Виорэль Михайлович Ломов
Преодоление отсутствия
Глава 46. Рухнувшие надежды
Утром Гвазава проснулся поздно и никак не мог сообразить, когда он разделся и как оказался в кровати. Потом вспомнил ледяные искры из сна и поежился, точно они попали ему за шиворот пижамы. И было страшно тоскливо, будто он только что безвозвратно потерял что-то очень важное.
«Да, я тут жить не смогу, – решил он. – И Фаину сюда привести тоже не смогу. Ей нельзя показывать даже этот коттедж, засмеет». Гвазава взял бутылку настоящего французского шампанского, огромную коробку шоколадных конфет и с охапкой роз заявился к Виктории.
– Как коттедж? – спросила прозорливая Вика.
– Коттедж замечательный. Лучшего не бывает. Но, увы, с работой… Хотел бы поменять.
– Две трехкомнатные на одной площадке в «Дворянском гнезде» устроят? Четвертый этаж. Дом пятиэтажный. Косметический ремонт. Архитектора-дизайнера порекомендовать?
– Спасибо, сделаю сам. Жить-то мне, а не архитектору.
– Смотри. Если передумаешь, звони. Прежде, чем составлять смету, прочитай «Сагу о Форсайтах». Первый роман. «Собственник». Если будешь читать внимательно, то обратишь внимание, что смету и сроки строительства надо удваивать. Совет бесплатный. Ну что, поехали?
Квартиры были полногабаритные, очень просторные, хотя и требовали капитального ремонта. Дом был старый, довоенной постройки, с толстенными стенами и колоннами. Место тихое, зеленое, хотя самый центр. Как говорится, центрее не бывает. В этом и близлежащих домах, так называемом «пятачке», или «Дворянском гнезде», гнездились не так давно ответственные партийные, советские и хозяйственные руководители, а сейчас селятся все, кому не лень выкинуть миллион ненужных денег.
В домашней библиотеке Голсуорси не оказалось. Не откладывая в долгий ящик, Савва купил собрание его сочинений и за вечер и ночь прочитал первый роман. Под утро, зевая и потирая глаза, он захлопнул книгу и швырнул ее на стол. Подумать только – сколько суеты из-за нескольких сотен фунтов! Голсуорси несомненно большой талант, но он явно продешевил. Виктория права: смету и сроки надо удваивать. И я прав, самому надо все делать, без этих разных Босиней!
А все-таки где сейчас Фаина?.. (Фаина-то будет не хуже Ирен. Нет, куда ей, Ирен! Она тень, только тень Фаины. Англичанки не стоят и тени наших баб. Воспитание не то!) На Стрельбищенском, наверное. Помнится, ей тогда дали там однокомнатную панельку… (А Сомс дурак. Разве можно было упустить такую женщину?) «А ты? – вдруг спросил его внутренний голос. – Ты сам разве не упустил Фаину?» Нет, еще не все потеряно. Через пару месяцев схожу к ней домой, приглашу на новоселье и там предложу ей руку и сердце. А в придачу – огромную квартиру в центре, которая ей и не снилась. Скажу: бери, они твои, твои – с тех наших юношеских лет. Главное, чтобы пришла. Приде-ет! Куда она денется? На старости лет… Приткнется. Где она лучше-то найдет?
Явно, на Гвазаву подействовал Голсуорси.
Савва посмотрел в зеркало. В какое-то мгновение ему показалось, что на него смотрит из зеркала незнакомый мужчина, с хищным носом, сочными яркими губами и большими, блестящими, чуть навыкате глазами. Такой мужчина должен нравиться женщинам, даже с аристократической присыпкой.
– Придет, – сказал ему Гвазава.
И мужчина повторил:
– Придет.
Две следующие недели Савва был занят исключительно штудированием журналов по интерьеру жилища и составлением проекта и сметы затрат. Он практически не спал, не ел и не брился; то есть спал, когда его сваливала усталость – за столом, на полу, в кресле, а ел исключительно сладкий черный кофе с какими-то сухарями, потерявшими индивидуальность, и абрикосовый португальский ликер. Когда дней через десять затворничества он посмотрел в зеркало, того незнакомого мужчину сменил косматый тип с горящими и опухшими глазами, с бородой седой, как у Вахтанга Кикабидзе. И этот тип охрипшим голосом повторил то же: «Придет!» И в голосе его не было неуверенности.
Наконец проект был составлен, смета подсчитана. Черновой вариант был изображен на миллиметровке, беловой – на ватмане. Отдельно прилагались рабочие эскизы и альбом фотографий с образцами сантехники, мебели, стеллажей, дверей, панелей, кафеля, паркета, плинтусов, обоев, кухонных агрегатов и радиоэлектронной аппаратуры. На отдельных листах были изображены камин, аквариум, грот и прочие Саввины придумки.
Савва помылся, побрился, плотно пообедал в ресторане и прошелся по своим знакомым, зорко приглядываясь к интерьерам их офисов и квартир, затем побывал на трех выставках по дизайну, городских ярмарках, объехал все мебельные магазины и фирмы, занимающиеся евроремонтом, после чего внес незначительные изменения в свой проект и, по рекомендации директора «Земельного банка», нанял комплексную бригаду строителей, отделочников, электриков и слесарей. Бригадир был толковый и расторопный, три года проработавший на отделке и ремонте квартир в Бремене и Гамбурге. Сегодня в России этот опыт многого стоил. Бригадир показал альбом с фотографиями интерьеров – до и после ремонта, провез Савву по квартирам и офисам, отделанным его бригадой. Савва остался доволен. Бригадир тоже был доволен и замыслом хозяина, и подробным планом. В замысле чувствовались хороший вкус, широкий взгляд на вещи и размах, возможный при очень солидных капиталах, и видно было сразу, что хозяин не вылезает из-за границы. Бригадира, правда, несколько смущала чересчур радикальная переделка площадей и увеличение нагрузки на межэтажные перекрытия, но Савва заблаговременно запасся от ЖЭУ разрешением на реконструкцию помещений. Условились о цене. Составили договор. Расписались. Выпили по рюмке коньяка. Пожали друг другу руки. Савва сказал: «С богом!». Выдал аванс на приобретение стройматериалов. И работа закипела. 20 августа срок сдачи. Преддверие бархатного сезона. Тогда и отдохнем!
А между тем, пока Гвазава осваивал профессию дизайнера, все дела оказались в запущенном состоянии. В бизнесе один упущенный день надо наверстывать двумя, одну упущенную неделю – месяцем, а упущенный месяц – может и жизни не хватить. Гвазава был одним из учредителей и директором Воложилинского филиала московской фирмы «Best – West». Дела он вел ловко и в городе практически не засветился, а в Лондоне, Бремене и Роттердаме открыл счета в крупных банках, о которых вряд ли кто догадывался. Вот эти-то дела и требовали неустанного внимания и рвения. Но дела делами, а ремонт ремонтом. Быстро сказка сказывается, а ремонту два месяца отдай. Бригадир свое дело знал и ему вполне можно было доверять, но Савва, тем не менее, каждое утро заезжал на «объект», давал ценные указания и только тогда ехал дальше по своим делам.
Два месяца пролетели, сделался, как бы сам собой, и ремонт. Квартирка получилась даже по европейским меркам на славу. Не замок, конечно, но вполне приличное для делового холостяка жилище. Савва тут же послал мистеру Гризли факс, в котором благодарил его за подарок ко дню рождения – охотничье ружье – и приглашал его в Воложилин на утиную охоту.
***
Когда в квартиру завезли и расставили мебель, пожитки и аппаратуру, Савва приступил к составлению списка приглашаемых на новоселье лиц. В гостиной за столом, исполненном в виде мальтийского креста, размещалось шестнадцать персон, две из которых были известны Савве давно – это он сам и Фаина. Предстояло из внушительного числа богатых и влиятельных людей города выбрать для золотого списка еще четырнадцать персон грата, а это задача нешуточная, хотя бы потому, что состоит из одних неизвестных. Промучавшись со списком целый вечер и с кровью в сердце тоненько (вроде как не навсегда) вычеркивая каждую лишнюю фамилию, Савва наконец очертил круг избранных и мысленно перекрестился. В круг избранных, а потому, званых, вошли:
1. Сидоров Иннокентий Порфирьевич. Президент банка «Центр России».
2. Сидорова Валентина Семеновна. Супруга президента.
3. Гроза Иван Иванович. Зам. начальника Воложилинского УВД.
4. Скуратова Ольга. Корреспондент «Независимой газеты» и ведущая телепрограммы «Бизнес-шок».
5. Метейло Григорий Константинович. Генеральный директор машиностроительного завода.
6. Нина. «Сестра» Метейлы.
7. Зеленер Борис Михайлович. Президент холдинга «Русь».
8. Людочка. Референт Зеленера.
9. Голубев Иван Михайлович. «Сизый», Ваня.
10. Буздяк Еремей. Директор рекламного агентства «Все на продажу».
11. Беседина Нина Федоровна. Невеста Буздяка. (Дочь директора компании «Воложилинские авиалинии». Беседин, в свою очередь, брат вице-премьера).
12. Рыжов Николай Константинович. Зам. мэра.
13. Рыжова Анфиса Петровна. Жена Рыжова.
14. Еремеев Глеб Иннокентьевич. Спикер областной Думы.
Естественно, многие, даже из числа очень хороших знакомых Саввы, оказались за пределами круга, который вписывался в мальтийский крест дубового стола из Австрии, но, увы, новоселье не прихоть, это деловая встреча с возможными компаньонами и визитная карточка Гвазавы. Как говорится, кто за бортом, тот – от винта! А если честно – всех бы утопил, как котят!
Итак, за столом были места для самого Саввы с Фаиной, для пяти уважаемых пар и трех временно одиноких мужчин, которых, по мысли Гвазавы, вполне могла завести и расслабить одна одинокая же Ольга Скуратова, второй год пишущая под журналистским псевдонимом «Малюта». Так в сердцах прозвал ее бывший мэр, которого она прошлой зимой отделала в местной прессе и на телевидении, как мальчишку.
Утром Савва заказал у Еремея Буздяка красочные приглашения, по случаю новоселья, на 14 часов следующей субботы. Обслуживать должны были вышколенные мальчики и девочки от ресторана «Центральный», с директором которого Гвазава детально обсудил меню и церемониал новоселья. Выйдя из ресторана, Савва сел в джип, развернулся и рванул в прошлое, в сторону Стрельбищенского жилмассива. Фаина, как он и думал, обреталась в старой своей однокомнатной квартирке. Стрельбищенский – он и в Африке Стрельбищенский – бетон, сквозняки и свалка на вытоптанных газонах. Драные кошки и бездомные собаки. И полон жилмассив надеющихся на что-то граждан. Жил – массив, сдох – пассив. А в итоге нуль. Простая бухгалтерия. Вот он, ее дом родимый, панельный, девятиэтажный, серый, асфальт провалился, бордюр выворочен, хилые деревца ободраны и торчат, как обломки крестов на погосте, ступени в подъезде выкрошились, в почтовых ящиках черный пепел сожженных слов и фраз, лифт исписан, во всевозможных смыслах, все о’кей, моя рыжая красавица, гордая ты моя недотрога. Вот и седьмой этаж, седьмое твое небо. Каково-то тебе тут, вдали от озера?
Фаина была дома. «А где ей еще быть?» – подумал Савва.
– Кто там?
У Гвазавы пропал голос. Он просипел:
– Я.
Дверь открылась, и Гвазава пропал. Вслед за голосом. Что за женщина такая, эта Фаина, скажи, господи!
– Заходи. Чего встал? – насмешливо сказала Фаина. Она была, как всегда, в чем-то голубеньком и была, как всегда, хороша.
– Здравствуй, Фаина. Я на минуту, – просипел Гвазава.
– Простыл, что ли? – спросила она.
– Да, разгоряченный сунулся в реку, – сказал Савва. – Ничего, пройдет.
– Пройдет, – согласилась Фаина.
Квартирка была миленькая, правда, совсем крохотная. Савва сел в кресло и сразу же почувствовал тот памятный аромат дома Сливинских, который ассоциировался у него со словом «уют».
– Уютно тут у тебя, – откашлявшись, уже тверже произнес он.
– Сакля как сакля, – махнула рукой Фаина. – Приют наш мал, зато спокоен. Ты-то, слышала, коттедж на «Сороковом» купил.
– Уже продал.
– Что так? Ой, извини, я кофейку. Будешь кофеек?
– Борщечку нет? – всплыл вдруг из памяти чудный вопрос.
– Почему же нет. Есть. Хочешь борщ? Правда?
– Да нет, спасибо. Это я так.
– Подожди минутку. Поставлю кофейник… Я Викторию как-то встретила… («Тесен мир», – подумал Гвазава) …и она мне рассказала о твоей покупке. С видом на озеро.
Савва посмотрел на нее, но в лице Фаины не было иронии или насмешки.
– Да, хороший был коттедж. С работой неудобно, пришлось продать.
– А где же сейчас ютишься?
«На ловца и зверь идет», – подумал Гвазава. Ему вдруг стало казаться, что вот так вот, с бухты-барахты, взять и пригласить Фаину на новоселье – будет выглядеть как-то ненатурально и натянуто.
– Да купил тут по случаю квартирку. Вот, на. Приглашаю тебя на новоселье. Придешь?
– Симпатичное приглашеньице. У Еремея делал? Ты смотри, адресок-то у тебя – на «пятачке». Славное место, славное. Поздравляю. Во сколько сбор? В два? Сейчас погляжу расписание. У нас на той неделе как раз занятия начнутся. Я в Гуманитарном университете. Филологию преподаю. Можешь поздравить меня – ВАК этой весной утвердил мою докторскую.
– Поздравляю, – сказал Савва.
– А скажи, Савва, с чего это ты вдруг надумал пригласить меня?
– Да ни с чего, – ответил Гвазава. – По старой дружбе.
– Я так и подумала. Да, у меня вторая пара, так что я свободна… Слышала, в Англии был?
– Угу. Пришлось вот на старости лет английский осваивать. Круг общения шире стал. В бизнесе надо английский знать. Как Филологу. Помнишь?
– У Филолога был несколько иной курс общения. Насколько я знаю, у всех деловых людей самая распространенная фраза: «Ваше предложение интересно». Представляешь, Филолог обращается к Оскару Уайльду или Байрону: «Сударь, ваше предложение интересно!» Или к Хемингуэю. Папа его просто убил бы, – Фаина засмеялась. – Что смотришь? Не мой папа. У моего такой шикарной бороды не было.
Фаина была все та же. Ничто ее не брало – ни годы, ни невзгоды, словно наелась где-то молодильных яблок. А заодно и стервозных. Савва отклонился вправо и посмотрел на себя в зеркало. Фаина улыбнулась:
– Тебе, Савва, височки уже припорошило. Это, говорят, от мудрости. А меня господь не сподобил, – вздохнула она и тоже погляделась в зеркало. – Правда, как будто и не прошло больше двадцати лет?
– Где бы я тогда набрался мудрости? – возразил Савва. – А вот ты действительно…
– Что? – выжидающе глядела на него Фаина.
– Все такая же. Юла!
– Знаешь, в чем мой секрет? Он очень прост. Я еще в шестнадцать лет решила, что не буду стареть. Вот и не старею. Но ты не переживай. Ты еще тоже о-го-го! Возле теплой стены постоишь – и как молодой. А? Как говорится, стар гриб, да корень свеж. Ладно, ты-то хоть обзавелся семьей? Ой, прости, забыла, у тебя вроде как была семья, где-то в горах, орлиное твое гнездо?
Гвазаву задели эти вопросы за больное место. «Эк тебя, – подумал он и посмотрел на диван. – Завалю сейчас…»
– Все, не буду, не буду! Прости. С лица даже сошел, бедненький. Прости, ради бога. Я думала, ты давно уже перестал на меня обижаться. Давай ликерчику вмажем! Абрикосовый – мой любимый. Мировую! – и она достала португальский ликер, и этим ликером достала его. Это был и его любимый ликер.
«Так чей же это вкус первичен, мой или ее?» – подумал потрясенный Савва. Иногда такие вот мелочи могут доконать даже такую крупную, но неустойчивую психику, как у Гвазавы. Сначала коттедж, теперь вот ликер. Интересно, что там еще припасла судьба, какую мину?
Однако после рюмочки сладкого ликера горький ледок между ними не растаял, и они, потрепавшись, как в старые добрые времена, ни о чем, с облегчением распрощались. Опомнился Савва уже возле гаража. (Когда Фаина сказала об орлином гнезде, в Гвазаве будто прожектор вспыхнул и сразу же высветил то безумное лето в горах. Как он тогда ревновал ее сначала к тому покойнику, потом к Мурлову, потом к партайгеноссе Блинову!) Сегодня Савва не смог даже смотреть телевизор и завалился спать, а Фаина ворочалась в постели до утра, вспоминая молодость, Филолога с Мурловым, отца. Царствие им всем небесное!
«Остаток жизни отдала бы, чтобы встретиться с вами хоть на часок», – думала она.
Проснулся Савва в пять утра и стал бродить по своим апартаментам. Включил телевизор, там с утра медведи лазили по деревьям. Спустя какое-то время Савва с удивлением поймал себя на том, что впервые в жизни не подумал о женщинах. «Однако хватит!» – покончил он с минутной слабостью. Для чичиковых слабости, даже минутные, как правило, плохо кончаются.
***
Наконец-то пришла и суббота. Уже час пополудни. Мальтийский крест накрыт на 16 кувертов. Пингвины в бабочках и бабочки в лосинах в готовности № 1. До начала церемониала они сосредоточились в лоджии, чтобы не резать глаза гостям. Как только Савва свистнет в трубку, тут же из ресторана возникнут горячие блюда. А закусочки уже истомились в ожидании падких до них рук и зубов, и напитки густеют в фигурных бутылках, и подпирает пробки французское шампанское.
Засвиристел «Panasonic».
– Да, – Савва нажал кнопку громкой связи.
– Але! Гвазав! Сав! Сенто! Салут! Это из Грызлы! Путчкин! – по-русски прокричал мистер Гризли, хотя собственно русским было одно только слово «это». Далее Гризли радостно сообщил Савве, что получил его факс, и вот он здесь, готов к утиной охоте. Просит прощения, что нагрянул без предупреждения, как снег на голову. Это сюрприз. Савва в последний день говорил, что любит сюрпризы.
– Ты где? – спросил Гвазава, чувствуя, что у него от сюрприза слабеют ноги. Принес же черт именно сегодня! Колонизатор!
– Я здесь! Здесь! В аэропорту! Ты сможешь приехать за мной?
– К сожалению, не могу. Важная встреча. Бизнес. Шестнадцать человек через сорок минут. Не успею. Я пошлю за тобой своего человека. Через полчаса, без десяти два, возле справочного бюро. Жди. Никуда не уходи. К тебе подойдет большой парень, лысый, в спортивном костюме. Его звать Ник. Он по-английски ни бум-бум.
– Вот и хорошо: а я по-русски ни бум-бум. Он скажет бум и я бум. Ха-ха!
Так, ровно два часа. В холле глухо пробили четырнадцать раз громадные, под потолок, часы из тихого бельгийского городка Шарлеруа. Привыкшие к размеренному ходу времени в Шарлеруа, они и здесь не думали торопиться и поспевать за сумасшедшими русскими, привыкшими за десять лет строить и ломать целые эпохи и за четверть часа справлять свою вечную любовь. Таким часам отмерять бы века между колоннами у расписной стены где-нибудь в храме Фив или Дендераха. Нет, видно, не судьба.
А вот и первые гости. А-а-а! О-о-о! У-у-у! Первые минуты всегда напоминают встречу глухонемых. Первым пришел генеральный директор самого крупного завода Воложилина – Метейло, с сестрой Ниной, моложе его на 32 года. Григорий Константинович обнимал сестру шахтерской рукой за полные белые плечи и с обожанием заглядывал ей в шаловливые раскосые глазки.
Через несколько минут заявились супруги Сидоровы. Иннокентий Порфирьевич месяц тому назад вновь сошелся со своей старой супругой Валентиной Семеновной, было отринутой им полгода назад из-за воспитанницы каких-то там женских курсов, оказавшейся последней тварью.
Следующим, как и предполагал Гвазава, прибыл мистер Гризли. Мистер Гризли в аэропорту оказался в затруднительном положении, когда возле справочного бюро нарисовались сразу шестеро амбалов, так называемых «кровельщиков», лысых и в спортивных костюмах, и все смотрели на него, как на родного дядю. Надо отдать ему должное, он не стал спрашивать «племянников» ни о чем, а благоразумно подождал, когда к нему подойдет седьмой и пробумкает: «Я из Ник. Гвазава. Ферштейн?»
Борис Михайлович Зеленер, президент холдинга «Русь», вкатился веселым колобком, как в старой доброй сказке, со своим хорошеньким референтом Людочкой, которая была, за счет своих ног, выше его на целую голову и хорошо известна всем предпринимателям региона.
– Таки нас тут не ждали! – то и дело радостно восклицал Зеленер, лупая на всех выпуклыми глазами. Лупал радостно, поскольку его законная супруга Маня (О!) в настоящее время находилась в США у родственников, а теща Юлия Исааковна (О-о!!) укатила на постоянное жительство в Израиль к своему сыну Моне (О-о-о!!!), избранному депутатом в Кнессет.
– Таки вас только тут и ждали, ох как ждали! – воскликнул радостно Гвазава и представил вновь прибывшим гостям мистера Гризли.
Одновременно заявились: в меру суетливый, похожий на леща, Еремей Буздяк с богатой невестой Ниной Федоровной, имеющей непробиваемый тыл; спикер областной Думы Еремеев, слегка озабоченный противостоянием левых и правых, верхних и нижних, передних и задних, – недаром его в народе звали «очумелый шкипер», или более правильно было бы «очумелый шкипер очумелого народа»; и не озабоченный ничем, кроме своих служебных обязанностей, зам. мэра Рыжов с домовитой супругой Анфисой, вывезенной им еще в бытность его комбайнером из села. По прогнозам, Рыжов должен был на ближайших выборах обставить не только мэра, но и самого губернатора.
Последними, как и ожидалось, пришли обворожительно нахальная и сексапильная Малюта, Иван Иванович Гроза – гроза шпаны и уркаганов, рэкетиров и бомжей Воложилина, и Голубев Иван Михайлович, известный больше как Сизарь или Ваня Сизый, похожий на обаятельного выпускника консерватории по классу скрипки. Сизый был один в светлом костюме и белых туфлях. (Во всякое время одежды мои светлы, шутил он). Прочие гости предпочитали даже летом одежду более темных тонов.
Фаины не было. Савва не мог в полной мере прочувствовать факт ее отсутствия, так как произошла досадная накладка с Гризли, и теперь это было даже Савве на руку. «Ничего, придет попозже. Оно даже лучше будет. Эти все уже накушаются и приподнимут свой интеллект до уровня духовной пищи. Ей будет тогда интереснее общаться с ними», – подумал он.
Гости сосредоточились в просторном холле, где в приятном рассеянном освещении было несколько диванчиков, столиков с журналами и напитками, а в напольной раковине поднималась, ломалась в воздухе и рассыпалась брызгами струйка фонтанчика.
– Оленька, – шепнул Савва в настороженное ушко Малюты. – Вот этот господин, что с Зеленером о чем-то беседует, – англичанин, мистер Гризли.
– Англичанин? Ну и что? Что, я не видела англичан? Они мне напоминают лягушек. Этот, правда, больше похож на немца. То есть на жабу. Любитель пива?
– Это, Оленька, ты напрасно. Это, Оленька, не простой англичанин. Портретики его еще висят по всей их аглицкой стране. У него маленький трехэтажный дворечик, миллионов на двадцать фунтиков, а может, и на все сто, на Ла-Маншике. Знаешь, проливчик такой в Европочке. Между прочим, бобыль. Но любит не одно только пиво. Счетик в Бристоле и Лондоне. И ладно, так и быть, открою тебе страшную тайну: он ищет в России жену. Детишек нет, так что наследники докучать не будут.
– Что ты говоришь! Это уже интересно. Представь!
– С превеликим удовольствием! Слушай, у тебя роскошные духи. Где берешь? Мистер Гризли, эта обворожительная дама – цвет нашей словесности, мисс Ольга, – по-английски сказал Гвазава.
– О! Путчкин! – по-русски воскликнул мистер Гризли.
– Он обожает в нашей словесности Пушкина, – пояснил Савва.
Малюта ловко оттерла мистера Гризли от Зеленера и Гвазавы и забумкала с ним на квазихорошем английском. Нахальство заменяет знание. Глазки у Гризли заблестели, значит, все будет в ажуре. Глядишь, по осени свадебку в Англии сыграем, чем черт не шутит. Савва успел и Гризли шепнуть, что Ольга – та самая женщина, за которую можно и имение промотать и на каторгу идти. Как у Достоевского. Хорошо ссылаться, когда не хватает своего опыта, на чужой опыт или хотя бы на пример из литературной классики.
– На вашу каторгу я идти не хочу, а вот твое имение могу и промотать, – пошутил мистер Гризли.
Интересно, Сизый с Грозой сидят рядышком, потягивают коньячок и шушукаются, как старые друзья. Кто бы подумал! Сизый несколько лет назад ходил, говорят, в подручных у Сани Ельшанского, пока тот таинственно не исчез куда-то. У Сизого, говорят, один из самых крутых особняков в России. Савве не доводилось бывать у него дома, может, оно и к лучшему. Как-то к особняку Сизого припарковался незаметный «Москвичок», оттуда выскользнул незаметненький человечек в кепке (его потом нашли уже без кепки под мостом с проломленной головой), а через пять минут «Москвичок» так рванул, что рухнуло три близстоящих коттеджа и на триста метров в округе вылетели все стекла. О числе пострадавших ходили противоречивые слухи, так как дело происходило в воскресное утро, когда основная масса горожан была за городом. Дом Сизого даже не шелохнулся. Оказывается, он был поставлен на антисейсмической подушке, изготовленной в Японии по проекту японского архитектора, который всю свою жизнь занимался строительством жилых зданий в зоне повышенной вулканической деятельности.
Сизый и Гроза поглядели на Малюту с Гризли, которые, забыв обо всех, ворковали, как два голубка, и глаза у Грозы потемнели, а у Сизого посветлели.
Что ж, пора начинать показ – и за стол. Савва позвонил в ресторан и попросил через полтора часа доставить горячие блюда.
– Дамы и господа! Минуту внимания! – бодро сказал он. – Отвлекитесь друг от друга и от напитков. Предлагаю всем покинуть этот холл. Я вам быстренько покажу мое скромное жилище и – за стол! Стол уже скучает без нас! Да и мы, гляжу, тоже погрустнели вдали от него.
Гости согласно засмеялись.
– С грустью хорошо бороться за столом, – весомо сказал Гроза, внушительно посмотрел на всех и потер одну о другую здоровенные пухлые ладони.
Буздяк хихикнул и тоже потер свои узенькие ладошки.
Малюта, цепко взяв Гризли под руку, переводила ему слова присутствующих. Тот улыбался и радостно кивал ей и Гвазаве. Он был явно доволен началом банкета, поглаживал Малюте ручку, а та источала из своих бесстыжих глаз пламенное обожание.
– С вашего разрешения пойдем против часовой стрелки. Я как-то привык все делать против, – сказал Гвазава. – Ванная, кабинет, кухня, столовая, в которой мы задержимся пока всего на минуту, лоджия – кстати, в длину 19 метров, потом спальня для мистера Гризли, если он соблаговолит остановиться у меня, потом туалет, моя спальня и маленький сюрприз в конце.
Когда Малюта перевела, мистер Гризли воскликнул по-русски:
– О! Сюрпрайз! Это карашо! Это вэри карашо!
Савва понимал, что ничем особенным он гостей не удивит, разве что припасенным напоследок сюрпризом, но пусть они перед обедом разомнутся.
Не будем утомлять читателей перечислением всех новомодных штучек, которыми была напичкана квартира, – их в любом салоне навалом. В ванной – обыкновенная «Джакузи», а вот унитаз был оригинальный, с подогревом, компьютером и дисплеем, на который тут же выдавался результат экспресс-анализа мочи и рекомендации по сдвижке кислотно-щелочного баланса в ту или иную сторону. Почти все гости незамедлительно пожелали узнать о рН своей мочи, и до конца осмотра оживленно обсуждали состояние своего здоровья друг с другом.
– А где вы такой достали? – спросила Валентина Семеновна.
– В Японии. Японская техника – самая надежная.
– Кеша! – обратилась Валентина Семеновна к мужу. – Нам такой нужен?
Иннокентий Порфирьевич задумчиво пожевал губами.
В кабинете был камин, демонстрировать работу которого в это время года было излишне. На стеллажах красиво, как полки на Гатчинском плацу, стояли тома энциклопедий, собраний сочинений и древних фолиантов.
– О, «Британская энциклопедия»! – пощелкал по корешкам толстыми пальцами мистер Гризли. – У нас далеко не у каждого есть она. У меня есть.
Малюта перевела присутствующим основные мысли британского гостя.
– Кеша, – обратилась Валентина Семеновна к мужу.
Тот пожевал губами и сказал:
– Зачем она тебе? Она же на английском.
– О! – снова воскликнул мистер Гризли. – Урусов! Князь Урусов. «Книга о лошади». Два тома. Это раритет. Это лучшая книга о лошади в мире!
Малюта дословно перевела. Валентина Семеновна снова беспокойно взглянула на супруга, но, увидев его жующие губы, успокоилась.
Савва с благодарностью взглянул на мистера Гризли и в порыве великодушия сказал:
– Мистер Гризли, дарю ее вам! А перевести ее на английский вам поможет наша прелестная Оленька.
– Какие миленькие обои! – зашумела Малюта. – Это что, самоклеющаяся лента? Да это же лиры! Господи, да это же лиры! – Малюта захохотала. – Лиры! Итальянский зал! Кабинет муз!
– Пг-релестно, – прокартавил Зеленер, заставив в какой уже раз Валентину Семеновну вцепиться в суровую руку мужа.
– Это оригинально, мистер Гвазава! – воскликнул по-английски мистер Гризли (Малюта перевела). – Я, пожалуй, у себя тоже каминный зал оклею рублями. У вас какая самая большая купюра – пятьсот? Вот ими.
– У него каминный зал десять метров на десять и в высоту четыре с половиной, – пояснил Гвазава гостям размер замысла. – Зачем оклеивать? Вы ими лучше, мистер Гризли, топите камин. Они прекрасно горят, как березовые поленья.
Гости довольно засмеялись.
– Да, я знаю, что быстрее всего можно спалить российские рубли, – согласился мистер Гризли. – Меня ваши соотечественники не перестают удивлять.
– А вот это каминный столик для щипцов. Уральский гранит, инкрустирован, если можно так выразиться, коллекционными монетами – от цента до доллара.
– Оригинально! Оригинально!
– Мы тут задержались, господа. Проследуем далее. Ну, это кухня как кухня. Все самое обычное. Пластика нет. Дерево. Это столовая. Прошу не смотреть и не вдыхать, а то, боюсь, слабые останутся здесь. Не волнуйтесь, через десять минут мы уже будем за этим столом.
– Стол из Австрии? Тот самый? – спросил мистер Гризли.
– Тот самый.
– Я, пожалуй, тоже закажу себе такой, – почесал ухо Гризли. – Конечно, мне надо будет немного побольше. Мест на сорок. А то не будет смотреться в моей столовой.
– У него столовая двадцать метров на десять, потолки под небесами, а в окнах Ла-Манш, – пояснил замысел Гвазава.
– Кеша! – не унималась завистливая Валентина Семеновна.
Кеша жевал губами и сопел. Двадцать на десять с потолками – еще ладно, но где он ей Ла-Манш возьмет! Он уже, наверное, жалел, что вновь сошелся с прежней супругой. С ее запросами с ней впору сходиться разве что самому Зевсу. Но, с другой стороны, не она, так Зойка.
Из столовой вышли в гигантскую лоджию, уставленную пальмами в кадках. Пальмы реагировали на людей и ежились. Проследовали в спальню мистера Гризли. Мистеру Гризли она очень понравилась. Он многозначительно поглядел на Малюту. Та многозначительно потупила глаза. Затем зашли в еще один туалет, уже с обычным унитазом, без подогрева и компьютера, предназначенный для более естественных надобностей. Столпились в Саввиной спальне. Спальня тоже была самая обыкновенная, правда, на компьютере можно было задавать освещенность и цветовую гамму комнаты, дезодорирование, музычку, от Вивальди и Дебюсси до медитативной восточной, по желанию – мужской или женский – шепот, вздохи и вскрикивания, менять форму, жесткость и температурный режим матраца, ширину, длину, высоту и угол наклона, а также период и амплитуду покачивания дивана, включать массажер, противомоскитную сетку и балдахин. Создавалось впечатление, что можно было заказывать даже сны.
