Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
– Ты хочешь убить Олафа?
Берсерк, который уже чуть окосел от пива, резко кивнул, громко рыгнув:
– Я ему отрублю руки и ими же вырву ему глаза, затем…
– Чччч, я понял, – Шенах прикрыл одной рукой свой рот, а пальцами второй попросил молодого ярла остановиться. Теперь уже рыгнул ирландец и после громкого выдоха продолжил: – А что, если я предложу тебе месть, которая доставит Олафу больше боли?
– Кровавого орла? Нееет. Он упрямый. Он стерпит и попадет в Вальхаллу, а видеть там этот кусок троллиного дерьма я не желаю.
– Ты меня не понял, мой друг. Не такую боль. Давай поможем ему потерять все, что у него есть? От богатства до уважения! – Ирландец на этих словах многозначительно поднял палец и после паузы продолжил: – Он ведь что? Властолюбивый, корыстный и… этот…
– Сердобольный?
– Нееее. Ну… Такой… Как его… Тщеславный! Во!
Дьярви серьезно посмотрел на Шенаха остекленевшими глазами, затем резко улыбнулся:
– А знаешь что, лисья твоя морда? Я тебя люблю! Я буду называть тебя Лисом. Потому что ты хитрый словно Локи, и рыжий!
Ирландец улыбнулся в ответ:
– Тогда я назову тебя Хельвеген! Потому что встреча с тобой – дорога в один конец.
– Хельвеген… – Дьярви повторил слово, словно пытался распробовать его на вкус, – дорога к Хель… Мне нравится, мой друг Лис. Дьярви, прозванный Хельвеген. Да, определенно звучит.
Берсерк зачерпнул было еще пива, но силы оставили воина, и он захрапел, выронив кубок из рук. Лис посмотрел на внезапно уснувшего нурмана:
– И во всей этой твоей саге, Дьярви, я не понял лишь одного… Как ты на лодке догнал драккар… Не могут тебя любить боги сильнее, чем меня, сын Трюггви, не могут, – произнес Шенах из Комереха вторую фразу чуть тише. – Вяжите, он готов.
Дьярви очнулся, лежа лицом в пол и почти задыхаясь от дикого смрада застойного воздуха. Пахло мочой, тухлой рыбой и человеческим потом. Сделал попытку встать, но понял, что ноги туго связаны вместе с руками, которые были заведены за спину и примотаны к ступням. Молодой ярл попробовал пробудить в себе звериную ярость, но лишь усугубил головную боль и похмелье.
– Одинова мошна! Дьярви, ты глупейший из всех глупцов! – он выругался на себя вслух и услышал звон цепей в противоположном углу помещения. – Кто здесь?
Цепи зазвенели громче, и на слабый свет, пробивавшийся из щелей в досках, выполз юноша. Один глаз его закрывала повязка, другой же, полузакрытый из-за налившегося синяка, смотрел на Дьярви карим, почти черным взором.
– Это я, Бруни, – он попытался подлезть к Дьярви ближе, но длины цепи не хватило.
– Брат? Как ты тут оказался?
Вдруг яркий свет сверху ударил в глаза Дьярви и Бруни, но почти сразу тень перекрыла его:
– О! Я вижу, вы проснулись, – довольный голос Шенаха заставил конунга дернуться. – Тише, тише. Я понимаю твои эмоции, но и ты пойми. Я человек подневольный. У меня есть заказ. Я получил задаток и ударил по рукам с одним ярлом еще до нашего знакомства.
– Я вырежу тебе лживый язык, Лис! Ты продал меня Олафу!
– Кто сказал, что заказ от Олафа, берсерк? – Лис приподнял одну бровь, отчего его лицо стало еще хитрее. – Я помогу тебе отомстить предателю. Но вначале я получу свои деньги за вас. Он предложил серебро по вашему весу. Ты бы отказался?
Дьярви хотел ответить что-то дерзкое и обидное, но поймал себя на мысли, что ему приятно было услышать такую цену за свою голову.
– Пожалуй, что нет, Шенах. Я бы не отказался от такой сделки.
– Вот и я не смог. А если бы я не согласился сейчас, как бы я объяснил это своим ребятам?
И тут Дьярви не нашелся, что ответить. Отец всегда учил их с Бруни: «Настоящий ярл сделает так, чтобы каждый его хирдман стал ярлом. Потому что тогда они сделают его конунгом».
– Шенах из Комераха никогда не дает пустых обещаний, Дьярви Трюггвисен! – ирландец раздосадованно цокнул и сморщился. – Я обещал заказчику доставить тебя и Бруни целыми и невредимыми. И я сделаю это. Ну… Насколько это возможно. Твоего брата мои ребята нашли уже таким. Так что, друзья… Мы ведь друзья? Отдыхайте. Скоро я вас доставлю, получу деньги и стану вашим соратником. А пока вы мои пленники. Если захотите есть, пить или по нужде, кричите.
Голова Лиса исчезла, и проем снова закрылся, погрузив братьев во тьму.
– Прости, Дьярви, – голос Бруни был расстроенным, – я навлек на тебя проблемы и не смог защитить дом. Я не имею право быть твоим родичем.
– Заткнись, брат. Ты сделал все правильно. И то, что произошло, – не более чем игра богов.
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю. Я знаю, брат. Я видел норн и они поведали мне о судьбе. Пока все их предсказания сбывались, кроме доверия Лисам. Не совсем так, как они предсказывали, но всегда так, как должны. По их наставлению я плыл двое суток на лодке именно в то место, где оказался трижды проклятый Асгрим с дружиной. Норны обещали, что если я найду его и отомщу, это приведет меня к тебе.
– Я хочу вспороть брюхо этому подлому ублюдку. Он заставил вздернуть меня на мачте, но старый трюк с трубкой помог мне выжить, брат, – Бруни потер шею, а затем потянулся к лицу. – После того как я не умер, он решил, что будет смешная шутка, если вырвать мне глаз.
Дьярви не видел всех движений брата в темноте, зато слышал боль и ярость в голосе. Будь берсерк хотя бы вполовину так же зол, он бы смог разбудить зверя. Если бы не похмелье…
– Я разочарую тебя, брат. Я нашел его первым. И поверь, он страдал перед смертью не меньше. А теперь, когда я отыскал тебя, мы вдвоем уничтожим Олафа. И я почему-то верю Шенаху. Он смелый и хитрый муж. Как и подобает любимцу Одина.
– Дай угадаю, норны нашептали?
Странное спокойствие и уверенность воцарились в душе Дьярви:
– В этот раз нет, маленький Бруни. Я просто знаю, что сделал бы так же. Боги его любят. Но не так сильно, как меня, брат.
Глаза Дьярви постепенно начали привыкать к темноте, и он наконец смог рассмотреть и брата, и место, где находился. Узкое длинное помещение. Потолок был настолько низкий, что даже если бы Дьярви высвободился, у него не получилось бы разогнуться в полный рост. Единственный вход – это небольшой люк, из которого с ними разговаривал Лис.
«Хитро, Шенах, очень хитро…» – Дьярви поймал себя на мысли, что ему действительно нравится этот ирландец. За следующие несколько часов тело конунга совсем затекло, а мышцы одеревенели. Теперь он не мог даже раскачиваться.
– Бруни, ты есть хочешь? Я бы сейчас кабана зажевал. Даже сырого, – ответом ему послужили лишь поскрипывание верхних досок и удары воды о корму. – Бруни, ты что уснул, что ли?
Из угла, где лежал брат, послышался стон, но вскоре воцарилась тишина. Дьярви вновь попытался дернуться, но путы только сильнее врезались в его плоть. Дикий прилив злости придал ему сил, которых хватило, чтобы громко заорать.
– Эй! Хель вас побери!
Тени, перекрывшие щели между досками, стали ответом на крик пленника.
– Позовите Ли… Шенаха. Я хочу говорить с ним!
Сверху донеслась ирландская речь. Через несколько секунд послышался скрежет отодвигаемого ящика, и подпол залил яркий свет.
– Да, мой друг. Ты хотел говорить?
– Мой брат не отзывается уже несколько минут. Посмотри, что с ним.
Лис выругался на родном языке и нырнул в подпол, что-то крикнув своим хирдманам. Гуськом он пробрался к Бруни и снова выругался.
– Быстрее. У него сильный жар. И повязку на глаз сменить надо.
– Развяжи меня, Лис. Я умею ухаживать за ранеными. Нас учили.
– Я тебя развяжу, а через час повторю судьбу Асгрима и его хирда? Ну нет, Дьярви.
– Клянусь перед всеми асами, я не нападу на тебя до конца сделки и до тех пор пока ты держишь слово.
– А на мой хирд? – свет не попадал на лицо Шенаха, но Дьярви был уверен, что он улыбается.
– Клянусь перед всеми асами и своим местом в Чертогах, что я не нападу на тебя и на твой хирд до конца сделки и до тех пор пока ты держишь слово, Шенах из Комераха.
Сверху спустился один из ирландцев и передал Лису ведро воды и какие-то тряпки. Шенах что-то сказал ему на родном языке, хирдман начал было спорить, но затем выдохнул и достал засапожник.
– Я перережу веревки, – произнес он, стоя на корточках рядом с Дьярви.
– Да хоть горло, я все равно ничего сделать не могу. Только меч в руку тогда вложи.
Ирландец довольно хрюкнул, шутка явно пришлась по душе. Он освободил вначале ноги, которые тут же упали на доски. Дьярви попытался пошевелить хотя бы пальцами, но ничего не вышло. Затем были срезаны и путы с рук.
Берсерк зажмурился, ожидая жесткого приземления лицом, но неожиданно для себя упал на овечью шкуру, любезно подложенную освободителем. Со стороны Бруни раздался сдавленный стон. Дьярви попробовал дернуться в сторону брата, но тело словно пронзило тысячью игл.
– Я бы советовал тебе так не делать, берсерк. Кровь снова расходится по жилам и мышцам. Отдыхай. Я сам, – голос Лиса был спокоен и максимально сосредоточен. – У твоего брата жар, и рана на месте глаза воспалилась от соли и крови. Я смогу сохранить его жизнь, но вероятно, он все-таки лишится глаза. Прости.
На этих словах Бруни издал короткий вопль и затем часто и громко задышал.
– Потерпи, Трюггвисен. Тебя отец не просто так назвал Бруни6.
Еще один вопль – и Бруни затих. Шенах снова завозился с водой и через несколько минут подполз на четвереньках к Дьярви.
– Твой брат спит, – голос его был уставший, а лицо и одежда забрызганы кровью. – Глаз ему я вырезал вместе с веком, они загноились. Сейчас я ему наложил повязку, но ее следует менять каждые три часа. Чистую пресную воду я буду передавать. Здесь исцеляющая мазь. После того как промоешь рану, нужно смазать повязку и приложить. Мы доберемся до места через день при худшем из вариантов, – Лис закрыл глаза, тяжело выдохнул и продолжил: – Я сейчас уйду спать. Мои люди будут спускаться и помогать. А тебе нужно выспаться. Две смены ты спишь, третья твоя. Ты все запомнил?
Дьярви, тело которого все еще плохо слушалось, с усилием кивнул.
– Спасибо, Лис. Очень жаль, что мы не познакомились при других обстоятельствах. Я бы нанял тебя в свой хирд.
– Либо я тебя, молодой конунг, – ухмылка вновь пробежала по уставшему лицу ирландца. – Но это разговоры на будущее, а сейчас спать.
Шенах прополз к отверстию в потолке и, уперевшись ладонями о палубу, вылез. В этот раз ирландцы не закрыли тайник, и через люк Дьярви мог наблюдать серое небо и иногда кроны деревьев. Вдруг мысль, словно бронебойная стрела, вонзилась в его сознание, и он окликнул стоящего наверху хирдмана.
– А где мы? Куда мы плывем?
– В Белоозеро, северянин. К русам.
Дьярви перевернулся со спины на живот и начал судорожно вспоминать, встречался ли он хоть с одним русом или варягом, но на ум ничего не приходило. Нет, он наверняка с ними пересекался в крупных городах, но никого не знал лично. Все, что было ему известно, он почерпнул из рассказов отца, который ходил в хирде с молодым тогда конунгом Вальдемаром и его дядей. Нет, наверняка это не русы. Может, сарацин, которого он выкинул с торговой площади позапрошлым летом?.. Но откуда бы он узнал о брате и его семье? Вряд ли… Раздумывая, кто же мог выступить заказчиком Шенаха, Дьярви провалился в странный сон.
По земле, усыпанной вулканическим пеплом, мчался он в образе медведя, а рядом с ним бежала стая волков и брат. На них неслось огромное черное облако, настолько плотное, что свет не мог пройти сквозь него. Когда облако их поглотило, шерсть на нем задымилась, а волки вдруг жалобно заскулили. Запахло паленым, а тела волков начало сминать, словно были они ветошью в руках прачки. Хруст ломаемых костей, вой волков и странный нарастающий гул, словно где-то били в огромный металлический чан:
– Дун… Дун… Кдун… Кадун… Гадун…
Черное облако прошло насквозь, и Дьярви увидел, что их осталось только двое – он и огромный волк с голубыми человеческими глазами. Волк тяжело дышал, шерсть его тлела. Облако остановилось и начало формироваться в фигуру человека, такого же черного. Лица не было, но берсерк чувствовал на себе его изучающий взгляд.
– А ты как тут оказался, северянин? У меня нет к тебе дел. Только к нему, – черный человек указал на волка, – уходи, дитя Одина.
Дьярви резко проснулся, как раз в тот момент, когда к нему подполз Шенах.
– Просыпайся, Трюггвисен. Твоя очередь следить за братом.
Три следующих дня кнорр Лиса пробирался сквозь ледяную воду при полном штиле. Все это время Дьярви и Бруни были в одиночестве, за исключением тех минут, когда к ним спускали еду и пресную воду. Дважды появлялся и Шенах, осматривал голову молодого дана, менял компрессы и справлялся о самочувствии «дорогих гостей».
Наконец, Дьярви почувствовал, а точнее, наоборот, не почувствовал движения судна. Через мгновение люк открылся, и в проеме показалсь рыжая голова Лиса:
– Мы прибыли, как он? – вопрос хоть и был адресован Дьярви, но ирландец не сводил взгляда с младшего брата. – Он может идти или принести волокушу?
– Я в порядке, спасибо, – голос Бруни был хриплым, но он старался говорить бодро. – Ты спас мне жизнь, поэтому при следующей нашей встрече я тебя не убью. Я это сделаю во время третьей, рыжая твоя морда!
Лицо Шенаха растянулось в улыбке.
– Ну вот и славно, поднимайтесь тогда. Вам помыться надо.
Дьярви поморщился, когда лучи солнца коснулись глаз и ослепили его. Несколько мгновений потребовалось берсерку, чтобы привыкнуть к свету. На горизонте виднелась земля, покрытая деревьями. С такого расстояния было тяжело что-либо разглядеть, но чутье подсказывало Дьярви, что в этих землях он еще не бывал. Стоящий рядом Бруни тоже вглядывался в сторону горизонта и удивленно присвистнул:
– Земли кирьялов? Ирландец, твои заказчики местные охотники, что ли? Не думал, что буду продан в трэллы за пару шкурок. Обидно.
Стоящий рядом делец ухмыльнулся и обратился к своему ярлу:
– Шенах, эти двое недооценивают нас.
– Собственно, как и все нурманы, – подмигнул Лис своему человеку и добавил, объясняя пленникам: – Это земли русов. Или свеев. Тут сложно сказать наверняка. Корабли оставим здесь и пойдем на лодках. Не нужно нам лишнее внимание.
Только в этот момент берсерк вспомнил, что он недавно стал обладателем собственного драккара, известного под именем Скидбладнир, в честь легендарного драккара Фрейра, о чем не упустил возможность напомнить.
– Я же говорил тебе, Хельвеген, мы честные торговцы трэллами и наемники. Мы не претендуем ни на что, кроме того, что нам причитается, – произнес Лис и пожал плечами в ответ на удивление Дьярви. – Ты купил драккар железом, он принадлежит тебе. Хотя я бы потом с тобой поторговался за него. Но серебром.
Ирландцы сели на весла лодок и повели их в заросли камыша и рогоза. По тому, как они уверенно держали курс, было понятно, что здесь они частые гости. А высокие заросли прекрасно скрывали их от посторонних взглядов. Вдобавок, пленники, которые были без повязок на глазах, никак бы не смогли запомнить весь этот маршрут. Дьярви поначалу пытался искать ориентиры, но после очередного поворота ему вовсе начало казаться, что они плавают кругами, и оставил эту затею. Прошло еще какое-то время, прежде чем днище лодки уперлось в берег.
– Ну вот и приплыли, – Лис растекся в своей коронной улыбке.
Его люди спрыгнули в воду, оставив лодки без привязи. Шенах выбрался последним, жестом приглашая братьев последовать за ним. Пройдя буквально с десяток шагов, Дьярви ахнул. Как только они вышли из зарослей, он увидел небольшое скопление людей, среди которых был Ньорд. Заприметив людей Шенаха, группа северян развернулась к ним. Это были люди Дьярви, все, кроме одного, того самого коновала-единобожника, что спас Ньорда прошлой зимой. Сейчас он стоял в ромейском доспехе, и в стати его не было и намека на богобоязненного жреца.
– Шенах. Ты выполнил все договоренности, даже сверх того, – единобожник протянул увесистый мешок, в котором что-то звякнуло. – Я надеюсь, мы еще встретимся.
Лис взял плату и слегка поклонился:
– С ромеями всегда приятно иметь дела. Даст бог, еще свидимся, Феофан из Евхаита.
Затем он махнул своим людям, и ирландцы бесшумно исчезли в зарослях высокой травы, словно бы их тут и не было. Дьярви оторопело смотрел на своих людей. Он не мог поверить, что они предали его. Кто угодно, но не Ньорд. Нет, тут явно что-то иное.
– Гадаешь, что мы тут делаем, конунг? – первым заговорил ромей.
– Скорее, кого из предателей убью первым, – Дьярви не смотрел на него. Взгляд был направлен на Ньорда. – Как ты мог, друг?
– Предателей?! – глаза Ньорда округлились, а лицо стало цвета вареного рака. – Ты считаешь, что я бы предал тебя, после того как стал… тем, кем я стал? – целой рукой Ньорд кинул к ногам братьев кожаный мешок, пропитанный кровью. Из мешка выкатилась голова Аудуна, распухшая и вонючая, но узнаваемая.
– Вот кто предатель. Именно он подговорил Харальда убить твоего отца. Но Харальд его обманул, и тогда он начал искать тебя и брата, – продолжил как ни в чем не бывало Феофан. – Я был нанят им для переговоров с Лисом. Но когда я увидел вас зимой, планы мои изменились. Вы – достойные мужи, если ваши воины готовы жертвовать собой за вас. Но вам нельзя возвращаться на родину. Я собрал всех верных и привел сюда. Я предлагаю вам работу, Дьярви. Вы не сильно любите свеев, а моему императору нужно, чтобы они не смогли в следующем году собрать поход в Константинополь или, как вы его называете, Миклагард. На землях русов у вас будет свободный торг с ромейским двором, по лучшим ценам. За это вы будете пощипывать свейских купцов, – он снял перчатку и плюнул на руку. – По рукам?
Дьярви стоял и виновато смотрел на своих людей. Внутри бушевал шквал эмоций. Боги его любят. Но чувство юмора у них плохое.
– По рукам, ромей.
Вдруг Феофан улыбнулся и на языке русов сказал:
– Боже упаси! Я не ромей, хотя и служу Царьграду. Меня зовут Милослав. Я из ростовских бояр буду.
Дьярви озадаченно посмотрел на коновала:
– Тогда зачем тебе это все?
– Хоть это и не твое дело, но все же поведаю. Служил я Владимиру, долго служил. Еще с полоцкого похода. И Киев брали потом вместе. И в Царьград ходили. И Корсунь. Вот там-то и познакомился я с ромейскими людьми. Купили они меня, задорого. Князь Новгородский знает. Цельным архонтом аллагии сделали. И попросили за Владимиром присматривать. Да за детьми его. Чтобы отпрыски подвигов деда не повторяли.
– Ты предал своего конунга, и мы должны тебе доверять? – Дьярви недовольно рыкнул, а его люди начали обнажать оружие.
– Эх, северяне, вечно вы не дослушаете и драться лезете, – Милослав-Феофан покачал головой и горько усмехнулся. – Ромеям я даю только ту информацию, что Владимир позволит показать им. А Владимиру – что греки показывать не хотят. У греков это называется «политика».
Шенах, стоящий в нескольких шагах и старательно пересчитывавший золотые ромейские монеты, присвистнул и ответил на ломанном языке русов:
– Ох, не того человека Лисом прозвали.
– Так и зачем тебе мой хирд? – Дьярви не мог понять, что происходит, но затея нравилась ему все меньше.
– Я же сказал – не дать свеям собрать флот для похода на Царьград. Владимиру невыгодно, если его овец будут стричь дважды, а Царьграду – если незнакомые варвары попытаются навязать новую дань. Все просто. Ну и для подогрева интереса. Ты же не думал, что Аудун сам пришел к мысли подвинуть твоего отца и поставить Харальда, который является родичем Эрика Победоносного?
Дьярви молча сел на траву и схватился за голову. Только сейчас отдельные истории начали складываться в единую сагу. Сагу о Хитром Эрике, желавшем стать конунгом всех конунгов.
– Я лично ему сердце вырву! – Бруни выплюнул эти слова. – Дай мне слово, брат!
Дьярви поднял взгляд на родича, затем перевел его на Милослава:
– Политика… уж лучше быть бедным, но воином, чем это… Я даю тебе слово, Бруни, ты вырвешь ему сердце, а тело его будут жрать падальщики.
– Вот и славно, – Милослав мило улыбнулся. – Жду вас в Ростове со всей дружиной, сыны Трюггви, к концу следующего месяца.
Глава 6. Песнь о чужих землях.
***
Конунг Эрик вскочил со стула и ударом ноги опрокинул стоящую рядом скамью:
– Как это возможно?! Я знал, что Аудуну нельзя доверять! Этот старик был слишком глуп и тщеславен!
Сидящая рядом девушка успокаивающе погладила мужа по руке:
– Успокойся, Эрик. Все к лучшему. Этот мальчишка своими руками сделал то, что я и советовала тебе. Осталось лишь отловить его и отправить к Хель.
Конунг повернулся к молодой жене, и гримаса гнева моментально сменилась взглядом любящего мужа:
– И снова ты права, моя любовь. Боги любят меня, раз послали мне в жены самую прекрасную и премудрую из женщин.
Стоящий в дверном проходе хускарл отвел глаза, когда Эрик и Сигрид страстно поцеловались. И если бы он не подал голоса, то скорее всего конунг взял бы свою жену прям при нем, но гонец их отвлек:
– Прошу прощения, конунг и куна. Но что мне сказать людям?
Эрик махнул рукой в сторону выхода и, не переставая целовать жену, произнес:
– Найдите Медвежонка и принесите мне их с братом шкуры. И снаряди мой кнорр, завтра мы выходим собирать дань с этих охотников да медоделов.
***
Дьярви и Бруни потребовалось меньше месяца, чтобы созвать все свое войско в Ростов. Более тридцати даккаров смогли собрать братья со всех подвластных им земель.
Милослав смотрел с холма на порт, положив руку на плечо стоявшего рядом богатого воина:
– …Твой отец хочет нарушить традицию предков и отдать престол великого князя твоему брату Глебу, а тебя и родичей твоих, что Рагнедой рождены, оставить удельными князьями.
– И поэтому ты решил, что нурманы – лучший способ напомнить ему о порядке предков?
– Нет, Георгий. Я вспомнил, что твой отец смог полагаться только на них, когда твой дядька так же решил нарушить старые устои. Твой старший брат слишком глуп и самонадеян. Поэтому Святополк недостоин престола. Он больше воитель, чем правитель. Твое же оружие – мудрость.
– Можешь не называть меня греческим именем? Я тебя просил, кажется.
– Как скажешь, Ярослав.
Милослав замолк и резко улыбнулся. К ним поднималась пара скандинавских воинов, один из которых был явным великаном, даже по меркам нурманов, а второй – с зияющей чернотой в пустой глазнице:
– Конунг Дьярви, конунг Бруни. Я необычайно рад видеть, что вы все-таки приняли предложение.
– Мы же слово дали, – пожал плечами одноглазый нурман, – а это?
– Мое имя – Ярослав Владимирович, князь Ростовский, – богато одетый муж кивнул братьям.
– Дьярви Трюггвисен, прозванный Хельвеген, а это мой брат Бруни Трюггвисен, прозванный Одинслегур. Мы рады знакомству, конунг Ярцислейв Вольдемарсон, – Дьярви отвесил такой же кивок в знак почтения.
Ярослав улыбнулся. Одним движением Дьярви показал почтение и уважение, а еще то, что считает себя как минимум равным ростовскому князю.
– Я наслышан о твоих похождениях, конунг Дьярви. Тебя не иначе как Бог при рождении поцеловал. Если то, что о тебе рассказывают, хоть вполовину правда, я рад, что ты сейчас со всеми лодьями, а не малой дружиной, пришел в мой город.
– Поверь, князь, молва не договаривает о нашем госте и трети, – Милослав дружелюбно улыбнулся и попытался положить руку на плечо берсерку, но смог похлопать только между лопаток. – Я бы опасался его, даже если бы он пришел один и без оружия.
Нурманы рассмеялись над шуткой боярина, а Ярослав оценивающе посмотрел на гостей.
– Я бы с радостью послушал, если вы не против.
– Он? Против? Конунг, да вы будете просить моего брата прекратить, но не сможете, – Бруни аккуратно ткнул кулаком в мешок за спиной родича. – Дайте ему пива и попросите достать тальхарпу, и на месяц торговля в Хольмгарде встанет.
Ярослав растянулся в улыбке:
– Вот на это бы я посмотрел! И готов дать мешок серебром, что это невозможно.
Дьярви вначале хотел что-то ответить брату, но, услышав про серебро, плюнул в ладонь и протянул Ярославу с улыбкой:
– По рукам, конунг.
Бруни не соврал. Всю неделю Ростов гулял на нежданном пиру, где скандинавские воины наперебой рассказывали былины и небылицы о своем князе Дьярви, что обращался в медведя и что в одиночку на драккаре переплыл море, и о его брате Бруни, который, словно Один, три дня был повешен предателями рода, а после перегрыз веревку и дал бой обидчикам. И о том, как братья мстили всем изменникам отца, уничтожая целые города в одиночку.
Но все это было за пределами княжеских хором, где старшая гридь Ярослава вместе со своим князем, конунгами Трюггвисенами и их малым хирдом обсуждали сотрудничество и противодействие свейскому конунгу Эрику.
– Я уже сказал Милославу, что мои люди готовы отправить в Хель конунга Эрика. Наших сил сейчас достаточно, чтобы напасть на свеев и перебить всех, кто встанет на его сторону! – чуть захмелевший Дьярви махнул рукой, словно в ней был топор.
– Но у него союз с данами, друг мой, – князь Ярослав приобнял за плечи молодого конунга и опустошил свой кубок. – Если нурманы объявят войну свеям, даны будут выступать на стороне Эрика.
– Да? – Дьярви хотел было выпить, но остановил кубок у самого рта, затем и вовсе поставил на стол. – Данов я уважаю, я среди них вырос. Я не имею к ним вражды.
– Поэтому я предлагаю устраивать рейд на свейские города небольшие и на свейских данников, чтобы вынудить Эрика выйти в поход и уже в морской битве его убрать.
– Но это значительно меньше денег. Я таким походом не прокормлю своих людей!
– Я готов оплачивать полуторную ставку каждому из твоих воинов и содержать их в Ростове. И не претендую на приобретенное тобой в этих походах.
Дьярви хмыкнул и осушил наконец свой кубок, обтер усы и абсолютно трезвым и хитрым взглядом посмотрел на Ярослава:
– И в чем твоя выгода? Твой советник поведал мне замечательное слово «политика». Так вот. Какую политику ты ведешь?
Ярослав, который весь вечер всячески напаивал гостей, сам лишь делая вид, что пьет, хмыкнул и довольно улыбнулся:
– Ты слишком сдержан для нурмана.
– Ты хотел сказать, умен? – с другого края от князя подсел Бруни, такой же трезвый, как и его брат. – Мы увидели, как ты попросил трель подливать тебе из другого кувшина. Но ты же не расстроился, что мы попросили пить из него же?
Хищная улыбка одноглазого нурмана ни капли не напугала князя русов, и он довольно улыбнулся, а затем, неожиданно для братьев, рассмеялся:
– Вот теперь я понимаю тебя, Милослав, почему ты заплатил Лису их вес золотом, – Ярослав привстал и махнул рукой боярину подойти к ним. – Вы стоите каждой куны!
Братья оторопело переглянулись.
– Ты прав, мой большой друг, тут «политика», – продолжил Ярослав. – Вы же знаете сына Эрика Олафа? Я хочу стать его зятем!
Братья напряглись и приподнялись.
– Вы успокойтесь. Олаф и Эрик не сильно ладят, после того как Эрик, как поговаривают, убил свою первую жену, мать Олафа, и женился на какой-то молодой красавице, а ее братьев сделал первыми наследниками на княжение.
Тут Дьярви и Бруни снова переглянулись и присели:
– Он сделал кровником собственного сына?
– И лишил его наследования, – кивнул князь. – Так вот. То, что рассказывал вам Милослав, – правда лишь наполовину. Вторую половину я вам поведал. Ты спрашивал, Дьярви, в чем моя выгода? Мой ответ прост: конунгом всех свеев станет отец моей жены, который будет обязан мне своим престолом. А Олаф – человек слова. И большой веры в Единого.
– Ну а если его дочь не пойдет за тебя? – Бруни спросил у Ярослава, пытаясь понять весь план князя русов. – Не снасильничаешь же ты ее.
Дьярви на мгновение было подумал, что князь разозлится, но удивился снисходительной и доброй улыбке:
– Конечно нет, мой друг. Ингигерда совсем юна, и раньше срока я не прикоснусь к ней. Но я не думаю, что Олаф будет против отдать за меня свою дочь, когда она созреет. Ростов – славный город, но я и новый заложил. Чуть севернее и на реке. Большой город будет, богатый. Так что, хоть я и не стану князем всех русов, княжество мое не на голых камнях.
Последнее замечание прозвучало как колкость в сторону молодых конунгов, но оба предпочли пропустить его мимо ушей. Тем более, сложно спорить с правдой. Земли русов были богаче и приятнее, чем земли нурманов.
Дьярви встал и протянул руку Ярославу:
– Мне нравится твой план, конунг. Но есть условие. Когда мы убьем Эрика, ты отдашь за меня или моего брата свою первую дочь.
Ярослав чуть заметно поджал губы и посмотрел на Милослава. Боярин еле уловимо кивнул, и князь плюнул в свою ладонь и ударил ею о ладонь Дьярви:
– Бог в свидетелях. Я отдам дочь за того из вас, кто станет князем всех ваших земель.
Громкий хлопок удара ладони о ладонь попал во мгновение общей тишины в зале. Все варяги и хирдманы повернулись в сторону князя и конунгов. Дьярви улыбнулся, а Бруни посмотрел на недоуменных воинов и, подняв многозначительно палец вверх, произнес:
– Вот так и происходит настоящая «политика»! Скол!
Все собравшиеся радостным возгласом поддержали слова брата-конунга:
– Скол!
Ярослав положил руки на плечи братьев, что продолжали сидеть от него по правую и левую стороны:
– Ну теперь можно без утаек! Матрена, принеси лучшего меда мне и молодым конунгам. А ты, Дьярви, может, споешь пару саг?
Девушка, которая весь день подливала квас князю и нурманам, улыбнулась и побежала к двери, попутно подгоняя других треллей. Дьярви хотел было сопротивляться, но Бруни предательски подмигнул князю русов и достал из заплечной сумы брата тальхарпу, от вида которой привстали и князь, и его советник:
– Вот так диво!
Реакция раззадорила берсерка, и он, взяв инструмент, запел свою самую любимую сагу – про молодого и отважного княжича, что искал смерти в бою, но волею богов всегда выходил победителем:
Воин ты, воин, чем ты недоволен?
А не от того ли, что в бою не пал?
В Вальхалле ждет Один и глаз не сводит,
Но пока ты жив — вали толпы наповал!
Когда Дьярви закончил петь первую из саг, Ярослав встал и захлопал, смахивая слезу со щеки:
– Ты воистину достоин того инструмента, что у тебя есть! Даже если бы ты отказался от похода, я уже счастлив, что познакомился с тобой! Любо!
К концу седмицы, бравшей свое начало от прибытия войска Трюггвисенов, веселье начало сходить на нет, а драккары и кнорры северян ушли на север. По договоренности с князем Ростовским, все люди Трюггвисенов остались в недавно заложенном городе под названием Медвежий угол. Услышав название, все до одного хирдманы Дьярви радостно заулюлюкали, а Бруни улыбнулся и сказал, что если нет никаких одноглазых углов, то и медвежий сгодится.
Первая вылазка на свейских данников случилась за две недели до начала полюдья. Милослав оказался необычайно полезен и помогал доставать информацию братьям для успешных атак на мелкие отряды свеев и свейские деревни.
Почти ни с одной из кирьяльских деревень не возникло проблем. Местные старосты спокойно отдавали свейскую дань хирдманам Трюггвисенов.