Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
– Ваша правда, дети мои, – князь Ладожский с грустью и любовью посмотрел на юношу и девушку. – Береги сестрицу свою, а ты брата.
Рулаф еще раз внимательно окинул взглядом всадников и задержался на колчане сына. Колчан был заполнен лишь на треть боевыми стрелами, остальные охотничьи.
– Игра в походе, тятя, – княжич горделиво поднял подбородок.
Князь ухмыльнулся. Малец был смышлен и ловок не по годам. Да и удачей боги – или бог – его не обделили. А сейчас, на коне, со вздернутым подбородком, он был максимально похож на своего деда, который пал вместе с Мстиславом, защищая переправу много зим тому назад.
– Будьте осторожны, дети. Открыть ворота!
Двери приоткрылись, и юноша с девушкой выехали за стены как раз в тот момент, когда со стороны лагеря свеев донеслось улюлюканье и радостные крики.
Рулаф повернулся посмотреть на происходящее, как звуки стихли также внезапно, как и зазвучали. Огромный зверь, запах которого пробуждает в варягах опасение и ненависть, лежал навзничь, а купец стоял с окровавленной булавой в правой руке и чем-то в левой. Расстояние не позволяло разглядеть. Вадим повернулся к городу лицом и начал радостно трясти оружием, как вдруг волколак, опираясь на передние лапы, начал вставать.
– Обернись! – Рулаф сам не ожидал от себя этого крика. – Обернись, дурья башка!
Защитники, видевшие эту же сцену, принялись кричать и махать руками, пытаясь предупредить купца, но тот был слишком далеко. Волколак старался двигаться аккуратно, видимо, рана была серьезная. Но для этих существ смертельны лишь булат и волчьи клыки оборотней-варягов. Волколак стремительно прыгнул на стоящего к нему спиной противника и сбил его с ног. Купец кубарем покатился вперед. Рулаф услышал звуки взводимой тетивы.
– Стоять! Это его бой! Мы не можем мешать!
– Правильно, Рулаф, правильно, – прошуршал где-то в ухе тонкий голос, и тень отделилась от князя, устремив свой взгляд в сторону волколака. – Василиса, не подведи.
Князь не услышал голос тени, все его внимание было направлено на Вадима. Тот отбивался так, что даже матерые варяги уважительно качали головами. Но все знали итог. Он не выстоит в бою против волколака. В подтверждение этой грустной мысли раздался вопль боли купца, и зверь повалил его на землю, явно намереваясь разорвать. Вдруг Рулаф увидел, как от ворот на полном галопе несется конь, а всадник на его спине натягивает тетиву, выпуская стрелу.
– Бача! Нееет!
***
Вадим очнулся от резкого оранжевого света, ударившего сквозь закрытые веки. Он попытался проморгаться, но сияние все равно ослепляло. Звуки, далекие звуки битвы. Вдруг резкий удар в грудь откинул купца назад.
– Бача, стой!
Над головой, лежащего под телом волколака, купца промелькнула тень лошади. Земля задрожала от грома голосов и топота тысячи воинов. Вадим Фролыч постарался приподняться, и, на удивление, это получилось абсолютно спокойно. Боли не было. Купец попытался отодвинуть лежащую на ногах тушу зверя, но руки прошли сквозь нее. От неожиданности Вадим попятился и увидел собственное тело, истерзанное зубами и клыками свейского волколака.
– Матерь божья, как так? – купец перекрестился.
– Симаргл нас призвал, друже, – голос незнакомца заставил Вадима вздрогнуть и резко развернуться.
За его спиной собирались разные люди, в основном вои, но были и другие свободные граждане. Объединяло их одно – все как один, они были сотканы из призрачного оранжевого огня.
Вперед всей огненной армии вышел старый воин с длинными усами и, поравнявшись с Вадимом, проговорил:
– Твой малец нас из-за Кромки вернул?
Вадим все так же оторопело молчал.
– Значит, ты не знал, кто он, – воин ухмыльнулся в усы и погладил их широкой ладонью.
Купец в очередной раз попытался проморгаться, но это снова не помогло. Он повернулся в сторону несущегося на войско свеев Бачи и увидел, что все живые двигаются словно в кисельной реке. Медленно и плавно, слова их были максимально растянуты, оттого и совершенно не понятны. Огненный воин хлопнул по плечу купца и спросил:
– Ты так и будешь смотреть, как хлопец один на тьму идет? Или поведешь в атаку?
– Что? – Купец никак не мог понять, сон ли это, или взаправду
– Достань свой кабаний клык, и поведи нас в атаку, Вадим Фролыч. Симаргл ради тебя на погибель пошел!
Призрачная толпа одобряюще загудела, подгоняя погибшего купца к действию.
Сердце его заколотилось сильнее, и Вадим понял, что свет, все время бивший в глаза, исходил от него самого:
– Братцы, во имя всего святого! Кем бы ни был ваш бог – из старых или новых! Поможем Ба… Симарглу! Русь!
Огненная толпа загудела, словно пожарище в густом лесу, и ринулась в атаку.
Через пару мгновений призрачная армия догнала молодого воина, а еще через секунду выстроила вокруг него стену щитов.
Сулицы и стрелы свеев, влетающие в огненный строй, вспыхивали, словно щепа. Но вместе с тем вспыхивали и гасли один за другим и призрачные воины.
Бача, со слезами на глазах и искаженным от душевной боли лицом, казалось, не замечал огненного войска, которое невольно призвал.
– Бей! – Вадим взмахнул клевцом.
Огненная волна, появившаяся позади Бачи, захлестнула вначале стену щитов, а затем и причал с драккарами. Крики горящих заживо людей разносились над Ладогой.
Неожиданная ворожба закончилась в тот момент, когда конный Бача, сам не понимая как, оказался на свейском драккаре. Конь под ним похрапывал и выплясывал, отбивая попытки свеев сомкнуть кольцо. Юноша проявлял настоящие чудеса ловкости, выпуская сразу по две стрелы за раз. Кровь в его висках бешено стучала.
– Так их, Горбунок! – Бача подзадоривал своего коня, который мощным ударом задних копыт снес в ледяную воду огромного хускарла, попытавшегося атаковать копьем сзади.
Молодой княжич вошел в кураж и чувствовал себя непобедимым, крутясь в седле, словно юла, и сокращал численность свейского хирда.
Вдруг конь под ним жалобно заржал и резко встал на дыбы. Бача, не ожидавший такого, скатился по крупу своего боевого товарища и кувырком покатился к корме. Варяг-хазарин вскочил на ноги почти мгновенно, повернувшись лицом к противнику. И остолбенел: выжившие свеи стояли с белесыми глазами и безвольно, словно куклы на веревочках, покачивались из стороны в сторону. Перед ними находились трое – высокий и статный седоволосый юноша, который походил на свея еще меньше, чем Бача – на варяга. Второй – с волнистыми золотыми волосами чуть ниже плеч и с селезнем на щите. И девушка, с такими же, как у второго воина, золотыми волосами. Это, должно быть, самая прекрасная девушка, которую видел Бача. Молодые люди были облачены в доспехи, а девушка – в полупрозрачную мокрую нижнюю рубаху. При иных обстоятельствах Бача забыл бы обо всем и постарался бы утащить ее куда-нибудь на сеновал вести беседы.
Глаза всей троицы были черными, а от рук исходил белесый туман:
– Семаргл… Глупый пес, плохой пес. Ты забыл, где твое место, видимо?
Бача убрал лук, обнажая два степных меча. Свой же голос ему казался чужим – более певучим и низким:
– Мне кажется, ребята, вы немного ошиблись мирами. Я, как и подобает хорошему проводнику, с удовольствием отправлю вас в обитель мертвых. Кто хочет первым?
Сердце Бачи бешено колотилось. Сила, которая клокотала в нем еще совсем недавно, растаяла, и он совершенно не понимал, как ее вернуть. Заколдованные свеи выстроились полукругом, организовывая своеобразную площадку. На центр вышел златовласый и мечом указал на место перед собой:
– Прошу, посланник богов.
Бача глубоко вдохнул, как когда-то его учил Вадим, и постарался отогнать волнение и мысли далеко за пределы разума. Есть только он и этот седовласый. Выдох и снова вдох. Мир начал меркнуть. Вначале пропали звуки, а затем и окружающие реалии. Осталась лишь палуба драккара, круг из свейских воинов и златовласый:
– Ну что, ты готов, пес?
Бача в танце пустился на противника, выписывая восьмерки двумя мечами. Златовласый воин стоял спокойно, и в тот момент, когда клинки Бачи должны были воткнуться в его плоть, он сделал еле заметное движение в сторону, пропуская хазарина. Лезвия взрезали воздух и ударили по палубе.
– Ты бы аккуратнее, парень. Видно же, что сталь добротная. Я бы хотел ее себе забрать потом.
Слова далеким эхом прозвучали в голове Бачи; где-то там же, за пределами сознания, вспыхнуло чувство злости и обиды, но ударившись о кокон спокойствия, схлынуло, словно волна.
Бача моментально принял защитную стойку, и вовремя – словно молния, серебряный клинок противника сверкнул там, где мгновение назад была шея княжича. Златовласый начал движение в бок, не сводя глаз с хазарина. Каждое движение несло в себе опасность, и стоило Баче чуть-чуть ошибиться, как тут же последовал колющий удар в район лица. От неожиданности кокон спокойствия распался, и хазарин наотмашь саданул мечами. Это даже был не выпад – казалось, падающий княжич просто хотел ухватиться за руку златовласого. Левый клинок воя сильно ударил по лезвию противника и разлетелся, словно полено от удара топора, меч, который был в правой руке, пришелся чуть выше оголенной кисти златовласого. Дикий вопль окончательно выбил Бачу из состояния спокойствия. Рука противника с мечом упала на палубу, а златовласый схватился за культю второй, здоровой рукой.
– Селезень! – К златовласому кинулась девушка, и свейские воины безвольно упали на палубу, словно это были не люди, а тряпичные куклы.
Бача прыгнул к зажатому в отрубленной руке клинку в тот момент, когда седовласый кинулся на него, но рев страшного зверя прозвучал над водной гладью, а на драккар, где происходила битва, полился жидкий огонь.
– Все в воду!!! Это греческий огонь!!! – седовласый, еще мгновение назад готовый убить княжича, вытолкнул сестру и брата за борт.
Бача последовал за ними. В полете он смог увидеть, как жидкий огонь залил седовласого и его брата, который в падении прикрыл собой девушку.
Вода больно ударила княжича в спину и выбила из легких весь воздух. Мир померк, и тело хазарина медленно начало погружаться в глубины…
А на кнорре боярин ростовский Милослав, ромейский архонт аллагии Феофан и свейский трель с выражением хищного безумия на лице заливали все вокруг жидким пламенем, сжигая свейский флот, словно сухую ветошь:
– В руки твои, Господи, передаю мя!
Кнорр с боярином уже сам горел, но даже и не думал уходить – вода на десятки метров пылала оранжевым пламенем.
***
Дружина Рулафа врезалась в разрозненные ряды свеев в тот момент, когда огненный пес исчез так же неожиданно, как и появился, пролетев в сторону драккаров захватчиков. Варяжская дружина восприняла это как знак богов о победе над врагом. И только Рулаф, нанося удар за ударом по ошеломленным и растерянным свейским воинам, не испытывал радости от появления посланника богов. Он помнил, что в прошлый раз огненный пес пришел тогда, когда пал его лучший друг и родич.
И теперь старый князь пытался разглядеть среди обожженных тел своего младшего сына. Защитники Ладоги теснили свеев к воде, как вдруг гул перекрыл звуки боя. И отступающие, и теснящие замерли и с ужасом в глазах посмотрели на корабли. Струя огня, горящего даже на воде, вылетела со стоящего позади всех драккара. Соседний корабль вспыхнул моментально.
– Уходим за стены! – сотник варягов схватил за плечо своего князя.
– Отступаем!
Командующие ополчением могли бы не отдавать этот приказ. Никто не хотел встречаться с греческим огнем или оказаться где-то поблизости.
– Уводи людей! Мне нужно найти Бачу!
Свеи бросали оружие и бежали вместе с варягами, в попытке укрыться за стенами города. Зарево на воде уже перекрывало свет заходящего солнца. Князь Рулаф на руках нес бездыханное мокрое тело младшего сына к воротам своего города.
Огонь не пощадил ни одного свея. Армия была разбита. Малая часть уцелевших ушла как напоминание Сигрид: война только начинается.
Глава 4. Морской поход Ратибора
Прошел уже месяц, как дружина княжича Ратибора и хирд ярла Дьярви охотились на эстов, торгующих трэллами. И эта охота была одной из лучших по трем причинам. Во-первых, эсты не являлись серьезными противниками дружине Ратибора. Во-вторых, с варягами был берсерк, который умел и любил вести бой на палубе. А в-третьих, освобожденные и выжившие эсты хотели перейти на сторону победителей. Дьярви разжился еще двумя драккарами, а хирд его вырос на две дюжины эстских хускарлов, которые с радостью сменили сторону исключительно благодаря дипломатическому дару и удаче новоиспеченного морского ярла.
– Удачливый ярл лучше кормежки рыб, – говорил Дьярви спокойным, почти ласковым голосом. – Если вы считаете, что вашим друзьям повезло умереть в бою, вы ошибаетесь. Я лично каждому оторвал руки, чтобы они не могли пировать за столами Вальхаллы. А теперь решение за вами: либо я вам отрублю руки и скину в воду, либо вы нанимаетесь в мой хирд.
И они нанимались. Первую битву переживали далеко не все. Но те, кто выстоял, становились полноценными хирдманами с долей в добыче. Сейчас Дьярви плыл на лодье варягов, так как свои он отправил в Ладогу отвезти новых подданных Рулафу.
Он играл с княжичем в хнефатафл, когда его отвлек сотник.
– Дьярви, там ваши, кажется… – Варяжко указал куда-то вперед.
Конунг, прикрыв глаза от солнца ладонью, всмотрелся в указанном направлении: два драккара шли один за другим, на мачте переднего развевался серый стяг с Золотым волком.
– Ах, ты ж, Хель меня побери! – Дьярви оскалился. – Это конунг Ульв Арнбьорнсон со своим хирдом. Терпеть его не могу, мерзкий трусливый стервятник на подкормки у свеев.
Годун, до этого момента не обращавший на разговоры никакого внимания, вдруг резко поднялся и подошел к сотнику и Дьярви.
– Ты назвал его Ульвом? Сколько ему лет? – варяг пристально посмотрел ему в глаза, и Дьярви вновь увидел в них ненависть, которую запомнил еще в их первую встречу.
– Брат, спокойнее, я не знаю, сколько ему. Он уже старик, но все еще крепко держит свой хирд. Может, полста лет ему и есть. Что такое?
– Варяжко, Ратибор, это мой кровник.
Княжич посмотрел на друга, затем на сотника. Варяжко, который знал историю Годуна еще со времен детских, кивнул:
– Поворачивай на нурманов. Щиты вздеть.
Две брошенные княжичем короткие фразы – и дружина в считанные секунды превратилась из мирных гребцов в опаснейших воинов.
– На румы. Грести.
Еще две коротких фразы – и лодья, набирая ход, устремилась навстречу драккарам.
– Конунг, там русы к нам идут полным ходом. Кажется, эти дурни одним неполным хирдом хотят нас взять… – рулевой жадно облизнул губы.
– Один к нам благосклонен. Если дичь сама направляется в рот, мы должны ее отведать, – Ульв не сомневался в своей удаче: без малого три полных хирда, которые располагались на двух драккарах, жили, мягко говоря, в тесноте. Зато теперь к ним в руки шел отличный корабль русов. – Разводи в клещи и готовь крючья.
Лодья аккуратно прошла между бортов двух драккаров и оказалась выше почти на один человеческий рост. Это был первый из промахов Ульва, который стоил ему потери одного драккара в первые же минуты боя: противник не начал спрыгивать на его суда, а скинул два облитых маслом якорных камня сверху на одно из судов и… Прошли клещи: его хирдманы не смогли зацепиться за лодью русов. Отойдя на полкормы, русы огненными стрелами подожгли вражеское судно.
Второй свой промах Ульв осознал слишком поздно, когда волчий вой раздался над водной гладью: русы оказались варягами.
– Поворачивай бортом. Уводи от огня! – голос рулевого был еле слышен сквозь варяжский вой и крики прыгающих в воду людей, охваченных огнем.
Развернувшись, нурманы и варяги вновь сошлись борт в борт. На этот раз людям Ульва удалось сцепиться с лодьей. Свирепые воины Севера стали взбираться наверх, но и тут их ждал очередной сюрприз: четверо варягов выпрыгнули на драккар – один на корму, трое на центр палубы. Волчий вой вперемешку со звоном вдруг утонули в громоподобном реве голодного медведя.
– С ними берсерк! – ошеломленный Ульв с ужасом смотрел на корму, где огромный зверь рвал всех, до кого мог дотянуться. Старый нурман понял, что это его последний бой и сегодня он встретится со Всеотцом и сядет за его стол в Вальхалле.
– Неееет! – Ульв с отчаянием посмотрел на стоявшего перед ним варяга, потом на свою отрубленную руку, все еще сжимающую хогспьет. – Дай мне оружие, прошу, дай мне погибнуть с оружием, вои…
– Мое имя «щенок Хальфвард», помнишь меня, пес? – Годун плюнул Ульву в лицо, приставляя нож к горлу врага.
– Ты… Ах ты, мерзкий арх-хх… – Ульв дернулся вперед, пытаясь дотянуться до своего засапожника и надеясь, что Один зачтет его за настоящее боевое железо. Лезвие, прижатое к горлу, проткнуло нижнюю челюсть и язык, но нурману было плевать, он исхитрился все-таки достать свой нож.
– Аррххх… – рыча и захлебываясь кровью, конунг бросился на Годуна, целя ему в шею. Один удар обухом топора по затылку, и мир Ульва погрузился во тьму.
Конунг пришел в себя на своем драккаре, привязанным к мачте, без кистей рук и с подрезанными жилами на ногах. «Я клянусь всеми богами, что отомщу тебе, даже из Хель!» – скрипя зубами от бессилия, подумал он.
Вдруг на озерной глади появился пузырь воздуха, словно вода вскипала. Затем еще один. Из пучины начал доноситься низкий гул, а вода в озере уже бурлила, как в огромном котле…
Темные воды озера никогда не были спокойными, и мало кто мог похвастать, что ходил по Ладоге и остался сухим. Но то, что видели сейчас перед собой варяги, вселяло ужас даже в таких отважных воинов. Дружина во главе с Варяжкой непроизвольно собралась в строй. Дьярви потянул топоры из поясных колец. Ратибор наложил стрелу на лук в трех кормах от драккара Ульва.
На поверхность озера поднимался мертвый город. Холодная вода стекала по домам, сложенным из разбитых лодей и драккаров.
– На весла! Гребем к берегу! Во имя Перуна, Тора и Христа, гребите! – Ратибор сам ухватился за рукоять руля, пока кормчий перекладывал парус, отворачивая нос корабля от возникшего препятствия.
– Что это? Хель решила познакомиться с нами лично? – Дьярви, который впервые в жизни испытал подобие страха, тоже налег на руль, помогая княжичу.
– Хуже! Это Чудо-Юдо-ры… – голос Годуна прервал душераздирающий вой огромного чудовища, проглотившего драккар с привязанным конунгом в считанные секунды. Теперь на поверхности воды появился и сам громадный зверь, похожий на ящера, на спине которого стоял небольшой город. Лодью сильно качнуло. Дьярви, пытаясь удержаться, схватился за Годуна, и оба воина свалились в холодную темную воду Ладожского озера. В то же мгновение гигантская тень чудовища накрыла обоих, а водовороты от плавников затянули воинов глубже
Глава 5. По ту сторону Кромки
Тьма рассеялась и свет снова смог пробиться сквозь толщу воды. Вынырнув, воины оказались на поверхности черной глади воды, по которой их плыл крепко сбитый плот из зеленоватых от наросшей тины бревен. Взобравшись на него, они увидели впереди берег и серую равнину, в центре нее раскинулся город. От друзей по несчастью равнину отделяла кроваво-красная река, берущая начало из озера, по которому сейчас плыли варяг и нурман. Дьярви почесал бороду, осматриваясь:
– Не так я смерть свою представлял. Навь – чудесный мир, где нет боли и мучений, где отдыхают души людей, пострадавших и выполнивших свое предназначение в Яви. И я буду рада встретиться со своей богиней, – говорила мне одна волхва Мары, которую мы когда-то нашли. Рассказывала про ваш загробный мир. И знаешь что, варяг? Она явно ошибалась. Лучше бы она в Ирий так хотела… Хотя я теперь и в нем не уверен, – викинг стряхнул падающий с хмурого неба на плечи пепел.
Серые хлопья оседали на поверхности, словно высасывая краски из этого мира, а касаясь воды, вспенивались и растворялись в ней. Казалось, сама энергия жизни медленно и болезненно уходила в красную воду, оплакивая несбывшиеся победы и доблести. А вода в ответ лишь насмешливо молчала.
– Я хочу напомнить тебе, что ты сам нас сюда привел, скальд. Это мы по твоей милости и глупости оказались тут. И я не собираюсь здесь долго оставаться. По крайней мере, я на это надеюсь.
Воины снова осмотрелись и приметили пристань, от которой шла тропа, давно протоптанная и еще помнящая ступни несчастных, навеки погребенных в этом мрачном месте. Она еще не заросла, что само по себе радовало и вселяло надежду.
– Ну что, поплыли? Поглядим, куда приведет нас та тропа, варяг? – Дьярви огляделся в поисках того, что могло бы стать веслом.
Годун настороженно посмотрел на красную пузырящуюся жижу и опустил туда руку. На мгновение мужчинам показалось, что вокруг что-то зажурчало. Дьярви резко выдернул руку варяга из воды, чем вызвал снисходительную улыбку. Варяг был в полном порядке.
Около часа они гребли руками в сторону причала, который никак не хотел приближаться.
– Одинова мошна, ощущение, что мы стоим на месте! – возмутился Годун. Но не успел договорить, как мимо над их головами с диким свистом что-то пронеслось. Дьярви озадаченно посмотрел на это нечто, потом на Годуна.
– Клянусь бородой Одина, это огромная летающая бочка. Кому расскажу, не поверят ведь! – проговорил он ошарашенно. – Ты ведь видел?
– Видел. Ступа это. Только большая. И теперь у нас с тобой либо будут проблемы, либо большие проблемы. В детстве нас пугали, что так летает Яга, – варяг достал из-за пазухи обереги и сжал так, что дерево впилось в мозолистые ладони. – Хранительница миров и сильнейшая из ведуний.
– Спасибо на добром слове, молодец, – старческий женский голос заставил вздрогнуть обоих от неожиданности. – Чьих будете? И как здесь очутились? Живым духом пахнете, да не видала я, чтобы вы заходили.
Над головами зависла огромная ступа, из которой, положив голову на ладони, смотрела женщина. Половина лица ее была молода и очень красива, а вторая представляла собой иссохшую плоть, а глаз покрывало бельмо.
– Это же Хель… – с ужасом в голосе прошептал нурман. – Ваша Яга – это Хель. А ваша Навь – это и есть Хельхейм. Мы обречены, мой друг. Асы не забрали меня к себе, а отправили сюда. Надо было погибнуть в драке с этой проклятой рыбиной, а не дать ей просто себя сожрать, как червя.
Яга улыбнулась еще шире. Точнее, та часть лица, что была живой. Потом начала копошиться на дне ступы и что-то бубнить себе под нос. Не найдя того, что искала, чертыхнулась и обратилась к Дьярви:
– Забавный ты, дитя Одина. Большой какой, а смерти боишься. Хотя нет, – она начала принюхиваться, из-за чего ее нос стал казаться непропорционально большим. – Ты боишься умереть вот так, как сейчас. Без боя. Но от судьбы не уйдешь.
Ведьма вновь принюхалась и, задумчиво почесав подбородок, добавила:
– В общем, как там обычно говорят, доберетесь до моей избы – я вас накормлю да спать уложу, а на утро съем! – Яга разразилась скрипучим смехом. – Да пошутила я, молодцы, уберите свои кулаки, негоже на женщину руки поднимать. Завтра с утра и решим, живые вы или мертвые. Пахнете как живые, но мертвая вода вам не вредит, – Яга указала на руки мужей, которые были по локоть в озере. – Утро вечера мудренее, как известно.
Она снова улыбнулась, потом что-то тихо произнесла, и ступа с диким свистом полетела в сторону реки:
– Но коль живые – не верьте глазам! – Напоследок крикнула старая ведьма, не оборачиваясь на воинов.
Нурман и варяг замерли, провожая ее взглядом. Когда она скрылась из виду, Годун проговорил:
– Большие проблемы. Это явно сулит большие проблемы.
Когда путники добрались до черного причала, над горизонтом из-за туч уже пробилось заходящее солнце.
На берегу были люди, которые занимались разгрузкой лодьи. Всмотревшись, Годун узнал среди них Варяжко, который спрыгнул с борта с заплечной сумой. Ножны его были пусты, как и взгляд.
– Варяжко! Стой! – Дьярви радостно замахал руками и тут же осел, а улыбка сползла с его лица: вслед за сотником спрыгнул его, Дьярви, брат. Он также был безоружен. А потом и третий, четвертый – все, кто остался на злосчастной лодье. Серые лица, белесые глаза, а с одежды и волос стекала черная вода. Последним спрыгнул княжич.
Варяжко повернулся на крик Дьярви и указал в его сторону остальным – бывшие соратники взглянули сквозь воинов на заходящее солнце, после чего хирд развернулся и пошел прочь от причала. Все, кроме княжича, который продолжал смотреть на подплывающих Годуна и Дьярви. Как только плот ударился о берег, варяг со всех ног рванул к Ратибору.
– Что случилось, брат! Как так? – он схватил за плечи княжича и заглянул в глаза, затянутые белесой пленкой.
– Так бывает, Годун. Не всем суждено пировать в Ирии. Такова моя судьба, – он постучал себя по груди, потом запустил руку за пазуху. – На, передай любимой моей, что не сработал ее заговор. Но не переживай. Я даже мертвый еще пригожусь.
После этих слов княжич вложил что-то в руку Годуна, а затем издал пронзительный вой, обернувшись в большого серого волка, и повторил.
– Я тебе еще пригожусь, брат.
Где-то вдалеке князю ответил многоголосый волчий хор.
– Не все варяги попадают в Ирий, и тут им тоже нужен князь.
Волк с белесыми глазами ткнулся лбом в грудь живого брата, после чего развернулся и в два прыжка нагнал свою стаю. А Годун и Дьярви стояли, молча провожая друзей взглядом.
– Я увековечу память о них в саге. В ней они погибнут в яростной битве с этой Рыбой. Ты не против, варяг? – Дьярви произнес это, не сводя взгляда с опустевшей дороги. Годун повернулся с желанием сломать челюсть нурману за такие шутки, но увидел, что скальд был абсолютно серьезен, а в его словах не было ни капли иронии.
– Ты думаешь, кривда помо… – начал было Годун, но Дьярви резко оборвал его:
– А ты думаешь, стоит рассказать, как князь с дружиной просто были сожраны рыбиной размером с Нидарос и им не доведется пировать в Вальхалле? Нет, варяг. Они будут величайшими героями.
Весь путь до избушки Яги попутчики молчали. Мир вокруг был погружен в мертвую тишину: ни шорохов от звериных лап, ни щебета птиц. Только звук шагов да журчащая где-то неподалеку вода. Местность, по которой они шли уже не один час, тоже не менялась: одинаковые холмы, покрытые пеплом, и застывшее на горизонте алое солнце, окрашивающее неподвижные облака мрачным багрянцем. Если бы не следы позади, Годун подумал бы, что они ходят по кругу.
Поднявшись на очередной холм, они увидели у подножья гладкий черный мост. Издали казалось, что часть этого мира просто вырезали. Лучи солнца, брызги красной реки и падающий пепел – все поглощалось тьмой, из которой была соткана переправа. Подойдя ближе, воины остановились было перед мостом, но тут Дьярви громко выдохнул и, размахнувшись руками, прыгнул вперед. Коснувшись настила, скальд закрыл глаза и схватил топор по привычке, словно готовясь к бою. Но ничего не произошло. Даже звука не последовало. На мгновение он даже подумал, что оглох, но звуки текущей под мостом реки успокоили. Варяг, который наблюдал за действиями друга, хмыкнул, постоял десяток ударов сердца и уверенно вступил на странную переправу.
– То есть ты знал, что ничего не случится? – подозрительно прищурился Дьярви.
– Нет, ждал, поглотит ли тебя мост или нет… – Годун с абсолютно непроницаемым лицом посмотрел на нурмана, потом лицо его растянулось в улыбке. – Видел бы ты свое лицо. Да, я знал, что ничего не произойдет.
Дьярви плюнул под ноги, хотел было обидеться, но, глядя на улыбку попутчика, сам невольно улыбнулся. А потом, представив, как нелепо смотрелся со стороны, и вовсе рассмеялся. Должно быть, этот мир скорби и боли еще никогда не слышал смеха, но каждый его звук словно бы вдыхал жизнь в окрестности: облака вдруг поплыли по небу, а солнце начало медленно закатываться за горизонт. На мгновение даже показалось, что где-то вдалеке запели птицы.
Дьярви умолк, увидев, как варяг предостерегающе поднес палец к губам. Нет. Все было так же тихо, а облака и солнце по-прежнему неподвижны.
Воины перешли на другой берег. Чуть поодаль начинался дремучий лес. А на опушке возвышалась домовина, стоявшая на высоких пнях, напоминавших издали птичьи лапы.
– Вот и пришли… – кивнул в сторону строения Годун.
– И что теперь? – нурман с сомнением смотрел на избу, которая вряд ли бы вместила обоих воинов одновременно, если бы им вдруг удалось пролезть сквозь крохотное окошко. – Как мы туда попадем?
– У нас в старых сказаниях, если витязи набредали на такие избы в лесу, говорили так, – Годун потер усы и неожиданно для собеседника проорал: – Изба-изба, стань к лесу задом, а ко мне передом!
На шум из окошка высунулась Яга, недобро зыркнула на варяга и пробурчала:
– Ты совсем баламошка али только здесь с головой дружить перестал? Чего орешь? – ведьма покрутила костистым пальцем у виска. – Коли так неймется, заходите уже. Будто ты не знаешь, где вход…
Нурман фыркнул, сдерживая смех, а Годун покраснел от смущения. Обойдя домовину, они увидели узкую и низкую дверь, в которую Годун пробрался на полусогнутых, а Дьярви и вовсе пришлось сесть на крыльцо и протиснуться боком.
Но когда наконец нурман попал в избу, он даже присвистнул от удивления: внутри домовина была на диво просторна, и, встав в полный рост, он не задевал потолок. По центру светлицы стоял большой дубовый стол, окруженный массивными лавками, укрытыми толстыми звериными шкурами.
Яга деловито застелила стол нарядной белой скатертью с затейливой вышивкой и хлопнула в ладоши. Гости разинули рты, глядя как одно за другим из воздуха появляются блюда с яствами – да такими, что и князь вряд ли когда вкушал.
– Чего встали, увальни. Садитесь и ешьте, – ухмыльнулась старуха и ткнула костлявым пальцем в Дьярви. – А ты, последователь асов, слюни подотри, захлебнешься еще, не ровен час…
Воины ели, а ведьма молча смотрела на них, и во взгляде ее читалось нечто странное. Примерно так бабка смотрит на нерадивых внуков, радуясь, что у них отменный аппетит. А когда скатерть, вот так чудо, обновилась, превращая обглоданные кости в целые окорока, а огрызки – в целые плоды, Яга заговорила:
– Ну и доколе вы удами меряться-то будете? Кто больше да громче, а кто ловчее и быстрее. У обоих уж седина в бородах, а все как дети малые, никак в толк не возьмете, что проку с вашего петушения чуть, только беду на свои головы дурные накличете.
Варяг и нурман, все еще ошалевшие от чудо-скатерти, вытаращились на ведьму.
– Чего зенки вылупили? Не понимаете? А я вам сейчас расскажу. И не вздумай перебивать… – она пальцем здоровой руки пригрозила Годуну. – Думаешь ты так же громко, как и орешь. Все, что я говорю, тебя в первую очередь касается. С этого увальня-то что взять? Ему бы силушкой померяться, он и в твою игру ввязался, потому что любит покрасоваться. Но ты все затеял, потому что впустил черноту в сердце! Как это у вас называется? Бес попутал? Во-во. Да только не причем тут бес. Ты ответственен за свои поступки и дела. И неча пенять на богов и нелюдей, если у самого рыльце в пушку. Чего краснеешь? Думаешь, я столько лет живу тут, что разучилась вас, живых, понимать и ведать, что у вас в сердце? Кто клялся Маре, что отправит кровника к ней лично? Ну вот ты тут и оказался.