Владимир Василенко
Статус D
Глава 3
Когда пытаются узнать человека поближе, обычно интересуются, что он любит. Какую музыку слушает, что предпочитает на завтрак, чем занимается в свободное время.
По-моему, это полная хрень. Хочешь по-настоящему понять человека – узнай, что он ненавидит. Ненависть куда более сильное чувство. Более яркое, живучее, искреннее. Предпочтения легко навязать. Ненависть обычно идет изнутри. Она по-настоящему индивидуальна.
Я, к примеру, ненавижу этот город. И этот убогий интернат. Старое, рассыпающееся от сырости здание в глубине желтой зоны, в затопленном районе у самого побережья. Если выбраться на пожарную лестницу на восточной стороне, можно поплевать вниз, в загаженную морскую воду, колыхающуюся между толстых бетонных свай и почти полностью скрытую слоем плавучего мусора. Серая зловонная громада мусороперерабатывающего завода высится буквально в соседнем квартале. Но, странное дело, его близость лишь увеличивает количество отходов вокруг, хотя должно быть наоборот. Впрочем, чего удивляться. Мусор сюда тащат со всего города, от самой синей зоны, и местный перерабатывают в последнюю очередь. Если до него вообще доходит черед.
А еще я ненавижу этот кабинет, в котором мне доводилось бывать куда чаще, чем хотелось бы. Вид его хозяина, мистера Чапмана, тоже не вызывает радостных чувств. Скользкий тип с зализанными назад блестящими, будто мокрыми волосами, мерзкой щеточкой усов над губой и фигурной, тщательно подбриваемой каждый день бородкой.
Я не боюсь его. Но я не дурак и прекрасно понимаю, что здесь он царь и бог, и от него очень многое зависит. Я даже рад, что обучение закончилось, а значит, и его власть надо мной.
Но больше всего в жизни я ненавижу лицемерие. А здесь им, кажется, пропитан каждый сантиметр. Будто бы лицемерие регулярно завозят сюда, расфасованное в здоровенные герметичные мешки, и потом через систему вентиляции распыляют по всему зданию. Укрыться от него невозможно, оно въелось в сами стены.
Чапман жестом пригласил меня присесть на стул напротив его стола. Очень знакомый стул, сидеть на котором мне доводилось довольно часто.
– Знакомься, Фрост, это офицер Джулия Харрис, – указал он на расположившуюся у окна полицейскую.
Та стояла прямо, чуть расставив ноги и заложив руки за спину. Шлем ее покоился на краю директорского стола. Летающий дрон парил в углу кабинета – видимо, выбрав наиболее удачный ракурс для видеосъемки.
– Мы уже позн-накомились, – кивнул я.
– Хорошо. Тогда перейдем к делу. Ты наверняка догадываешься, что появление офицера Харрис связано с тем инцидентом, что произошел на прошлой неделе. К сожалению, мы не успели рассмотреть это дело более оперативно. Сам понимаешь – экзамены, подготовка к выпускному. К тому же, на этот раз случай серьезный, и необходимо было рассмотреть его со всей тщательностью…
Пока он говорил, я чувствовал, как во мне поднимается волна злости и возмущения – будто шкала прогресс-бара заполняется. Я изо всех сил старался подавить ее, успокоиться. Я и так-то заикаюсь, а если сильно разволнуюсь – вообще двух слов связать не смогу.
Конечно, я догадывался, куда он клонит и о каком инциденте речь. О том самом, после которого Марко Марино ходит с корсетом на шее, Винс лишился зуба, а Тони получил трещины в двух ребрах.
Жалел ли я о случившемся? Сложно сказать. С одной стороны, прекрасно понимал, что подложил себе огромную свинью перед самым выпускным. А с другой… С каким же удовольствием я начистил, наконец, рыла этим козлам!
Глупо, конечно. Я бессчетное количество раз выслушивал от них издевки и насмешки, а в детстве огребал и тумаков. В конце концов, научился просто игнорировать их. Но в этот раз дело касалось не меня. И я просто не смог пройти мимо.
Давно уже пора понять, что так в жизни все и устроено. Ты влезаешь не в свое дело, заступаешься за кого-то. А потом ты же и остаешься крайним.
– Фрост всегда был сложным ребенком, – вздохнув, покачал головой директор, обращаясь к полицейской. – В подростковом возрасте это только усугубилось. Я приобщил к материалам его досье. Советую обратить внимание на результаты обследований, проводимых нашим штатным психологом, мистером Баумгартеном.
Джулия коротко кивнула.
– Тревожные симптомы наблюдались уже давно, однако мы надеялись, что нам удастся направить Фроста в нужное русло. Все-таки у него очень высокая успеваемость по всем предметам, и в целом по остальным показателям, кроме социальной адаптации, он показывает хорошие результаты. Это-то обиднее всего.
– Да, я уже просмотрела отчеты психолога и рапорты офицера Мастерсона, – сухо отозвалась Джулия. – Давайте не будем терять времени, я тороплюсь.
Видимо, поймав мой вопросительный взгляд, Чапман спохватился.
– Офицер Харрис будет твоим куратором на ближайшее время. Советую тебе попытаться с ней поладить. От нее во многом будет зависеть твоя дальнейшая судьба.
–К-куратором?
Директор хлопнул себя по лбу.
– Да что же со мной такое! Совсем забыл, что мы выдернули тебя прямо с церемонии. Так что придется разблокировать твой соцрейтинг прямо здесь. Уж извини, что в такой будничной обстановке… Офицер?
Джулия кивнула и тапнула себя кончиками пальцев по левому виску, активируя НКИ. Пальцы ее некоторое время порхали в воздухе по видимым только ей элементам интерфейса. В глазах у нее при этом ничего не светилось, так что, похоже, этот НКИ передает ей изображение прямо в мозг, а не высвечивает на специальной линзе, встроенной в роговицу, как в более дешевых моделях.
Наконец, она навела на меня свой полицейский сканер, и я услышал короткий резкий сигнал. Мой идентификационный чип отозвался легкой вибрацией, во вживленном в кость наушнике я услышал голосовое сообщение.
– Ваш социальный рейтинг разблокирован. Ваш текущий статус – D-1. Внимание! Текущий статус накладывает на вас ряд ограничений. Со списком ограничений вы можете ознакомиться в личном кабинете.
Меня будто ледяной водой окатили. Я, вытаращив глаза, переводил взгляд с полицейской на директора и обратно. Наконец, вызвал голографическое окошко ИЧ. Нет, ошибки не было. Раздел социального рейтинга был активирован, и индекс в нем был подсвечен тревожным оранжевым цветом.
D-1.
Мать вашу, статус D!!! «Неблагонадежный». А значит, прощайте, все надежды на хоть какое-то образование и нормальную работу. D – это, конечно, не «иксы», то есть не разыскиваемые полицией криминальные личности со статусом Х. Но немногим лучше. Это самое дно социального рейтинга. Бездомные, безработные, наркоманы, бывшие заключенные, старики, потерявшие пенсионные накопления, незаконные мигранты и прочее отребье.
За что?! Как пить дать, все дело в этом жирном извращенце, нашем психологе. От его отчетов многое зависело, и похоже, что он решил по полной испоганить мне жизнь. Я, конечно, подозревал об этом и понимал, что вряд ли на выходе из школы получу статус выше С-4. Даже был морально готов к С-6. Хрен с ней, с циферкой в статусе, она не так уж важна, при поступлении на профильное обучение все равно в первую очередь смотрят на оценки.
Но статус D —это… Это просто крах.
Директор смотрел на меня с сочувствием и горестно покачивал головой. Но во взгляде его я читал затаенное злорадство. Конечно. Вряд ли он был не в курсе делишек Баумгартена. В этих стенах вообще ничего не делается без его ведома и согласия, хотя бы молчаливого.
Хотя, возможно, это просто приступ паранойи.
Я стискивал зубы так, что казалось, они должны были раскрошиться от давления. И молчал. Сейчас я все равно вряд ли что-то смог бы выговорить, даже если бы захотел. Да и что тут скажешь? Тем более при копе.
– Я понимаю, тебе нелегко все это узнать, – как мне показалось, искренне сказала Джулия. – Дело, конечно, не только в той драке. Система анализирует всю совокупность информации о гражданине и начисляет очки рейтинга в соответствии с ней…
– Как я уже говорил, с Фростом с самого детства были проблемы, – перебил её директор. – Поэтому, увы, этот итог хоть и печален, но вполне закономерен.
– Вашему интернату и вам лично, как его руководителю, это тоже не добавляет очков, – холодно отозвалась Джулия, и Чапман скривился, будто ему что-то прищемили.
– Террел, прежде всего, ты должен понять что D-1 – это не приговор, – продолжила она. – Это временный статус, и в ближайшие три месяца у тебя есть все шансы повысить его до С. Ты ведь хочешь этого?
Я кивнул.
От того, что оранжевый статус дали временно, мне нисколько не легче. Мне, как сироте, полагаются некоторые подъемные. Но они напрямую зависят от статуса на момент выпуска. Да и вообще все стартовые условия моей взрослой жизни от него зависят. Теперь мне придется выкарабкиваться даже не со дна, а из-под слоя придонного ила.
– Думаю, у тебя все получится, – приободрила меня полицейская. – Как и за всеми выпускниками этого интерната, за тобой на ближайший год закреплено право на получение УБД…
Универсальный базовый доход. Пособие, которое получает большая часть населения желтых секторов. По сути – прожиточный минимум, которого хватает только на еду. Но зато, в отличие от пособия по безработице, УБД не перестают платить, даже если найдешь работу.
– Право на получение бесплатного социального жилья тоже сохранено, – продолжила Джулия. – Но, к сожалению, выбирать район для жительства ты не можешь. Ты распределен в жилой сектор «Гиацинт» в девятом округе. Собственно, это моя территория патрулирования, поэтому я и стала твоим куратором. Ограничения для твоего статуса пока минимальные. Основных – два: не покидать округ без предупреждения и еженедельно отмечаться в полиции. То есть у меня.
Я опять кивнул.
– Ну, и конечно, не нарушать закон, – усмехнулась она. – Но, думаю, с этим проблем не будет. Ты ведь не преступник, Террел. Ты просто парень, которому немного не повезло на старте. Но ты постараешься все исправить. Я ведь права?
Ничего не оставалось кроме как снова кивнуть. Я прям китайский болванчик – только сижу и башкой качаю.
– Ладно, давай остальные формальности утрясем по дороге, – предложила Джулия. – Сейчас я должна сопроводить тебя в выделенную тебе комнату. Отметимся там, и сегодня к вечеру тебе на счет должно будет прийти пособие на первую неделю. На этом пока все. Если нет срочных вопросов – собирай вещи. Жду тебя на парковке возле школы.
– Окей, – выдавил я.
Забрав свой шлем, офицерша вышла, придержав двери, чтобы вслед за ней успел вылететь вездесущий дрон. Я последовал за ней – чуть заторможено, как спросонья. Все еще опомниться не мог. Я, конечно, не думал, что мой путь во взрослую жизнь будет устлан лепестками роз. Но не до такой же степени!
– Фрост! – окликнул меня директор, когда я был уже у самой двери.
Обернувшись, я увидел на его лице легкую издевательскую усмешку. Сейчас, когда полицейская ушла, ему не было нужды притворяться.
– Я совсем забыл поздравить тебя с окончанием школы. В добрый путь!
Внутри все клокотало, но я сумел взять себя в руки и ответить, почти не заикаясь. Сказал то, что очень давно мечтал сказать.
– Да пошли вы н-на хер, мистер Чапман!
Глава 4
Когда я пересек сканирующую рамку на выходе из школы, та отозвалась резким неприятным сигналом и вспыхнула оранжевым цветом. Суетившиеся на крыльце ученики дружно повернулись в мою сторону. Я, поморщившись, поправил на плече лямку спортивной сумки со своими нехитрыми пожитками и зашагал к Джулии.
Та стояла рядом с патрульной полицейской машиной на ближнем от выхода парковочном месте. Ее железная пантера сидела рядом, а вокруг образовался уже целый почетный круг из любопытствующей малышни. Они, перешептываясь и показывая пальцами, обсуждали машины и саму полицейскую. Но в первую очередь, конечно, кибер-пантеру. Правда, держались на почтительном расстоянии – наверное, офицер Харрис уже доходчиво объяснила, что полицейские дроны – не игрушки.
– Неприятно, понимаю, – сказала она, кивнув в сторону рамки. – Но привыкай. В ближайшие три месяца все сканеры будут на тебя реагировать так. А в некоторые сектора или отдельные заведения вообще будет закрыт доступ.
Да уж, представляю, какой бы гвалт начался, если бы мой статус вскрылся прямо на выпускном. То-то Марино с дружками поглумился бы.
– Собственно, поэтому я тебя и выдернула прямо с церемонии, – будто прочитав мои мысли, продолжила Джулия. – Думаю, тебе не хотелось бы узнать обо всем этом… так.
– Спасибо, – буркнул я.
Сегодня, конечно, явно один из самых хреновых дней в моей жизни. Но одно можно сказать точно – с куратором мне повезло. Просто за время учебы в интернате я уже так привык не доверять взрослым, что и ее поначалу принял в штыки. Да она к тому же и коп. Кто ж любит копов?
– Террел, садись вперед, – окликнула Джулия, когда я потянулся к задней дверце машины – туда, где располагался зарешеченный отсек для перевозки «пассажиров». – Поговорим немного по дороге.
– Окей. Но не зовите меня так.
Она обернулась ко мне, удивленно вскинула брови.
– Но это ведь твое имя, разве нет?
– Лучше п-просто Фрост.
Она пожала плечами.
– Как скажешь.
Патрульная машина больше напоминала небольшой бронетранспортер – узкие окна, расположенные под острым углом листы брони, широкие непробиваемые колеса со сплошной резиной. Причем, судя по многочисленным отметинам на корпусе, вся эта броня была явно не для красоты. Что ни говори, желтая зона – это вам не парк для прогулок.
Дроны заняли специально отведенные для них места на крыше машины, сухо щелкнули магнитные клеммы кабелей подзарядки. Я уселся на переднее сиденье, сумку положил рядом. К счастью, пространства для ног было достаточно, а не как в школьном автобусе, где я с моим ростом постоянно упираюсь коленками в спинку впередистоящего кресла.
Джулия несколькими быстрыми движениями пальцев забила маршрут на табло навигатора и почти сразу же передала управление автопилоту. Вопреки обещаниям, разговор она пока не начинала. Вместо этого просматривала какие-то материалы через НКИ и время от времени коротко отвечала на вопросы невидимого диспетчера.
Я глазел в окно. Выехав за территорию интерната, мы вклинились в тесный поток машин и двинули в сторону девятого округа. Это было не очень далеко – тоже на побережье, кварталах в десяти к западу. Но, учитывая пробки, будем добираться минут двадцать.
Ехали мы через Старый Бостон. Так называют прибрежные районы, последние лет двадцать наполовину затопленные из-за поднявшегося уровня океана. Многие здания здесь заброшены и превратились в щербатые из-за выбитых окон остовы, покрытые многими слоями граффити. В некоторых из них верхние этажи все еще населены, но это сплошь нелегальные ночлежки или забегаловки, по которым регулярно проходит рейдами полиция. Между этими развалюхами, будто новенькие керамические импланты среди полусгнивших зубов, высятся здания, построенные уже после наводнения – на толстенных сваях, искусственно созданных островках, какие-то даже на плавучих платформах. Дороги между ними идут по эстакадам, поднятым над водой.
К востоку раскинулся, докуда хватает глаз, океан. Лениво вздымаются зеленоватые глыбы волн, на поверхности воды качаются платформы водорослевых ферм и бесформенные островки мусора. Снуют туда-сюда, оставляя пенные шлейфы, катера и баржи. Над водой носятся целые стаи крикливых серых чаек.
Новый город – к северу-западу. Он словно карабкается вверх по холмам, начинающимся в нескольких километрах от побережья. Или, может, просто сам становится все выше – взлетают ввысь блестящие пики небоскребов, в небе между ними прозрачными стрекозами парят пассажирские коптеры. Зеленая зона. Я, как и любой воспитанник нашего интерната, никогда там не бывал. Впрочем, и большинство жителей желтых секторов тоже. Не то чтобы туда запрещен вход гражданам ниже статуса В. Просто цены в тех краях такие, что «желткам» туда нет смысла соваться.
Впрочем, благодаря всяким шоу и фильмам любой потомственный «желток» был прекрасно осведомлен о жизни в зеленой зоне. А некоторые все-таки бывали там и живьем. В основном мусорщики и прочий обслуживающий персонал.
Несмотря на весьма хреновое начало дня, настроение мое потихоньку улучшалось. Поездка меня как-то взбодрила. Я был рад вырваться из осточертевшего интерната, рад началу новой жизни. Больше нет нужды подстраиваться под порядки, устанавливаемые учителями, не надо мириться с соседством одноклассников, большинство из которых я терпеть не мог. С этого дня я – полноправный гражданин Бостонской агломерации. Пусть и с весьма подпорченным социальным рейтингом.
Но это можно воспринимать и как некий вызов. Я сейчас как персонаж в какой-нибудь игре вроде «Наследия странников». Начинаю с нуля, с самых низов. Но пройдет год, другой, третий. Кто знает, может, я буду поглядывать на эту бухту из окон одного из тех небоскребов, что виднеются сейчас вдалеке и пока кажутся далекими и недостижимыми, как мираж в пустыне.
– Бывал когда-нибудь в девятом округе? – наконец спросила меня Джулия, на секунду отвлекаясь от своих дел.
Я покачал головой.
В интернат я попал в возрасте трех лет, после гибели родителей. Это, конечно, не тюрьма, но режим в заведении строгий, и мы крайне редко выбирались за территорию, огороженную высоким сетчатым забором и находящуюся под постоянным видеонаблюдением.
– Сразу предупрежу – район не очень комфортабельный. И не очень безопасный. Будь осторожен. Я сбросила тебе на смартком свой личный номер. Если будут какие-то проблемы и понадобится вызвать полицию – лучше набери напрямую меня, а не 911.
– Почему?
– Потому что все вызовы через 911 фиксируются Системой. А человеку с твоим статусом не стоит лишний раз светиться в полицейских отчетах. Даже не в качестве обвиняемого.
Я криво усмехнулся. Ну, да. На мне уже клеймо, не успел я еще и за порог школы выйти.
– Вы как-то слишком д-добры ко мне. Удивительно для к-копа.
Она даже прервала просмотр очередного документа и обернулась ко мне, окинув заинтересованным взглядом.
– Не любишь копов?
Зря я, конечно, это ляпнул. Но её отношение ко мне меня и правда настораживало. Другой бы, наверное, уже растаял, а я наоборот разглядел в этом какой-то подвох.
На вопрос я не ответил, лишь неопределенно пожал плечами. Джулия усмехнулась.
– Я веду себя с людьми так, как они этого заслуживают, Фрост. И, уж поверь, если кто-то заслуживает, чтобы ему раскрошили зубы каблуком берца – я это делаю. Ну а ты… Когда я узнала о том, что тебя распределили ко мне на участок и почитала твое досье, у меня сложилось впечатление, что ты хороший парень. Просто немного… себе на уме. Верно?
Я снова пожал плечами. Что тут особо скажешь?
– А ты немногословен, – хмыкнула она. – Из-за заикания? В твоем досье говорится, что оно обусловлено психологической травмой, полученной в раннем детстве. И что его вполне реально вылечить с помощью курса психотерапии. Однако ты в какой-то момент начал саботировать лечение, а затем сеансы и вовсе прекратились…
Я отвернулся и начал глядеть в окно. Разговаривать на эту тему мне точно не хотелось. Ни сейчас, ни вообще.
Но полицейская была настойчива.
– К слову, твой главный источник штрафных баллов за все время пребывания в интернате – это именно отчеты психолога и маркеры социального взаимодействия, считываемые Системой.
Я раздраженно вздохнул. У меня до сих пор в голове не укладывалось, как я умудрился схлопотать оранжевый статус. Ну, допустим, где-то подмухлевал Баумгартен. Но не могут же плохие характеристики психолога перевесить все остальное? Да я по успеваемости входил в пятерку лучших в классе!
– А мои оценки?
– Уровень успеваемости у тебя хороший, да. Но, увы, сам по себе он мало что значит. Ты не задумывался, почему рейтинг называется именно социальным? Для Системы не так важно, какие у человека способности. Куда важнее, насколько он безопасен, адаптивен и полезен для общества. А вот тут у тебя картина вырисовывается тревожная. Если, конечно, ориентироваться только на данные Системы. Рассказать?
Не удержавшись, я снова обернулся к ней. Она не шутит? Большая часть инфы по детализации очков СР засекречена. Лишь иногда Система выдает сообщения о том, что «ваши действия негативно оцениваются Системой социального рейтинга», но и то без подробностей. Ну, или «позитивно оцениваются». Но такие сообщения я получал гораздо реже.
Хотя, как нам объясняли, после активации статуса можно время от времени обращаться за его расшифровкой. Но и в этом случае тебе покажут только обобщенную схему, которая поможет понять, из каких факторов складывается твой текущий статус, и как ты можешь его поднять.
Главные факторы (опять же, как нам объясняли) – это уровень образования и профессиональных навыков, наличие имплантов, повышающих твою эффективность (как тот же НКИ у Джулии), уровень дохода, состояние здоровья, психологический портрет и те самые пресловутые очки социального взаимодействия, показывающие, насколько ты ладишь с другими членами социума.
Ну, и раздел с полицейским досье, конечно, который балластом тянет тебя на дно. Штрафные очки за мелкие нарушения частично сгорают через определенный срок. Но сама информация о каждом твоем проступке, вплоть до перехода улицы в неположенном месте, навсегда остается в твоем идентификационном чипе.
– Да не смотри ты на меня так, – фыркнула Джулия. – Ничего лишнего я тебе разбалтывать не собираюсь. Но, как твой куратор, я имею доступ к некоторой инфе. И в рамках, так сказать, наставления тебя на путь истинный имею право делиться ей с тобой.
– Хорошо.
– Твоя главная проблема, как я уже сказала – психологический портрет и очки социального взаимодействия. Которые у тебя почти на нуле. Цитирую: «Замкнут, скрытен, контакты с другими учениками минимальны, по большей части в рамках учебного процесса. Неоднократно замечен в конфликтных ситуациях».
Она взглянула на меня, проверяя реакцию. Но ответить мне было нечего.
– За время обучения зафиксировано твое участие в двадцати восьми драках. Плюс отсутствие неформальных контактов с другими учениками. Плюс отказ от посещений штатного школьного психолога. Ну, и этот инцидент перед самым выпускным. Этого вполне хватило, чтобы Система оценивала тебя, как потенциально опасный элемент.
– Это интернат. Там все д-дерутся. И я никогда не начинал п-первым.
– При твоих физических данных удивительно, что кто-то осмеливался на тебя нападать.
Я лишь натянуто улыбнулся.
Во-первых, я не всегда был таким. До шести с половиной футов я вымахал буквально за последние два года. А мускулатура… В интернате был обязательный минимум часов на занятия физкультурой. В основном все рубились в стритбол, футбик или прочие командные игры, которые я терпеть не мог. С четырнадцати лет, когда разрешили выбирать направление, я выбрал тренажерный зал. Не самый популярный сейчас вид спорта. Зато тягать железо можно и в одиночестве, и это меня устраивало.
Ну, а во-вторых, такие, как Марко Марино, никогда не нападают один на один.
– Ты, конечно, прав. У других учеников тоже штрафных очков хватает. Тебе просто нечем их уравновешивать. В твоем досье особая пометка: «Недостаток данных». Так бывает, когда Система получает слишком мало входящей информации. При этом Система расценивает подобную скрытность как однозначно негативный фактор.
– Почему у нее недостаток д-данных?
– А вот это уже у тебя надо спросить. Система считывает информацию откуда только можно. В том числе анализирует поведение каждого гражданина в Сети. Что смотришь, в какие игры играешь, какие поисковые запросы делаешь, как решения принимаешь при просмотре интерактивных видео…
Да уж. А я все свободное время книжки читаю или смотрю старые фильмы, без всякого интерактива. Для Системы я слепое пятно.
– Огромное значение имеет и социальное взаимодействие. Система анализирует круг твоих знакомых, коллег, друзей. И если они имеют хороший рейтинг, это идет тебе в плюс. Понимаешь, к чему я клоню? Хочешь поправить свое положение – вылезай из раковины.
– Вы серьезно? – огрызнулся я, скривившись так, будто с отвращением выплевывал эти слова.
Прозвучало, наверное, резковато, но я и правда не ожидал, что она начнет мне втирать те же самые нравоучения, что и интернатские преподы. Больше общайся с другими учениками. Заведи друзей. Сотрудничай с администрацией. Участвуй в общественной жизни класса. Делись своими переживаниями с психологом. В общем, будь как все, и зарабатывай гребаные очки.
Самое смешное, что на практике окружающие делали все для того, чтобы мне захотелось, наоборот, поглубже забраться в эту свою раковину, а на верхушку панциря еще и установить турель с пулеметом.
Джулия, к счастью, не обиделась на меня за эту вспышку.
– Откуда у тебя этот ожог на шее? – спросила она, меняя тему.
– Не помню, – буркнул я, поправляя ворот куртки так, чтобы прикрыть уродливое серое пятно, идущее от левого уха к ключице. – Маленький был.
Шрам этот был у меня всегда и получил я его, скорее всего, в том же пожаре, в котором погибли мои родители. Это самые ранние мои воспоминания из детства, и они до сих пор иногда возвращаются в кошмарах. Особенно одна сцена.
Охваченный пламенем дверной проем, будто портал в ад. Там, за ним – чьи-то крики, топот ног и клубы черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.
– Понятно. Очень мутная история. Судя по досье, ты не отказник. Ну, допустим, родители умерли. Но странно, что не нашлось других родственников. Информация по этому поводу закрыта, но я попробую сделать запрос. Если ты, конечно, хочешь найти кого-нибудь из родни.
От этого вопроса я оцепенел. Хочу ли я? Она еще спрашивает?!
Когда я немного подрос и научился пользоваться Сетью, я принялся забрасывать поисковик запросами о пожарах, произошедших в городе за последние годы. Пересмотрел кучу видео с репортажами. Сам вид огня меня тогда пугал до чертиков, но я раз за разом заставлял себя смотреть на все это, надеясь увидеть или услышать что-то знакомое. Что-то, что наведет меня хоть на какую-то информацию о том, кем были мои родители.
От волнения глотку мою перехватило спазмом, так что вместо ответа я лишь кивнул.
У учителей на мои расспросы о родне всегда был один ответ – нет данных. А мой повышенный интерес к теме пожаров был истолкован превратно. Не удивлюсь, если в отчетах психолога указано, что я какой-нибудь скрытый пироманьяк или что-то в этом роде. Я вообще думаю, что в моем нынешнем положении процентов на восемьдесят – вина Баумгартена. У него была возможность влиять на мой рейтинг, и он ей пользовался. Осторожно, методично, не вызывая подозрений, постепенно выстраивал в своих отчетах нужную ему картину. Мстил мне за ту историю, произошедшую шесть лет назад.
И у него получилось. Но теперь это уже неважно. Я вырвался, и это самое главное.
– Что ж, ладно. Не обещаю, что получится, но я попробую, – кивнула Джулия и потянулась за своим шлемом. Машина к тому времени замедлила ход, съезжая с магистрали в жилой квартал. – Напомни мне через недельку.
Она перехватила управление и направила свой маленький бронетранспортер к входной группе ближайшего к нам здания.
– Мы почти на месте. Добро пожаловать в твой новый дом, Фрост!
