Валерий Столыпин
На крыльях миражей
Сексуальный
Как глупы бывают дамы,
Зря берут на душу грех.
Надо б Еве дать Адаму
Вместо яблока – орех.
Валентин Гафт
– Сексуальный, пошли покурим, – крикнула Зиночка, формовщица булочек Люкс, немолодому уже, но привлекательному мужчине, с горящими страстью цыганскими глазами.
– Сейчас, моя пышечка. Минуточку погоди. Догоню.
Работа на хлебозаводе каторжная. Трудятся по большей части молодые девчата, кто не успел до поры болячек накопить, вдовы да разведёнки.
У кого из женщин мужик есть, быстро оттуда увольняют, по причине переутомления от изнурительных смен и из-за профессиональных заболеваний, которые прилипают моментально.
Аллергии, экземы, цыпки, варикоз – вот неполный список капканов, в которые попадают почти все хлебозаводские девчата. А разведёнкам с детишками деваться некуда. Где платят – туда и идут, не считаясь со здоровьем.
В Сашкиной бригаде, того самого, Сексуального, мужиков только трое: пекарь да два тестомеса. Весь остальной коллектив женский. Причём самой старшей, Катерине Смирновой, сорока ещё нет.
Женщины в основном совсем молоденькие, в самом соку. Все как на подбор стройные, грудастые, любвеобильные.
Масть можно любую выбирать. Хочешь – блондинку. Например, Верочка. Ну, прелесть же девка. Как такую не приметить. Или Катька Силина. Личико простенькое, зато стать, походка, бюст. Загляденье.
Есть и рыженькие. Вика Тимофеева. Просто конфетка шоколадная. Глаза зелёные, губы пирожком, попка… руки чешутся. А певунья. В ночную смену такие концерты заводит. Да!
Или чёрненькие. Томка Силаустьева. Вроде и русская, а красота у неё восточная, экзотическая. Сисечки малюсенькие, торчком, соски ткань халата протыкают. Ручки миниатюрные. Пальчики и вовсе как у малютки. И тоненькие. Губёшки яркие-преяркие, сочные, наливные. Эх!
Сам бы, как говорится, ел, да деньги надо.
Шатенок вообще полно. Не сказать, что записные красотки, но есть на что приятно посмотреть. Все при теле, фигуристые, поджарые. Полненьким девочкам здесь не место – не выдерживают напряжения и ритма.
Даже платиновая блондинка имеется, Лика Строкова. Строгая дама. К этой даже на иномарке не подъедешь, несмотря на то, что одна, сколько лет, и детишек трое. Эта цену себе знает. Может, и есть у неё кто, но то тайна, покрытая мраком.
Вот в таком коллективе и трудится пекарем Сашка Герасимов, которого за глаза и в глаза называют Сексуальный.
Всё дело в том, что мужчина демонстрирует всем своим видом и норовом чрезвычайно агрессивный тип эротического поведения. Правда, активность относительно женщин он проявляет исключительно в ночную смену.
Девчонки смеются, шепчутся, но по рукам никто, кроме Лики, ни разу ему не дал. Дамы снисходительно относятся к его страсти. Даже поощряют.
А чего? Мужик симпатичный, стройный, сексапильный. Ручищи как лопаты. Страстный. Как рассказывать начнёт о своих любовных похождениях, заслушаешься.
По его рассказам, женщин он имел… много-много. Как только созрел “маненько”, лет в четырнадцать, так и имел всех подряд. Даже, говорит, удирать и отмахиваться приходилось, так порой доставали. А всё потому, что страстный, сексуальный.
Подойдёт обычно к женщине незаметно, обнимет, запустит руку в огород, где тыквы растут, сожмёт сосок или сразу тискать начнёт. Другой рукой меж ног шарит…
Цех-то горячий, по периметру печи. Женщины халаты и фартуки на голое тело, как правило, надевают. Кто-то комбинацию к этому ансамблю присовокупит, иная трусики наденет, но то редко. Чаще в чём мама родила.
Доступ к телу, как правило, открыт и доступен. Главное, по роже не схлопотать.
С этим вопросом у Сашки был полный порядок. Сами девки напрашивались. А он и рад стараться. Малинник и горлинки.
Такие смелые действия, естественно, не для всех. Сначала Сашка прощупывал претенденток на предмет восприимчивости к смелым ласкам.
Новеньким он демонстрировал в первую очередь свою недюжинную физическую силу, поднимая одним движением на разделочный стол, за что не однажды попадал в неприглядную ситуацию.
Бывало, девица оказывалась шустрее его, успевает на автомате двинуть в нос, нарушая тем самым девственность его белоснежного халата.
Были случаи и серьёзнее, когда прилетало коленкой в самую чувствительную мужскую точку.
Смеялись все, хотя самому Сексуальному было не до веселья. Однако всё до поры сходило ему с рук.
Некоторые девушки любили его скабрезности, во всяком случае, не препятствовали неловким ухаживаниям.
Хоть мимолётные, но приятные ощущения, видимость сексуальной востребованности и привлекательности для мужчин.
Дома не до этого. Да и кому нужна уработавшаяся до состояния “нестояния” баба, да ещё с довеском из мальцов.
Слишком затратной выходит любовь с такими неприкаянными товарками.
Кому-кому, а им это не понаслышке известно. На своей шкуре испытали, что такое одиночество и с чем его едят.
Уже и слёзы высохли, и тропа к источнику наслаждения заросла. Пусть уж щупает, с них не убудет. Хоть так… всё развлечение. Разве не приятно вспомнить, что грудь предназначена не только затем, чтобы бюстик носить.
В эту ночь Сексуальный был в ударе, перещупал, перецеловал почти всех. Энергия из него выплёскивалась фонтаном. Шутил, ластился, лазил под подолы халатов, нисколько не стесняясь, не оказывая предпочтения никому.
Девчонки млели от восторга, как обычно, хихикали.
Для него это была любимая игра, которая кое-кому не приходилась по вкусу.
То не была ревность, скорее брезгливость. Ведь, запустив пятерню в промежность одной, он тут же лез с подобными ласками к следующей подружке. И всем без исключения признавался в любви. Такая забава.
Тонечка Кочубеева, крепкая, широкая в кости кубанская казачка, приехавшая в этот город с мужем, с которым прожила без малого десять лет, родила в браке трёх мальчишек, а теперь ищет его с судебными приставами по всей стране, тоже отведала Сашкиной нежности.
К ней он приник особенно плотно, распалив и верх, и низ.
Женщина воспылала желанием, о чём свидетельствовали стекающие по ногам соки, рубинового цвета лицо и шея в нервических пятнах.
Несколько лет прошло, как исчез её благоверный. С тех пор Тонечка ни единого разочка мужской ласки не ведала, кроме Сашкиных эротических закидонов, больше раздражающих, чем дающих разрядку.
Наступило время ужина. Сорок минут, чтобы поесть, передохнуть. Тонечка уверенно и требовательно ухватилась за Сашкину руку, махнула головой в сторону подсобки, все прочие товарки отправились обедать в раздевалку, которая одновременно была и столовой.
Женщина завела Сашку в помещение, закрыла на швабру дверь и скинула халат, оставшись неглиже.
Несмотря на свои тридцать три, женщина выглядела скульптурно: выразительная талия, грудь торчком, плоский животик, бритая промежность. Хоть сейчас размещай прелестницу на нескромный сайт знакомств.
Тонечка покачала бёдрами, подбросила в ладонях увесистые кочаны не опавших до сих пор персей и распростёрла объятия.
– Что ты там про ватрушку мою молвил, добрый молодец? Надломить мечтал, отведать грозился. Ешь, соколик. Сколько влезет кушай. Её у меня много. Сам увидишь, когда от целого куска откусишь. Сочная, духмяная. Гарантирую, узкая, плотная, как у девчонки малолетки. А главное, тебе до смерти рада будет, если понравишься. Не дрейфь, Сексуальный, коллектив в курсе, что у нас с тобой рандеву. Никто не сунется. Конкуренток не люблю. Собственница я. Ну же, чего уставился. Лакомься. Между прочим, совсем даром. Для начала приласкай. Я куни люблю. Ты как?
Сашка между тем пребывал в состоянии анабиоза. По лицу его разлилась мертвенная бледность, ноги подкашивались, взгляд остановился на… да чёрт его знает, куда он смотрел, только не на прелести сказочно сексуальной казачки.
Застыл и полинял его похотливо-пронзительный чёрный взгляд. Пропало, словно никогда не было, волшебство разудалого, наглого цыганского задора.
Тонечка ткнула ему в лицо тыквы спелых грудей, притянув за мосластый зад, и пихнула на скамью. Сексуальный плюхнулся на неё, оказавшись лицом вровень с тем местом, откуда у женщин ноги растут, и скис, упёршись носом в ту самую ватрушку, истекающую любовным соком и похотливыми ароматами, из которых самые лучшие духи готовят.
– Я, Сашок, прелюдию люблю, прежде чем отдаться, чтобы меня так завели, словно уже всё было. Эй, да ты не заснул, часом? Дай-ка проверю.
Антонина уверенно запустила руку вглубь ширинки, где анатомически должно было кое-что стоять колом. И оно нашлось, только скукоженное до состояния новорождённого сморчка, когда тот лишь начинает пробиваться на свет.
– Да ты никак обоссался, любовничек? Ватрушка на столе, смотрит на тебя преданно и верно. Хочет. Трогай, чувствуешь, как её расперло. И куда я теперь всё это добро дену, оно же прибывает, как молоко в груди кормящей матери, внутренности жжёт? Ты же меня сам звал. Скажи, касатик, как тебе больше по вкусу: когда дама на столе сидит, раскинув белы ножки, или в собачьей позиции? Я больше сидя люблю, когда раздувшийся член чуть не до горла достаёт. Эй, не молчи! Раззадорил и в кусты? Даже не думай отлынивать. Дай-ка я на него подую. Боже мой, он настоящий? Сашка, да ты меня обманул. Представляешь, я сейчас девкам-то расскажу. Сексуальный – импотент. Вот страсти-то. Ладно, не можешь по-мужицки, традиционно, удовлетворяй языком. Назвался груздем – полезай в кузов. Лижи, родимый.
Сашка сник, сдулся, исчез, моментально стал маленьким, никчёмным. На его глаза навернулись слёзы. Ещё немного, и случится истерика.
– Ладно, не плачь. Не скажу никому. Буду рассказывать о твоей сексуальной мощи. Только ко мне больше не подходи, не вздумай. Будешь должен. Вот ведь лиходей. Думала, сексуальный гигант, приготовилась летать с бабочками из живота.
Сашка склонился в благодарном порыве. Отвернулся, чтобы Антонина оделась. К лицу его постепенно начала приливать кровь…
Через месяц или около того работать на хлебозавод устроилась и его жена, технологом производства. Несколько раз за смену приходила его проверять. Разговаривала с ним на повышенных тонах, унижала при всех, видимо намеренно.
Сашка терпел и слушался. Оказалось, парень – обыкновенный подкаблучник. Или реалист, сделавший окончательный выбор в пользу комфорта и борща.
Но когда никто не видит, можно немного расслабиться. В ночную смену, например, если жена в другой смене, Сексуальный отжигал, рассказывая пикантные истории, приставал и тискал желающих.
И не уйти, и не остаться
За окном только ветер. Мы – в минусе, сколько не пей
бергамотовый чай под защитой лимонной луны,
но пока я танцую, не думай об этом. Налей.
А потом нас прогонят смотреть прошлогодние сны
Светлана Севастьянова
Вадим предельно глубоко, с откровенно чувственным наслаждением вдохнул аромат разомлевшего от сна тела Жанны, нежно, с похотливым вожделением (так бы и… ), погладил душистые волосы подруги, ласково дотронулся губами до ямочки у ключицы, отчего червячок желания беспокойно зашевелился, совсем некстати, и осторожно заставил перевернуться её на другой бок: иначе не уснуть.
Женщина тут же зашевелилась, вздрогнула, будто бы случайно задрала подол ночной рубашки, упёрлась в Вадима соблазнительно оголённым задом, плавно выгнула спинку, давая понять, что ждала этого прикосновения, что нечаянно уснула, утомлённая интимными грёзами.
Пришлось обнять Жанночку, ласково просунуть руку в вырез рубашки, где покоились полусферы с удивительно нежной кожицей, где было до невозможности тепло и уютно.
Вадим не хотел, или думал, что не хочет, но нечаянно нажал на заветную кнопочку на вершине восприимчивой к ласкам груди, которая мгновение подумала и начала наливаться тугой спелостью.
Мужчина почувствовал, как включилось в работу её трепетное сердечко, раскачивая впечатлительное воображение и желание немедленной интимной близости, как оживали расслабленные сном мышцы, как соблазнительно вибрируют бёдра в предчувствии праздника.
И вот уже её рука шмыгнула назад, вклинилась ему между ног. Ниже, ещё ниже.
– Жанна-Жанна, вставать через три часа, что ты творишь, любимая!
Девушка стремительно просыпалась. Дыхание её становилось горячим, шумным.
Это было началом восхитительно аппетитной пикантной игры, но, увы, случилось это так не вовремя.
Однако отступать было поздно. И некуда.
Вадим поглаживал бархатистую кожу, с наслаждением тискал спелые округлости, нажимал на что-то дико приятное, чувственно и глубоко проникал внутрь блаженства, мощно, но очень нежно. Именно так и туда, как и куда Жанна мечтала, как задумала до того как заснула, как видела во сне.
Видно у сладкой парочки было нечто вроде двухсторонней телепатической связи.
– Не двигайся, Вадичка, замри-и-и-и! Останься… останься там навсегда. О-о-о, – исступлённо вибрировала она всем телом, изнемогая от немыслимого наслаждения.
Жанна, Жанночка. Любил её Вадим или нет? Он не знал на этот вопрос ответа.
Всё в их интимных и бытовых отношениях, в мыслях и ощущениях, было неоднозначно, сложно.
Она – его женщина: желанная, удивительно энергичная и ловкая в постели, нежная, впечатлительная, живая. Но некрасивая внешне: невзрачная, чересчур худая.
Если бы к Жанкиному телу и её неуёмному темпераменту приклеить милую головку с симпатичным личиком, пожалуй, непременно влюбился бы.
Да, именно бы и было проблемой!
Она так смешно смущалась, когда раздевалась перед сном, а Вадим категорически отказывался отвернуться, пока Жанна переоденется.
Девушка так кокетливо краснела, так стремительно отворачивалась, когда он нагло подглядывал за ней, особенно в душе.
Случись Вадиму нечаянно подсмотреть, как Жанна расчёсывает волосы, накладывает макияж – она обиженно надувала губки.
Когда любимый в шутку срывал с неё обнажённой одеяло, прикрывалась немедленно, кротко сердилась, даже могла расплакаться, но вела себя добродушно, покладисто.
Растерянность и беспомощное смущение, трогательная наивность и робость, скромное послушание и целомудренная покорность, нравились ему, давали повод чрезмерно завышать собственную значимость для Жаны.
Вадим, чувствуя собственное превосходство, грубо набрасывался на девушку, старался непременно вызвать сопротивление, чтобы усилить ощущение доминирования, делал вид, что насилует.
Жанна притворно верещала, впадала в пугливый ступор, позволяла вертеть себя как угодно, манипулировать положением тела, способами проникновения.
Что милому хорошо, считала она, то и ей должно нравиться.
Этот страх, противоестественное для взрослой женщины паническое смятение и растерянность, которые Жанна талантливо изображала, или это было на самом деле, приводили его в неописуемый восторг, вызывали столь сильную эрекцию, что порой сложно было вынести до конца чувственное испытание.
Финал вероломной диверсии обычно был феерическим: Жанна как минимум полчаса е могла прийти в себя после серии оргастических судорог, а Вадим выдыхался настолько, что спустя несколько минут засыпал в любой позе.
С Жанной было уютно: покладистый характер, хозяйственность, доступность. Можно было не беспокоиться по поводу неприличных заболеваний: девушка была зациклена на чистоте – внешней и внутренней.
Она была послушна и добродетельна, что не мешало становиться дьяволицей в минуты близости.
Если задуматься – именно о такой супруге мечтают почти все мужчины, которые всерьёз задумываются о создании семьи, о наследниках, о неминуемом приближении старости, дабы воплотить в жизнь стереотипное представление о реализации идеальной судьбы.
Вадим часто думал о Жанне, заботился о ней по мере сил, но представить её женой не мог категорически.
Или не хотел.
Впрочем, девушка никогда не намекала, что мечтает о фате и обручальном кольце. Она просто жила, просто дарила себя.
У неё всё было просто. Кроме чувства собственного достоинства, которое было довольно просто уязвить, но невозможно уничтожить.
Однажды на устроенной дома без особенного повода вечеринке Вадим слегка перебрал, был не в меру возбуждён: танцевал со всеми подряд, норовил каждой женщине наговорить комплиментов, не всегда невинных, лез с непристойными предложениями, сальными шуточками, не стеснялся на глазах у всех обниматься, пускал в ход шаловливые руки.
В тот день в гостях была подруга Жанны – Ирина Трошина, девушка с кукольной внешностью: интересная, самостоятельная, решительная и почти свободная.
Почти, потому, что пришла с молодым человеком, который манерно представился женихом.
Жанну смущало поведение Вадима, но она даже виду не подала, что возмущена и раздосадована.
Что она могла предъявить: ни жена, ни невеста – девочка, которую как бы из жалости пустили пожить. А интимные и хозяйственные услуги она предоставляет в обмен на жильё по обоюдному согласию. Как-то так.
Когда гости разошлись, остались две пары – Вадим с Жанной и Ирина с Анатолием, который никак не мог уговорить подругу отправиться восвояси.
Причина упрямства невесты вскоре стала понятна. Вадим многим женщинам казался неплохой партией для счастливого брака: симпатичный, крепко скроенный, жизнерадостный, здоровый. К тому же грамотный, преуспевающий профессионал с неплохой перспективой карьерного роста.
В алкогольном возбуждении, тем более во время пикантного контактного танца с подругой, не имеющей мешающих красиво жить комплексов, Вадим мог дать как прозрачный намёк, так и достаточно серьёзный повод для раздумий о будущем.
Женщина в состоянии перманентного выбора способна на непредвиденный, даже не вполне адекватный поступок. Ведь Ирина тоже была пьяна, а мечта о сказочном принце – притча во языцех для каждой девочки с нежных детсадовских лет.
Как бы там ни было, возбуждённая нечаянной близостью и пылким воображением парочка тихо удалилась в спальню, и закрылась.
Вадим, пристрастившийся к агрессивному сценарию эротических поединков с Жанной, несколько переусердствовал: порвал в порыве страсти воздушный наряд и колготки шаловливой чаровницы, после чего небрежно бросил на кровать и рывком содрал с неё трусики, за что немедленно получил оплеуху и лёгкий, видимо промазала, но весьма ощутимый удар коленом в пах.
Ковбой принял эксцентричность подруги за выражение необузданной страсти, за оригинальный интимный старт, за эмоциональный стимул к немедленному сближению, – ага, – ликовал удалой любовник, – девочка любит грубый секс, она его получит.
Не удивительно, если бы Вадим начал бить себя в волосатую грудь кулаками и боевым криком сообщил всему миру об интимной победе.
Женщина так не думала. Ей не понравилась слишком пылкая, вульгарная манера Вадима знакомиться, хотя дама отнюдь не была недотрогой.
Ирина предпочла бы медленный эротический танец в сентиментальной романтической обстановке, с продолжительной, нежной и чувственной интимной игрой, с неторопливым возбуждением при помощи разнообразных щедрых ласк, изысканных комплиментов, восторженной интимной кулинарии. Она была гурманом в отношении методов соблазнения, художественного исполнения прелюдии и эстетики эротических игр.
Кончилось тем, что незадачливый любовник отлетел далеко в угол и разбил головой огромную китайскую вазу, так и не добравшись до желанного приза.
Оба в этот момент выглядели непрезентабельно, но нужно было выходить в люди. Не ночевать же на одной кровати после столь досадного фиаско.
Незадачливые страстотерпцы решились открыть дверь, несмотря на то, что привести себя в порядок не было возможности.
Жанна в эффектной воинственной позе стояла в двери, Анатолий с расплывшимся сизым глазом в неудобной позе полулежал на диване. События и с этой стороны двери развивались агрессивно.
Сцена встречи парочек чем-то неуловимо походила на картину “Возвращение блудного сына”, но приключения героев этого неприглядного шоу только начиналось.
– Поздравляю с помолвкой, – с пафосом произнесла Жанна, кидая в Вадима ключи от квартиры, – не провожай! Этот, – кивнула на Анатолия, – с трудом тебя дождался, подруга, требовал интимной сатисфакции. Почему-то с меня. Вы стоите друг друга, голубки. Совет да любовь, – и агрессивно хлопнула дверью.
– Оправдывайся, объясняйся, – позвонила Жанна на следующий день, – неуёмный похотливый старик. С распахнутым скворечником и разбитой башкой рядом с обесчещенной, но гордой Иришкой ты выглядел бесподобно. А она-то, она: с разорванным лифом платья, с трусами и рваными колготами в руке, растрёпанная, но невозмутимая и гордая.
Бедный Вадик, неужели эта кукла тебя переиграла? Я чуть не заплакала. Финальная сцена трагической постельной трилогии. Автора мы знаем, правда? Реально, я чувствую себя отмщённой. По причине чего предлагаю конструктивный диалог. Что скажешь?
– Искуплю. Землю жрать буду! Приезжай… любимая.
– Сделаю вид, что верю. Готовься, будет жарко.
Жанна не могла уйти от Вадима. И совсем не потому, что некуда, потому, что не хотела перемен, потому, что вжилась в уютный мирок его причудливых фантазий и вздорных, но изученных и освоенных психических отклонений. Потому что каждому, в конце концов, полагается рано или поздно пройти через персональный ад. Пусть Вадим будет самым серьёзным тестом на прочность в её жизни.
Видно ей испытание уже назначено создателем.
Случайность, как ни крути – частное проявление закономерности. Вадик – её случайная, роковая неизбежность. Он не может без неё, она без него. Но оба были бы значительно счастливее, если бы никогда-никогда не встретились.
Увы, им не повезло, не успели друг от друга укрыться.
Вот такой необъяснимый, местами забавный логический парадокс, лабиринт, из которого нет выхода.
После той унизительной сцены они навсегда расставались раз десять. Окончательно, надолго, всерьёз.
Потом непременно мирились.
Оба в разлуке скучали, томились бессонницей, тосковали, просчитывали бесконечные варианты сценариев разрешения конфликта, грезили сентиментальными мечтами об очередном трогательном свидании и интимном счастье в обозримом будущем.
Посмотреть на обряд воссоединения было бы забавно: потерпевшей стороной неизменно считался Вадим.
Жанна замаливала мнимое прегрешение деятельным раскаянием: покорной готовностью делиться телом в любых интерпретациях эротических фантазий любимого, готовностью дарить, отдавать. Увы, без серьёзной взаимности.
В момент ритуального возложения жертвы на алтарь любви девушка потрясающе вкусно плакала, а любимый был непривычно заботлив, нежен и мил.
Первый любовный танец и потом, в постели, после разлуки всегда был грандиозным представлением, – Жанночка, можно я вот так? Спасибо, родная. Ты сегодня такая, такая, как я счастлив!
Не поверите, это признание не было фигурой речи. Вадим действительно верил, что только она способна подарить ему вечное блаженство.
Под действием паров алкоголя Вадим множество раз преподносил Жанне обручальное кольцо с дорогущим коллекционным бриллиантом, как классический кабальеро просил руки, стоя на одном колене, но наутро суетливо искал, куда он запропастился, чёртов символ мужской неволи.
И непременно отнимал раритет, стыдливо пряча взгляд от неудавшейся невесты, – бес попутал, Жанночка. Не готов я к такой ответственности. Сама пойми – рано мне хомут на шею вешать. Хочешь, я тебе путёвку в дом отдыха организую? Прощаешь, а, любимая? Прости!
– Скажи, что бы ты сказал, что сделал, если бы узнал, что у меня пропали месячные?
– Не, Жанка, это…это ни в какие рамки не лезет. Нет, нет и нет, только не это!
– Выдохни. Настроение у меня такое. Шалю, прикалываюсь!
Так или приблизительно так прожили странные любовники девять долгих лет, отламывая по крошке, по ломтику от сжимающегося как шагреневая кожа срока оставшейся жизни при каждом расставании.
Всё когда-то кончается. Всё-всё и ещё раз всё.
Завершился ничем, гулко звенящей пустотой, неприкаянным одиночеством, и этот причудливо авантюрный роман.
Да, они не поверили до конца, что последняя грандиозная разлука – финал.
Однажды, через год или даже два, после длительного запоя, Вадим отыскал в старой записной книжке номер её телефона. Долго думал – звонить или нет.
При произнесении имени подруги вслух ничего внутри не дрогнуло, не возрадовалось.
Всё же звонок был сделан.
Ответа не последовало.
Жанна давно стёрла из памяти смартфона набившее оскомину имя. Номер тоже. Неизвестным абонентам она не отвечала: слишком много развелось желающих поживиться за чужой счёт.
Ей было, о ком заботиться. Вон она ползает – Алёнушка, точная копия глуповатого папочки, решившего на полном серьёзе, что он пуп Земли.
