Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
Медведь и волк снова приняли человеческий облик. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга несколько ударов сердца. Дьярви с добродушной, насколько это возможно, улыбкой снова протянул Годуну руку, но варяг отвернулся, так и не приняв ее. Злость все еще клокотала в нем. Пусть теперь он и видел перед собой не родича убийц своей семьи, а достойного противника. И будь этот человек не нурманом, возможно, Годун даже побратался бы с ним. Но гордость не позволяла варягу даже пожать Дьярви руку.
Рулаф с горькой усмешкой смотрел на этих двух воинов.
– Вольга, помоги этим остолопам. Весь народ распугали… – князь взглянул на молодую невестку и подмигнул. – Сможешь сделать так, чтобы у них не осталось ран и шрамов, но врезалось в память, что сие поведение недостойно воина?
– Уж не сомневайтесь, – ведьма хитро улыбнулась, – день они этот запомнят… И сполна за все получат: и за народ, который напугали, и за свадьбу мою испорченную. У меня чешутся руки начать их лечить…
Услышав, что их ждет, оба молодых мужчины порядком сникли.
Глава 2. Торг сталью и серебром
Быстро разлетаются слухи по земле, и еще быстрее обрастают они небылицами. Почти седмицу Годун провел в княжеском детинце под пристальным наблюдением ведьмы, а история его боя с нурманом все дополнялась и украшалась. К тому моменту, когда Вольга, окончательно убедившись, что рана больше не гниет и начала затягиваться, смилостивилась и позволила варягу выйти в город, рассказы о поединке уже мало чем походили на правду.
Годун еще не знал, что стал былинным витязем, да его это и не волновало. Все дни, что варяг лежал, девушка поила его горькой настойкой и заставляла есть склизкую пересоленную кашу. Ведьма уверяла, что это то, что воину необходимо сейчас. Одно радовало: точно такое же лечение было прописано и берсерку.
После недельного вынужденного поста Годун первым делом отправился в кружало. Даже самое дешевое пойло показалось теперь варягу слаще меда. Верно люди говорят: все познается в сравнении. Здесь-то Годун и узнал о страшном побоище, произошедшем на утро после свадьбы княжича.
Сами Перун и Тор пожаловали на рассвете к стенам города, решили силами помериться и выставили бойцов: оба сильны и огромны, словно былинные великаны. И схлестнулись воины. Как ударят по щитам – гром, а мечи их молниям подобны. И бились они три дня и три ночи, разбив сотни щитов друг другу и затупив тысячи мечей. А как не осталось у них оружия больше целого, сняли они брони и сошлись в рукопашной, в одном исподнем. Но и тут бились они на равных, и неясно было, кто же из воинов сильнее.
Тогда Громовержец и Молниерукий обратили великанов в ужасных зверей: огромного волка и такого же бера. Кинулись звери один на другого и замертво упали, нанеся друг другу страшные раны. И вышел тогда князь к богам и попросил их сохранить жизни воинам-великанам и, сделав их человеческого роста, отдать к нему в дружину. А взамен выбрать двух лучших бойцов из княжеских гостей. Тор и Перун долго думали, да и указали – Годуна Ромейского и Дьярви-Скальда. Забрали боги их, а великанам отрубили по пальцу и обратили персты эти в воинов, точь-в-точь обликом как Годун и Дьярви, только силы великой и в ведовстве сведущих. И всяк в бою – как лучший десяток варягов, включая самого князя и его сыновей.
Годун вначале не обращал внимания на косые взгляды и, уткнувшись лицом в чарку, мирно потягивал пиво. Вдруг тяжелая рука упала на его плечо, и варягу пришлось повернуть голову. Рядом с ним с улыбкой сел Дьярви и громогласно произнес:
– Хозяин, тащи мне то же самое, что у моего друга в чарке плещется! – нурман кивнул кабатчику, после чего снова повернулся к Годуну. – Не серчай, что снова без приглашения, и спасибо за бой. Давно я так не веселился. Ты добрый воин, и я обязательно должен сложить сагу о нашем хольмганге. Хотя простой люд справляется с этим лучше любого из скальдов. Слыхал уже? Мы с тобой – персты великанов! – нурман громко расхохотался.
Годун не разделял его веселья и все еще испытывал неприязнь к морскому ярлу, хоть и понимал разумом, что Дьярви не виновен ни в одной из его бед. Ну кроме этих слухов, да и тут лишь наполовину. Нурман продолжал рассказывать что-то, но новоиспеченный витязь слушал его едва ли вполуха, пока не уловил что-то важное.
– …и вот Ратибор предложил моему хирду присоединиться к нему и вместе пойти на эстов, которые промышляют тир. Решили выходить через день.
Годун поперхнулся пивом, откашлялся и посмотрел на морского ярла:
– Княжич хочет пойти в вик с вами?! Почему я узнаю об этом от тебя, а не от него?
– Точно! – раскрасневшееся от хмеля лицо воина Одина просияло. – Я вспомнил, зачем тебя искал! Тебя ж князь зовет! Сказал срочно явиться в палаты для обсуждения похода… – а потом, повернувшись к кабатчику, громогласно произнес: – Хозяин! Еще бочонок! И я плачу за всех!
Варяг быстрым шагом покинул кружало, бормоча под нос ругательства. Словно лесной вепрь, Годун несся через город, и прохожие шарахались по сторонам при виде разъяренного воина. Дорогу, которая в обычный день занимала минут пятнадцать, он преодолел за пять. Входя в детинец, рус проигнорировал приветствие стоявших на страже дружинников и, чуть не прибив дверью теремную бабу, ворвался в княжьи покои.
– Ратибор! Какого лешего?! Зачем ты позвал хирд этого заносчивого нурмана? Тебе людей мало? Или мы не так хороши, как северяне?
Только сейчас он заметил, что в покоях находился не только Ратибор, но и весь воинский совет: все три княжича, два сотника Рулафа, Варяжко и, собственно, князь.
– И тебе доброго дня, Годун, – князь посмотрел на воина абсолютно спокойно, даже с легкой усмешкой. – Я слышал, что тебе стало лучше. А теперь еще и увидел. Ты уже совсем окреп.
Сидевшие за столом улыбнулись, а Годун почувствовал, как уши его стремительно краснеют.
– Здрав буде, князь. Опоздал я, не серчай. Больно уж гонец болтливый попался… – Годун смущенно посмотрел на Рулафа. – Но ответь все ж, отчего Дьярви принят на службу?
– Коли причина будет уважительная, ты оставишь наконец свое недовольство и поменяешь отношение? – Ратибор хитро потирал ус.
– Вы князья и воеводы, вам и решать, но…
– Да или нет, Годун? – князь резко оборвал новоиспеченного витязя. – Довольно уже прикрываться волей княжеской и холопничать. Мой сын принял тебя в род. Или ты забыл?
Годун нервно облизал губы. Князь был прав во всем. Варяг еще юнцом был принят в род Рулафа и теперь сам являлся для дружинников если не княжичем, то уж точно не обычным ближником. А прикрываться приказами – последнее дело для любого воина.
– Да. Слово даю, что не стану впредь спорить и не выкажу недовольства в сторону этого нурмана.
– Вот и славно. А теперь слушай вот что, – князь начал рассказывать свой план, ткнув пальцем в карту со странными буквами.
– Что за диво-карта? – глаза Годуна округлились от удивления. – Откуда?
– Подарок на свадьбу от северян, – Ратибор пожал плечами. – Я посчитал, что это достойное подношение, и предложил им присоединиться к нашему вику.
Теперь уже Годун потирал ус. Это, бесспорно, был очень дорогой подарок, и приглашение в совместный поход – меньшее, что мог предложить княжич.
– Кхм, закончили? – спросил князь и, дождавшись кивка смущенных княжичей, продолжил посвящение в детали плана.
И чем больше Годун узнавал, тем сильнее его лицо светилось радостью, и тем шире расползалась хищная улыбка-оскал.
Глава 3. Старый новый враг
Лодьи варягов пришвартовались к причалу, а на берегу уже собралась целая делегация во главе с ярлсконой Сигрид и ее дружиной. Первым на деревянный помост спрыгнул молодой жених. Высокий и крепкий юноша двигался с грацией настоящего воина. Всеволод походил статью на своего деда Святослава больше, чем кто-либо из его братьев. Холодные голубые, почти прозрачные, глаза прирожденного хищника скользнули по собравшимся на берегу. Те, кто не был воином, опускали головы в поклоне, лишь бы не встречаться взглядом с наследником Владимира, или, как называли здесь конунга всех русов, Вольдемара.
Всеволод улыбнулся в усы: ему всегда нравилась эта реакция смердов. Даже некоторые воины из окружения коны втянули шеи под взглядом князя. Улыбка Всеволода стала шире, и он, наконец, повернулся к ярлсконе и небрежно поклонился:
– Скальды не врали, ты действительно прекрасна, Эрика. И прими соболезнования по поводу твоего мужа. Он был…
Ярлскона побагровела, но быстро взяла себя в руки, перебив хвалебную речь молодого князя:
– Меня зовут Сигрид, конунг Виссавильд, Эрик – мой покойный муж.
Всеволод покосился на своего писаря, стоявшего слева от него, и махнул рукой.
– Я прошу прощения, обещаю выдать плетей этому дурню. А впрочем, неважно. Изволь взглянуть на мои свадебные дары, Эр… – князь быстро поправился, – Сигрид.
Казалось, дружина только и ждала небрежного взмаха рукой, который сделал Всеволод. Из лодей начали доставать огромные сбитые ларцы, богато украшенные резьбой, и большие тюки. Жених пристально следил за каждым из тюков и, увидев, как из лодьи выпрыгивает Виги, снова улыбнулся.
Сын князя Рулафа был почти на голову выше всех на пристани, включая рослых свеев. В руках варяжского великана блестела маленькая шкатулка, которую он хотел передать князю максимально незаметно. Естественно, все собравшиеся увидели и шкатулку, и Виги. Сигрид подалась чуть вперед, а на лице появился девичий интерес. Но почти сразу девушка вспомнила, что она – гордая ярлскона и воительница, а не какая-то девица, и снова приняла надменный вид. Воины вскрывали лари, и Всеволод рассказывал, что в них шелка, жемчуга, доспехи и оружие, шкуры различного пушного зверя. Но ярлскона пропускала все мимо ушей и просто кивала. Она ждала шкатулку. Через четверть часа презентации свадебных даров Всеволод достал ящичек и лично подал в руки невесты.
– Этот ларец изготовлен лучшими мастерами далекой сказочной страны Хин, где живут люди, умеющие летать. Кудесники могут пускать огонь из рук, а их мастера из железа плетут ларцы, словно корзины из веток.
Сигрид почти выхватила подарок из рук князя и тут же выронила: золотая коробочка, обильно украшенная жемчугом и самоцветами, несла в себе знамение конца времен. Огромный змей обвивал шкатулку, глаза горели огнем рубинов, но вызывали ужас, а не восхищение. При падении ларец открылся и оттуда выпал гребень в виде головы ермундганда, а зубы из открытой пасти, длинные и острые, служили зубчиками расчески.
– Я простила тебе, рус, неуважение к своему павшему мужу! Я простила тебе мысли о том, что ты, сын братоубийцы и предателя богов, достоин моей руки. Но вручить мне гребень с Убийцей Тора! Этого я простить не могу! – она повернулась к хирдманам и громким шепотом, но так, чтобы слышали все, добавила: – Убить.
Почти одновременно с ее словами в лодьи варягов полетели зажженные стрелы. Виги сбил Всеволода и повалил на землю, когда топор одного из свеев пролетел там, где мгновение назад была голова князя. Старший сын князя Ладожского схватил щит и проревел.
– Гридь! Стена щитов!
На его зов откликнулись всего пятеро варягов. Ровно столько осталось в состоянии вести бой – весь помост был багровый и скользкий от крови, а вокруг лежали остальные варяги, утыканные стрелами, словно соломенные куклы в детинце. Никто, кроме десятников и Всеслава, не облачился в брони. Виги увидел небольшую брешь, которую прикрывали двое свеев с луками. Именно туда и ломанулись оставшиеся варяги. Всеслав начал приходить в себя от потрясения, и его глаза заполыхали гневом.
– Дочь брехливой лисы! Виги, проведи нас в город! Мы спляшем с Перуном на ее костях и выберемся отсюда только в Ирий!
Виги, что был вдвое старше князя, лишь кивнул. Князь не ошибься, но лишь наполовину.. Первый лучник достал топор и замахнулся, когда мощный удар меча Виги, стоявшего на три головы ниже, срубил ему ногу в колене. Вопль боли и звук падающего тела отняли последнюю храбрость у второго дренга, который находился рядом, и он пустился наутек, но нож, запущенный кем-то из варягов, вошел аккурат под основание черепа юнца.
Свеи не спешили в погоню. Хирдманы Сигрид неторопливо ходили по трупам и раненым варягам и отрубали головы, скидывая тела в воду, а головы, словно это были кочаны капусты, клали на берег, к ногам своей коны.
Брешь вела на пустую улицу, где в обычное время явно стояли мастеровые. На выходе с улицы уже выросла стена щитов. Первый ряд свеев пригнулся, а второй выпустил стрелы, которые с глухим стуком ударились в щиты варягов и деревянные столбы домов.
– В кузню! – басовитый и твердый голос ладожского княжича заставил подчиниться даже более родовитого родича.
Варяжская полудюжина ворвалась в ближайший дом, который оказался пуст. В момент, когда Виги затворил двери, Всеслав просунул засов, заперев вход. Снаружи послышались топот и ругань.
– И что дальше? – отдышавшись, спросил молодой князь. – Выходов больше нет. Только через дымоотвод, но там даже детский не пролезет.
Виги осмотрелся, глаза постепенно привыкали к темноте. Каменный пол и такие же стены на половину высоты строения, толстые деревянные балки, державшие крышу, большой камень-наковальня, и печь с мехами.
Он интуитивно нащупал на шее прядь волос его любимой Парсбит. «Вот и пришло время, милая. Скоро свидимся». В голове княжича молниеносно пронеслись картинки: рождение дочери Варвары, смерть при родах жены, которая заклинала никогда не расставаться с этим амулетом, неисполнимое желание заслужить уважение Рулафа, уход в дружину Владимира.
– Ты же хотел устроить пляску, князь? – хищная улыбка Виги в темноте выглядела еще страшнее. Он распоясался, стягивая кольчужную рубашку.
Всеслав хмыкнул и тоже начал снимать доспехи. Вскоре все выжившие варяги стояли с обнаженным торсом; тела, украшенные многочисленными шрамами от опасных и не очень ран, блестели от пота.
– Распаляйте меха, восхвалим Сварога! И спляшем во славу Перуна! – Всеслав сейчас еще больше походил на своего деда. Возможно, Святослав с таким же безумным воодушевлением повел свою рать в последний бой против орды. Второй раз повторять не пришлось, и варяги запалили меха. Звуки начинающей работать кузни заставили свеев притихнуть, они и до этого не особо хотели врываться в темное помещение с узким проходом. Каждый из них понимал, что первые, кто попытаются ворваться, умрут в считанные секунды. И вряд ли с честью.
Огонь разыгрался в жаровне, а варяги начали обмазывать лица сажей. Виги взял метлу и запалил ее. Затем об нее поджог солому. Через несколько минут вся кузня запылала. Варяги облили доспехи водой и вновь облачились. Вымочив ветошь и тряпки, они обмотали ими доспехи. Восхваляющая песня Сварогу постепенно вводила их в транс, они не чувствовали жара. Огонь с кузни, видимо, начал перекидываться на соседние дома, потому что за дверью началась суета, послышался топот убегающих людей. Свеи принялись таранить дверь.
Удар.
– Ждем, – князь считал время между ударами.
Удар.
– Ждем.
Снова удар и сразу после него князь скинул засов, а Виги распахнул дверь. Столп огня ударил в свеев на очередном замахе, по инерции первый воин влетел в полыхающую кузню, а остальные упали.
– Перун! – словно гром, прозвучало над городом ярлсконы Сигрид.
Варяги, дымящиеся от перепада температур, вырвались из горящей кузни за доли секунды до обрушения крыши. Они были без щитов. Никто из них не собирался воевать. Они вышли убивать и как можно дороже продать свои жизни. Один за другим падали скошенные свейские дренги и хускарлы. Казалось, оружие не способно взять дымящихся русов. Сварог встал на защиту народа своего младшего брата – огонь уже охватил почти всю улицу и только разгорался. Варяги рубили всех, кто пытался остановить огонь.
Сигрид, наблюдавшая за этой сценой, не сразу заметила надвигающуюся со стороны неба яркую точку.
– Смотри, – один из братьев толкнул ее в бок и указал куда-то наверх.
Девушка подняла голову в тот момент, когда яркий огненный смерч столкнулся с землей. На одно мгновение ей показалось, что ладожский княжич стоит в объятиях женщины. Волна паники поглотила ее мысли и эмоции. Чувство необратимости и большой опасности подобно огню пронеслось у нее в голове.
Варяги танцевали во славу Перуна до тех пор, пока огонь Сварога не поглотил их. Несколько часов потребовалось оставшимся в живых свеям на то, чтобы потушить пламя, пожирающее город.
Ярлскона пнула обгоревшее тело одного из варяжских сватов. На месте, где она видела княжича с женщиной, остался только оплавленный меч. Очевидно одно – поход на Ладогу неизбежен.
– Обезглавьте всех. И трубите поход. Мы идем на Ладогу!
– А что делать с телами?
– Тела в море, а головы берите с собой. И возьмите ромейского трэлла. Он пригодится.
– Сваты возвращаются! – радостная новость разлетелась по Ладоге.
Князь с невесткой, Бачой и купцом Вадимом стояли на стене и смотрели, как со стороны моря идут лодьи и драккары со стягом Всеволода, Виги и ярлсконы Сигрид. Вдруг одна из свейских лодий заревела и выплюнула огонь, который соприкоснулся с водой и продолжил гореть. Люди на стенах восхищенно захлопали и заулюлюкали. Все, кроме старого князя. Колени Рулафа подогнулись, и он едва не рухнул со стены, пойманный в последний момент названым сыном:
– Тятя, что такое? – Бача недоуменно посмотрел на князя и увидел животный страх в глазах старика.
– Греческий огонь, – Рулаф еле выговаривал слова пересохшим ртом. – У них греческий огонь. Это не сваты.
Второй рев свейского драккара – и шедшая впереди лодья со стягом Всеволода вспыхнула, словно сухая ветошь. Еще мгновение назад ликовавшая толпа замолчала. Треск полыхающего дерева и звук расходящейся воды под драккарами заполнил тишину. Со стороны свейских драккаров послышались радостные возгласы и пение. Тысячи тысяч голосов слились единым голосом и пели песню победы.
– Сотня драккаров! – пораженный голос Бачи заставил вздрогнуть стоящих рядом.
– Что?
– Я говорю, что насчитал сотню драккаров. На каждом из них примерно по двадцать копий, не считая тех, кто на румах. Если с гребцами, то по пятьдесят. Они пришли не по Ладогу. Они хотят все земли Новгорода. Боже, что же Всеволод там сотворил?
Вадим хотел было удивиться зоркости княжича, но вспомнил, что перед ним не варяг, а хазарин, и лишь тяжело выдохнул:
– Значит, остается только молиться.
Князь, бледный от ужаса, повернулся к купцу:
– Не помогут твои молитвы, единовер. Да и от наших проку нет. Ты же хотел сегодня уходить, Ленивый. Я прав?
– Собирался. Даже обозы собрал. Но видимо, не судьба, – Вадим потер лоб, стирая испарину.
– Ты сейчас же покинешь город. Вместе с моим сыном и невесткой. Вы пойдете в Новгород так быстро, насколько это возможно. Несколько дней такой осады Ладога выдержит, – Рулаф отдавал приказ, не сводя холодный взгляд с киевлянина. – Бегите сразу к Ярославу. Он хоть и мальчишка, но семи пядей во лбу. Он сможет придумать, как остановить свеев.
Вадим Фролыч выдержал взгляд с максимальным спокойствием, которое мог изобразить в данной ситуации:
– Не успеем. Но есть иное предложение, Рулаф, – обращение к князю, как к равному удивило всех, кто слышал разговор. – Я не успею увезти все. Но я могу снарядить двух самых быстрых коней. Твой сын отлично сидит в седле и знает, как обращаться с животиной. Он может уйти вместе с Вольгой и прибыть в Новгород на день, а то и на полтора раньше, чем обоз. А я тут останусь, – он с теплотой посмотрел на княжича-хазарина. – У меня тут товара на пуд золота, и просто так я с ним не расстанусь.
Свеи разбили лагерь поодаль от города и со смехом и шутками наблюдали, как живущие за пределами стен люди сбивались толпами, чтобы попасть внутрь. Они никуда не торопились: ранняя осень была не менее благоприятная для пополнения запасов, чем лето. К концу первого дня за воротами главной варяжской столицы спрятались последние жители. За гонцов свеи не переживали – в лесу уже расположились отряды разведки, которые могли бы перехватить любого, кто попытался бы пробиться в Хольмгард.
Утро следующего дня удивило свеев неожиданным гостем. От города к лагерю шел, чуть переваливаясь из стороны в сторону, муж купеческого вида с поднятым над головой белым щитом. Пройдя половину пути, он остановился и наклонился, опершись на колени. Ярлскона, наблюдавшая эту картину со своими ближниками с жалостью, граничащей с брезгливостью, отправила своего хускарла на переговоры.
– Арне, пойди узнай у этого борова, что хотят русы.
Высокий светловолосый воин хищно оскалился и быстро, словно куница по веткам, побежал в сторону купца. Когда до толстого руса осталось не больше десяти шагов, Арне остановился и заговорил на нурманском.
– Как зовут тебя, рус? И о чем ты пришел договариваться?
Вадим покачал головой, показывая, что не знает языка, и заговорил на ромейском:
– Я не понимаю тебя. Я Иоанн, купец из Охрида, меня послал с вестью старый Рулаф, так как больше некому. У вас кто-нибудь говорит на ромейском?
Арне с досадой посмотрел на толстяка, выругался и повернулся в сторону лагеря:
– Этот куль с салом ромей. Позовите трэлла, пусть переведет.
Вадим еле заметно хитро ухмыльнулся и тут же снова превратился в испуганного неуклюжего ромея. Через четверть часа из свейского лагеря появился обритый наголо смуглый мужчина. Он шел, опустив взгляд себе под ноги, неестественная худоба и шрамы от ожогов было первое, что бросилось в глаза Вадима. Трэлл продвигался, теребя нательный крест и что-то нашептывая. Как только он подошел достаточно близко, купец смог разобрать «алла́ ри́сэ има́с апо́ ту пониру́».
– Амен, – произнес Вадим, сделав крестное знамя.
Трэлл вздрогнул от неожиданности и поднял удивленно-испуганный взгляд на купца.
– Кто ты, брат во христе?
– Меня зовут Иоанн, я купец из Охрида, брат. Я постараюсь тебе помочь, но и ты должен помочь мне. Ты понял?
– Что он говорит, трэлл? – Арне переступал с ноги на ногу. Непонимание разговора этих двоих выводило его из себя.
– Он сказать, что он из Охрида, торговец мехом. Пришел говорить за себя и за город, – произнес ромей на ломанном нурманском, снова опустив взгляд. Только сейчас Вадим заметил кипящую ненависть в глазах ромея.
– Узнай, о чем он хочет договориться, – слова «купец из Охрида» подзадорили свея. Торг золотом – второе любимое занятие викинга после торга железом. Ромей кивнул и продолжил беседу с купцом.
– Я так понимаю, переводчик тебе не нужен, брат? – Вадим кивнул утвердительно, и ромей продолжил: – Тогда зачем тебе понадобился я? Пожалуйста, говори то, что мне следует перевести, и то, что ты хочешь от меня.
– Для начала скажи мне свое имя. Ты прав. Когда я увидел огонь на воде, я понял, что у них должен быть ромей. Я хотел убедиться, что ты не по доброй воле им помогаешь, брат, – Вадим кивнул. – Скажи им, что я буду биться с лучшим их воином, и если он победит – город откроет ворота.
Трэлл поднял глаза и начал буравить ими лицо Вадима, пытаясь найти свидетельство безумия.
– Ты хочешь драться против этих зверей? Господи, помилуй. Зачем ты посылаешь мне такие испытания!
– Успокойся, брат. Я знаю, что делаю. Мне нужно, чтобы ты помог мне. Ты должен взорвать амфоры с огнем. Вряд ли мы выживем. Но мы послужим карой Господней для этих безбожников.
Взволнованный вид ромея заставил Арне напрячься:
– Что он говорит, трэлл?
Ромей, не отрываясь, смотрел на Вадима:
– Он хочет биться за город с лучшим из хускарлов, – проговорил ромей на нурманском и добавил на ромейском: – Меня зовут Феофан из Евхаита. Да поможет нам Бог.
Свей рассмеялся в полный голос.
– Ну если хочет, пусть стоит здесь. Скажи ему, через четверть часа мы выставим бойца. Пойдем, трэлл. Я хочу рассказать эту шутку всем!
Хускарл пинком подогнал ромея в сторону лагеря. Когда они дошли до ярлсконы, раздался смех сотен людей. Купец достал нательный крест, поцеловал его и заговорил тихо на родном языке:
– Ну что, Феофан. Теперь судьба тысяч человек в наших с тобой руках. Помилуй нас Господь, – Вадима начало потряхивать от нахлынувших эмоций и от ожидания предстоящей схватки. – Помилуй нас Господь.
Через обещанную четверть часа из лагеря вышел рослый воин. Он помахал хогспьетом, затем перехватил его и кинул в сторону Вадима. Между воином и купцом было не менее двух сотен шагов, и копье пролетело ровно половину пути прежде, чем воткнулось в землю.
– Матерь божья, помоги! – Вадим снова поцеловал нательный крест и принялся снимать одежду, которая мешала.
Воин подошел к торчащему из земли древку и также начал разоблачаться. Сняв кольчугу и рубаху, он остался лишь в штанах и с голым торсом, украшенным родовыми татуировками и причудливыми узорами на предплечьях, напоминающих те, что были у Дьярви, – татуировки воина Одина.
Вдруг рус, которого должны были напугать эти изображения, как и любого, истерично захохотал. Спроси кто у Вадима, чем вызван приступ смеха, он бы не смог ответить. Скорее всего, таким образом тело сбрасывало напряжение, которое копилось в нем с самого утра, а теперь, когда он понял, что план провален, то осмеивал самоуверенность и собственную глупость.
«И на что ты рассчитывал, остолбень? Ты думал, свеи купятся на твой спектакль с увальнем неуклюжим и выставят отрока в противники?»
Свейский ульфхеднар недоуменно посмотрел на дико смеющегося противника, потом в сторону лагеря и пожал плечами. Он привык видеть иные реакции: ужас, ожидание неминуемой смерти, но никак не радость.
– И ты как смеяться? – плохо говоривший на языке русов свей обратился к купцу. – Убиваться будем, или ты ум потерял?
Вадим, согнувшийся от хохота пополам, поднял руку с развернутой в сторону противника ладонью.
– Погодь, молодец. Дай отдыша-ахах-ться, – он пытался подавить приступ, затаив дыхание. – Ууууф… Прошу простить. Вспомнил смешную историю, как волк за тремя кабанами охотился. Потом расскажу. Условия будут?
Ульфхеднар понимающе кивнул.
– Я тоже любить смешные истории. И кабанина. Условия были до смерти. Победишь ты – останется только кона и ее хирд, остальные уйдут. Победить я – уйти смерды из Ладоги, а вои сгореть с город.
Вадим сделал вид, будто обдумывает выдвинутые условия, после чего кивнул, взял в одну руку клевец в виде кабаньего клыка, а во вторую булаву.
– А ты с чем будешь? – Вадим уже знал ответ, но старался тянуть время.
Свей посмотрел на выбор руса и хмыкнул:
– Значит, волк и кабан. И правда смешно.
А затем его кости начали выгибаться, и он завыл от невыносимой боли. Пальцы удлинились, челюсть с хрустом выдвинулась вперед, превратившись в звериную пасть с острыми зубами, а глаза потускнели, затянувшись желтой пленкой.
– Матерь божья, не отвернись от мя, – Вадим в очередной раз поцеловал крест и, спрятав его под кольчугу, опустил шлем. Из лагеря свеев донеслись радостные крики, когда ульфхеднар предстал в своем зверином обличии. Громкие звуки разъярили волка, и он с места прыгнул на руса, который как раз в этот момент поудобнее перехватил булаву и ударил снизу вверх. Хрямк – прыгнувший зверь перевернулся в воздухе и упал на спину. Лобная кость его проломилась, и из нее потекла кровь.
Вадим посмотрел на булаву, рукоять которой треснула, потом на лежащего с раскинутыми лапами ульфхеднара и истерически засмеялся. В лагере свеев воцарилась тишина.
– Хах, Господи! Спасибо тебе, что направил руку мою! – он достал из-за пазухи крест и принялся его целовать, поворачиваясь к городским стенам. – Я убил оборотня одним ударом! Ха-ха!
На стенах начали махать руками и улюлюкать, Вадим поднял руки и замахал в ответ, радостно крича. Вдруг острая боль обожгла спину. Рус чуть повернул голову и увидел окровавленную лапу зверя.
Прыжок вперед. Кувырок. Разворот. Снова кувырок в сторону. Попытка встать на ноги. Блокировать удар лапой. Все действия купца были настолько молниеносны, что попроси кто Вадима рассказать – он вряд ли припомнил бы детали. Когда он смог встать в позицию, то увидел, как зверь с проломленным черепом готовится к очередному прыжку. Глаза ульфхеднара были еще более мутными – должно быть, первый удар сильно подкосил боевые качества волколака. Но мертвым он не выглядел совершенно. Вадим снова перехватил булаву. Еще один удар она должна была выдержать. Зверь покосился на правую руку купца и прыгать не стал. Вместо этого он начал медленно кружить вокруг Вадима.
– Ну давай, тварь, нападай, – Вадим старался держать оборотня в поле зрения. – Или боишься?
Волколак презрительно рыкнул, но ближе не подошел. Вдруг в висках Вадима застучало, и мир перед глазами поплыл. На очередном повороте купец оступился и припал на одно колено. Зверь, который, казалось этого и ждал, кинулся и вгрызся в правое плечо, прокусывая и кольчугу, и поддоспешник, впиваясь острыми клыками в плоть купца. Адская боль пронзила руку Вадима, и он выпустил булаву. Волк повалил его на спину, прибивая передними лапами плечи. Только когда спина коснулась земли, Вадим понял, что делал зверь. Боль отступила, он чувствовал, как ульфхеднар пытался вырвать руку из сустава, слышал хруст собственных костей, но боли не было. Левой рукой он пытался нащупать выпавший клевец. Вдруг тело зверя обмякло. К русу вернулся слух, и до него долетели звуки, которые пропали с началом боя.
– Вадим Фролыч! Нееет!
– Бача! Стой!
– Вер тикх, хер ек ком!
Мир, который так резко вернулся, начал плавно исчезать. Вадим смотрел на серое северное небо, на котором лучи утреннего солнца пытались пробить плотный слой туч.
Как только ворота закрылись за купцом, Бача с Вольгой отправились в конюшни, а Рулаф вернулся на стену руководить обороной. Князь наблюдал за происходящим перед стенами города и непроизвольно гладил навершие своего меча.
– Хоть бы у этого пронырливого вятича все вышло… Не подведи, Вадим Фролыч. Выиграй нам время, – старый князь не сводил глаз с купца и отдавал приказы по подготовке к обороне. – Масло нагреть, принести чаны. Выдать всем мужам луки.
Когда князь увидел, что к Вадиму ведут трэлла, он удивился, но вятич держал слово, и времени у защитников города прибавлялось.
– Тятя, мы готовы, – голос Бачи заставил отвлечься старого князя от наблюдения. Молодой варяг был верхом на боевом жеребце, а рядом на ездовом сидела Вольга на мужской манер. Издали эту пару можно было бы принять за двух отроков, если бы не дорогой меч и степной лук у Бачи, свисающие по разным сторонам седла. Из доспехов у них не было ничего.
– Вы голыми хотите проскочить?
– А как иначе, тятя? Игла в походе мошну тянет. До Новгорода три дня пути, если не по тракту. А тут любой час дорог.
– Да и я ведовством помочь смогу. Может, от глаз вражеских укрою, а может, и с духами леса договорюсь, чтобы путь-дорожку лесную указали.