Валерий Столыпин
На крыльях миражей
Конечно, она не знала его стоимость, но понимала интуитивно, что подарок дорогой. Такое не дарят случайно.
– Ладно, Регинка, ты тут поплачь пока, помечтай. Не дай бог, кто работу перехватит, на какие шиши белое платье покупать будем? Как же я тебя люблю, дурёху!
А в голове у него все ещё звучала мелодия песни “Ночное рандеву”, – и утренний восход будет чист и свеж, несбывшийся итог сбывшихся надежд. Но завтра прежний путь я начну с нуля. Ночная магистраль, чёрная петля…
Первая и последняя
Всё сотворил волшебный синий вечер.
Седой туман над лесом ворожил…
И бесновалось сердце человечье
В тугих тисках неведомых пружин…
Юрий Матусов
Безнадёжно влюблённые юные парочки до конца, до самого последнего поцелуя, даже после того, как всё кончилось, уверены, что всегда-всегда несмотря ни на что, как же иначе, будут вместе. Как минимум до последнего вздоха, ни секундой меньше, потому что…
Впрочем, сами спросите, если интересно. Я подобных обоснований, не лишённых иногда логики, наслушался вдоволь.
Да, иногда приходится расставаться, имеется в виду не утрата, нет, конечно же, временная разлука, но не навсегда же.
Но прощаться пришлось. Генка получил повестку в призывную комиссию.
– Может, откосим, – просто так, чтобы приободрить любимого спросила Вероника, – махнём куда-нибудь… в тайгу, например. Вредные советы давать некому, сплетников и завистников нет. Землянку отроем. Кровать… вот такенную, – Вероника во всю ширь раскинула руки, Генка успел чмокнуть её в нос.
– Грибов насушим, ягод. Рыбу научимся удить. Ты будешь ловить сусликов, а я из них шить дизайнерские купальники и всякие модные фенечки. Проживём.
– Школу сперва закончи, отшельница. Суслики в степи водятся. Это так, для сведения. Медведи в купальниках – идея прикольная, но мы служить будем. Я так решил.
– Мы, значит вместе?
– Без сомнения. Но ты здесь, а я там.
– Сбегаешь? Мы так не договаривались.
– Мы и целоваться не планировали, однако теперь ты минуты выдержать не можешь без этого деликатеса. Приказываю верить и ждать! Давай помечтаем.
– Фи, не интересно. Предпочитаю реалити шоу.
– Поддерживаю, – прошептал на ушко Гена, лукаво улыбнулся и, закрыв двери на внутренние замки, отнёс подругу на кровать, прощаться наедине.
– Э-э, так не честно!
– Предлагай свой вариант. Я должен быть уверен, что дождёшься меня, попрыгунья.
– Свадьба.
– Намекаешь, что я тебе надоел, праздника захотела? Тебе семнадцать лет, глупышка. Без согласия родителей нет шансов зарегистрировать брак, к тому же время поджимает. У нас в запасе всего десять дней. Не успеем. Заставят думать. Месяц, а то и два, но сначала нужно справку принести.
– У меня деньги есть. Купим. А какую справку?
– О беременности.
– Ага, вот какую ты для меня службу придумал! Фигушки. Даже не мечтай.
– Слушаюсь и повинуюсь!
Сказать-то сказал, но сразу забыл о чём. Юность беспечна.
Они долго смеялись, увлечённо дрались подушками, целовались, потом застыли в объятиях и почему-то заснули.
Генке снилась обнажённая по пояс Вероника с ножом в руке.
Пробуждение было болезненным.
Невеста, впрочем, они ещё ничего не решили, сладко сопела у него на руке с блаженным выражением на лице.
Конечно, это было не честно, но Генка решил проверить, так ли сногсшибательно выглядит её грудь, как во сне.
Расстегнуть блузку – секундное дело. Вероника сморщила нос, перевернулась на другой бок, лишив его призрачного шанса заглянуть в замочную скважину незаметно.
– Ну и ладно, – подумал неудачливый соблазнитель. Сама прибежит, сама попросит.
Впрочем, он не был уверен, что случится именно так.
Лежать было скучно, будить Веронику не хотелось. Тени на стене и потолке застыли. Звонкая тишина начала раздражать, рука, на которой лежала голова любимой, затекла, заныла.
– Я всё слышала, – вдруг сказала она, – ты пытался меня совратить.
– Нет!
– Да! Не спорь. Я лучше знаю. И сейчас хочешь. Я тоже. Тоже хочу. Но боюсь. Вот! Не уезжай, а, не надо. Я справлюсь со страхом, я, я почти готова… стать твоей. Но ты должен обещать!
– Клянусь, ты первая и последняя, кому я приношу клятву верности! Любовь… любовь нельзя притянуть за уши. Она или есть, или её нет. Ты меня любишь?
– Я-то да, ещё как люблю, но ведь мы сейчас не про любовь говорим, да? Сам знаешь про что! Ни для кого не секрет, ради чего вы, мужчины, готовы влюбляться.
Оба понимали, что время пошло. Он не мог представить себе два года без неё, она не хотела отпускать своё счастье.
Влюблённые хватались как за соломинку за каждую секунду, отведённую для общения, конечность которого неотвратимо приближалась.
Оба нуждались в гарантиях, которые реальной жизнью не предусмотрены. Судьба, несмотря на иллюзию выбора, целиком и полностью случайна. Давать нелепые обещания, клятвы, не имело смысла, кидаться на амбразуру, пускаясь во все тяжкие – страшно.
Никто знает, что с ним будет через неделю, через день, тем более невозможно планировать жизнь на два года вперёд.
– Давай развяжем себе руки, Вероника, расскажем всем-всем: родителям, друзьям, всем, что мы муж и жена. Не важно, что это не так. Сегодня не так, завтра будет так. Когда-нибудь это должно случиться. Разве ты не согласна.
– Я и сегодня согласна! Нет, вру. Не торопи меня, Геночка. Я сама должна решить, когда это случится.
– Как скажешь, родная.
Время до призыва пролетело как один день, даже час. Расставались лишь на ночь, совсем ненадолго. В пять утра Генка свистел под окном. Вероника, даже не позавтракав, едва успев навести красоту, выбегала к любимому.
Тема близости была закрыта. Больше к этому вопросу ни разу не возвращались.
Целовались и обнимались изобретательно, самозабвенно. Если когда-нибудь у вас в душе пел соловей и сияли звёзды, несложно представить, что чувствовали, о чём думали и мечтали влюблённые.
Всё было так, как всегда с тех самых пор как первый мужчина почувствовал гипнотическое обаяние первой женщины, назвав трепетный восторг любовью.
– Гена, давай скрепим наши чувства клятвой. Напишем послания, свернём из них конвертики, удостоверим отпечатками пальцев, смоченных в смеси твоей и моей крови. И отправим в будущее в закрытой бутылке. Например, закопаем под этой берёзой. Думаю, что за два года она не убежит. Это будет нашим секретом.
– Давай. Что писать будем?
– Это священная тайна. Нужно угадать, какими мы будем, сумеем или нет сохранить любовь. И конечно пожелания. Чур, не подглядывать. Я дома напишу. Встречаемся через час. Нет, через два. За шестьдесят минут я не успею придумать всю-всю жизнь. С тебя письмо, бутылка с пробкой и большой целлофановый пакет.
Вечером, за день до проводов в армию, они совершили торжественную закладку на глубину в один метр. Координаты тайника были отмечены в навигаторе, дерево пометили традиционной глупостью – Г + В = ♥+ ♪
От привычного ритуала прощания с гражданской жизнью Генка отказался: накрыл друзьям стол в кафе, обнялся со всеми и ушёл домой, где его ждала Вероника.
Ночь была беспокойной, печальной, подушка намокла от слёз. В ушах нескончаемый звон, в глазах зияющая пустота.
В мятущихся душах хозяйничал стылый ветер, а тела… восхищённые близостью тела изнывали от желания, которому выпало жестокое испытание. Тела задыхались от восторга, чувствуя родственную сопричастность, которой назначен срок заточения в два бесконечных года.
Такой подвиг способны свершить лишь в юности, пока не накоплен печальный опыт утрат и сопутствующей этому состоянию искренней скорби.
– Я дождусь тебя, Геночка, дождусь!
– Ещё бы. Настоящей любви достойна лишь ты, родная. Не провожай меня. Так будет лучше. Долгие проводы… сама знаешь. Два года – пустяк. Семьсот тридцать дней и я снова твой.
Оба считали, что время над ними не властно. Не совсем, но теперь точно. Наверно потому, что не знали, как больно сознавать, что постепенно забываешь всё: не только запах и взгляд – совсем всё.
В голове поселяется опасение, что возможно любовь – обман. Признания и клятвы тоже стареют, улетая в пустоту как воздушные семена перезревшего одуванчика. Оказывается, вспомнить ощущения от близости практически нереально.
А если при встрече ничего подобного пережитому не почувствуешь? Ведь за два года может произойти всё, что угодно. Снежинка на ладони превращается в капельку за считанные секунды, а человек… как быстро меняется человек?
Вероника постоянно думала про Гену, то и дело рассматривала его фотографию. Письма писала едва ли не ежедневно.
Столько всего нужно было сказать.
Почему раньше, когда любимый был рядом, эти мысли прятались куда-то. Впрочем, тогда не было нужды выстраивать миллионы сценариев любви, ведь Гена был рядом. Стоило только руку протянуть.
Наверно он был прав, требуя доказательств. Возможно, беременность помогла бы пережить тоскливое одиночество.
Вероника в деталях и красках представляла себе, как становится женщиной, как внутри появляется свет, как он растёт, растёт, превращается в солнышко.
Фантазии её взглядом со стороны могли вызвать разве что смех. Её представление о близости были наивны до безобразия. Подобные картинки могла бы нарисовать разве что девочка лет семи.
Влюблённой Веронике было не до смеха.
Сначала она перестала получать письма. Это было по-настоящему больно.
Сюжетные линии ночных и дневных грёз наполнились непроницаемой тьмой: вязкой ревностью, безумием неприязни, виртуальными обвинениями в предательстве и лжи.
Иногда девочка вылезала из-под обломков любви на свет, вновь писала сентиментальные письма, но забывала их отправлять.
Экзамен в институт был позорно завален, но подобный вектор судьбы теперь не имел значения. Лишь возрождённая любовь была способна вернуть в её жизнь устойчивую гармонию.
Но Гена молчал. Молчал упорно, загадочно, нетактично.
Обиднее всего было то, что он обещал, клялся. И обманул.
Было желание сегодня же, сейчас, выкопать послание. Что он там накалякал, может быть, уже тогда всё знал?
Родители были в ужасе, но помочь ничем не могли.
– Испытания, проходящие через душу, – говорил папа жене, – нужно встречать с достоинством. Нам ли этого не знать. Пусть учится плавать, где вода по пояс. Хорошо так. Представь, ведь Вероника могла родить от Генки. Хотя… кто знает.
А Генки уже тогда не было. Официально он числился пропавшим без вести, потому родителям долгое время не сообщали.
Похоронка легла на сердце Веронике тяжёлым камнем.
– Клянусь, ты первая и последняя, кому я приношу клятву верности, – сказал тогда Гена.
Первая и последняя. Так и вышло. Для него. Откуда он мог знать?
Бутылку Вероника выкопала. Реликвия стояла нетронутая на её тумбочке почти год. Страшно было прочесть приговор любви. Очень страшно.
В один из дней она вернулась к берёзе, хранящей память о непорочной любви.
– Прости, Геночка, – шептала Вероника, – мы не смогли стать супругами. В этом нет нашей вины. Отпусти меня!
С этими словами девочка развела костёр, дождалась, пока появятся жаркие угли, заполняя время уничтожением знаков Г+В на коре дерева. Символ любви и нотный знак оставила. Пусть хоть берёза почувствует себя счастливой.
Послание в будущее в пламени костра разлетелось в клочья, конвертики без остатка сгорели.
Со слезами на глазах Вероника шёпотом озвучила строфу стихотворения Юлии Друниной, – теперь не умирают от любви – насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови, лишь без причины человеку плохо.
Остался лишь один вопрос – сможет ли девочка простить себя, сумеет ли начать новую жизнь?
Лабиринты реальности
Густеет, оседая, мыслей соль,
покуда мы свой камень в гору катим…
Бесплатна в этой жизни только боль…
За радости – мы позже круто платим.
И.Губерман
Дни пролетают, незаметно, безликим узором вплетаясь в податливую ткань реальной жизни. События, словно разноцветные нити, выстилают сначала основание, затем все остальное поле, складываясь в подобие рисунка. Но цельной картинки не получается, поскольку нет продуманного эскиза. Только спонтанные мазки, не мастера – начинающего ремесленника, лишённого творческой жилки.
Судьба наша напоминает картины Джексона Поллака – многослойное нагромождение брызг, капель, штрихов, размытостей. Кто знает, что из всего этого получится, но процесс не стоит на месте, он пластичен, да и опыт рано или поздно приводит к иным результатам. Жизнь обязательно чему-то научит, разве что не пожелаешь делать выводы вовсе. Бывает и так, когда по какой-то причине, лишён амбиций и полёта фантазии, или когда всё, что тебе нужно – небо над головой, глоток воды да кусок хлеба.
Стать отшельником, принять обет навсегда воздержаться от желаний – тоже вариант, личный выбор. Только надо понимать, что серые будни тоже ветшают со временем как подгнившая ткань и превращаются в рассыпающуюся грязную ветошь, которая ни на что уже больше не годится, даже на то, чтобы поддерживать бренное тело.
Но это потом, спустя годы, когда ничего уже больше нельзя исправить. Никто не станет заставлять тебя быть кем-то, да и ругать за это некому. Только ты сам себе судья и учитель.
Было время, когда каждый из нас был полон сил и энергии, когда мечты и желания переполняли до краёв, выплескивались вовне, не имея возможности уместиться в безграничном, как казалось, внутреннем пространстве. Отчего так выходит, что рождаешься в мире огромном и ярком, но со временем он выцветает, изнашивается, а объём прекрасного и интересного скукоживается до размера уже не мира, а мирка, в котором и тебе-то самому не всегда хватает места. Да и жить в нём не особенно уютно.
Кто-то или что-то передвигает тебя по плоскости жизни, словно шахматную пешку на игровой доске, рискует тобой, редактирует ради самой игры и непонятных амбиций судьбу, чтобы ценой твоей жизни защитить или спасти некую не обозначенную в реальной жизни фигуру, а тебе остаётся служить и беспрекословно исполнять приказы.
Вот такие мысли одолевали меня последнее время. Наверно это следствие длительного физического переутомления и навалившихся как-то разом семейных проблем.
Конечно я не бессловесная пешка. Могу при случае поднять бунт, однако не делаю этого. От природной лени ли, либо в силу непреодолимых обстоятельств. Может, оттого, что любовь и ответственность делают меня до поры терпеливым, податливым.
Белгород, куда мы с женой бежали от её нескромных романтических увлечений, встретил нас летним зноем, звёздными ночами со светляками и цикадами, пряным ароматом отцветающих трав, обилием фруктов и неспешным образом жизни. К этому изобилию после северного однообразия мы ещё не привыкли. Такие ночи и такой воздух разжигают дух романтики, рождают надежды и немыслимые мечты.
Хочется дышать полной грудью, жить на всю катушку, чтобы не пропала ни одна минута этого волшебного летнего времени. Но отдыхать некогда: нужно обустраиваться, налаживать быт, зарабатывать на хлеб насущный, а любовь – она сама не позволит собой пренебречь, пока ты молод, полон сил, и не разочарован окончательно в семейных отношениях.
Мы с супругой стали забывать, что неприглядные эпизоды её измен, из-за которых и была предпринята эта поездка, имели место.
Забыто. Во всяком случае, это серьёзная попытка стереть неприятные инциденты из памяти.
Сказочная южная природа, полное уединение и будоражащая воображение музыкальная тишина здешних ночей пробудили новый взрыв взаимного влечения и возбуждающих эмоций, которые естественным образом вылились в немыслимой силы потребность в телесном контакте.
В этой местности даже обычные прикосновения рождают иные, незнакомые прежде импульсы. Наверно таково волшебство южного климата. Словно только что встретились и неспешно познаём свои родные, но, по сути, незнакомые тела.
Это похоже на встречу нечаянных любовников, которые знают про любовь и чувственные телесные наслаждения всё, но испытывают небывалое возбуждение от прикосновения к новому чувственному объекту.
Неожиданно и вдруг мы вновь увлеклись друг другом. Может немного чрезмерно. Никак не можем насладиться друг другом досыта.
Свернувшаяся последнее время до серой обыденности интимная жизнь обогатилась новыми настроениями и иным опытом, неведомым доселе. Мы упражняемся со дня приезда целые ночи напролёт и никак не можем познать себя сегодняшних.
Наверно примирение после длительного конфликта обладает магической силой.
Жену, с которой прожил непростые пять лет, я вновь воспринимаю как восхитительную чаровницу, роскошную незнакомку с которой только что нечаянно свела судьба, несмотря на то, что мужское эго не способно до конца исчерпать обиду от недавнего предательства.
Прикосновение к бархатистой коже жены, сладковато-пряные запахи её возбуждённого тела, призывно подрагивающие от прикосновений мышцы живота и бёдер, восставшие соски переполненных желанием грудей, тихие стоны и объятия, объятия, объятия – ощущения неожиданные после заключения перемирия.
Немыслимое наслаждение от слияния, когда благодарность за доставленное сладострастие заставляет смотреть на партнёршу как на фею любви, что может быть прекраснее!
Я стал забывать, что не так давно подруга во всей красе показала вздорный характер, обозначила контуры неосознанного стремления выйти за рамки супружеской верности.
Супруга смотрит на меня бездонными глазами, наполненными любовью и обожанием. Неужели нам очередной раз повезло и есть возможность начать новый этап жизни с очередного медового месяца!
Мы снова счастливы вдвоём, до того, что не можем надышаться общением.
Жизнь постепенно обретает новые смыслы, появляется стремление упорядочить поступки, мысли, быт и окружающее пространство. Возникла не вполне отчётливая, но видимая в общих чертах общая цель.
Каждый день после работы Вера встречает меня на автобусной остановке. Мы сплетаемся руками и медленно шагаем в сторону дома извилистым, намеренно протяжённым путём, чтобы по дороге зайти в маленькое кафе, взять по порции чего-нибудь вкусненького и глядеть с обожанием друг на друга.
Нам очень нравится это кафе, где уютно, где всегда вкусно пахнет свеже смолотым кофе и ванильным мороженым. Приглушённый свет, из динамиков льётся лёгкая приятная музыка, прохладно.
Мы сидим, глядя друг на друга через узенький стол, держимся за руки, чувствуя единение, желание снова быть вместе. Домой не хочется. Мы так давно не гуляли вдвоём. Долгое время каждый из нас вынужденно жил обособленной жизнью. Навёрстываем упущенное, если это возможно в принципе.
У нас новый виток отношений, совсем не похожий ни на что в прошлом. Никак не могу наглядеться на свою юную жену. Какая же она красивая. Неожиданно для себя нахожу новые черты лица, приятные изменения фигуры, характера, которых раньше не было. Или я их просто не замечал.
Прежде, когда выползла наружу неприятная история с любовником, мне казалось, что у неё пронзительно-зелёный, ядовито-прожигающий, презрительно-брезгливый взгляд, которого, если быть до конца честным, я иногда побаивался.
Тогда она способна была пронзить меня одним лишь взором, лишив мгновенно желания и страсти. А когда начинала агрессивно, злобно перечислять мои провинности и недостатки, большинство из которых я не мог принять на свой счёт, вовсе превращался в тряпку, теряя способность сопротивляться.
Слава богу, это всё в прошлом. Вот уже несколько месяцев мы беспредельно счастливы, даря друг другу тепло, душевное и физическое.
Кто знает, из-за чего рождались в нашей жизни непримиримые конфликты. Наверняка они рукотворны. Возможно, нужно было относиться ко всему с большим терпением.
Нужно попытаться понять, разложить на составляющие прожитые дни, найти узлы неприятия. Ведь живём же мы сегодня душа в душу, не предъявляя друг другу претензий. Может действительно всё дело в южном солнце и целительном, одурманивающем, неожиданно вкусном воздухе, да ещё в откровенно лёгкой одежде, не столько скрывающей интимные подробности наших поджарых тел, сколько бесстыдно обнажающей их?
Вновь, как во времена нашего знакомства, я дрожу, прикасаясь к её телу, испытывая невыразимый приток незнакомой энергии и радость причастности к скрытым одеждой фрагментам интимного интерьера моей юной леди, вызывающим вожделение и трепет от осознания безраздельного обладания, открытым и доступным исключительно мне.
О том, что этим телом не так давно забавлялся некто другой, стараюсь не вспоминать.
Я, как скупой рыцарь, берегу эти невероятные ценности, взволнованно охраняя от всего постороннего, одновременно приходя в возбуждение от непрестанного внимания со стороны случайных прохожих, впивающихся в мою женщину выразительно похотливыми взглядами.
Да, это моя женщина и всё, чем она богата, внешне и внутренне, она вольна делиться только со мной. Лишь я один могу войти в пределы потаённого храма, приникнуть к алтарю, насладившись в полной мере девственной чистотой её лона.
Конечно, я вру, кокетничаю с собой. Всё ведь понятно без слов. Измена имела место в нашей семейной жизни, её следы стереть невозможно. Но ведь я её простил.
Не так уж много мне нужно, чтобы ощутить полноту счастья от единения с любимой, если каждой клеточкой тела чувствую симпатию и взаимность, а именно это переполняет переживанием окрыляющей радости.
Как же я люблю эту милую девочку, грациозно шагающую рядом со мной, улыбающуюся весело и радостно от осознания своего очарования, наслаждающуюся лёгкостью и безбрежностью бытия, одаривающего нас годами нескончаемого лета.
Неужели так легко быть счастливым!
Ведь для этого, в сущности, ничего и не нужно – только испытывать радость близкого родства и причастность к этому самому безбрежному счастью, которое не имеет пределов, как горизонт, у которого ни конца, ни начала, только течение и продолжение.
Как же здорово, что это происходит с нами, что мы допущены к таинству обожания и любви, захлестнувшей чувственной волной, накрывшей с головой, поглотившей сердца без остатка. Неужели такое бывает со всеми?
Наверно нет. Иначе, откуда столько неудачных судеб и разбитых сердец. Может, и на нашу долю ещё выпадут лавины испытаний, только про это даже думать не хочется. Пусть уж нас минует чаша сия. Нужно только постараться не упустить своё счастье, помочь ему, может просто не мешать.
Наверно фортуна всегда благоволит парам, окрылённым любовью, когда любые испытания – лишь мелкая рябь на поверхности полноводной реки, несущей всему живому прохладу и свежесть. Хочется верить, что со временем мы сумеем построить лодку, в которой можно комфортно и безопасно проплыть через всю жизнь.
Почему бы и нет!
Все вокруг говорят, что мы замечательная пара. Несколько неприглядных эпизодов в семейных отношениях лишь укрепили, как мне кажется, наш союз.
Как же лучезарно светятся её изумрудные глазки, радуясь, кажется, всему, что нас окружает. От этого взгляда рождается желание, хочется обнять и расцеловать весь огромный мир – свидетель долгожданного триумфа.
Мы – не просто она и я, мы пара – две половинки, отыскавшие друг друга в безбрежном людском океане, потом потерявшиеся, и вот опять вместе.
В выходные дни мы идём на целый день загорать. Озеро совсем недалеко от нашего ветхого флигеля. По дороге заходим на рынок, покупаем овощи, фрукты, горячие лепёшки и лимонад. Столько, чтобы хватило до самого вечера. Северная кожа соскучилась по живительным лучам. Вода бодрит, солнышко и жара расслабляют.
Положительных эмоций добавляют чтение книг, присутствие совсем рядом, только протяни руку, любимого, родного человечка. Что ещё можно желать от жизни? Наверно уже прижились, пора привозить от родителей дочку.
Мысли переключаются на маленькую Оленьку. Вспоминаются картинки из раннего детства, когда мы с мамой ходили в лес, собирать землянику. Крупная ягода растёт на полянках, где прогретый знойный воздух пахнет летом и счастливым детством. Именно так я воспринимаю запах вызревших трав, ягод и хвойного леса, объединённых лесной поляной.
Хочется, чтобы и дочь полюбила этот запах, чтобы у неё были такие же замечательные родители, и такое же счастливое детство, какие были у меня.
Обязательно нужно привезти её пока лето, пляж, обилие фруктов. Ребёнок должен успеть увидеть и попробовать как можно больше хорошего и интересного, пока маленький, восприимчивый и отзывчивый на доброту да любовь. Тогда он с лёгкостью, обласканный вниманием и заботой родителей перешагнёт черту беззаботного детства, как посчастливилось мне.
Сегодня рядом с нами отдыхает шумная кампания. Сидят немного поодаль, веселятся. Чересчур азартно. Время от времени провозглашают тосты, слишком громко смеются непонятно над чем. Хочется поменять место, но Вера пожимает плечами и говорит, что ей это нисколько не мешает. Я отворачиваюсь к парням спиной, пытаюсь читать, но никак не могу сосредоточиться. Меня эта кампания явно раздражает.
Некоторое время лежу с закрытыми глазами, незаметно засыпаю. Очнуться пришлось от удара по лицу волейбольным мячом. Не очень приятно, однако пляж есть пляж – ничего страшного.
Потихоньку прихожу в себя, усмиряя боль и обиду от нечаянного попадания. Вроде никто не обратил внимания на это недоразумение.
Веры рядом нет.
Верчу головой, нахожу её играющей в волейбол с теми самыми молодыми людьми.
Что с того! На то и лето, чтобы отдыхать да немного развлечься.
Время приближается к закату. Становится прохладно. Надо собираться домой, но жена настолько увлечена игрой, что не хочется её беспокоить.
Пусть забавляется. Приготовить ужин ещё успеем, это недолго.
Вера освободилась уже в сумерках, попрощалась с каждым игроком за руку и подошла ко мне. Кажется, она чрезмерно возбуждена, никак не может остыть от воодушевления подвижной игрой. Замечательный день, великолепный отдых. Осталось только поговорить о дочери.
– Нужно ехать за Олей, мы уже обжились, я соскучился.
– Конечно, нужно. Пусть твои родители привезут её. Заодно нас проведают.
– А почему не ты? Это ведь твоя дочь, наша.
– Кто с работы тебя встретит? Я ведь не могу оставить любимого мужа одного.
– Ладно, до завтра подумаем, а пока зайдём на переговорный пункт, закажем разговор с родителями назавтра.
В воскресенье мы снова пришли на пляж, там уже веселилась та же разудалая кампания. Пытаюсь найти место подальше от них, но Вера заупрямилась, мотивируя желанием поиграть в волейбол. Вполне нормальное желание. Я соглашаюсь, испытывая, впрочем, не очень положительные эмоции.
Время, как обычно бывает на пляже, бежит незаметно. Жена веселится, играя в волейбол, я читаю, окунаясь, время от времени в прохладу озера, поглядывая на её грациозные движения.
У неё прекрасная пластика, в этом нет ничего удивительного – совсем ещё девчонка.
С какой лёгкость она делает подачи, словно играет в волейбол с детства, а ведь она впервые в жизни взяла в руки мяч.
Вечером идём на переговоры. Родители соглашаются приехать через неделю. Как всегда, после ужина ночь любви, сегодня даже эмоциональнее обычного.
Я вижу цветные сны. Возбуждённый мозг транслирует их сериями, с продолжением, мало отличающимися одна от другой. Во всех вариантах я предельно счастлив. Впрочем, не менее, чем в реальной жизни.
Пока все складывается замечательно. Я представлял себе ассимиляцию в незнакомую среду более сложной. Наверно в молодости всё просто. Это так здорово.
В снах мы отдыхаем с дочкой на море. На ней яркое жёлтое платье.
Вечером с работы меня никто не встретил.
Я потоптался на остановке, заглянул за неё – никого. Пошёл нашим излюбленным маршрутом, заскочил в кафе, отправился домой. Там Веры тоже не оказалось.
Разобранная кровать, холодный чайник. Пытаясь по запаху угадать, как давно её нет. Ничего не получается. Начал проверять вещи, чтобы понять, в чём она ушла. Оказалось – в купальнике и сарафане, что одевала на пляж.
Деньги на месте, сколько и было утром. Голова пухнет от мыслей – бессвязных, похожих на кошку, которая убегает от разъяренной собаки. Пытаешься ухватиться за кончик проскользнувшего в сознании довода, а он уже где-то далеко и моментально расплывается.
Надо что-то делать, но что? Идти в милицию? Может её похитили, или сбила машина по дороге до остановки. Какие же глупости иногда приходят в растерянный мозг. Да просто стоит в очереди в магазине, или сидит в парикмахерской. Мало ли что может отвлечь молодую женщину от совсем необязательной встречи мужа с работы. Наверняка, зря волнуюсь.
Иду самой короткой дорогой до автобуса, по дороге расспрашивая стариков и старушек, не видели ли они случайно мою супругу, но тщетно. В милиции сказали, что я паникёр, – может, она в кино пошла, или к друзьям к примеру.
Захожу к своим старикам, бабушка и дедушка живут недалеко, потому мы и приехали в этот город. Там её тоже не оказалось.
Остаются больница и скорая помощь, однако и туда Вера не поступала. Друзьями мы ещё не обзавелись. Бегу снова домой, чтобы удостовериться, что мы не ищем друг друга. Нет, не ищем.
Внезапно в голове вспыхивает мысль, точнее она на меня обрушивается. Неожиданно, как сердечный приступ, с похожими последствиями. Парень, волосатый атлет, который красовался на пляже. Она несколько раз прощалась с ним за руку, махала ему, когда уходили.
– Да нет, это же бред! У нас последнее время такие близкие, такие тёплые отношения. Вера каждую ночь шепчет мне на ухо, как сильно любит, как я ей дорог. У нас дочка, наконец. Мы только начали совсем новую, очередной раз с полного ноля после серии неприятных событий жизнь.
Нет! Этого просто не может быть. Я всё это выдумал, потому, что волнуюсь за жену. Вера не может так поступить со мной… с нами.
Наверняка у неё есть веские причины, только она по какой-то причине не может о них сообщить. Почему сразу в голову залезают мысли, рисующие сцены предательства?
Наверно от неизвестности, а ещё потому, что в прошлом я испытал немало потрясений по подобному поводу.
Воспалённый разум потоком поставляет впечатлённому воображению болезненные мысли. Тревожные предчувствия соединяются в причудливые композиции, одна безобразнее другой, которые переплетаются в произвольном порядке, рождая реальное ощущение беды, безысходности, которые не требуют подтверждения, обоснований, потому, что переживания настоящие.
Эти болезненные эмоции усиливают ощущение настороженности, представляя невосполнимую потерю свершившимся фактом, который, проносясь вихрем по оголённым нервам, усиливается многократно, превращаясь в лавину сильнейших негативных эмоций.
Мысли, конечно, надуманные, а душевные терзания вполне настоящие. Они вызывают боль, подавляющую желание жить. Описать муки ревности нереально. Злые, болезненные, яростные, требующие немедленного отмщения, эти страдания высверливают мозг, причиняя невыносимую боль. Чем сильнее хочется перестать о них думать, тем глубже те вгрызается в каждую клеточку кровоточащих эмоций, заставляя сердце холодеть и сбиваться с привычного размеренного ритма.
