Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
Олло, один из первых кирьялов, примкнувших к хирду Дьярви еще позапрошлой зимой, рассказывал братьям о своих землях и своем народе. Например, выяснилось, что охотники не сильно заботились о том, кто сейчас владеет их землями. Бывало, что за год трижды менялся владелец: свеи, русы, нурманы. Им было все равно.
– Зверя и рыбы на всех хватит, так зачем подвергать свою жизнь опасности? – Олло шел впереди хирда со стрелой, наложенной на тетиву. – Ну а если совсем туго, можно уйти поглубже в лес на месяц-другой. Туда воины обычно не суются.
– А бывает необычно? – Дьярви всматривался в кроны вековых деревьев, но не мог разглядеть никого, кроме белок. – Например, сейчас.
– Бывает, конечно, – Олло поднял руку со стрелой и помахал ею в воздухе, – но обычно это либо означает смерть зашедшим в лес воинам, либо переговоры. Как сейчас.
Внезапно он резко отшатнулся, и охотничий срез с белым опереньем вошел рядом с тем местом, где находилась его ступня. Скандинавские воины в одно мгновение выстроили стену щитов, прикрывая своих конунгов.
– Успокойтесь, все нормально, – Олло правой рукой поднял лук над головой, а левой вытащил стрелу из земли, – мой род готов нас встретить.
– Какие они гостеприимные у тебя, – Бруни взглянул на стрелу. – Полпяди – и оставили бы тебя калекой, прибив ногу к земле.
– Мои родичи с такого расстояния не мажут, – кирьял-хирдман улыбнулся одноглазому конунгу, – если бы хотели убить, мы бы уже напоминали ежей.
С деревьев неожиданно спрыгнула дюжина укутанных в шкуры и замаскированных ветками людей.
– Олло! Мы думали, что духи врут нашим глазам! – Из группы вышел старик, похожий на самого Олло. – Ты кого привел и зачем?
– Это конунг Дьярви и его брат конунг Бруни, отец, – Олло вздернул подбородок и горделиво выпятил грудь. – Я служу у них хирдманом.
– Лучший следопыт в нашем хирде, – Дьярви вышел вперед и протянул руку старому охотнику.
Старик вначале отшатнулся от подошедшего великана, но затем улыбнулся и ответил на рукопожатие скандинава:
– Спасибо, что уберегли моего сына. Пойдемте, мы проведем вас в деревню.
Следующие четверть часа хирд следовал за кирьялами звериными тропами сквозь густой лес, пока не вышел на опушку, где стояло пять землянок, укрытых ветками. Если бы не дым, хирдманы прошли бы поляну и никогда бы не догадались, что эта опушка – временная деревня местных охотников.
Пока хирдманы располагались и снимали доспехи, охотники подготовили столы и снедь. Но больше всего северные гости удивились бане. Оказалось, одна из землянок, откуда валил пар, была обустроена для помывки по всем правилам. Недолго думая, братья разделись и зашли в жаркое влажное помещение, пропахшее еловой смолой и другими пахучими травами. Приятное тепло окутало все тело, а усталость вышла вместе с потом.
– Вот что-что, а эти охотники знают, как без походных жен можно хорошенько расслабиться, – сказал Бруни с блаженной улыбкой, обтираясь дубовым веником, – согласен, брат?
Ответом послужило лишь умиротворенное сонное «угу».
Глава 7. Песнь о свершившемся гейсе
За день, проведенный в лагере охотников, братья узнали много нового о жизни в этих местах. Но главной была новость о том, что в двух днях пути на юг по реке русы спалили целую деревню, оставив лишь пепелище. Но родичи Олло оказались согласны с их действиями:
– Хоть и родичи они нам были, но их вождь умом тронулся, ходили слухи, что с темными духами дела ведет. Охоту на ведунью объявил, которая в лесах у нас прячется. Да вот только скажи, нурман, как можно скрываться месяц в наших лесах, да так, чтобы мы даже следов не нашли? – Старый охотник прищурился и посмотрел на конунга. – Тут либо духи леса ей помогали, но тогда она никакого зла совершить не могла, либо ее и не было вовсе.
Дьярви пожал плечами, а Бруни поддержал:
– Чудеса разные бывают, но если ведьма действительно существовала, а вы ее следов найти не смогли – она явно любимица богов. А боги абы кому удачу такую не даруют!
– То-то и оно. Но я верю, что она была. После того как русы деревню спалили – среди погорельцев видели молодуху, что княжича выхаживала.
Дьярви удивился:
– А зачем княжича выхаживать? Он увечный, что ли?
Старик пожал плечами:
– Ну к нам он здоровым приходил. А оттуда – увечный. Да и молодухи с ними этой не было, когда с нас дань собирали. Видать, это и есть та ведунья, что в лесах пряталась. А деревню сожгли за то, что княжича ранили. Чтобы остальным неповадно было.
На этих словах охотника Бруни одобрительно кивнул, а отец Олло продолжил:
– Потому и говорю – русы правы. Либо надо было всех класть в лесах на подходе, да тела в болота прятать, либо просто дать оброк, и пущай себе идут дальше. Водился ли мой родич с темными духами, али нет – не узнаем мы, но то, что он без толики ума был, так это точно.
– Ну про русов понятно, а свеи что?
– Ну а что свеи? Через неделю придут, и им заплатим, они и уйдут. Если полоумные какие не захотят, как мой родич, выделиться.
– А если полоумным поможет опытный хирд нурманов? – Дьярви хитро и хищно улыбнулся, так что старый охотник поежился.
– Так они потом больший отряд пришлют и спалят-таки, – отец Олло отрицательно помотал головой, – уж лучше мы просто заплатим, и пусть идут.
Но тут в разговор включился и сам Олло:
– Отец, послушай. А если поступить так, как при встрече с бером-шатуном?
Старик призадумался и кивнул:
– А может и сработать… Если вы будете в нашей деревне, а мы все прикинемся мертвыми – медведи пусть сами отношения выясняют.
Дьярви дружелюбно похлопал по спине охотника, от чего старик чуть не поперхнулся куском жареной оленины.
– На том и порешали! Ну а дань вашу свеям – себе оставите. Либо мы можем в Ростове или Киеве сторговать ее и вам передать все вырученное.
Старик явно что-то прикинул в уме и ударил в ладонь Дьярви:
– Так тому и быть. На каши и сторгуемся.
***
Прошла неделя с тех пор, как хирд Дьярви остановился в основной деревне кирьялов, куда все рода свозили дань свеям. Многие данники и внимания не обращали – северяне и северяне. В план Дьярви, Олло и его отец решили не посвящать остальных подающих: чтобы сорока на хвосте не разнесла. После того как последний род принес свою часть дани, нурманы и род Олло начали подготовку деревни, обливая все медвежьей кровью, разбрасывая куски мяса и костей по периметру и вокруг поселения. Дьярви с хирдом разрубили часть частокола, будто и впрямь вломились в деревеньку. Когда все было готово, заговорщики разошлись каждый по своим местам в ожидании гостей.
Дьярви и Бруни сидели в доме старосты, который любезно уступил его нурманскому хирду. Северян было немного – всего семь воинов, не считая Олло и братьев Трюггвисенов. Остальной хирд расположился чуть ниже по течению и был готов пуститься в путь, как только конунги вернутся.
Жаркая и влажная погода, предвещающая скорое начало осенних дождей, не прибавляла боевого настроения воинам, как и прозябание в комарином логове. Но жизнь воинов – это не только битвы, достойные саг, но и такие скучные монотонные дни.
Так же медленно и вальяжно по морю с севера плыл кнорр со стягом свейского конунга Эрика, подходящего к очередному поселению кирьяльских данников.
– Лодки на воду! – Эрик прошелся сквозь ряды сидящих на румах воинов. – Брони вздеть!
Свейские команды, отданные громким и властным голосом, разнеслись по тихому и спокойному лесу, напугав ворон, гнездившихся на верхушках вековых сосен.
Бруни и Дьярви, сидевшие на скамье, также услышали команды Эрика и жестами отдали приказ остальным хирдманам рассредоточиться и подготовиться к бою, а родичам Олло – занять позиции в кронах деревьев и бить только бронебойными стрелами. Сами же конунги, надев кольчуги, постарались занять самые вызывающие и расслабленные позы.
Ждать пришлось прилично. Прошло не меньше получаса, прежде чем за воротами частокола послышались тяжелые шаги вооруженных воинов севера.
Ворота были открыты, а все вокруг залито кровью, и валялись куски подгнивающего мяса.
– Стена щитов! – Эрик поднял щит и пропустил вперед себя часть хирдманов. – Смотреть в оба!
– Да мы не то чтобы скрываемся, Эрик, – лениво отозвался Дьярви. – Вы чего в дверях замерли, заходите.
Хирд Эрика выстроил стену щитов и медленно вошел в деревню. На столе сидел одноглазый воин, а второй, похожий на него, но только лицом, ибо ростом был на голову выше любого из присутствующих, точил топор о кожаный ремень.
– Вот так встреча. Медвежонок и Одноглазый Трюггвисены, – Эрик сделал вид, что рад встрече, но в каждом движении читалась готовность к битве. – Я слышал, вы убили всех обидчиков вашего отца и вернули себе земли?
– Ну значит, слава о нас идет впереди наших драккаров, – Бруни пожал плечами. – А мы слышали, что ты подмял под себя данов и теперь целыми днями кувыркаешься с молодой женой?
– Мы уж не думали, что ты сползешь с нее и вспомнишь, что ты сын севера, а не ленивый боров, – Дьярви подмигнул Эрику. – Ты пока тут, твой сын занимается ее бедрами?
Эрик покраснел и, брызжа слюной, прошипел:
– Не смей говорить о ней так, молокосос.
– Тише, Эрик! Мы же не хотели тебя расстроить, – Бруни выставил руки ладонями вперед. – Мы и правда не думали, что ты сам ходишь за данью. А почему не сын?
Эрик хотел что-то ответить, но Дьярви опередил его:
– Ну так ходят слухи, что старый Эрик променял его на братьев своей новой подсти… Прости, жены.
– Порвать сучонышей! – Эрик больше не мог терпеть такой наглости и, встав в стену щитов, пошел в первом ряду.
– Ты смотри, Бруни, старый боров еще на что-то способен, – Дьярви развернулся к наступающим свеям и перехватил топор поудобнее.
Кровь густым горячим потоком растеклась по его венам, внутренний зверь хотел взорваться и растерзать каждого из идущих навстречу, но он обещал брату. Над его головой пролетел Бруни, прыгнувший со стола. Свеи, следившие только за берсерком, даже не заметили, как одноглазый воин, перепрыгнув малый хирд, оказался сзади.
Задний еще не успел перестроиться, а меч одноглазого конунга уже сократил их численность на одного. Как только они опустили щиты, развернувшись к Бруни, откуда-то сверху посыпались стрелы, прошивающие доспех словно ветошь.
– Держать строй! Поднять щиты! – Эрик пытался прекратить сумятицу и кричать как можно громче, чтобы оставшиеся на кнорре воины успели к ним и ударили в спину.
Шум боя разносился на многие сотни метров, и услышали его не только воины Эрика, но и скучавшие по битве люди братьев Трюггвисенов. Они подошли ровно в тот момент, когда большая часть свеев выгружалась с лодей на берег, оставив на кнорре пару дренгов. Драккар врезался в стоящих по грудь в воде воинов, сметая их и затягивая под днище. Те, кто успел выбежать на сушу, попытались сформировать строй, но с драккара на них спрыгивали хирдманы, рубя еще в прыжке.
Эрик крутился из стороны в сторону, взятый в кольцо нурманскими воинами.
– Что вам надо? Выкуп? Сколько? Золото по весу устроит?
Дьярви обухом выбил меч из руки Эрика:
– Не, старый боров, это много за тебя. Ты и говна по весу не стоишь.
– Тогда чего вам надо? – свейский конунг впервые в жизни не знал, что ему делать.
– Как говорит наш знакомый – «политика», – Бруни подошел вплотную к свею и вогнал нож в самое сердце. – Это тебе за нашего отца.
Нурманы добили всех свеев, оставив в живых только двух дренгов.
Отрубив голову Эрика, Дьярви закинул ее на лодку, туда же сложили и недельный запас еды:
– Вы еще слишком юны, чтобы быть причастным к смерти наших отца и матери. А потому я дарую вам честь стать нашими посланниками. Отвезите голову вашего бывшего конунга его жене. И идите в хирд Олафа. Скажите ему, что сыновья Трюггви не имеют к нему кровной вражды, но готовы выплатить виру за родича.
Когда лодка с юными свеями скрылась за очередным склоном, Бруни подошел к брату:
– Ну… Вот, кажется, и все. Месть свершилась, гейс наш выполнен. Можем возвращаться.
– Не думаю, брат, – Дьярви отрицательно покачал головой. – Остался еще один убийца. Но, увы, я не знаю где его искать.
– Ты про Ульва? Он и в нашем детстве-то седым был. Я не думаю, что мы его найдем в этой жизни, Медвежонок.
Дьярви тяжело вздохнул:
– Ну, может, ты и прав. Но мысль о том, что он пирует в обители воинов, меня печалит.
Бруни похлопал брата по плечу:
– Ну я думаю, там наш отец о нем позаботится. Так что, отправляемся домой?
– Нет. Вначале нужно выполнить обещание Милославу и изрядно потрепать свейских хускарлов, чтобы у них не было мысли идти на Царьград. Да и парням мы обещали долю. А сейчас у нас только старый кнорр за треть свейской дани. Идем на юг до Кенугарда, а по пути обираем всех свейских данников.
– Южнее их мало, там русы заправляют.
– Значит, собираем с них дань под видом свеев, брат, – Дьярви улыбнулся и указал на стяг Олафа, развивающийся на кнорре.
– Хех, – Бруни ухмыльнулся и провел ладонью по бороде, – не слишком ли ты переобщался с Ярославом?
– В смысле?
– Политика, брат, политика.
Юные сообщники рассмеялись и пошли на драккар, команда которого стала вполовину меньше.
Часть 3 “Сыны Ладоги”
Глава 1. Вопрос чести
Двое полоняников сидели спиной к борту драккара, отплывающего от пристани. Один рус, явно из купеческих, второй молодой хазарин. Знающий люд сразу признал бы в купце Вадима Фролыча. Муж был видный и даже имел двор свой в Охриде, по слухам полученный в дар от кесаря Болгарского за принятие веры, и в Киеве. Вадим Фролыч являлся частым гостем в княжьих палатах, поэтому некоторые небезосновательно считали его глазами и ушами князя Владимира, а с недавних пор и кесаря Василия. И вот этот славный муж сидел теперь связанный на нурманском драккаре и сокрушался, мол, не иначе бес его дернул нанять этого трижды проклятого хазарина в телохранители. Его спутник в ответ на это повернул голову:
– Ты, рус, помнишь, какую задачу мне поставил? Сделать все возможное, чтобы ты доплыл до Ладоги сытый, целый и невредимый…
– И поэтому, бес, ты нас северянам сдал?!
– Не сдал, а сэкономил твои деньги, – хазарин ухмыльнулся. – И заметь, провернул я это без дополнительной платы с твоей стороны.
Купец аж побагровел от возмущения:
– Без дополнительной платы? Да ты, хазарин, никак белены объелся?! Да я тебе за такую службу и четверти дирхема не дам!
– Тише, рус, ты же не хочешь, чтобы наши новые друзья узнали, что ты никакой не кровник князя Ладожского, которого тот ищет по всей Руси? Пока они уверены, что за живого тебя в Ладоге причитается серебро по твоему весу, ты будешь их самым любимым гостем… – тут пленник расплылся в улыбке, и его подкрученные усы, словно две змеи, поползли к глазам. – А теперь я спать, и тебе советую, Вадим Фролыч.
– А что мы будем делать, когда приплывем? Нас же прибьют на месте! – никак не мог угомониться купец.
– Не прибьют, не успеют. Бачу знают в Ладоге, – парень хитро подмигнул купцу и добавил на чистом, без акцента, языке: – Я варяг, а не хазарин.
Воистину это был прекрасный поход для конунга Дьярви по прозвищу Хельвеген. Вначале они отлично торговали железом, разжившись еще одним кнорром да двумя десятками мечей франкской работы. По счастливой «случайности» все это принадлежало одному свейскому конунгу, который весной собирался пойти походом на Царьград, но «рассвирепевшие нурманы» все испортили.
Прибыв в Кенугард, они не менее успешно торговали серебром: каждый меч его кормчий выменял на две собольих и четыре беличьих шкуры. Корабль, правда, был худ. Но на юге русы не сильно разбираются в таких вещах, потому они и приплыли аж сюда, а не в Хольмгард. И не зря: корабль Дьярви обменял у одного болгарина на доспехи десятника купеческих телохранителей, явно ромейской работы, пластинчатый нагрудник и шлем катафракта с закрывающей все лицо кольчужной маской. На кой болгарину сдался свейский драккар, Дьярви не интересовался, зато знал, что если человеку что-то очень надо, он готов за это и мать родную продать, не говоря уж о доспехах…
Да и после торга удача не оставила их: в харчевне они узнали, что купец-рус всего с одним хазарским телохранителем, что сидел в углу, – кровник князя Рулафа из Альдейгьи. И награду за него князь обещал весьма щедрую: серебро по весу пленника и свободный торг в своих землях, а с учетом того, что братья Трюггвисены обобрали часть его данников, нужно было отдариваться прилично.
– Не бывало еще такого удачного вика со времен легендарного Лодброка… – так высказался Бруни после того, как драккар Дьярви отплыл в сторону Ладоги.
Сам конунг довольно ухмылялся, поигрывая на тальхарпе и напевая свою любимую сагу. Пленники вели себя тихо: видимо, купец надеялся выторговать свою жизнь у Рулафа. А его охранник и вовсе дремал. Окинув хазарина цепким взглядом, ярл мысленно кивнул самому себе: коли князь решит, что степняк ему не нужен, то Дьярви наймет его к себе в хирд. Хельвеген не понаслышке знал, что хороший лучник иногда куда ценнее даже опытного хускарла.
Драккар «Хуггин» оправдывал свое название и был одним из самых быстрых на всем Севере, но даже он не успел проскочить сквозь столпившиеся возле берега большие и малые суда, и викинги откровенно скучали, ожидая своей очереди. Солнце уже окрасило воду в красный, когда «Хуггин» получил разрешение встать у пристани. Дьярви взял кормчего и своего брата, а также двух полоняников и повел прямиком в княжьи палаты.
– Кто таков?! – страж у внутренних ворот детинца перегородил им дорогу. – По какому делу?
– Мое имя Дьярви Трюггвисон, известный как Дьярви Хельвеген. А это мой брат Бруни Трюггвисен, известный как Одинслегур, – ответил нурман. – Я и мои люди привезли то, что хотел бы заполучить Рулаф, и мы пришли торговаться… – великан кивнул на две мужские фигуры с мешками на головах.
Стражник недоуменно посмотрел на полоняников, задумчиво покрутив длинный ус.
– Ладно, проходите. Только вот оружие придется оставить у входа: у князя праздник.
И снова удача! Пьяный старый Рулаф вполовину не так ловок в торгах, как трезвый! Да и пир есть пир. На хорошем пиру всегда рады скальду.
– У входа, так у входа, – Дьярви был в отличном расположении духа. Если удача и дальше его не оставит, впору будет получить имя «Любимец богов».
Когда Дьярви с друзьями вошли в зал, он понял, что попал на свадьбу. И это была первая шутка богов над поверившими в свою исключительную удачу братьев Трюггвисенов. Теперь обычай не позволит ему торговать, только если…
– Кхм-кхм… – Дьярви громко кашлянул, обращая на себя внимание всех сидящих. Музыка притихла, и гости, галдящие за столами, обернулись взглянуть на нежданных гостей. – Конунг Альдегьи Рулаф, прости нам столь наглое появление и дозволь слово молвить… – нурман поклонился.
– Тебе не за что просить прощения, северянин. Если только ты не принес черную весть в этот светлый день… – князь улыбнулся и встал из-за стола, чуть-чуть шатаясь. – Говори, и, если слово твое доброе, милости просим к нам на пир!
Дьярви украдкой выдохнул. Похоже, удача все еще была на его стороне. Он махнул своим людям рукой, и те вывели двух полоняников вперед:
– Князь, позволь показать тебе, кого мы нашли в Кенугарде! – конунг улыбнулся и добавил, стягивая мешки с голов пленников: – Мы пришли за обещанной наградой, но готовы взять четверть от положенного в честь события!
В зале воцарилась тишина. Рус и его охранник стояли со связанными за спиной руками и слегка опущенными головами. Вдруг хазарин сделал шаг вперед и громко сказал:
– С днем свадьбы тебя, брат! Да будут боги к тебе милостивы, а жена подарит кучу детишек, что удачей пойдут в меня! – затем повернулся к Рулафу и поклонился. – Тятя, не серчай. Я просто хотел успеть к празднику…
Ратибор, сидящий за центральным столом в свадебной рубахе, в один прыжок перемахнул его, опрокинув по пути чей-то кубок. Подхватив за пояс хазарина, поднял того в воздух, радостно смеясь:
– Брат! Живой!!
Рулаф, судя по лицу, был в смятении: то ли обнять названого сына, то ли выпороть его прилюдно. Вдруг с женской половины сорвалась девушка с темными и длинными волосами, собранными в длинную косу, и также бросилась обнимать хазарина. В еще большем смятении были Дьярви и купец-полоняник.
– Ты, нурман! – Рулаф обернулся к Дьярви. – Сядешь за старший стол, ибо вернул мне сына целым. И что хочешь проси за то, что этот наглец обманом привел тебя сюда. А вот второго я в первый раз вижу. Хотя… подожди! Батюшки! Так это ж Вадим Ленивый, купец Киевский. Как нынче Киев-град, Вадим Фролыч? – Рулаф не мог долго делать вид, что зол на проступок младшего сына.
– Вашими молитвами, князь, – Вадим Фролыч слегка поклонился в знак почтения. – Однако ж, дозволь просьбу малую? Раз уже все прояснилось, пусть уж нас развяжут? Руки онемели, да и поясница побаливает.
Дьярви наконец пришел в себя и освободил руки купцу.
А хазарина Ратибор уже увлек к столу и усадил по правую руку от себя, к ним же и присоединилась девушка с длинной косой. Она мимолетно взглянула на огромного нурмана ровно в тот момент, когда он посмотрел на нее. Глаза девушки, коричневые, словно каштан, украшал оранжевый цветок, обрамляющий зрачок. Никогда прежде Дьярви не видел подобных глаз. Разве что у хазарина, ее брата, но у него они были значительно менее прекрасны. Девушка зарделась и отвела взгляд. Молодой конунг поспешил последовать ее примеру.
Все гости улыбались и кивали приветственно, а старшая гридь чуть сдвинулась, организуя три свободных места. Бруни и кормчий уже уселись за длинный стол, оставив место для Дьярви. Но он решил сделать вид, что выискивал место, а не засматривался на девушку с дивными глазами. Конунг обвел взглядом всю залу: гости смеялись, но не над ним, а над случившимся. Воистину, боги его любят. Часто шутят, но любят.
Дьярви обратил внимание, что лишь один загорелый варяг пристально следил за каждым его действием и единственный не смеялся. Он подсел именно к нему:
– Дьярви Хельвеген. Конунг всех нурман, – викинг протянул руку варягу.
– Годун. Варяг, – рус посмотрел на протянутую руку и отвернулся. Не ожидавший такого, Дьярви дернул наглеца за плечо, пытаясь развернуть к себе лицом:
– Годун, значит… Почто ведешь себя негоже? Обиду я тебе учинил какую или родичи мои? – поведение варяга задело нурмана за живое. – Или я, по-твоему, не достоин с тобой рядом сидеть?
– Отпусти, – прошипел сквозь зубы Годун. – Добром прошу, отпусти, нурман.
Сидевший рядом старый, с синевой в усах, варяг положил руку на плечо гостя:
– Не принимай близко к сердцу, Дьярви-конунг. У него есть повод не любить твой народ. Я Варяжко, сотник Ратибора. Если хочешь говорить, давай со мной… – с благодушной ухмылкой протянул он руку Дьярви. – Сегодня праздник, так давай веселиться, а ссоры ныне ни к чему.
Дьярви еще раз посмотрел на Годуна, недовольно цокнул языком, но тут же взялся за предплечье второго варяга, а левой, свободной рукой поднял кубок с медом и громко произнес:
– За молодых! Сколь!
– Сколь! – тост ярла поддержали все, а жених с невестой, чью голову украшали уложенные венцом длинные рыжие косы, начали целоваться.
За весельем все уже начали забывать о неприятном инциденте между варягом и нурманом. Старый князь, уже совсем красный от пива и меда, приподнялся из-за стола и, перекрикивая шум гуляющих, обратился к Дьярви.
– Нурман, слыхал я, что ты скальд достойный? – князь кивнул в сторону своего младшего сына и подмигнул. – Порадуй-ка нас песнями да сагами! Подайте гусли конунгу!
Несколько теремных девок кинулись куда-то во двор. Но девушка с чудесными глазами остановила их и пошла сама. Через некоторое время принесла она старые гусли. А когда отдавала их нурману, как бы невзначай коснулась его ладони и сразу зарделась:
– Варвара, дочь княжича Вигислава, – со смущенной улыбкой произнесла девушка.
– Дьярви Трюггвисен, конунг, – неожиданно голос подвел молодого конунга, и он смог лишь смущенно прошептать эти слова.
Юная дева засмеялась, за что словила недовольный взгляд сидящего напротив отца, и, зардевшись еще сильнее, убежала за женскую часть стола.
Дьярви не мог оторвать от нее взгляда, но когда он повернулся и увидел суровое лицо старшего из сыновей Рулафа, начал пристально рассматривать принесенный инструмент:
– Э нет, князь, не прогневайся, но на таком пусть твои скоморохи да глумилы играют… – он отложил в сторону поданные челядью гусли. – Слыхал я, будто у вас в Хольмгарде был купец Садко, которому сам царь морской свои гусли даровал. Вот инструмент, который заслуживает, чтобы на нем играли, а этим только ворон пугать. Песню я тебе и так спою, – конунг достал свою необычную тальхарпу с золотыми струнами и маленький предмет, похожий на натянутый лук:
Блеск меча, и головы летят,
Нет печали, будто ты дитя.
Свора воинов, словно воронов,
Где чья сторона…
У Дьярви оказался сильный голос, которым он искусно владел. Он спел песню, затем отложил инструмент и прочитал свежесочиненную вису молодым и хозяину дома. Народ гулял и пил, и нурманы совсем расслабились и веселились вместе со всеми.
И вот настал момент, когда Рулаф взял большой рог и поднялся в полный рост:
– Меня видно?! – князь посмотрел на гостей, сидевших за столами, по-прежнему ломившимися от яств.
– Нет! – хором ответил зал.
– Да! – ответили нурманы.
Все ошарашенно посмотрели на Дьярви и Бруни, а они, в свою очередь, – на остальных гостей. Первым пришел в себя Годун:
– Вы хотите сказать, столы князя недостаточно богаты для вас?
– Нет, мы… – попытался было оправдаться младший брат Дьярви.
– Вы неблагодарные псы! Наш князь пустил вас, незваных, за свой стол, а вы вместо уважения выказываете недовольство?!
– Годун, не надо, они не знали… – Ратибор понял уже, что Годун хочет сделать, но было поздно.
– Они оскорбили моего князя, Ратибор! Это вопрос чести. Я вызываю вас на перекресток, – он взглянул в глаза Дьярви. – Надеюсь, у тебя достанет смелости самому выйти…
В зале повисла гробовая тишина. Вызов был брошен, причем за дело. Князь не может его отменить, а нурманы не смеют отказаться. Но вдруг Дьярви улыбнулся:
– Хольмганг так хольмганг, варяг, – он подмигнул брату. – Князь, что если я убью твоего человека во время священного поединка?
– Поединок чист, – сухо молвил князь, потом, потерев ус, добавил: – До первой крови.
Шансов, что эти два воина не убьют друг друга, было мало, опыт читался в каждом их движении. Рулаф все же надеялся, что с таким условием поединка смерти удастся избежать.
– Завтра, как рассветет, на перекрестке у внешних ворот города. Оружие выбирайте сами, – князь обвел тяжелым взглядом молчащих людей, а затем добавил: – А теперь оба вон. Вам нет места за моим столом до завтрашнего обеда.
Годун удивленно посмотрел на своего князя.
– Оба, я сказал.
Варяг покраснел и заиграл желваками. Он знал, что князь прав. Тот видел: Годун весь вечер искал повод.
Воин встал из-за стола и в полной тишине покинул терем. Через несколько секунд Дьярви последовал за ним, но перед выходом повернулся к князю:
– Прости, конунг, мы имеем схожий обычай, но разное исполнение. Менее всего я хотел обидеть тебя и оскорбить твой дом… – Дьярви говорил на нурманском, но почти все сидевшие понимали его. – Ответь, прошу, что за муха укусила твоего хускарла?
Рулаф, кивая, выслушал великана.
– Ты похож на одного нурмана, который убил семью этого хускарла, не более… – также на нурманском ответил князь.
– Тогда я его понимаю, – Дьярви вновь перешел на язык русов, – еще раз прости меня и моих людей, князь.
Викинг скрылся за дверьми.
Князь посмотрел на гостей, притихших за столами. Затем поднял рог снова:
– Меня видно?!
– Нет! – на этот раз зал ответил единогласно.
Тусклое северное солнце только поднималось из-за высоких крон окрестного леса, а у южных ворот города уже собралась огромная толпа. Там были и землепашцы, и ремесленники, и торговцы, и служивые. Люди обступили перекресток, на котором стояли трое: князь, варяг и нурман. Огромный северный воин был почти на голову выше варяга, но в данном случае это не являлось преимуществом. И нурман это знал. Князь что-то обсудил с воинами, после чего обратился к собравшимся:
– Бой чистый и до первой крови. Одна замена щита. Призываю людей Ладоги в свидетели. Да свершится воля богов, – князь вышел с перекрестка и сел в вынесенное для него резное кресло.
Противники разошлись в разные стороны и, надев щиты, начали воинский танец. Оба знали, что соперник хорош, а нурман видел по глазам варяга, что тот постарается сделать первую кровь последней.
– Что ж, в этом и кроется его слабость… – Дьярви следил за тем, как жилистый варяг аккуратно идет приступами, сокращая дистанцию, пытается зайти со стороны щита. Он тоже старался держаться лицом к противнику, высматривая уязвимые места.
Когда их взгляды схлестнулись, Дьярви увидел в глазах Годуна знакомую и ему самому звериную ярость. Словно почуяв это, варяг ухмыльнулся, но улыбка его больше напоминала волчий оскал.
Внезапно воины остановились, изрядно озадачив этим собравшихся зевак, которые уже вовсю делали ставки. Не сговариваясь, варяг и нурман отбросили оружие, и рванулись враг к врагу, напрочь позабыв о всякой осторожности. Над утренней Ладогой разнеслось, сплетаясь воедино, жуткое волчье и медвежье рычание.
Ошеломленная толпа шарахнулась от перекрестка, где теперь стояли два огромных зверя. После короткого замешательства, Дьярви-медведь взревел, поднялся на задние лапы и двинулся к противнику, явно намереваясь обрушиться на него со всей силы и растоптать. Серый же, напротив, припал к земле и длинным прыжком метнулся навстречу, целя клыками в горло врага. Бурый великан успел отмахнуться, так что капкан волчьей пасти клацнул впустую, но, чтобы устоять, Дьярви пришлось опуститься на все лапы. Сметенный мощной медвежьей оплеухой, Годун-волк кубарем отлетел к обочине, но тут же вскочил, ошалело мотая лобастой башкой.
И вот уже дикие звери кружат один против другого, как мгновение, а может, вечность назад, кружились воины в доспехах. Верткий и подвижный Годун пытался измотать своего массивного и тяжелого врага, постоянно заходя медведю в бок и норовя снова укусить если не за горло, то хотя бы за плечо и бок. Косолапый пока вполне успевал уворачиваться от нападавшего на него волка, рыча и отмахиваясь когтистыми лапами, но уже не пытался подняться во весь рост.
Впрочем, жутковатый хоровод длился не так уж и долго: почти невидимый простому глазу рывок – и Годуну удается-таки полоснуть клыками по плечу медведя, который не остается в долгу, и очередная оплеуха опрокидывает волка навзничь. Дьярви огорченно ревет, поднимаясь на задние лапы, показывая всем длинную рваную рану на лохматом плече. Первая кровь, поединок окончен. Однако в этот же момент поднялся и отлетевший в сторону волк. Из длинных царапин на его морде сочилась темная кровь. Видимо, боги решили, что в этом поединке правых нет. Но не было восторженных криков и ликования толпы. По одну сторону перекрестка стоял князь, его сыновья, невестка и старшая гридь, по другую хирд Дьярви.