С начала девяностых между Великим Новгородом и китайским Цзы Бо сложились братские связи. Они стали городами – побратимами.
Очередная новгородская делегация посетила Китай осенью 1995 года. Многочасовой мучительный из Москвы в Пекин и вот мы уже в номерах гостиницы. В них нас разместил гид–переводчик, отлично владеющий русским языком.
За время нашей поездки один из пассажирских лайнеров на той же трассе потерпел крушение. Мы очень беспокоились за родственников, оставшихся в Великом Новгороде. Надо было срочно им сообщить, что мы целы и невредимы.
Выполнить эту задачу взялся мой хороший знакомый Николай, занимавший должность начальника областного «Телекома».
– Я сейчас дозвонюсь. У меня в блокноте все шифры и коды, – успокоил он нас.
Однако по прошествии получаса ничего у Николая не получилось. Почему? Ответ дал гид-переводчик: «Чтобы позвонить за границу, надо вначале получить разрешение КГБ»
– Ну, так получи его. Наши родные волнуются, – попросил я его и дал номер своего домашнего телефона.
Уже через пять минут гид вновь был с нами, заверив, что нас соединят минут через десять. Все так и произошло. В трубке я услышал голос жены. Сообщил, что мы благополучно достигли Пекина и дал ей серию домашних номеров членов нашей делегации, чтобы она успокоила их родственников.
За это время у нас в номере собралась вся мужская часть делегации. Чем заняться, подсказал гид–переводчик, сообщив, что он может научить нас культуре пития спиртного по-китайски. Мы намек поняли и выставили на стол несколько бутылок водки. Но ничего, кроме принесенной гидом рыбы, зажаренной в кляре, традиционного китайского тоста «комбей», произносимого, глядя в глаза партнеру, мы не узнали. Но нализались прилично.
На следующий день была экскурсия по Пекину. Поразила центральная площадь столицы с примыкающим, а вернее, возвышающимся над ней дворцом императоров. А еще облик современных небоскребов. Поразило, что возле сооружаемых монолитных высоток нет подъемных кранов.
– А зачем они? – удивился наш уже протрезвевший гид и указал в сторону бетономешалок, в которых набирали раствор в деревянные заплечные носилки десятки рабочих, которые на ногах по лестничным пролетам поднимали бетон на необходимую высоту.
Они так долго не выдержат, бросят работу, – высказал я предположение.
– Нет проблем, – возразил гид. – Вон там, видишь группу мужчин? Это желающие сменить работающих – и еще раз повторил: – Нет проблем.
« « «
Несмотря на большую долю государства в китайской экономике, здесь расцветает и малый бизнес. Чтобы убедиться в этом, достаточно побывать у Великой китайской стены или на Жемчужном рынке.
У Великой китайской стены продается масса сувениров, закусок, напитков. Здесь же, около стены, верблюд, за снимок на котором из «полароида» турист должен выложить три доллара.
Характерный пример по Жемчужному рынку. Заехали мы туда без цели что-то купить. Хотелось посмотреть, где отовариваются наши «челноки».
Медленно шли вдоль торговых рядов втроем: я, переводчица Зоя и проректор Новгородского университета. Разговор шел ни о чем, и вдруг… Проректор побелел, захрипел и, как разъяренный бык, бросился в сторону одинокого туриста.
– Ты что здесь делаешь? – донеслось до нас. – У тебя же сессия.
«Турист» отмахнулся:
– Будешь платить за работу, как положено, буду работать, как надо. А пока перестань орать.
И, подхватив клетчатую сумку «челнока», «турист» пошел дальше по своим делам.
Как оказалось, наш проректор здесь, на рынке, неожиданно для себя, обнаружил преподавателя своего университета, занимающегося бизнесом в то время, как в учебном заведении шла сессия.
« « «
Наши масштабы с китайскими не сравнить. Побратим Цзы Бо насчитывает более миллиона жителей – небольшой по их меркам городок. В Великом Новгороде – не более 130 тысяч жителей – по российским меркам вполне обычный областной центр.
Рядом с Цзы Бо мы посетили колхоз, в котором числится более десяти тысяч работников. Поразила здесь забота о ветеранах. Для одиноких здесь выстроили что-то вроде санатория: дом, протяженностью с футбольное поле. По краям – жилые помещения. Каждому маленькая, но отдельная комната. А посередине – настоящий парк с вечнозелеными растениями. Рядом – поликлиника. Уже в те годы мы с интересом наблюдали за процессом определения диагноза на аппарате магнитно-резонансной томографии. В Великом Новгороде такого аппарата тогда еще не было.
« « «
Везде, где мы побывали, существуют два Китая.
Например, нас автобусом подвезли к современному торговому центру – несколько этажей с продовольственными, промышленными товарами. Здесь же обмен валюты.
За два часа, что мы совершали покупки, этот центр посетила всего одна китайская семья. Все два часа они выбирали, какой купить велосипед. Спорили, переходили от образца к образцу. Даже звонок пробовали на звук.
Здесь продавались качественные китайские товары, которые простому китайцу не по карману.
Зато чуть вдали от центра города расположился торговый квартал для малообеспеченных. В деревянных ларьках дешевая одежда, товары ширпотреба. Почти до берега моря тянется ряд пустых ящиков, служащих торговыми рядами. На них жителям города предлагают дешевую еду. Это, прежде всего, морепродукты, соя, овощи, фрукты.
Закрытые экономические зоны – еще один пример неравенства. В этих зонах производится продукция высокого качества для рынков США, Европейского Союза: мебель, одежда, ткани и т.д. Эти производства находятся за высокими бетонными заборами с колючей проволокой поверху. Зарплаты рабочих здесь держатся в тайне от местного населения, поскольку превосходят среднюю по стране в разы.
И еще. Обычная картина для Китая. По дороге на дорогом «БМВ» едет чиновник средней руки, а рядом на земле в пыли четыре китайца играют в карты. Полицейские в довольно приличной форме, но в обуви из автомобильных шин на голую ногу. Такие примеры можно продолжать и продолжать.
Мы с Татьяной уже четвертый раз отдыхали в конце сентября на Кипре в понравившемся нам отеле с четырьмя звездочками «Флорида бич». Как обычно после ужина сидели в баре на открытой лоджии. Я традиционно пил «Зеванию» (типа нашей «Чачи»), а жена мелкими глотками смаковала «Бейлис». В небольшом зрительном зале, за стеклом, играл очередной маленький оркестрик. Они менялись каждый вечер, передвигаясь из отеля в отель.
На этот раз играли лабухи из Венгрии. По музыке этого нельзя было понять – они исполняли только современные эстрадные вещи. Их национальность мне подсказал знакомый бармен из Прибалтики.
В тот вечер мы с Татьяной засиделись в баре. После первого отделения бармен Сергей провел венгров на лоджию, усадил за столик рядом с нами и угостил гостей выпивкой (по полстакана «Текилы» на брата). Оркестранты в знак благодарности исполнили для Сергея какую-то литовскую песню (может, гимн лесных братьев?) Шучу. Я никогда не слыхал этой мелодии).
Вспомнилось, как еще в советские времена я туристом ехал в автобусе по Венгрии и Югославии. За рулем были два украинских венгра. Одному лет двадцать пять, другому – под пятьдесят. С пожилым мы часами вели беседы на различные темы, в том числе и национальные. Однажды он замурлыкал «Чардаш». Я попросил научить меня его словам по-венгерски. Взглянув на оркестрантов, которые собирались произнести первый тост, я неожиданно для них, конечно коряво, исполнил на венгерском первый куплет «Чардаша»: «Оза сып, оза сып. Окинеко сэнэ кыйк, окинэко сэнэ кыйк…»
Скрипач поддержал меня мелодией. Подключились и его товарищи. Отдыхающие, ожидавшие второго отделения, с интересом и любопытством поглядывали в нашу сторону.
Мы выпили с венграми за дружбу и благодаря английскому Сергея я попросил ребят сделать второе отделение концерта отделением венгерской музыки и песни. Успех у оркестрика был неожиданный.
« « «
На следующий вечер, идя с женой в сторону бара, где демонстрировали российские и международные футбольные матчи, я вдруг услыхал «Чардаш», раздававшийся с территории соседнего отеля.
Выходит, национальная музыка куда интереснее, чем интернациональные эстрадные боевики из Европы и США.
Мой зам в группе туристов на полную катушку воспользовался рождественскими праздниками в Германии – познакомился с симпатичной немкой, которая практически сразу пригласила его к себе домой.
– Валера, я смоюсь до утра. Окей?
– Валяй, Володя. Только предстань пред мои очи утром.
– Добро. Я исчез.
И он, подхватив немку под руку, удалился.
Утром, чуть свет, он разбудил меня:
– Валера, как и обещал, – докладываю: я на месте. Правда…
–Ты чего такой бледный? Истрепался за ночь? Что «правда»?
– Не пойму, то ли пронесло, то ли влип…
– Что еще случилось?
И Владимир поведал мне о своих ночных приключениях.
Взяв такси, Володя довез свою пассию до ее дома. Зашли в квартиру. Уже у порога его встревожили мужские туфли. Грета объяснила, что она замужем. Но сейчас рождество. В эти дни многие в Германии позволяют себе обоюдно забыть о супружеской верности, познать новых партнеров. Хорошая или плохая, но это традиция.
Это Володю успокоило. Вдвоем наспех накрыли стол. Выпили. Закусили. И всю ночь изучали возможности своих нагих тел. Под утро, исчерпав остатки сил, Владимир заснул.
Разбудил его монотонный мужской голос, изредка перемежаемый мягким тембром Греты.
«Влип» – констатировал мой зам – «Что делать?»
Хотел быстренько одеться, но не успел. В спальню вошел здоровенный детина. Бросив скептический взгляд на незваного гостя, бросил сквозь зубы: «Гутен морген». Взял что-то на тумбочке и вышел.
Когда он заканчивал одеваться, в комнату зашла Грета:
– Кофе? Чай?
– Спасибо, нет. Лучше я уйду.
– Это невежливо. Пошли, познакомитесь.
Что это было за знакомство, Владимир поведал в деталях. Муж Греты в основном молчал, сурово поглядывал на гостя. Казалось, он вот-вот поднимется со стула и влепит Володе в ухо. Мой зам натужно улыбался, пил чай, думая только о двух вещах: как бы побыстрее слинять отсюда и как бы быстрее добраться до туалета – приспичило до предела. А сходить в туалет при хозяевах было предельно неудобно.
Отбросив все знаки приличия, Владимир наскоро попрощался с супругами и дал деру к родной гостинице.
Закончив свою исповедь, мой зам призадумался:
– Слабо верится, что все это так гладко закончилось. Если бы на его месте был я – не миновать международного скандала.
В самый разгар чемпионата Европы по футболу меня направили в командировку в Румынию. Это был удар под ложечку. Дело в том, что в те времена, при Чаушеску, телепрограммы в братской стране транслировались только полтора часа в сутки. А это значило – никаких трансляций матчей.
Правда, начало поездки немного улучшило настроение. Для нас двоих не хватило проплаченных мест в экономклассе и нас разместили в салоне VIP. Из Москвы в Бухарест в этих условиях летели втроем: я, Константин и известный актер из Ленинграда со Звездой Героя Труда на лацкане пиджака. Во время всего перелета лицедей одну за другой запрашивал у стюардессы порции коньяка. А чтобы его не посчитали любителем спиртного, не забывал позаботиться и о нас. В результате мы приземлились в Бухаресте под хорошим шофе.
Не успели сказать «до свидания» актеру, как его и нас подхватили черные «Волги» и увезли в разных направлениях.
Не буду описывать всей нашей дороги. Поздним вечером прибыли в породненную с Новгородом Харгиту. Утром следующего дня началась наша официальная программа: прием у мэра, посещение музеев, предприятий, редакций газет, просмотр моделей одежды местных кутюрье.
А параллельно шел чемпионат Европы. Лобановский вывел нашу сборную в полуфинал. Предстояла встреча с Италией. И здесь я не выдержал, попросил в администрации города заменить два запланированных мероприятия просмотром футбольных матчей.
В день полуфинала нас подвезли в небольшой сельский ресторанчик и у порога оставили «Волгу» с включенным радио. Три часа мы с Константином провели изумительно: ужин с прекрасным вином, первый тайм матча в мягких креслах салона «Волги», сигареты, перерыв между таймами за столом, второй тайм в «Волге». К тому же адреналин от результата игры – 2:0 в нашу пользу.
Для того, чтобы показать нам финальный матч, хозяева приложили максимум усилий. Нас заранее завезли в частную заимку в Карпатах, ближе к молдавской границе, чтобы телесигнал был сильнее. Владельцы домика, чувствовалось, готовились ко встрече с нами тщательно и заранее. В гостиной был накрыт богатый стол. Там же стоял телевизор украинского производства. Второй стол накрыли во дворе на только что подстриженной полянке. Деревянная будочка туалета изнутри была выскоблена до гигиенической чистоты.
Пол дня провели в разговорах за столом. Это было время перестройки в СССР. Речь в основном шла о ее тонкостях, деталях. Кроме того, мы подарили говорящим по-русски хозяевам массу наших газет и журналов: «Огонек», «Литературная газета», «АиФ», «Московские новости» и другие.
Не обошлось без приключений. Нам предложили сходить за грибами. Пройдя с полкилометра, перелезли через изгородь из жердей. И здесь мой спутник почти выкрикнул: «Садись!» Я хлопнулся на пятую точку. Так же поступил и румын. И здесь я заметил большую лохматую собаку, которая, увидев, что мы сели, прекратила бег и легла, наблюдая за нами.
Так продолжалось часа полтора, пока не пришел хозяин собаки. Боже, как над нами смеялись оставшиеся в заимке после рассказа о нашем приключении. Тем более, что мы чуть не опоздали к началу матча. А в заимке уже шла деятельная подготовка к телепоказу. Одна женщина сидела у телевизора, вторая стояла на пороге дома у открытой двери. Хозяин дома бегал туда–сюда по пригорку, держа в руках длинный шест, к вершине которого был привязан многометровый провод антенны. Женщины по цепочке сообщали мужчине качество сигнала в тот или иной момент. Это продолжалось с полчаса, пока они пришли к консенсусу.
Матч смотрели сквозь метель помех. Переживали на грани разумного. Да и как иначе – наши проиграли матч бельгийцам, у которых легко выиграли перед этим в группе. Своим настроением мы «заразили» и хозяев.
Вскоре за нами пришла машина. Тепло попрощавшись, мы осторожно поехали по тропинке вниз. И вдруг…
Перед нами неожиданно поперек дороги возникли наши хозяева, с которыми только что простились. В руках мужчин были бутылки и фужеры, у женщин – тарелки с бутербродами. Оказалось, что мы на машине дали кругаля, а румыны прошли напрямую всего двести метров.
Еще раз выпили за дружбу. И, пожимая нам руки, один из мужчин сказал:
– Не переживайте, что ваши проиграли. Второе место в Европе – очень хорошо. А главное, что мы подружились.
Виктор Николаевич Иванов – первый и последний посадник Великого Новгорода. Мы с ним были добрыми товарищами. Стать друзьями не хватило времени. Он безвременно умер, отказавшись от операции по ампутации ноги. Не хотел жить инвалидом.
Как-то узнав, что я собираю хроники наших дней, среди которых и грустные, и смешные, Виктор Николаевич поведал мне один забавный случай из своей жизни. Ниже привожу его.
«Я был в очередной командировке. На этот раз в Германии по программе Ганзейских городов. Конференция, концерты, исторические справки, встречи с коллегами – все прошло на высоком профессиональном уровне. В последний вечер традиционное застолье.
После активно проведенных дней накопилась общая усталость. Выпив две-три рюмки спиртного, я попрощался и пошел в свой номер. Разделся и с удовольствием упал на кровать.
Проснувшись утром, первый взгляд бросил на электронное табло: «07–02». Еще не сориентировавшись после сна, в голову пришла крамольная мысль: «Седьмое февраля. Самолет шестого. Неужели проспал? А в кармане ни единого евро. Ужас!»
Мозг сам по себе стал искать выход из создавшегося положения. А взгляд неотрывно следил за электронным табло. И вдруг… табло моргнуло и изменило только одну цифру: «07–03».
С меня потек пот облегчения. Слава Богу, это были часы, а не календарь. Семь часов три минуты. До отлета самолета оставалось вполне достаточно времени».
– Знаешь, Валера, может это смешно, но более сильного удара по психике я не ощущал никогда в жизни. А пережил многое.
Летом 1971 года я завершал работу инструктором Днепропетровского обкома комсомола. В Днепродзержинске в эти дни мы проводили областной фестиваль комсомольской песни. К его проведению были привлечены молодые поэты и начинающие композиторы области. Среди них был и Эдуард Ханок.
Невысокого роста, непосредственный, задиристый, по сравнению с опытными комсомольскими работниками быстро пьянеющий, он постоянно попадал в неловкие ситуации, не мог договориться о простых вещах с окружающими, поскольку не принимал компромиссов. Не сумел он включить в репертуар фестиваля и свою первую, в дальнейшем знаменитую песню «У леса на опушке жила зима в избушке».
Расстроенный неудачей, Эдик тем же вечером присоединился в гостинице к нашей компании и довольно быстро захмелел. Когда в наш номер по какому-то поводу на минутку заскочила зав. отделом пропаганды обкома комсомола Алла Сафронова, кстати, грудью ставшую за то, чтобы исключить песню Ханка из репертуара фестиваля, Эдик не выдержал и в грубой форме высказал ей свое «ф». В применении ненормативной лексики он не стеснялся.
После того, как Алла пулей выскочила из номера, Эдик сразу успокоился и сообщил, что переезжает жить в Белоруссию. Переговоры об этом он уже провел.
На следующий день Ханок подошел ко мне и попросил провести его сквозь охрану за кулисы местного Дворца культуры, где выступал с сольным концертом Мулерман.
– Хочу продать ему «Зиму в избушке», – пояснил он.
После концерта Мулерман на сцене за занавесом собирал свой реквизит.
– Я Эдуард Ханок, – представился он певцу. – Хочу продать вам свою гениальную песню,
Сел за рояль и пропел «свою гениальную».
– Это интересно, – продолжая сборы произнес Мулерман. – Оставьте клавир.
Эдик выполнил его просьбу.
« « «
Как потом оказалось, Мулерман не заинтересовался песней. Впервые исполнил ее в Ленинграде Эдуард Хиль. Я думаю, это имело кардинальное значение в том, что спустя некоторое время Эдуард Ханок переехал на постоянное место жительства в Питер.
Не успел я еще освоиться в должности инструктора Днепропетровского обкома комсомола, как в Днепропетровск на несколько дней прибыла чета Френкелей – Илья Львович и Эминэ Абдуловна. Они решили встретить день рождения их друга поэта Светлова на его родине.
Я плохо еще знал областной центр, а потому мне в помощь дали инструктора горкома комсомола Ларису Луговую.
Вчетвером встретились в гостинице «ДнIпро», в номере Френкелей. Договорились, что сможем показать московской чете дворик, где жил Светлов, и те кварталы старого города, где он мог бывать. Вечером решили поужинать в ресторане гостиницы «УкраIна», где зачастую с друзьями засиживался Светлов.
На следующий день на служебной «Волге» мы вчетвером подъехали к узкому проходу между старыми двухэтажными домами. Зашли в небольшой, закрытый со всех сторон, дворик. Кроме небольшого столика с лавочками, вкопанными в землю, где мужчины играли в домино и выпивали дешевое «Бiле мiцне», здесь ничего не было. Кроме толстенной липы, взметнувшей свою крону намного выше крыш соседних домов. Лариса подошла к дереву:
– Вот единственный свидетель того, что здесь жил Михаил Светлов.
Илья Львович провел рукой по шершавой коре. Затем попытался обнять липу, но не получилось – не хватило рук.
Тем временем Эминэ Абдуловна подошла к столику. Вынула из пакета бутылку «Московской», четыре рюмки и четыре бутерброда. Френкель наполнил рюмки:
– «Московская» во времена его молодости уже продавалась. – и немного помолчав, добавил: – Помянем его.
Мы выпили, закусили и без слов пошли к машине, оставив на столике во дворе Светлова недопитую бутылку.
Вечером сидели в ресторане «УкраIна». Вели ни к чему не обязывающий разговор. Эминэ Абдуловна после очередного тоста спросила у мужа: «Как твой желудок?» Тот без слов отмахнулся. Я же, не подумав, произнес: «Язва – знакомая штука». После чего Эминэ Абдуловна улыбнулась, что-то вспомнив, и ответила на мою реплику: «Не бойтесь водки. Она не повредит». Илья Львович поддержал жену: «Это точно не повредит». И они, продолжая друг друга, уточняя детали, поведали случившуюся с ними историю. Главным рассказчиком была жена.
Ниже приведу в кратком изложении их рассказ.
Кто-то из московских друзей посоветовал им отдохнуть на море не в пансионате или санатории, а на настоящем действующем маяке под Одессой. Хозяин маяка и его жена хлебосольные люди, за постой и питание много не берут.
Прибыв по предварительной договоренности на место, мы были очень довольны. Нас устраивало все. Правда, хозяин маяка выглядел не так, как его описывали. Оказалось, что за последний год язва желудка сделала из крепкого мужика ходячую согнутую тень. Постоянные боли изматывали. Врачи предложили операцию, от которой пациент категорически отказался. Так и текло время на маяке
Уезжая, мы договорились, что появимся здесь и на следующее лето.
Прошел год. Мы вновь появились на маяке. Поздоровались с хозяйкой, расположились в отведенной нам комнате. Искупались в море. Заметили, как за прошедшее время расширилась площадь огорода. Была отремонтирована падавшая в прошлом году изгородь. Мы все это связали с появлением на маяке огромного симпатичного детины с румянцем во все щеки. Видимо, он появился в доме после смерти бывшего хозяина. Поделились своими подозрениями с хозяйкой.
Та от души расхохоталась. Сообщила, что этот детина и есть прошлогодний хозяин маяка, ее законный муж. И поведала историю его выздоровления.
Когда больному хозяину стало совсем плохо, горлом пошла кровь, он призвал к себе лучшего друга, с которым они в свое время ходили по морям.
Приехав, друг заявил, что вылечит больного. Предупредив хозяйку, он закрылся с хозяином в отдельной комнате. Налив из фляжки стакан неразведенного спирта, он заставил друга выпить его до дна. Того скрутило, как от падучей. Однако гость на этом не остановился. Ножом разжав хозяину зубы, влил в рот еще полный стакан спирта.
Двое суток хозяин находился в состоянии полубреда–полусознания. Хозяйка уже мысленно похоронила мужа.
Но вот чудо! Пациент встал на ноги. Стал нормально питаться, работать. Как потом объяснили врачи, был применен «дикий» способ лечения. Спирт сжег инфекцию, помог зарубцеваться язве. Пациент мог не выдержать курса такого лечения, но выдержал.
« « «
На следующий день Френкели уехали в Москву. Мы обменялись двумя-тремя письмами. Затем переписка заглохла. Да это и понятно: у них свои проблемы, у нас – свои.