Евгений Бочкарёв
Сказания Гардарики. Книга первая
Глава 2. Песнь о силе
Отряд из восьми человек покинул лесное поселение еще до рассвета. Закутанные в шкуры фигуры быстро двигались по снегу вереницей, ловко петляя между деревьями. Следы лыж почти сразу исчезали, заметаемые падающим плотной стеной снегом. Хотя в этом лесу и не было врагов, хирд все равно перемещался так, словно был на землях противника. Еще перед выходом они договорились идти максимально быстро и без привалов до самого заката; пройти четыре поприща – это и летом задача не из простых, что уж говорить о зиме. Благо весь отряд состоял из северян, закаленных в бою викингов, и каждый знал правила зимнего похода. Примерно раз в час впереди идущий менялся с товарищем и уходил в хвост вереницы. Воины шли молча все время, пока шел снег, и лишь когда он прекратился, прозвучали первые за много часов слова.
– Как думаете, до Йоля успеем вернуться? – хриплый от усталости голос Бьорна прозвучал настолько неожиданно, что идущий впереди него хирдман вздрогнул. – Ньорд, ты спал, что ли?
– Нет, слегка призадумался, – часть малого хирда начала смеяться, но Ньорд продолжил, не обращая на них внимания. – Вы представьте. Мы ж одни из немногих, если вообще не единственные за множество десятилетий, кто увидит Норн. Я все думаю, о чем у них спросить. Или попросить. Они же пряхи, значит, могут и сами прясть судьбу.
Смех стих к концу размышлений Ньорда, и каждый из хирдманов погрузился в такое же задумчивое состояние, в котором был сам автор размышлений пару мгновений назад. Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием снега под лыжнями.
Первым заговорил Дьярви:
– Я хочу остаться в памяти людей. Жить в Вальхалле хорошо, но существовать в преданиях и сагах ничуть не хуже.
Кто-то одобряюще покивал, а Бьорн решил развить тему:
– Ну тебе, конунг, проще. Ты вкусил мед поэзии при рождении и сам можешь сагу сочинить. А вот нам чего делать? Я бы узнал, даст ли моя женщина мне сына или только дочерей рожать будет.
В этот раз хохот сразил всех участников похода. Бьорн покраснел и решил исправить ситуацию:
– Но зато в дочерях есть неоспоримый плюс – я могу породниться со всеми конунгами севера и Гардарики.
– Только если твои дочери будут похожи на твою жену, а не на тебя!
В этот раз и сам Бьорн захохотал в полный голос. Он и правда не был писаным красавцем, и дело даже не в страшном ожоге, который обезобразил половину лица и лишил воина левого уха. Наоборот, шрам скорее отвлекал от остального.
Хирд уже несколько часов шел по открытой заснеженной равнине, и уносимый ветром смех, должно быть, разлетался на огромные расстояния.
– Ладно, – сквозь смех обратился к своим людям Дьярви, – нам нужно спешить. До вечера следует успеть пройти все поле. Иначе нам…– молодой конунг не договорил. Страшный рев перебил его.
Воины повернулись на звук и оторопели. На снежно-белых громадных конях в нескольких сотнях метров мимо них неслись огромные всадники в ледяных доспехах. Один из всадников остановился и дунул в сторону хирда. Дыхание его подняло снежную пургу. Дьярви прикрыл глаза, но мощный порыв сбил его с ног.
Через мгновение буран накрыл хирд. Дьярви оказался под плотным слоем снега, мир вокруг закрутился. Спустя несколько витков кружение остановилось. Молодой конунг лежал в снежном плену, и непонятно было, в какую сторону двигаться, чтобы выбраться на поверхность. Он попытался посчитать, сколько раз его перевернуло, и смог припомнить пять кувырков. Он поскреб снег над головой, и тот осыпался на лицо. Затем скандинав попробовал пошевелить ногами и второй рукой – конечности ныли, но поддавались и двигались.
«Не так страшно, как могло бы быть», – пронеслась в голове быстрая и успокаивающая мысль. Следующие несколько минут Дьярви аккуратно ковырял снег над головой, утаптывая его спиной и ногами. Постепенно появилось достаточно пространства, чтобы начать откапывать себя двумя руками. Еще несколько минут – и снег над головой просел, осыпавшись на голову и плечи, и свет солнца ударил в лицо.
Пальцы окоченели и не слушались, а кожа потрескалась и приняла синеватый оттенок. По ощущениям Дьярви, он выбирался не более пятнадцати минут, но когда он вылез, солнце уже клонилось к закату, подсвечивая небо золотым. Он огляделся. Рядом не было никого – лишь обломки лыж и несколько сум, которые везли хирдманы. Вдруг рядом снег начал проседать. Конунг упал на колени и принялся руками раскидывать белую холодную крупу. Сгребая вторую порцию, он коснулся чего-то твердого и засунул руку в снег, ухватился за чью-то ладонь.
– Сожми!
Его руку кто-то слабо ухватил, и Дьярви потащил человека на себя, заваливаясь на спину. На поверхности появился торс Ньорда. Лицо было обморожено, а пальцы рук еле-еле двигались.
– Спасибо, – чуть слышно выдохнул воин.
Отдышавшись, они вдвоем начали исследовать место своего снежного погребения. К сожалению, тщетно. Из всего хирда смогли выжить только они. Последним Дьярви и Ньорд откопали Бьорна. Именно он успел в последний момент откинуть своего конунга, но не смог спастись сам – ноги были выломаны, а обломок лыжи торчал в горле. К руке Бьорна намертво примерз его топор.
– Да примет тебя в своих чертогах Всеотец, Бьорн, – Ньорд снял шапку и кивнул павшему товарищу.
– Спасибо тебе, – Дьярви опустился на колени и закрыл ладонью веки своего друга.
Следующий час Дьярви и Ньорд потратили на то, чтобы собрать погребальный костер из обломков лыж и ветоши. Сложив на костер павших товарищей, подожгли.
– Нам надо идти, Дьярви. В Вальхалле узрят этот костер и примут их, – хускарл похлопал по плечу молодого конунга, который смотрел, как языки пламени скрывают тела.
– Да, – Дьярви мотнул головой, отгоняя дурные мысли, – наверняка заметят.
Вдруг он остановился и указал рукой куда-то за костер:
– Ньорд, ты это видишь?
Хускарл, который не успел убрать руку с плеча Дьярви, сильнее его сжал.
Ночное небо над снежной пустыней заиграло зелеными красками, превращаясь в фигуры трех женщин, идущих к костру:
– Давно в Вальхаллу не попадали мидгардцы, погибшие от йотунов. С этим миром явно что-то происходит.
– Это твоих рук дело, сестра?
– Нет, Урд, ты же знаешь.
Женские голоса становились все более различимы с каждым последующим шагом загадочных фигур.
– Да, Скульд, – произнесла Старшая, укутанная в медвежью шкуру, затем пару раз потянула носом, словно принюхиваясь. – Я чувствую, что ты не виновата. Я вижу пряжу судьбы этих людей, и она длинна. Но кто-то обрезал нити.
– Норны… – прошептал Ньорд. – Они сами пришли к нам…
Младшая из женщин с подозрением посмотрела на Дьярви и указала на один из трупов.
– Вместо него должен был быть ты. Но Тьма вмешалась в твою судьбу, притом сама того не желая. Отныне только равное по силе и духу существо сможет отправить тебя в мир мертвых. Ты увидишь Хель раньше, чем попадешь в Асгард! – молодая женщина перевела взгляд на Ньорда, все так же не моргая. – Ты предашь старых богов, и это будет правильно. Они забыли о тебе. Твоя душа всегда будет скользить между мирами, но не сделает выбора принадлежать одному из них.
Воины боялись пошевелиться, оторопело взирая на прях судеб. А когда Дьярви все же набрался смелости задать вопрос, Скульд снова перебила его:
– Ты не найдешь своего брата раньше следующего лета. К тому моменту слава будет идти впереди тебя. Боги ведут тебя и будут присматривать, Фрейя слышит твои песни, когда ты на ее землях. Ты не увидишь богов своих, но они видят и слышат тебя. Ты выполнил клятву, данную Оду, и Фрейя этого не забудет. Совсем скоро она передаст в дар силу, которая предначертана тебе. Доверяй только лисам и волкам, но остерегайся жаб и зайцев. Только знай, что в волчьем логове ты потеряешь голову. Но так должно быть.
– Твой брат ищет тебя в землях Бескостного. С ним все хорошо, – наконец заговорила Верданди и обратилась куда-то за спину воинов. – А у тебя жена носит сына.
Дьярви и Ньорд резко повернулись в ту сторону, куда обращалась средняя из сестер. В паре метров от них стояли павшие друзья, тела которых, казалось, были сотканы из того же света, что и у норн.
– И дух его будет таким же, как у отца, а красота как у матери, – улыбнулась Вернанди.
– Подвиги былые отца его будут с ним всегда, воспетые скальдом-медведем, – заключила старая Урд, после чего взмахнула рукой в сторону солнца. Дьярви и Ньорд взглянули в направлении движения и ничего не увидели, а когда повернулись, женщин и духов уже не было. Лишь костер с догорающей сбруей.
Воины сделали углубление в снегу, достаточное, чтобы скрыть их от незваных гостей. После, перенеся костер в импровизированную землянку, начали готовиться ко сну. Про дозор тоже не забыли. Первым остался дежурить Дьярви, еле уговорив Ньорда отоспаться и набраться сил. Воин долго спорил и пререкался со своим конунгом. Но аргументы: «Во-первых, меня любят боги – ты слышал это. А тебя нет. Во-вторых, я берсерк. И если я усну первый, ты меня до рассвета не поднимешь и будешь сам тут куковать всю ночь» возымели на Ньорна должный эффект, и он, закутавшись в шкуры, почти моментально уснул, оставив Дьярви наедине с мыслями.
Викинг молча смотрел на языки пламени, играющие на обломках лыж и ветоши. Приключения последних пары дней никак не укладывались в голове, и сознание отказывалось воспринимать все события как правду.
Раздавшийся неподалеку хруст снега моментально вывел воина из мира мыслей. Бесшумно конунг подтянул к себе щит и топор и стал прислушиваться: кто-то аккуратно старался подкрасться к лежанке, но снег играл против незнакомца. Дьярви не успел попытаться разбудить своего хирдмана, когда фигура гостя показалась в свете костра.
Почти в полтора человеческих роста, человекоподобное существо наклонилось к огню. Выдвинутая вперед челюсть с торчащими нижними клыками, чуть вздернутый плоский нос и маленькие черные глаза, в которых читался разум, а не звериная натура, – все это в любой другой день заставило бы кровь в жилах Дьярви застыть. Но не сегодня. Мозг продолжал воспринимать окружающее как сон, оттого необычный гость не казался таким уж необычным.
– Присаживайся, – Дьярви жестом указал место напротив себя.
На морде гостя появилось выражение неподдельного удивления, но он кивнул и сел на указанное место.
– Тебе не страшно, человек? – почти рыча произнесло существо.
– Скорее, волнительно. Я никогда не встречал подобных тебе прежде. Только слышал о вас.
Сердце берсерка стучало как бешеное, но он говорил правду. Этот стук был связан с волнением и с ожиданием возможной битвы.
– Понимаю. Мой народ не очень любит людей.
– А ты не боишься нас?
Существо принюхалось, пристально посмотрев вначале на Дьярви, а затем и на спящего Ньорна. Затем кивнуло.
– Боюсь. Люди часто убивали одиноких снежных троллей. А потом пели о подвигах в своих сказаниях. Но я не чувствую в вас злобы и желания убивать. Тем более ты помечен богами, – тролль провел ладонями по своим предплечьям, – значит, ты принадлежишь нашему миру больше, чем миру людей.
Дьярви непроизвольно сам провел ладонью по рукавам, под которыми были татуировки берсерка.
– Мои родичи глупо и жестоко подшутили над твоими людьми, – тролль на мгновение замолчал, покосившись на свежие сугробы, под которыми покоились погибшие. – Хоть они и другого племени, но я принес плату за это. Виру по-вашему.
Тролль вновь замолчал и положил прекрасную тальхарпу с золотыми струнами. Двигался он максимально осторожно и медленно, не отводя взгляда от топора в руках Дьярви. Конунг сам не понял, как орудие оказалось поднятым в его руках, но увидев напряженный взгляд гостя, опустил его на место.
– Я и мое племя – служители Фрейи. Мы надеемся, что вы примете плату и не пойдете мстить. Нас в Мидгарде осталось мало, мы постепенно вымираем. Мы бы хотели покинуть мир живых сами, когда придет наше время.
– Я понял тебя. Я обещаю не поднимать людей на твой народ.
– Я верю тебе, человек. Поэтому позволь вручить тебе еще один дар.
Тролль встал и, перегнувшись через костер, схватил Дьярви за грудки и резко поднял. Берсерк попытался схватить топор, но лишь черканул кончиками пальцев по обуху. Тогда он ухватился за толстые, словно ветки дуба, руки тролля и уперся ногами в грудь существа.
– Ты неправильно понял, человек. Прости, что напугал тебя, – гигант ослабил хватку и виновато посмотрел на конунга. – Позволь мне показать тебе наш дар.
Дьярви все еще упирался и сопротивлялся, когда вдруг тролль подул ему в лицо. Вначале он почувствовал смрадное дыхание, но лишь на мгновение. Морозный воздух проник в самое сердце, и оно пропустило несколько ударов. А после произошло странное. Берсерк почувствовал, как кровь его становится горячее и гуще. В голове прояснилось, а тело обрело свойственную воинам Одина силу и неуязвимость. Он вновь уперся ногами в грудь тролля и откинул его, порвав шкуры, за которые тот держался. Служитель Фрейи громко охнул и повалился на снег. Дьярви кинулся к своим топору и мечу, но вдруг, увидев вместо рук две огромные медвежьи лапы, остановился:
– То эо за ковоттво?! – язык отказывался повиноваться.
– Это истинная сила воина Одина. Вы, люди, сохранили знания, но не умение и магию. Это наша вира тебе за твоих людей. Сила каждого погибшего из твоего хирда теперь навечно с тобой. Ты знаешь, как ей управлять, человек. Ты знаешь, что с ней делать.
Последние слова прозвучали тихо и отдаленно, словно были произнесены на огромном расстоянии, и когда Дьярви посмотрел в сторону, где был тролль, того там не оказалось: лишь ледяной ветер гонял снег. Вспомнив, как успокаиваться и выходить из состояния берсерка, он вдруг почувствовал резкую боль во всем теле, словно каждую кость разбивали невидимым молотом. Не вытерпев, конунг закричал и потерял сознание.
Ньорд проснулся от криков своего конунга. Мгновение потребовалось воину, чтобы вооружиться и оглядеться. Ничего. Лишь мирно спящий Дьярви. «Приснилось, должно быть», – эта мысль успокоила его. Ньорд подкинул обломков в затухающий костер и уселся рядом. Черное зимнее небо все еще играло зелеными красками. Такую красоту Ньорд видел не впервые, но каждый раз не мог отвести глаз от небесного пламени.
На утро, когда Дьярви так и не смог проснуться, Ньорд грязно выругался и принялся мастерить волокушу, чтобы водрузить туда спящего. Сняв варежки, он обнаружил, что два пальца правой руки посинели, а кончики их стали практически черными.
– Одинова мошна. А вы мне были дороги, – он грустно усмехнулся, – вы были со мной с утробы и подарили мне мгновения нежности. Но видимо, пора прощаться. Давайте, поработайте в последний раз.
С этими словами он ухватил шкуры, на которых спал Дьярви, и затащил конунга на волокушу. После он внимательно осмотрел обе руки. Больше отмороженных пальцев у него не было.
– Вот и славно. Доберемся до поселения, я вас похороню.
Ньорд впрягся в импровизированные сани и потащил их, проваливаясь в снег по колено. Все оставшиеся лыжи и обломки были потрачены, теперь вчерашняя дорога заняла бы у него втрое, а то и вчетверо больше времени. Поэтому Ньорд, недолго думая, отправился ровно на юг, как и указывали пряхи. Дважды по пути встречались снежные лисы, но завидя человека, старались уйти подальше. Ньорд шел, не останавливаясь ни на минуту. Вторые сутки без еды – не страшно. В морских походах бывало и не такое. Воды было вдоволь. Если начинала мучить жажда, он набирал в ладонь снег и закидывал себе в рот. Зимнее солнце уже катилось к закату, когда за очередным сугробом открылся вид на поселение.
Открывшаяся картина придала сил воину, и он чуть ли не бегом двинулся в сторону деревни. Солнце окончательно скрылось, когда викинг с волокушами добрался до ворот. Деревня оказалась постоялым двором, обнесенным плотным частоколом, и с массивными воротами:
– Стоять! Кто ты? – голос сверху заставил Ньорда остановиться шагах в пятнадцати. Чутье воина подсказывало, что на него направлен лук, и явно не один.
– Я Ньорд, сын Ульфгради. Со мной Дьярви, сын… – в этот момент он осекся и через мгновение добавил: – Сын Арне. Он без сознания. Мы попали в буран и только вдвоем выжили. Впустите путников, мы заплатим серебром.
Сверху донеслись переговоры на эстском наречии, потом ворота открылись, и из-за них вышли двое бондов. Они подбежали к волокушам и быстро подняли спящего Дьярви.
– Заходи. Мы найдем для вас комнату. Чай не лето, и комнат предостаточно.
Ньорд кивнул и похромал во двор. Двери за его спиной почти моментально закрыли.
– Ты как сам-то, воин? – перед ним возник пухлый седой эст в кожаном фартуке и с охотничьим луком в руке.
– Я нормально. Но от помощи лекаря не отказался бы.
– Лекаря нет, – эст грустно вздохнул, – зато есть ведун и коновал ромейский. Он, конечно, больше по скотине, но может и людей.
Ньорд ухмыльнулся:
– С нашими рожами он больше нам подходит, чем человеческий лекарь.
Пухлый эст проводил его в комнату на втором этаже, куда уже занесли спящего конунга. Ньорд полностью разделся и обнаружил, что нога, на которую он хромал, была такой же, как и обмороженные пальцы руки. Одна ступня уже почернела, а пальцы на второй начали синеть.
– Ну что ж. Вы тоже славно послужили мне, – слезы выступили на глазах воина, – пора мне и с вами прощаться.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть, и, смахнув слезы, он подошел к засову.
– Кто?
– Это я, добр человек. Коновала привел.
Ньорд отодвинул засов, и в комнату вошли двое – старый эст и жрец-единобожник. Ньорд хотел было возмутиться, но жрец жестом показал молчать, а затем повелел принести несколько ведер горячей воды, полотенца, горящие угли, пилу для копыт и деревянную досочку:
– В зубы.
Только утром следующего дня Дьярви открыл глаза. Запах крови, мочи, жженой плоти и пива с кашей вызвали приступ рвоты. Конунг повернулся набок и извергнул желчь. Осознание того, что он лежит не в снегу, а на кровати, пришло не сразу. Он присел и увидел комнату: две кровати, бадья для купания и сундук для вещей, на котором догорали свечи. На второй кровати сидел Ньорд.
– Хвала богам, ты очнулся. Я слышал, что берсерки спят, как медведи, по полгода, но никогда не думал, что это правда.
Улыбка на лице Ньорда успокаивающе подействовала на воина, и он уже хотел было отпустить колкость в ответ, но вдруг увидел, что Ньорд был весь в засохшей крови:
– Что с тобой произошло? Кто это сделал? – он спрыгнул с кровати и подбежал к другу.
Состояние Ньорда заставило сердце Дьярви замереть: вместо левой ноги культя от колена, ступня правой тоже отсутствовала, как и кисть с той же стороны.
– Все нормально, конунг. Просто не стоять мне теперь в стене щитов, – Ньорд улыбнулся добродушно. – Хоть левая не подвела. Умереть с оружием в руках мне все еще удастся. Ну а мстить за меня можно разве что ветру и морозу. Но не будешь же ты по двору за ними с топором бегать и виру требовать?
Дьярви оторопело смотрел на боевого товарища. Жизнерадостность и неумение жаловаться всегда были основными качествами Ньорда, и не раз именно они спасали весь хирд.
– И что теперь?
– Ну а что? Я уже давно задумывался бондом стать. Серебра достаточно, а вот конечностей теперь не очень, – Ньорд засмеялся, и этот смех заразил Дьярви. Он не смог сдерживать эмоции, но слезы сами потекли по щекам и бороде.
Глава 3. Песнь о славе
Следующие несколько недель, пока Ньорд привыкал к отсутствию конечностей, Дьярви искал способы передать весточку своему хирду, а лучше сразу Аудину.
Но владелец корчмы сразу дал понять, что пока стоит лед – никого ждать не стоит, да и выходить далеко – себе на погибель. И вообще чудо, что Ньорд дошел до них. Как выяснилось, корчма в летнее время находилась практически на берегу, и не корчма это вовсе, а полноценный постоялый двор с причалом, мастеровыми и волоками. Но все это летом. А чудо – потому что пришли они как раз со стороны моря. Но все эти доводы не успокоили молодого конунга, а лишь раззадорили. Он вспомнил встречу с норнами и обратился к Фрейе – помочь ему найти своих людей или предупредить их.
Как он и ожидал, чуда не произошло. Не открылись магические врата, в комнате не явился Аудин или кто-то из его хирда.
– Если бы я не стоял рядом, Медвежонок, я бы тоже подумал, что это сон, – Ньорд, зевая, взглянул на молящегося Дьярви. – Но я своими глазами видел их. А если твои и мои глаза узрели одно и то же, то вряд ли они нам врут. Помогут тебе боги. Просто не засыпай их просьбами. Они не любят просьб и жалоб.
Молодой конунг задумчиво кивнул. Ньорд был прав – постоянно просить о чем-то богов себе дороже. Тем более так часто. И без жертв.
– Я вниз, попрошу еды и пива. Ты будешь?
Ответом ему послужил затяжной храп увечного хирдмана. Конунг аккуратно вышел из комнаты и спустился в общую залу, где были только хозяин и его дети, которые постоянно держали столы в чистоте.
– Эске, – Дьярви обратился к хозяину, – осталось ли еще пиво?
– Ну а как же, осенью запаслись. Сейчас подам. Похлебку рыбную будешь?
– Неси. Но вначале пиво.
Хозяин кивнул седой головой и удалился на кухню, оставив Дьярви наедине с собой. Молодой человек огляделся и увидел свою новую тальхарпу, подаренную троллем. Аккуратно сняв чехол, он осмотрел ее. Вроде бы непримечательная на первый взгляд, она явно была изготовлена мастером. То, что издали казалось обычными царапинами, на самом деле представляло собой начертания рун, а золотые струны – не что иное, как нити из волос. Дьярви начал изучать рунические знаки и ухмыльнулся от неожиданности – это были слова из саги о Рагнаре Меховые штаны:
«Безупречен будь, вождь,
Буде мир соблюсти желаешь».
– Умеешь играть? – голос старого эста вывел конунга из задумчивого состояния.
– Умею, да настроения нет.
– Так я не прошу сыграть. Вы нам и так, считай, всю зиму оплатили. Запасы бы пропали, если бы зима задержалась, и мы в минусе были бы. Так что вы для нас – подарок богов. Ну а сыграешь, когда настроение будет. В счет проживания, конечно.
– Ну до весны мы всяко отплатим. Спасибо тебе.
Вдруг входная дверь распахнулась, и в нее вбежал взлохмаченный младший сын владельца корчмы.
– Там вои идут! Десятка полтора, если не больше!
Корчмарь схватил со стены лук и колчан с охотничьими стрелами и кинулся на стены. Дьярви, недолго думая, побежал по лестнице в комнату. Схватив топор и щит, он тоже поспешил на стену.
– Либо ты откроешь и накормишь, либо мы тут все сожжем! Мы три дня по снегу премся, а ты, сын эстской шлюхи и ледяного тролля, нам отказываешь?
– Я вам сказал, нет прокорма для такого хирда, зима! Да и комнаты не готовы!
– Ты знаешь хоть, чьи мы люди, мешок с дерьмом?
– Да хоть от самого Одина. Говорю же – нет еды.
Воин побагровел и повернулся к хирду. Через несколько секунд вышли трое хирдманов и начали готовить луки. Остальные сформировали стену щитов, прикрывая лучников.
– Ну, ссыкливый пес, сам виноват.
Дьярви подошел к Эске и вполголоса проговорил:
– А может, и не придется ждать весны. Сможешь открыть ворота? Я выйду объяснить, что они не правы.
– В одной рубахе-то? Ты уж прости, но… – эст хотел возразить гостю, но тот поднял рукава, оголяя татуировки берсерка, и эст запнулся, а потом велел старшим сыновьям выпустить Дьярви.
– Не стреляйте! К вам идет наш человек говорить, – слова старого Эске прозвучали с необычайной гордостью. Никогда еще он не называл ни одного викинга «наш человек», а уже тем более целого берсерка. Особенно берсерка.
Стена щитов не шелохнулась, но раздался звук опущенных луков. Дверь в воротах открылась, и из нее вышел Дьярви с щитом и топором. Рукава рубахи он закатал повыше, чтобы татуировки были лучше видны. Неожиданное подкрепление эстов в виде настоящего берсерка явно поубавило желание брать штурмом постоялый двор, и из стены щитов вытолкнули самого горластого, того, с красным лицом:
– Ты кто? – воинственного настроения у крикуна поубавилось, и он нервно перебирал рукой по древку копья, явно думая, как бы его поудачнее кинуть, чтобы прожить лишнее мгновение.
– Я постоялец этой корчмы и гость добрейшего человека, которого ты называл отпрыском эстской шлюхи и ледяного тролля. А ты? Я слышал, как ты говорил о том, что вы хирд какого-то известного ярла, но не расслышал какого именно.
– Я посланник не ярла, а конунга Харальда. Мое имя Скиди, сын Фроуда.
– Так ты тот самый Скиди Тихий? – Дьярви доброжелательно улыбнулся. Посланник Харальда покраснел, но сдержал свой гнев, зыркнув на татуировки.
– Некоторые так меня зовут, да. Но я против.
– Ну тогда слушай сюда, Тихий, – тон Дьярви переменился, и доброжелательность исчезла. – Передай своему конунгу, что это земли конунга Дьярви, сына Трюггви. А чтобы ты запомнил мои слова лучше, вот тебе на память, – с этими словами Дьярви сделал один резкий прыжок в сторону Скиди.
Посланник, как оказалось, был не очень хорошим бойцом, поэтому даже не успел выставить защиту, а лишь завыл от боли, когда на землю упало его отрубленное ухо. В хирде были опытные воины, и, в отличие от Скиди, они сразу среагировали на движение берсерка. Стена щитов бесполезна против одиночного воина, поэтому они сформировали полукольцо, направив на Дьярви копья и хогспьеты. Лучники выпустили стрелы по движущейся мишени, но лишь одна стрела вскользь прошлась по предплечью воина.
Дикий рев, который издал Дьярви, леденил кровь, но то, что случилось дальше, навсегда осталось в памяти выживших. Дьярви прыгнул в сторону лучников, глаза его были полны звериного безумия, руки превратились в огромные медвежьи лапы, а тело покрылось густым мехом.
Первым ударом медведь размозжил голову лучника. Копья викингов не могли пробить шкуру безумного медведя. Скиди попытался сбежать, но не успел – медведь-Дьярви, раскидав атакующих его воинов, кинулся на него и когтями разорвал спину, выпотрошив посланника. После этого он остановился и повернулся к выжившим. Те, не зная, становиться ли им в строй или пытаться и дальше атаковать врозь, просто замерли и смотрели на получеловека-полумедведя.
– У меня нет с вами вражды, – прорычал берсерк, – если желаете сменить хозяина, я с радостью приму вас в хирд. Но не всех. Кто-то из вас должен доставить послание Харальду, – на этих словах он указал лапой на разорванное тело Скиди. – А после этого я приму и их в свой хирд.
По лицам нападающих воинов стало заметно, что они немного расслабились. Они принялись обсуждать свои действия, не прекращая поглядывать на берсерка. После нескольких минут все выжившие сложили оружие, направив лезвия в свою сторону, а рукояти и древки по направлению к Дьярви. Вперед вышел не самый старый, но, видимо, один из опытнейших воинов:
– Меня зовут Фольке, а это мои люди. Мы выслушали твои условия и готовы пойти на них, если ты выслушаешь наши.
Дьярви почесал мохнатой лапой обросший шерстью торс и кивнул.
– Мы остаемся при оружии, сейчас и впредь. И рассчитываем на долю в добыче, равную остальным твоим форингам.
Дьярви фыркнул. Было непонятно, смех это или он просто чихнул. Он тут же добавил:
– Вы и на хольдов не тянете. Единственный, кто меня смог поцарапать, отправился в Вальхаллу, остальные же даже этого не сумели. Долю дренгов могу дать.
Фольке обратился к своему хирду, и они вернулись к обсуждению. Дьярви почувствовал, как силы его истощаются, и превратился обратно в человека. В этот раз обращение далось менее болезненно, он даже сдержал желание закричать. Но обратившись в человека, понял, что это была ошибка. Нет, воины не накинулись на него. Не все викинги были людьми слова, но все они были купцами. И если разговор дошел до торгов, то можно было им доверять. Просто шерсть и медвежья шкура не давали пробиться холоду до костей. А человеческая кожа не обладает такими свойствами. Обнаженного Дьярви резко обдало морозом, отчего он моментально покрылся мурашками. Это заметил и Фольке:
– Я думаю, нам стоит зайти в тепло, конунг. Иначе вы так себе уд отморозите. А мы нанимаемся к вою, а не к скопцу.
Стоявшие на стенах эсты хотели было воспротивиться, но старый Эске пинками и бранью погнал сыновей быстрее открывать ворота.
Как только ворота отворились, Эске выбежал с медвежьей шкурой и накинул ее на плечи молодого берсерка, а воинам небрежно указал на вход. Лишь расположившись в общей зале, Фольке вернулся к торгам.
– Нет, Дьярви Трюггвисен, доля дренгов нас не устраивает. Мы предлагаем следующее. До того, как ты испытаешь нас в морском бою, мы согласимся на долю дренгов. После же оставшимся ты поднимешь доли до хускарла.
Дьярви плюнул на ладонь и протянул Фольке. Тот почти моментально повторил жест, и они пожали друг другу руки. Сделка была заключена.
Дьярви попросил пару человек из своего нового хирда подняться с ним и помочь спустить Ньорда. Через четверть часа нижний этаж загудел, словно сейчас была не зима, а середина лета.
Дьярви познакомился со всеми воинами, коих оказалось без малого два с половиной десятка, и выяснил, что хирд был крайне разномастный. Основную часть: дюжину человек, включая и Фольке, – составляли даны. Еще восемь были из свеев, а также два кирьяла и рус из вятичей. Собственно, кирьялов было трое, и все они отменные лучники. Но Дьярви сократил их число. Третий не приходился никому родичем, и никаких претензий они выдвигать новому конунгу не стали. Фольке, судя по всему, подружился с Ньордом. Выяснилось, что они дальние родичи по стороне матери Фольке.
Узнав о том, как Ньорд лишился конечностей, воины зауважали его еще больше. Не каждому хватило бы смелости повторить такое. А еще намекнули Дьярви, что неплохо было бы Ньорду выплачивать долю, равную доле самого конунга, с каждого похода в будущем и до конца дней.
На утро, как и было оговорено, несколько человек, снаряженных максимально удобно для зимнего похода, захватив с собой голову Скиди, отправились к конунгу Харальду. Дьярви вырезал несколько строк для Аудина и объяснил, как найти поселение.
Отряд вышел за ворота задолго до того, как солнце успело подняться, а к моменту, когда оно начало заходить, к воротам корчмы пришел отряд, состоящий из Аудина, Свена и еще пары воинов. Оказалось, что поселение все это время находилось в двух часах хода на восток от корчмы. И скрыто оно было так, что Эске клялся, что никогда не слышал о поселении и не встречал людей в лесу при охоте. Аудин посмотрел на Дьярви с довольной улыбкой.
– Я же говорил, твой город найти не просто, если не знать, где искать. Эске, давай отойдем?
Аудин взял под локоть седого владельца корчмы и отвел его за дальний стол, где было потише. А через четверть часа они вернулись: Аудин с довольной улыбкой, а хозяин в глубокой задумчивости.
– Дьярви, мы договорились, что Эске поможет нам в нашем плане. И его постоялый двор станет твоей резиденцией. Сюда мы будем созывать всех, кто захочет присоединиться, и здесь же ты будешь принимать гонцов и послов от Харальда.