудак. Такой нож загубил.
« « «
На следующий день было объявлено общее построение. Глава областного ДОСААФ в торжественной обстановке вручил парню за спасение собственной жизни именные часы.
Стоявший в общей шеренге Михалыч не удержался:
– Везет же мудакам. А я остался без ножа.
Как я не поступил
Заветная мечта старших классов – стать журналистом. Осуществляя ее, закончил курсы молодого журналиста при городской газете. Однако поступить на журналистику в ВУЗ не было практически никаких шансов. Конкурсы – от 21 до 35 человек на место. А потому решил поступать на филфак Днепропетровского университета. К экзаменам подготовился, на мой взгляд, достаточно, чтобы набрать заветные баллы.
Вначале все шло по плану: сочинение – отлично, русский устный – отлично, французский – отлично. Оставалось сдать экзамен по истории, набрав минимум трояк. А проходной балл – 18. Что и требовалось доказать.
Но не напрасно говорят: человек предполагает, Бог располагает.
В экзаменационную аудиторию зашел одним из первых, чтобы занять место в задних рядах готовящихся. Сдав молодому преподавателю зачетку, взял билет. Мельком заглянув в него, успокоился: татаро-монгольское нашествие. Как говорится, вопрос для дураков. Взял чистый проштемпелеванный лист бумаги для записей и устроился сзади, рядом с симпатичной девушкой. Что-то записывать не было нужды. Рассказ о покорении азиатами древних славянских княжеств просто отскакивал в моей голове от языка. И вдруг…
Я со страхом понял, что нагрузки при подготовке, сдаче экзаменов дали себя знать. Я напрочь забыл даты – не то, что годы, – века. Как быть? Оставался один выход – обратиться за помощью к симпатичной соседке.
Я так и поступил. Девушка кивнула головой – помогу. И попросила вполголоса: «Отвернись». Теперь в ответ кивнул я. И отвернулся от соседки.
Здесь же в голову пришла глупая мысль: зачем она попросила отвернуться? И я нарушил данное слово – посмотрел на девушку. А та приподняла юбчонку так, что стали видны трусики. Ее симпатичные ножки были густо исписаны историческими датами. Среди них она и искала ответ на мой запрос.
Заметив, что я вперился взглядом в треугольничек ее трусиков, девушка вздрогнула, а затем непроизвольно вскрикнула и вскочила с места. Вся аудитория уставилась в нашу сторону. В том числе и молодой преподаватель, видимо, аспирант с кафедры истории.
Ехидно улыбнувшись, он что-то чиркнул в зачетке и нарочито спокойно обратился ко мне:
– Молодой человек, покиньте аудиторию. Вы не сдали экзамен.
– И уже к себе: – Черт знает, что здесь происходит…
Никакие мои просьбы и извинения не помогли.
Уже после экзамена, в коридоре университета, моя соседка, успешно сдавшая историю, со слезами на глазах извинялась передо мной. Ребята сочувствовали мне, осуждали поступок девушки. Но я стал на ее защиту, понимая, что для юной выпускницы школы значит взгляд мужчины на ее интимное место.
« « «
Студентом филфака Днепропетровского госуниверситета я стал на следующий год, имея за плечами рабочий стаж в бригаде монтажников.
«Который час?»
После окончания одиннадцатого класса отец сделал мне подарок: купил две путевки и взял меня с собой на отдых в Крым, в пансионат «Марат».
В течение трех дней мы познакомились с соседями по столику и номерам. Это были Анатолий Иванович и его сын Жорик. Мы с Жориком задружили, с утра до вечера практически были вместе. Загорали, купались, занимались спортом. Частенько выпивали по стакану «Массандры» в ближайшем киоске. Родители поощряли нашу дружбу, лишь бы мы не мешали осуществлению их совместных планов.
Спорт нам нужен был, чтобы занять чем– то послеобеденный «мертвый» час. Пристрастились к бадминтону. На площадку выходили в одних шортах. После каждой встречи ополаскивались под душем, одевали модные узкие брюки, цветастые рубашки и направлялись к винному киоску.
В тот день все было, как обычно. Кроме…
На нас с интересом смотрели две девушки. Для нас в то время – женщины – лет по 25 – 27. Одна из них, улыбнувшись, спросила:
– Который час?
Я посмотрел на часы и ответил. Девушки улыбнулись и прошли мимо, время от времени оглядываясь.
–Запали на нас,– предположил я.
Жорик посмотрел на меня и вдруг раскатисто засмеялся.
– Ты чего? – удивился я.
Жорик, давясь от смеха, указал рукой в мою сторону:
–Понятно, что они не могли не запасть на нас.
Я опустил голову, чтобы понять, что он имел в виду, и… ошалел. У меня и у него были не застегнуты ширинки наших модных брюк.
Мы просто лопнули от смеха.
Еще хорошо, что мы заметили это заранее, не дойдя до винного ларька. Вот бы мужики поиздевались над нами.
Горькое застолье
Любое общение Жорика с кем бы– то ни было в половине случаев приводило если не к ЧП местного значения, то к неудобному положению. Я, как всегда, был рядом с ним. Порой мне казалось, что нас знает каждый отдыхающий пансионата «Марат».
В тот вечер мы решили не заводиться, культурно провести время. Для этого нашли только один вариант: послушать концерт какого-то эстрадного коллектива на летней эстраде в нашем пансионате.
После посещения винного ларька денег на билеты у нас не осталось. Смотрели концерт сквозь щели в ограде.
Ближе к концу представления из задней двери летней эстрады вышла певица, так нам понравившаяся.
– Спасибо за выступление,– подошел к ней Жорик.– Мы с другом без ума от вашего голоса.
– Я рада, что доставила вам удовольствие – ответила певица.
Слово за слово, мы проговорили минут двадцать.
– Сейчас концерт заканчивается. Мы с ребятами хотели поужинать где-то поблизости. Вы не покажете нам подходящее место? А, может, и компанию составите?
Мы согласились с поступившим предложением.
Концерт закончился. Народ повалил на ужин. Оркестранты сложили инструменты в подошедшую машину. Обратились к певице:
– Куда сегодня?
– Да вот ребята обещают показать нам хорошее местечко.
– Нет возражений. Вперед!
Мы с Жориком довели компанию до ближайшего коктейль холла, расположенного на крыше соседней здравницы.
Составили вместе два стола. Артисты сделали нешуточный заказ: водка, мясо, салаты, пиво, фрукты и т.д.
Разговоры за столом эстрадной элиты были для нас откровением: кто с кем живет, кто бросил эстраду, кто кому изменяет, кто у кого украл модную песню.
Время пролетело незаметно. Официантка предупредила, что они закрываются через пятнадцать минут.
Поддатая певичка поднялась из-за стола:
– Спасибо, ребята, за прекрасный вечер.
Поднялись и оркестранты. Каждый из них пожал нам с Жориком руки.
В течение двух минут они растворились в крымской ночи.
Мы с Жориком ошалело смотрели друг на друга.
– Ни фига! – только и произнес он.
Наскоро обсудили создавшуюся обстановку. Решили, что Жорик пойдет клянчить у стариков деньги, а я останусь в залог у коллектива «Коктейль холла».
« « «
Не буду рассказывать, какого стыда я натерпелся. Не легче было и Жорику расколоть отца на приличную сумму.
Когда вернулись в номера, нас уже поджидали отцы.
– Вы что, сдурели! Зачем вам был нужен этот второсортный оркестрик?
На такие слова отца Жорик не выдержал и брякнул, сгорая от стыда за вранье:
– Так то же была Пьеха…
Отцы ошалели. Затем мой батя протянул:
–Пьеха… А я то думал…
« « «
Простите, Эдита Станиславовна, двух юнцов за вранье. Это был для нас урок на всю жизнь.
Резюме
Очередная сессия заочников филфака началась семинаром по истории. Самым слабым звеном в наших рядах был Николай Авдеев – замполит одной из танковых воинских частей. Уже одно его прозвище «Бугенот» говорило об уровне интеллекта. Бугенот – это его интерпретация понятия «гугенот» в ходе одного из его выступлений.
К этому семинару Николая готовили всей группой. И неудивительно, ведь наш товарищ был на грани вылета из университета.
Поздоровавшись и сделав необходимые объявления, преподаватель произнес дежурную фразу:
– По первому вопросу выступит…
Аудитория просто выдохнула вместо него: «Авдеев».
Преподаватель удивленно поднял глаза и улыбнулся: «Неужели? Ну, прошу к доске».
Николай начал свое выступление бойко. Было видно, что на этот раз он подготовился основательно. Группа успокоилась, перестала обращать на него внимание. Каждый занялся своим. Кто читал учебник, кто сплетничал шепотом с соседом. Кто дописывал текст реферата.
Выслушав основные тезисы выступления и поняв, что Николай на этот раз готов, как никогда, преподаватель прервал его:
– Отлично, Авдеев. Достаточно. А теперь сделайте резюме и садитесь на место.
Николай замер. Затем просящим взглядом обвел аудиторию. Но все были заняты собственными делами.
Тяжело вздохнув, он вдруг взялся руками за края своих галифе (на нем была военная форма) и присел в глубоком книксене.
Аудитория ревела, задыхалась от смеха. Преподаватель икал, пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха. Наш замполит опять перепутал. На этот раз резюме с книксеном.
Сты-до-ба!
В конце первого семестра у нас на филфаке появился новый преподаватель – выпускник аспирантуры Львовского университета. Нам, заочникам, во время сессии он пытался вложить в головы тонкости латыни. Иностранного в расписании не было. С латынью было все ясно. Он на первом же занятии сообщил, что если кто-нибудь удивит его сентенцией, которой он не знает – автоматом «отлично». Остальным – «удовлетворительно». В таком подходе к делу был смысл. Мы без принуждения со стороны изучили десятки сентенций. А вот с иностранным языком было сложнее. В школах изучали кто – немецкий, кто – французский, кто – английский. А преподавателей ни одного из них до прибытия львовянина не было. В учебно-методическом отделе пояснили, что иностранный будем сдавать новому преподавателю.
Я и мой дружок Сашка, по согласованию с группой, встретились с львовянином в неформальной обстановке – ближайшем кафе – чтобы согласовать все тонкости предстоящего зачета. Договорились на удивление быстро. Мы собираем с группы деньги и ведем его с женой в кабак. Там же за столиком получаем зачет в собранные заранее зачетки.
– Будем считать такой способ сдачи наиболее рациональным, – подвел итог преподаватель.
– Ведь я не провел у вас ни одного занятия. Не знаю, насколько каждый из вас достаточно подготовлен. Через неделю мы вчетвером сидели за столиком лучшего в Кривбассе ресторана. В ходе застолья ближе познакомились, потанцевали с его симпатичной женой. В завершение вечера в зачетках нашей группы стояли зачеты по иностранному языку. Домой я пришел глубокой ночью прилично поддатый. Объяснил родителям, почему в таком виде. В подтверждение своих слов бросил зачетку на стол. И лег спать, ведь завтра уже в семь утра должен был меня ожидать служебный автобус. Но мой сон внезапно прервал суровый голос матери:
– Просыпайся, лентяй. Что, надоело учиться? Тебя же исключат из вуза. Говоря это, она протянула мне раскрытую зачетку. В ней стоял зачет по немецкому языку. А я изучал французский.
« « «
Назавтра взял направление для сдачи зачета по французскому языку в соседнем вузе. Сдал удачно. А в учебно-методическом отделе пояснил, что сдача немецкого – проверка самого себя на знание еще одного языка.
С каким уважением посмотрел на меня заведующий отделом! И ему было невдомек, что творится у меня на душе. СТЫ – ДО – БА!
