Владимир Николаевич Лукашук
А впереди была вся жизнь…
Джабраилов схватил меня за грудки:
– Ты плохо понял?! Давай сюда деньги!
Гимнастёрка на мне затрещала. Чеченец навалился тушей в килограмм семьдесят пять, вдавив моё худое тело в кирпичный забор. Я понял, что просто так не отбиться, и с силой саданул его коленом между ног. Если его яйца и были крутыми, то теперь стали всмятку – он взвыл и скорчился. Кавказцы бросились ко мне. Я поднял лопату над головой.
– Отойдите, я сам его пришибу! – заорал злобно Джабраилов и бросился ко мне. Я не сомневался в его намерениях. И потому даже не понял, как лопата треснула этого хряка по темечку. Ё-моё! Он рухнул, обливаясь кровью.
Кавказцы растерянно открыли ховалы – такого сопротивления они ещё не встречали. Разом запричитали «вай-вай!», наклонившись над земляком. Кто-то, как ошпаренный, взвизгнул:
– Ты его убил!
Кто-то из его землячков шементом рванул в санчасть. Видимо, надеялся, что труп можно оживить с помощью если не Аллаха, то хотя бы фельдшера. Теперь на личном опыте я убедился, что самое лучшее оружие у пролетариата одно – штыковая лопата.
Джабраилов лежал без движения. Алый родник из рассечённой раны шуровал вовсю. «Капец мне, тюрьмы не миновать!» – вспыхнуло в мозгу. Страх заметался, словно дикий зверь в клетке, не находя выхода. Пропади пропадом эти кавказцы, ефрейтора̀, Мухоеды, грёбанная армия с политбюро впридачу! Что это за х…йня?! Для чего я здесь?
Мной овладело полное отчаяние. Посмотрел на испуганные лица своих товарищей по шанцевому инструменту, которые остолбенело открыли рты. Разумеется, в их жизни такого представления ещё не наблюдалось.
Отбросив моё боевое оружие поневоле в сторону, побежал к недострою. Никто меня не преследовал. Забежав в здание, промчался далее в конец коридора. Там, в тесной и грязной комнатушке под строительным мусором лежала цивильная одежда. Трясущимися руками переоделся, засунул деньги в карман брюк. Бежать, куда глаза глядят! Бежать, пока не прозвучала команда о моей поимке.
Я вылез в окно, в прыжке перекинулся через полутораметровый забор из шлакоблоков. Что ж, деньги Шарифу уже не отдам, да простит он меня! Честно говоря, я даже толком не понимал, куда сейчас скрыться. В душе смешались в кучу страх, отчаяние и опять та же злоба на враждебный мир. Ощущение загнанной дичи, которой некуда скрыться. Будто все ополчились против. За что?! Неужели я для того попал в херову армию, чтобы из неё плавно переместиться в тюремную камеру? Теперь можно сколько угодно оправдывать себя, однако факт остаётся фактом: ты сбежал из армии. Ты – дезертир. Да ещё грохнул носатого урода, который мечтал стать ефрейтором, чтобы гнобить сослуживцев ещё с большей радостью и по закону. Увы, не получается зажить по-человечески. Вот положеньице! Хоть топись, словно тот Мартин. Дык, иллюминатора нет, чтобы выброситься (это я так чёрно юморил, дабы себя успокоить). И даже появился некий налёт стыда перед теперь далёкой матерью.
М-да, перспективы… И уже не напялишь свои «капельки», чтобы жизнь казалась солнечной, не скроешься от реальности, коли закрыть глазки.
На ум пришло одно укромное местечко, где можно отсидеться и привести беспокойные мысли в порядок – местное кладбище. О да! Оно более всего подходит для размышлений о бренности бытия. Впрочем, брешу. Просто хотелось поскорее спрятаться.
Приют для покойников находился почти рядом с воинской частью, и я начал пробираться к нему через кустарник. Идти по улицам было небезопасно.
* * *
Кладбище было огромное и заросшее. Недурное укрытие среди могилок! Я углубился в просторы погоста. Пройдя метров сто, присел на покривившуюся скамейку. Что же делать? Закурил последнюю сигарету из пачки. Глаза невольно поднялись к голубому небу. Я увидел высоко летящий самолёт. Он посверкивал в лучах светила, навстречу которому двигался. В голове зазвучала детская считалочка: «Самолёт, самолёт, ты возьми меня в полёт…». Бл…дь, вбредёт не к спеху! Надо бы о другом сейчас кумекать. Да ничего в бестолковку не лезло. Пока ещё ничего не свершилось, есть выход туда или сюда. А вот когда вляпался, то ТОЛЬКО СЮДА…
Городишко совсем небольшой, и меня живо захомутают. И что бы сейчас кудахтал Витёк насчёт гуманного отношения к людям? Помог бы выкарабкаться из выгребной ямы? Вряд ли, языком чесать – не лопатой махать. НИЧЕГО ОН ИЗМЕНИТЬ НЕ В СОСТОЯНИИ. Оправдываясь, скажет: «Сам виноват». И маячит мне, как минимум, стройбат, Если не прибил окончательно эту свинью с хоботом. А если всё-таки прибил? Дело посерьёзнее… Так что, х. й на х…й менять – только время терять. Внутренний голосок вякнул: «Больше не белеет твой парус одинокий, пошёл он ко дну. Не зря у подаренной яхты были кровавые паруса, а не белые». Я в ответ как бы гавкнул ему: «Так что делать?». Молчит сука. Нет у него ответа. А ведь мне ещё мильон вопросов хотелось решить в этой жизни! Я не собираюсь просто так сдаваться.
Слышал, в Чирчике есть жэдэшная станция. Надо бы срочно пробираться к ней, чтобы удрать отсюда. Куда? Бог его знает. Я очутился в совершенно незнакомых местах, среди незнакомых людей, в незнакомых для меня обстоятельствах. Нужно было двигаться, а я тупо сидел в ожидании некоего чуда. Но рассиживать, словно «Мыслитель», мне не с руки, точно опять обнаружат.
Не знаю, сколько истекло времени, как услышал шум и голоса. Приподнял голову из-за кустов и засёк сослуживцев. Они двигались цепью между могилок. Я осторожно стал красться в противоположную сторону.
– Вон он! – послышался торжествующий крик. – Сюда, ребята!
Этот вопль хлестанул, как удар плётки. Я рванул во всю прыть!
– Лови его! – послышалось сзади. Это подействовало на нервы ещё сильнее, сразу с первой скорости переключился на четвёртую. С моими сильными ногами меня трудно поймать! Однако, когда выскочил на окраину кладбища, то опешил – вокруг расстилалась просторная долина. Рядом тянулась пыльная дорога, которая шла в сторону городка. Туда ещё надо было добежать.
Вдруг из-за кустов у поворота вынырнул мотоциклист. Это был узбек лет двадцати с небольшим. Он приостановился и поглядел на меня. Я в почти полной безнадёге глянул на него. «Сейчас выполнит свой истинно гражданский долг, – обречённо подумал. – Сдаст с потрохами». Как же иначе – каждый советский гражданин обязан предотвращать противоправные действия». И, тем самым, поможет оступившемуся, направив его на путь истинный. В том числе к тюрьме.
Смуглый парень тоже оценивал обстановку.
– Быстрей садись сзади! – мотнул он головой. Я не мог поверить в искренность его намерений. Он повторил громче: – Садись быстрее.
Не мешкая, я прыгнул на заднее седло мотоцикла.
– Сам бывал в такой ситуации, – прокричал узбек сквозь тарахтение мотоцикла. Его машина рявкнул, но я всё-таки ещё услышал: – Как не помочь человеку!
Железный конь нёсся, как угорелый. А я сделал вывод: «Каримов врал насчёт земляков – среди них есть отличные ребята!..». Нам в спину неслись досадные вопли: разгорячённые охотники искренне сожалели о сбежавшей добыче.
– Тебе куда? – чуть повернул голову неожиданный спаситель.
– Если сможешь, подвези к станции. Она недалеко?
– Близко! Скоро будет электричка на Ташкент, успеем.
Я не верил в удачу. Неужели умотаю отсюда? Узбек мчал как сумасшедший. Вольный ветер бил нам в лица, и уже чувствовалось прерывистое дыхание свободы. Как всё сложится дальше, не хотелось загадывать. Лишь бы вырваться!..
Мотоцикл вылетел на финишную прямую. В конце не очень длинной улицы я заметил вокзал. Осталось проскочить один перекрёсток. Перед глазами мелькали дома, люди, машины.
Мы выскочили на перекрёсток, и…
Справа на нас нёсся грузовик. Я открыл рот, чтобы закричать. Узбек попытался затормозить, развернув колесо. Всего миг! Визг тормозов, искажённое в ужасе лицо шофёра и удар ох…ительной силы бампером. Дичайшая боль пронзила мою правую ногу, через миллисекунду – голову и тело. Мозг ещё успел зафиксировать, что тело куда-то летит. Поток сознания крутануло в стремительном водовороте, и наступила чёрная мгла…
