Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
– Только с вас охрана и плата за год вперед. Иначе я в случае чего, совсем без этого… А у меня дети и две жены, – Эске чуть виновато посмотрел на Дьярви. – Только не обижайся.
Дьярви растекся в улыбке, достал подсумок и вытащил из него золотой крест, украшенный камнями:
– Я думаю, тут даже за несколько лет. Хватит?
Присвистнули все сидящие в зале, а глаза старого эста жадно забегали по драгоценности:
– Даже более чем. Считай, ты купил мою корчму и младшую жену, если потребно будет.
Только сейчас Ньорд вспомнил о «коновале» и о том, что тот был единобожником.
– А жрец против не будет?
– Нет, – Эске не отводил горящего взора с креста, – он почти не выходит из комнаты и что-то все время пишет.
Как было и договорено, с наступлением весны в корчму стали стекаться бонды и воины, готовые присоединиться к Дьярви. И после клятвы и непродолжительного разговора хирдманы провожали прибывших в поселение, которое постепенно превращалось в полноценный город. Когда море оттаяло, Дьярви начал водить свой хирд в близкие походы, разоряя поселения, которые не хотели присоединяться к нему и оставались верны Харальду. Так продолжалось до самой осени, пока однажды к причалу не встал драккар со знаменем Харальда и оттуда не сошли на берег пять десятков воинов с лысеющим ярлом.
Ярлом оказался старый знакомый Дьярви, бывший дренг его отца, который был в десятке Харальда-предателя. Вначале Дьярви подумал, что ярл попытается атаковать корчму, но ярл Олаф прибыл с предложением о союзе от Харальда. Переговоры длились уже больше часа, когда молодой конунг недовольно посмотрел за дверь корчмы и поморщился.
– Ненавижу осень! Боги придумали это время, чтобы поиздеваться!
Олаф, сидевший напротив, нахмурился и ответил:
– Ты не можешь сидеть до лета, Дьярви.
– Дай мне тальхарпу, закажи пива вдоволь, и тогда я с тобой поспорю насчет этого, Олаф, – Дьярви хлопнул собеседника по плечу и тоже уселся. Часть сидевших за соседними столами воинов засмеялись, а ярл резко поднялся, нахмурив густые брови:
– То есть ты отказываешься присоединиться к походу?
Дьярви повернулся к смеющимся:
– Кто-нибудь слышал, чтобы я сказал это? – затем конунг перевел взгляд на собеседника. – Мой драккар присоединится…
– Вот и славно, – Олаф уже было хотел сесть обратно.
– …Если твой конунг поднимет долю в три раза!
После этих слов хирд Дьярви одобрительно загудел.
– Да ты щенок! – лицо Олафа побагровело. – Ты и трети от предложенного не стоишь! Была бы моя воля!
Дьярви резко встал, ударив по дубовому столу с такой силой, что доски треснули.
– Но воля не твоя, Олаф. Либо заткнешься и передашь мои условия конунгу, либо я вырежу их на твоей шкуре и отправлю в ларе. Отдельно от тебя. Как Скиди. Хочешь к нему присоединиться?
Олаф, не увидев поддержки среди своих воинов, решил сбавить тон и заговорил спокойнее:
– Нет, конунг Дьярви, я не хочу закончить как Скиди. Но и ты пойми, я не могу торговаться с тобой, хоть и представляю Харальда. Такое должны обсуждать конунги напрямую.
Дьярви улыбнулся. Трюк со столом отлично срабатывал не в первый раз. Но еще одни такие переговоры стол явно не переживет – трещины и подрубленные ножки становились заметны невооруженным взглядом.
– Вот тут я согласен. Мы поплывем напрямую к Харальду.
– Отлично, сколько людей ты возьмешь?
– Пятьдесят драккаров.
Олаф побледнел. Он знал, что Дьярви успел набрать войско, но чтобы такое… Харальд, объединившийся с ним и еще с несколькими ярлами, вряд ли способен выставить такую армию.
– Как видишь, Олаф, не все забыли моего отца. А те, кто и забыл, не слишком довольны твоим конунгом.
На самом деле Дьярви не обладал и пятой частью обозначенного войска. Но ведь ни Харальд, ни Олаф об этом не знали. Как и не знали, где находится город Дьярви.
– Мы не сможем разместить такое количество драккаров, Медвежонок, – затея Олафа разговаривать с заносчивым сопляком, коим он представлял Дьярви, пока плыл сюда, провалилась полностью. – Максимум четыре драккара.
– Семь – и по рукам, – Дьярви протянул ладонь Олафу. – Семь драккаров в городе и сорок три при входе во фьорд. Фольке, Свен, предупредите людей, – он кивнул своим хускарлам, пристально смотря в глаза ярла. – Мы выходим утром.
Холодок пробежал по спине Олафа, и он заерзал на скамье. Двое воинов, хлопнув Дьярви по плечам с двух сторон, почти синхронно встали со своих мест и вышли на улицу, попутно раздавая приказы о подготовке к утреннему отплытию.
Глава 4. Песнь о мести
Едва солнце коснулось моря, восемь драккаров встали на весла. Семь из них украшал стяг конунга Дьярви, который стоял на носу одного из кораблей и пытался сдержать улыбку: после стольких лет он наконец увидит свой родной город. Еще когда он был мальчишкой, жрецы узрели в нем дар берсерка, и отец отправил его в земли к данам, где жил старый наставник воинов Одина.
Брызги соленой холодной воды обжигали кожу на лице молодого конунга, но ему было все равно. Через пару часов драккары вошли во фьорд, в глубине которого находился огромный город. Уже отсюда было видно, что у причалов стояло больше десятка драккаров, а кнорров и того больше. И все это по праву принадлежало его, Дьярви, роду.
Драккар Олафа чуть ускорился. Явно этот трус хотел успеть доложить своему хозяину, что сын убитого им конунга Трюггви сейчас прибудет в город. И что в его подчинении более пятидесяти драккаров.
– Сбавить ход! – Дьярви решил дать ему этот шанс. Вначале его, а затем и три других корабля стали плыть медленнее.
Когда драккары причалили, он увидел собирающийся у пристани народ, а от длинного дома шел Олаф рядом с рыжеволосым статным воином в дорогой кольчуге. Должно быть, это Харальд. Дьярви не помнил его, но знал, что тот был хускарлом при его отце. Или даже ярлом.
– Я рад приветствовать тебя дома, Дьярви Трюггвисен! – нарочито громко проговорил Харальд, чтобы как можно больше людей слышали его. – Для тебя и твоих людей подготовлены лучшие комнаты.
– Лучшая комната та, которая принадлежала моему отцу, – все еще улыбаясь, произнес молодой конунг. – Благодарен, что ты следил за моим домом все эти годы, но теперь я вернулся, и в этом нет нужны, ярл Харальд.
Выпад попал в самое сердце. Харальд побагровел, но выражение лица его не изменилось, и он попытался парировать:
– Я не помню традиции, чтобы ярлы занимались наместничеством. Твои земли с другой стороны фьорда. А тут правит народ. И народ выбирает конунга. И за время твоего отсутствия они выбрали меня, – он сделал небольшой поклон в сторону собравшихся людей, выказывая им благодарность.
– Но я помню и другую традицию. Кажется, она называлась «Созвать Тинг» и заявить там свои права или уличить нидинга. Ничего не изменилось, Законоговоритель? – Дьярви посмотрел на человека, который стоял за Харальдом.
Толпа замолчала и посмотрела на него. Харальд пытался что-то быстро ответить, но не мог подобрать слова.
– Нет, Дьярви, сын Трюггви, законы не изменились. Но в словах твоих можно услышать обвинение. Заяви открыто, в чем ты пытаешься уличить конунга Харальда.
– Я, Дьярви, сын конунга Трюггви, обвиняю конунга Харальда и ярла Олафа в убийстве моих родителей и заявляю о своем праве на кровную месть. Призываю в свидетели всех асов и ванов.
Толпа взволнованно зашепталась. Харальд, багровый от ярости, сделал шаг вперед.
– Что ты себе позволяешь, мальчишка? Я был предан твоему отцу! А где был ты, когда его убивали? За такие слова тебя надо выпороть!
– Ну, ты, конечно, можешь попробовать, но сдается мне, у тебя ручки коротки да силенок маловато, – Дьярви ухмыльнулся.
Олаф пытался одернуть разъяренного конунга, но Харальд полностью потерял самообладание:
– Еще одно такое слово, щенок, и я прикажу своему хирду…
– А я прикажу своему, – спокойным тоном перебил его молодой берсерк. – И поляжет множество замечательных мужей. Город моего отца будет уничтожен, а ты сбежишь, как и твой прихвостень, пока мои люди будут грабить город и насильничать твою жену.
– Хольмганг! Сейчас же! – ярость затуманила разум Харальда окончательно, и он произнес то, что так хотел услышать Дьярви.
Брось Дьярви вызов сам, он бы выставил себя юнцом, коим его хотел представить Харальд. Теперь же народ видел, что Харальд потерял самообладание при первом же обвинении.
– Я принимаю вызов. Условие?
– Я просто убью тебя, грязный щенок.
– Законоговоритель, скажи, что и как?
Мужчина посмотрел на Харальда, будто увидел в нем змею, а не старого знакомого. Только сейчас он осознал, что Харальд и правда убил старого конунга и решился бросить этот вызов, чтобы избежать позорной смерти. Последний шанс умереть с оружием в руках.
– Бой насмерть на главной площади. Ограничений нет. Через полчаса.
Толпа начала расходиться, чтобы рассказать своим родным о произошедшем. И для того, чтобы занять самые выгодные места. Харальд еще брызгал слюной и сыпал проклятиями в сторону молодого конунга, когда Олаф увел его. Дьярви стоял и улыбался. Когда Харальд и его люди скрылись за поворотом, он подозвал Фольке:
– Знаешь, где живет Олаф?
Хускарл кивнул.
– Тогда возьми людей, и принесите на мой драккар эту свинью. Я боюсь, он может сбежать, пока я буду разделываться с Харальдом. Очень не хотелось бы за ним гоняться по окрестным лесам.
Второй кивок, и Фольке пошел к своим людям, отдавая приказы и формируя группу из наиболее подходящих воинов. А Дьярви с десятком хирдманов отправился на главную площадь, где уже расчистили поле для будущего боя и поставили скамейки.
Дьярви заметил, как кто-то делал ставки. Несколько мальчишек бегали среди толпы и старались аккуратно стащить мошну у зевак.
Харальд уже был на арене, в боевом доспехе, со щитом и хогспьетом. Дьярви перелез через ограждение, демонстративно снял с себя доспех и откинул щит. Оголившись по пояс, он выставил напоказ татуировки берсерка. Харальд, который вначале рвался в бой, слегка побледнел. Больше всего Дьярви любил этот миг – когда противник вдруг осознает, что он абсолютно бессилен против него. Но это обычная реакция человека на берсерка.
– Я оторву тебе руки и ими же забью тебя насмерть, – тихий и спокойный тон Дьярви вкупе с хищной улыбкой сделали свое дело.
Предатель кинулся на молодого берсерка, пытаясь первым же движением убить противника. Дьярви лишь отпрыгнул в сторону, легко уворачиваясь от тяжеловооруженного воина. Хогспьет Харальда вылетел вперед и пронзил грудь стоящего за ограждением бонда.
Гнев заволок разум старого конунга, и, оттолкнув ногой тело, он освободил свое оружие.
– Не мешайся, падаль!
Народ кинулся на помощь упавшему горожанину, а Харальд, словно разъяренный бык, вновь бросился на Дьярви. Он наносил удары в то место, где находился противник. И ни один из них не достигал цели. Конунг игрался с ним. Спустя минуту тщетных попыток пот струился по лицу Харальда, а в руках и ногах ощущалась тяжесть оружия.
Дьярви в очередной раз увернулся от хогспьета и перекатом добрался до стойки с топорами:
– Пора заканчивать, – голос молодого конунга сорвался на рык, и перед всеми явился огромный зверь, напоминающий получеловека-полумедведя.
Крики женщин и детей, разбегающихся с площади, отвлекли Дьярви. Но молниеносная реакция берсерка позволила отбить обухом брошенный хогспьет. На долю секунды взгляды берсерка и предателя пересеклись. И случилось то, что не могло произойти с настоящим викингом – Харальд побледнел от страха и обмочился.
– И это ваш конунг?! – Дьярви топорищем указал на Харальда и обратился к оставшимся воинам, которые с ужасом и интересом продолжали наблюдать за поединком. – Сыкло, убившее моего отца во сне!
Последние слова были сказаны с отвращением, и полузверь сплюнул перед собой, опуская топор.
– Сгинь с моих глаз, трус. Ты не достоин Вальхаллы.
Харальд, недолго думая, перепрыгнул через заграждение и побежал прочь. Люди молча расступались и провожали его оторопелыми взглядами. Тяжелый доспех не позволял двигаться быстро, поэтому Харальд скинул вначале щит, затем шлем, и в тот момент, когда он выпустил меч, Дьярви со всей медвежьей силой метнул свой топор. Свист летящего оружия заставил обернуться убегающего, и лезвие вошло ровно между глаз, проламывая череп с хлюпающим звуком. Словно бы кто-то уронил переспелый арбуз. Удар был такой мощный, что Харальда отбросило назад, и голова окончательно лопнула от удара о камни.
В этот момент Дьярви ощутил слабость, наступающую после ухода духа медведя. Месть случилась самым удачным способом. Толпа по-прежнему безмолствовала, как вдруг на одной из улиц послышались звуки боя. Хирд Дьярви, как и он сам, кинулись в ту сторону и увидели раненого в шею Фольке. Рядом с ним лежало несколько тел воинов Олафа.
– Его здесь не было. Это была зас… – Фольке закашлялся кровью и не договорил.
Неожиданно для самого себя, Дьярви почувствовал легкое прикосновение невидимой ладони к щеке, и силы не только вернулись в тело, но и приумножились, словно после долгого и хорошего отдыха.
– Не дайте ему умереть. Отнесите на драккар, – конунг кинулся к причалу, откуда отплывал корабль викингов с белым китом на парусе.
К моменту, когда Дьярви добежал до пирса, чужой драккар уже выходил из фьорда. Запрыгнув на один из готовых к отправке кораблей, он приказал пуститься в погоню.
– Мы бы с радостью, но это драккар Асгрима Кита, самый быстрый из здесь представленных. Даже если мы попытаемся, мы не сможем нагнать его, – старый дренг пожал плечами. – Так что не обижайся, Дьярви. Но мы тебе не сможем помочь.
Сплюнув себе под ноги, Дьярви спрыгнул с корабля и уже шагом двинулся к своим. Как раз в момент, когда он подходил, воины принесли бледного Фольке. Хускарл так крепко сжимал свой меч, что костяшки побелели. Он посмотрел на Дьярви и произнес:
– Прости, я не смог.
– Тут нет твоей вины. В другой раз сможешь. В первый раз топором получаешь, что ли? – конунг пытался взбодрить своего друга, понимая, что рана смертельна.
– Дьярви, сыграй мне, – Фольке глазами указал на тальхарпу, лежащую на скамье. – Сыграй мне про Фрейю.
Молодой воин взял в руки инструмент и, выполняя последнюю волю своего друга, запел:
Ветер кидает русые волосы.
Ноги не ступают, не тревожат капельки росы.
Кожа цвета лотоса, на спине лежит коса.
Ванадис парит, войны млеют от голоса.
Лицо Фольке расслабилось в улыбке. А Дьярви продолжал:
Поле уснёт, битва была так жестока.
Спи вместе с ним, провожу я до чертога.
Руку возьми, если больше нету мочи,
И отдохни, этот бой уже окончен.
Умирающий хускарл поднял свободную руку, словно касался чьего-то лица, и продолжил, перебив друга:
Подари мне любовь,
Богиня любви – Фрейя, закипает моя кровь.
Во славу богов свою душу тебе отдаю,
За твою красоту лягу я в этом бою.
А через мгновение рука опала безвольной плетью, ударившись о палубу. Дьярви продолжал играть и петь. Закрыв глаза, он увидел, как полупрозрачную фигуру Фольке вела златовласая дева к вратам, из-за которых бил яркий свет. Дьярви не прекратил пение, когда тень его друга, ведомая богиней, прошла сквозь врата и исчезла.
Это не миф, не легенда и не сказка,
Мир будет жить, если есть любовь и ласка.
Лишь допев последние строки, Дьярви отложил тальхарпу. Он открыл глаза и увидел, как перед драккаром собрались жители города и завороженно слушали его, а на лицах их была скорбь – скорбь по человеку, которого они не знали, но разделили боль своего нового конунга. Вперед толпы вышел Законоговоритель:
– Конунг Дьярви, прости нас за то, что мы поверили лжи Харальда. Его имя навечно будет забыто. Твоя месть свершена и…
– Пока нет, – Дьярви перебил его, – остался Олаф. Если ты знаешь, куда он мог отплыть, ты бы искупил свою вину, старик.
Законоговоритель на минуту задумался, но вдруг какой-то мальчишка прокричал:
– Он убежал в земли свеев, что над Восточным морем. На том драккаре должен был мой отец поплыть, но он бой смотрел и не успел. Они планировали только вечером отплыть.
Дьярви достал кусок серебряной руды и кинул парню, после чего добавил:
– Проводите Фольке достойно, а я отплываю. Я возьму только один драккар. Остальные мои люди останутся здесь. Сигвальд, Свен, – подозвал он старших из своего хирда, – назначаю вас быть тут моими глазами, ушами и голосом. Передайте весть Аудину. Больше нет нужды скрываться, люди могут вернуться домой.
Хускарлы кивнули, после чего вдвоем аккуратно подняли тело Фольке и вынесли на пристань. Дьярви же начал готовить драккар к отплытию. Неважно, насколько быстр корабль, если ты знаешь его конечный пункт.
Двое суток прошло с тех пор, как драккар пустился в погоню, и трое – с того времени, как у Дьярви была возможность поспать. Несколько раз драккар швартовался возле мелких поселений, воины узнавали, не проходил ли тут корабль с белым китом на парусах. Но все тщетно. Молодой конунг уже было решил, что боги шутили над ним, заставив поверить в собственную удачу. Лишь на третью ночь, поддавшись уговорам хирда, Дьярви решил поспать. Сон долго не шел к нему, викинг ворочался, но шум волн, ударявшихся о корму, и легкое покачивание драккара в конце концов сделали свое дело. Конунг уснул и почти сразу провалился в странный сон.
Он сидел в лодке, а напротив него занимал место Векмег. Старый кузнец сильно преобразился: теперь это был высокий широкоплечий юноша с белоснежной улыбкой. Он лишь отдаленно напоминал того старика, которого Дьярви встретил прошлой зимой. Но берсерк знал – это был именно Од.
– Я так и не сказал тебе спасибо, Трюггвисен. Ты воссоединил меня с женой.
– Да брось. Я не сделал ровным счетом ничего. Тут сыграла роль моя удача, не более.
– Удача в руках тех, кто действует. Если бы ты не пошел искать норн, ты бы их и не нашел. И не узнала бы Фрейя, что я жив. В благодарность я помогу тебе. Но ты должен сделать ровно так, как я скажу.
Дьярви подался вперед, показывая всем видом, что он внимательно слушает.
– Ты должен будешь идти один. Как проснешься, попроси спустить на воду лодку. Хирд вместе с драккаром отправь домой. Как только ты потеряешь их из виду, садись на весла и греби на восток так долго, как сможешь. Как силы твои будут практически на исходе, ты встретишь белого кита.
– Так себе помощь, если быть откровенным. От русов я слышал сагу, в которой пелось «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».
Од нахмурился:
– Удача в руках тех, кто действует, Медвежонок, – он ударил ладонью в лоб Дьярви. – Пора тебе стать медведем.
Конунг подскочил было, пытаясь схватить руку кузнеца, но лишь свалился со скамьи. Воины покосились на своего конунга. На небе уже вовсю светило солнце, периодически перекрываемое прозрачными тонкими облаками, которые не могли подарить даже тень. Парус был поставлен, но легкий ветерок едва ли мог его пошевелить, не говоря уже о том, чтобы потянуть за собой драккар. Дьярви зачерпнул рукой соленую холодную воду из-за борта и плеснул в лицо. Впервые за несколько дней он знал, что ему делать.
– Мне приснился вещий сон, – конунг залез на скамью, которая еще недавно была его ложем, и обратился к команде. – В нем мне явился Од и сказал, что поиски я должен продолжить один. Я посылаю вас домой. Оставьте мне лодку и припасов на два дня. Если во время пути домой вы поторгуете железом, моя доля распределяется равномерно между вами. Искать меня не надо. И ждать тоже. Но я вернусь с братом еще до того, как первый снег застелет земли.
Команда недоуменно переглянулась. Нет, никто и в мыслях не допустил, что конунг мог двинуться умом. Но оставить его одного в открытом море?
– Ты зачем нас хочешь сгубить, Дьярви? Как мы объясним, что оставили тебя одного в море, да еще и без припасов? – кормчий насупил брови и отеческим тоном обратился к берсерку. – Вещий сон – это хорошо. Теперь ты знаешь, что тебе делать. Но я не позволю, чтобы этих воинов судили за твою глупость, ты уж прости.
Дьярви хотел было разозлиться, но кормчий был прав. Если они вернутся в город и расскажут, что оставили его одного посреди открытой воды, их убьют.
– Тогда ты поведешь их прямиком к Аудину. Скажешь ему следующее: «Во снах ко мне явился Векмег и указал дорогу. Поведал, что медвежонок должен стать медведем. Карта останется у меня». Он поймет и подтвердит вашу невиновность.
Кормчий еще долго спорил и отговаривал Дьярви, но того было не остановить. Все попытки переубедить конунга были тщетны. Единственное, что получилось сделать, – перенести его отплытие на следующее утро, так как уже темнело, и вода начинала бушевать сильнее – спускать лодку было опасно. Эту ночь Дьярви спал как младенец.
Когда он проснулся, кормчий уже подготовил все необходимое. Воины скинули в море одноместное судно, отчего то чуть не перевернулось. Чудесным образом встречная волна подхватила лодку и выправила положение, опустив днищем на воду и сохранив все припасы.
– Ну я же вам говорил! – обращая внимание всего хирда на произошедшее, радостно произнес конунг. – Это воля богов!
Еще пять минут потребовалось Дьярви, чтобы перебраться в лодку и отвести ее от драккара. Он полулежа наблюдал, как его корабль шел на полном ходу на запад, и, дождавшись, когда тот исчезнет за горизонтом, сел за весла.
Почти до заката он греб в полную силу, но понял, что такая тактика была большой ошибкой. Когда небо окрасилось в алые цвета, плечи конунга ныли от усталости. Окажись он в такой ситуации не по собственной воле, он старался бы беречь силы. Но Од дал четкое указание – он должен ослабнуть, чтобы догнать драккар, на котором сбежал Олаф.
Дьярви продолжал грести, когда алое небо сменилось на темно-синее, а солнце заменили Луна и звезды. Он греб и тогда, когда солнце вновь появилось впереди. Ему казалось, что руки его стали весить в два раза больше, а весла – во все двадцать. Он несколько раз был готов уснуть, но пустой желудок не позволял мозгу выключиться. Взмахнув в очередной раз веслами, руки безвольно повисли. Конунг устало завалился назад и, повернув голову, увидел вдалеке приближающуюся точку. С каждой секундой точка росла, пока не превратилась в драккар. На парусе которого развевался стяг Асгрима Кита.
– Спасибо Од. Отдарок так отдарок.
Непонятно откуда взявшиеся силы вновь наполнили Дьярви, и он, словно бы и не было предыдущего дня, с удвоенной яростью налег на весла, повернув лодку навстречу кораблю.
Крики ужаса и боли разлетались над беспокойными водами Восточного моря и тонули в буйной пляске волн. Впрочем, вряд ли кто-то отважился бы подойти ближе, заслышав их.
– С-стой! П-пожалуйста, пощади! – старый хускарл полулежал в луже собственных экскрементов.
Палуба драккара была залита кровью. Старик попытался подняться, но поскользнулся на теплом и липком месиве, что буквально несколько минут назад было его ярлом. Хускарл с ужасом смотрел на огромную фигуру полузверя, нависшую над ним.
Огромный человекоподобный медведь слегка наклонил голову набок и, выкинув разорванное тело ярла Олафа за борт, взглянул на хускарла:
– И что взамен? – слова давались берсерку с трудом. Звериная челюсть неудобна для человеческой речи.
– Я р-раскажу, к-куда мы п-продали твоего б-брата, Д-дьярви Т-трюггвисен.
Медвежья морда склонилась почти к самому лицу дренга, обдав его резким смрадом звериного пота и человеческой крови:
– Хорошо.
Берсерк перепрыгнул на свою лодку. Почти сразу оттуда донесся хруст ломаемых костей и рев боли, переходящий в человеческий крик.
Старик сидел неподвижно, боясь пошевелиться. Еще четверть часа назад хирд, к которому присоединился Старый Скегги, насчитывал четыре дюжины бравых воинов и опытных викингов, а теперь он сидел один среди разорванных или переломанных тел на драккаре, который захватил безумный берсерк. Нет, Скегги и раньше видел берсерков, но никогда они не отдавались зверю полностью. Они всегда сохраняли человеческое обличие. Шаги по палубе заставили Скегги вздрогнуть и поднять глаза: огромный молодой воин смотрел на него черными как смоль глазами.
– Вставай и помоги навести тут порядок.
Скегги вновь попытался подняться и вновь поскользнулся на луже крови. Дьярви тяжело выдохнул и протянул руку.
– Давай, старик, надо успеть, пока солнце не скрылось. Вначале отмоем мой новый драккар, затем тебя. От тебя воняет, хм… страхом.
– С-спасибо, – Скегги сконфуженно поднялся и посмотрел на свои штаны. – Ты у-умеешь п-пугать, Д-дьярви, с-сын Т-трюггви.
– Так ты не со страха говорить разучился? И еще, как зовут тебя? – Дьярви удивленно приподнял бровь.
– С-скегги Б-болтун, ярл. Я б-был в х-хирде ярла Х-харальда п-перед тем, к-как он решил п-предать тв-воего отца. Я о-отказался у-участвовать, и он и-изгнал меня.
– Значит, Один не зря свел нас, Скегги. Бери тряпку и помогай.
Дьярви оторвал кусок чьей-то рубахи и кинул Скегги, а сам начал скидывать тела и то, что от них осталось, за борт. Лодья мирно раскачивалась на волнах, омываемая бурой от крови водой.
– Как звали этот драккар, Скегги?
– С-скидбладн-нир, ярл.
– Хорошее имя. Он и правда так быстр?
– П-пока им управляло больше л-людей – да. С-сейчас нам п-поможет только в-ветер и б-боги.
– Значит, нужно довериться богам и набрать хирд.
Простодушие и спокойствие берсерка пугало хускарла больше, чем ярость его звериного обличья. Но, Одинова мошна, этот парень был везучей всех на свете, за исключением самого Скегги. Когда доски палубы были отмыты от крови, Дьярви поставил пустое ведро и повернулся к Скегги.
– Ну, теперь твоя очередь, Болтун. Прыгай за борт или тебе помочь? – сказано было это с такой серьезностью и так, что старик не понял, была ли это шутка.
– В-в смысле?
– Ты просил пощадить тебя, я пощадил. Ты ж не думал, что я найму труса в свой хирд?
– Но я же еще не рас-сказал тебе про б-брата, ярл!
Дьярви почесал бороду и кивнул.
– Согласен. Я отдам тебе свою лодку. Оттуда ты мне назовешь город и имена всех, кто повинен в смерти моего отца и пленении брата. Если скажешь всё – оставлю весла.
Старый Скегги помрачнел и понуро опустил голову. Молодой ярл был прав, обозвав его трусом. Это одна из причин, почему он дожил до преклонных лет. Хускарл попытался взять меч и щит, но Дьярви отрицательно покачал головой.
– Только лодка и нож, Болтун. И по веслу за каждый ответ на мои вопросы.
Тяжело вздохнув, старик перебрался на лодку и посмотрел на драккар, на борту которого стоял берсерк:
– Т-твоего б-брата ув-везли в С-сигтун.
– Одно есть, – Дьярви перекинул весло в лодку.
– К-конунг Х-харальд и Олаф, – Скегги снова тяжело вздохнул, – ты эт-то и так з-з-знал? Но был-ло ли теб-бе из-звест-т-тно, что с ними вошли в сг-гов-вор С-скиди, п-прозван-ный Бе-бесшумный, и Аудун, который был Законоговорителем при твоем отце?
Словно копьем, последнее имя поразило в грудь молодого конунга.
– А-ха! У-удивил? Я же с-сказал, я п-полезен.
– Да. Удивил. Как и договаривались, – Дьярви перекинул второе весло. – Второе!
Весло ударилось о борт лодки и упало в воду. Скегги попытался его подцепить, но безуспешно. Старик снова тяжело вздохнул и прыгнул в холодную воду. Дьярви довольно хмыкнул, глядя на седую голову среди волн и плавник хищной рыбины, приплывшей на запах крови. Дикий вопль сменился бульканьем почти сразу, и вода окрасилась алым. Дьярви еще раз прошелся по драккару взад-вперед. Расправил парус и взглянул в небо.
– Один! Отец и покровитель! Взываю к тебе я, твой воин! Даруй мне ветер в парус, чтобы вывел он меня к земле. Помоги исполнить гейс, данный тебе!
Вначале не происходило ничего. Дьярви просто стоял с запрокинутой головой и всматривался в серое северное небо. Вдруг легкий порыв ветра тронул его растрепанную бороду. Затем еще один порыв, уже сильнее. Улыбка радости коснулась губ молодого ярла. Он лег на доски палубы и смотрел, как ветер усиливается и наполняет парус его нового корабля. Глаза викинга незаметно закрылись, а дыхание стало спокойным и ровным.
Глава 5. Песнь о Воле
Звуки ударов железа о дерево разбудили воина Одина. Он резко раскрыл глаза и аккуратно достал топоры из поясных колец. Небо отдавало багрянцем, а парус опал.
«Сколько я спал?» – глупая мысль, опередив другие, первой всплыла в сознании, но тут же другая, более правильная, заняла ее место: «Сколько тех, кто пытается захватить мой драккар?»
– Назовитесь, и я не убью вас сразу! – молодой ярл дотянулся до щита и прикрыл голову, на случай если кто-то из захватчиков мог стрелять на звук. Наличие живого человека на драккаре явно повергло в ступор захватчиков.
– Второй раз я спрашивать не буду. Кто пытается захватить мой драккар?
– Я вижу на драккаре стяг Асгрима Кита, но не вижу его людей и слышу не его голос. Так с чего я должен верить тому, что этот драккар твой?
Говоривший с явным ирландским акцентом тоже не спешил вылезать из-за щита.
– Я купил его железом. И отныне этот драккар мой. Хочешь оспорить – выходи, незнакомец, – Дьярви встал в полный рост, приглашающе раскинув руки в стороны.
Теперь, поднявшись, он увидел захватчиков – несколько десятков – укрывшись за щитами, они стояли на широкой палубе кнорра. Заприметив лишь одного, хоть и большого, воина, они опустили щиты. Вперед вышел рыжеволосый мужчина с небольшим серебряным крестом на груди.
– Нет, воин, оспаривать твое право на драккар не собираюсь. Мы – мирные торговцы трэллами, а не боевой хирд, – он внимательно посмотрел на татуированное тело Дьярви. – Хотя я бы послушал историю, как драккар с единственным че… хм… берсерком оказался в открытом море. К тому же, сдается мне, тебе не помешали бы лишние руки? – Ирландец указал на сложенные весла, после чего убрал щит за спину, а меч в ножны.
– Меня зовут Шенах из Комераха. Как я уже сказал, мы торговцы живым товаром, а ты, судя по черным глазам и татуировкам, Дьярви Трюггвисен, не так ли? – Шенах, не дожидаясь ответа, снял шлем и опустил голову. – Прими мои соболезнования. Я уверен, бог покарает обидчиков твоего рода.
– Не бог, а я, – Дьярви произнес слова абсолютно спокойно. – Я принимаю твои соболезнования, Шенах из Комераха. И приму твою помощь.
Шенах улыбнулся, отчего его лицо напомнило лисью морду. Повернувшись к своим людям, он торопливо произнес что-то на родном языке. Из каждого десятка вышло по три человека и переправилось на драккар. Ирландцы быстро уселись за весла, оставив оружие рядом.
– Могу ли я пригласить тебя ко мне или могу ли я рассчитывать на твое гостеприимство?
– Да, ты можешь подняться на мой драккар, ирландец.
Как и подобает настоящим ирландцам, все они оказались достаточно шумными ребятами. Дьярви даже было подумал, что зря согласился на их помощь, но бочонок эля и неизвестно откуда появившаяся тальхарпа сгладили первое впечатление. Конунг рассказал, как захватил драккар в одиночку. Рулевые определяли направление по звездам, когда Шенах вдруг спросил Дьярви: