Яков Гольник
Записки метеоролога
Глава двадцать первая
Экономическая эффективность обслуживания народного хозяйства
Когда я приступил в 1971 году к выполнению обязанностей начальника отдела службы прогнозов (ОСП) Северного УГМС, работа по оценке экономической эффективности (ЭЭ) от использования прогнозов (штормовых предупреждений) только начиналась. В управлении были отдельные примеры подсчёта ЭЭ от использования прогнозов, это были первые шаги, но не всегда корректные, так как не было ещё методик расчёта ЭЭ.
Помню, были в это время какие-то рекомендации по оценке ЭЭ в морских отраслях экономики, но они подходили для рекомендованных курсов следования судов через океан и к нашим условиям они не подходили, так как у нас такого вида обслуживания не было. Пожалуй, одной из первых методик по оценке ЭЭ была методика, разработанная с.н.с. ГМЦ СССР Карпеевым, для оценки ЭЭ от использования прогнозов температуры воздуха на 6–8 часов для регулирования отпуска тепла на ТЭЦ.
Когда мы разослали данную методику в подразделения для использования в работе, то через некоторое время получили от них ответ, что на ТЭЦ их городов в таких прогнозах не нуждаются, а им нужны прогнозы температуры на 2–3 суток для принятия решения о выводе оборудования на профилактику или прогнозы резких изменений температуры на 10 градусов Цельсия и более.
Такие прогнозы стали передавать энергетикам и по их использованию подсчитывать ЭЭ.
Для оценки ЭЭ оказалось мало знать о влиянии гидрометусловий на работу отраслей народного хозяйства или производственных процессов, но необходимо было, чтобы организации использовали прогнозы. А для их использования нужно было обеспечить такое качество прогнозов, чтобы получался положительный ЭЭ. Здесь основную роль должно было сыграть не обслуживание прогнозами общего пользования, а специализированными прогнозами или штормовыми предупреждениями с учётом специфики работы организаций.
Несмотря на отсутствие методик расчёта ЭЭ, многие руководители наших подразделений стали искать свои собственные подходы к их оценке. Руководитель группы морских прогнозов АБП В.С. Зотин стал подсчитывать ЭЭ от рекомендованных курсов плавания судов во льдах Белого моря в отличие от стандартного маршрута.
Здесь ему сильно помог один случай. Работавший в Белом море мощный линейный ледокол Дальневосточного морского Пароходства (ДВМП), взяв судно под проводку, пренебрёг рекомендованным курсом плавания, решил идти напролом по стандартному маршруту, понадеявшись на свою мощь, но из-за сильного сжатия льдов создалась реальная угроза безопасности (потери) этого судна, которое пришлось окалывать в течение двух суток. В это же время другие суда, используя рекомендацию АБП, проходили по прибрежному варианту по чистой воде без ледокольного обеспечения, сэкономив большие средства на дорогостоящей аренде ледокола.
Большой ЭЭ приносили удачные прогнозы вскрытия рек, используя которые Северо-Двинское речное пароходство (СРП) принимало решение на вооружение флота весной, тогда как без использования этих прогнозов могли иметь место непроизводительные расходы из-за простоя судов и команды.
Речники и сплавщики использовали прогнозы сроков стояния судоходных уровней воды весеннего половодья для завоза грузов в малые временно судоходные реки и для сплава леса после выхода судов, что также давало значительный ЭЭ.
Начальник отдела речных и морских прогнозов АБП Н.Е. Макарчук довольно активно обсчитывала совместно с речниками и сплавщиками эти и многие другие случаи использования речных прогнозов.
Начальник отдела агропрогнозов АБП К.И. Щегельская обычно производила оценку ЭЭ агрометобслуживания сельского хозяйства в конце сельскохозяйственного года совместно с главным агрономом Областного управления сельского хозяйства (УСХ) В.Н. Денежкиным. В результате получались довольно значительные суммы ЭЭ.
Постепенно в эту деятельность всё активней и активней включались все оперативные подразделения и эти результаты их работы отражались в отчётах СУГМС в ГУГМС. Отчёты стали более насыщенными конкретным содержанием и давали представление о той пользе, которую приносит Северное УГМС народному хозяйству.
Однажды с этими данными произошёл такой казусный случай. Где-то в 1974 или в 1975 году состоялась отчётно-выборная конференция Архангельского теркома профсоюза авиаработников, на которую я был избран делегатом.
Мне было поручено выступить от Северного УГМС и в своём выступлении, видимо, в первый раз, были обнародованы цифры высокой ЭЭ при обслуживании народного хозяйства и приведены ряд примеров, полученной ЭЭ, согласованных с организациями.
На конференции от министерства гражданской авиации присутствовал 1-й заместитель министра генерал-полковник авиации Катрич, недавно назначенный на эту должность. Он в своём выступлении сначала обрушился с площадной бранью на работу Архангельского УГА, а потом на гидрометслужбу, особенно нам досталось за ЭЭ, несмотря на то, что она не касалась авиации.
Своё возмущение таким выступлением наша делегация выразила ещё на конференции. А на следующий день, собравшись у Б.П. Химича, было решено наше отношение к выступлению Катрича направить в ЦК профсоюза авиаработников. Долго не было ответа, но всё же через некоторое время нам сообщили из ЦК профсоюза, что обращено внимание т. Катрича на недопустимость подобных выступлений и что он просит его извинить. Мы потом узнали, что председатель ЦК профсоюза поставил в известность о нашем письме министра гражданской авиации Б. Бугаева, который не одобрил поведение Катрича. Так мы одёрнули, хоть раз в жизни, зарвавшегося солдафона. Вообще-то пребывание Катрича в МГА я запомнил как время необъективного расследования лётных происшествий, стремление взвалить вину на чужое ведомство, в том числе и на гидрометслужбу, придумывание всяких необоснованных причин, вроде сдвига ветра и т.д.
Ещё более активно пошла эта работа в управлении после разработки методики оценки ЭЭ, о чём будет рассказано далее. Согласно действующих документов после наблюдавшихся особо опасных явлений (ООЯ) все станции и оперативные подразделения представляли в Отдел службы прогнозов (ОСП) описания этих явлений, включающие сведения о нанесённом ущербе от их воздействия.
Мы обратили внимание на то, что в случае заблаговременного предупреждения ООЯ, некоторые строительные организации предпринимают предохранительные меры, снижающие ущерб от неблагоприятного явления. Мы предположили также, что если выразить снижение ущерба в рублях или в каких-то друг их количественных единицах, то это может быть равнозначно экономической эффективности от использования штормового предупреждения (или прогноза) и на этой основе можно создать методику расчёта ЭЭ, в чём была в то время большая необходимость во всей нашей службе.
Поэтому мы запросили в оперативных подразделениях сведения об использовании обслуживаемыми строительными организациями прогнозов и штормовых предупреждений, наносимом ущербе при неблагоприятных погодных условиях и его снижении при заблаговременном их предсказании как для случаев оправдавшегося и неоправдавшегося штормового предупреждения (прогноза), так и в случае непредсказанного явления.
Из всех поступивших материалов, наиболее подходящими и интересными оказались материалы с АМСГ Воркута. Начальник АМСГ Л.М. Чайковская обратилась к Главному экономисту комбината «Печоршахтострой» с просьбой подготовить эти данные, к которым она проявила определённую заинтересованность, поскольку комбинат в своей работе использовал штормовые предупреждения, и она подготовила необходимые сведения в виде матрицы потерь (и их снижения ) для всех трёх случаев.
Дело в том, что синоптики АМСГ Воркута довольно успешно прогнозировали ООЯ (сильная метель и ураганный ветер), которые часто наблюдались в Воркуте, а комбинат «Печоршахтстрой» использовал эти штормовые предупреждения для снижения ущерба от этих явлений: перевода рабочих с внешних на внутренние работы, подготовки фронта работ, установки заграждений от заносов на подъездных путях, зашивки швов и т.д.
Используя эти данные, нам представилась возможность на их основе разработать методику оценки ЭЭ от использования прогнозов и штормовых предупреждений в строительстве.
Для апробации методики она была выслана в несколько подразделений. Полученные от них результаты испытаний, подтвердили достоверность методики, помогли построить матрицы потерь (и их снижения) для других строительных организаций, включая и ущерб при ветре 12 м/с и более, когда останавливаются подъёмные краны. Будучи вскоре в Воркуте, мы с Л.М. Чайковской посетили главного экономиста комбината «Печоршахтстрой» и ещё раз уточнили у неё данные об ущербе, в частности уточнили величину снижения ущерба от своевременного предупреждения сильной метели, которая в денежном выражении составила 72 тыс. руб., что равнозначно ЭЭ.
Второй раз мы побывали у Главного экономиста комбината с новым начальником АМСГ Воркута Н.Н. Мошниковой. Во-первых, мы ознакомили её с методикой, с содержанием которой она согласилась, а во-вторых, нам было дано пояснение по поводу снижения величины ущерба с 72 до 46 тыс. руб., что было связано с осуществлением комбинатом ряда мероприятий по снижению ущерба от сильной метели в виде увеличения размеров и установки щитов от заноса снегом на подъездных дорогах к объектам строительства и др.
В 1975 году по настоянию Б.П. Химича я выслал методику в ГУГМС на рассмотрение Центральной комиссией по методам оценки ЭЭ.
Вскоре от председателя комиссии, начальника Управления гидрометобеспечения (УГМО) С.К. Черкавского пришёл запрос на 30 экземпляров методики и приглашение для доклада на комиссии. Комиссия, на которую я прибыл, была весьма солидная и состояла в основном из крупных учёных, заместителей директоров институтов по науке, к моему докладу отнеслись со вниманием и интересом, одобрила его. Председатель комиссии С.К. Черкавский зачитал записку от профессора Л.С. Гандина, крупного учёного, работавшего в Главной геофизической обсерватории (ГГО им. А.И. Воейкова), в которой он одобрил мою работу и попросил приехать в ГГО для доклада на семинаре.
Помню, что в перерыве ко мне подошёл Хандошко, тогда ещё доцент из ЛГМИ и пришлось долго объяснять ему, что к чему, как и почему. Чувствовалось, что тогда он делал первые шаги в ЭЭ. Впоследствии он написал по этой проблеме монографию, и говорили, что защитил по ней докторскую диссертацию. Мне пришлось писать к ней рецензию, и существенным замечанием с моей стороны было то, что в монографии не было ссылок на нашу работу, с которой он был знаком. Этот недостаток он так и не устранил.
Но вернусь к Гандину. Ещё на комиссии я узнал, что его интерес к моей работе вызван тем, что он являлся руководителем темы по ЭЭ по линии гидрометслужб стран Совета экономической взаимопомощи (СЭВ).
Через некоторое время я прибыл в ГГО, где я познакомился с зам. директора по науке Н.И. Русиным и, естественно, с Л.С. Гандиным. Когда я вошёл в его кабинет, то увидел человека среднего роста и щуплого телосложения. Большую часть кабинета занимал огромный письменный стол, видимо, старинный, весь заваленный открытыми книгами и журналами.
Лев Семёнович пояснил мне, что для непосвящённого у него на столе, кажется, большой ералаш, а на самом деле всё лежит в определённой последовательности. По поводу наших дел по ЭЭ он сказал, что ведёт по линии СЭВ упомянутую выше тему, и что он по этой теме написал теоретическую работу, но она у него лежала в столе, и он её пока не публиковал, так как не было примера с матрицей потерь. Как только к нему попала моя методика, он в ней нашёл пример, подтверждающий его теорию, и сразу же опубликовал эту работу в редактируемых им Трудах ГГО «Статистические методы в метеорологии», которые он мне вручил с дарственной подписью.
Лев Семёнович сказал мне, что он закончил физмат ЛГУ и специализировался на статистических методах математики в приложении к метеорологии. До этого случая я прочитал его монографию «Объективный анализ метеорологических полей», которая вышла в начале 60-х годов и широко использовалась в мировой практике для численных прогнозов. Лев Семёнович спросил меня, остепенён ли я, и предложил мне подумать об этом. Я ему ответил, что не остепенён, и что я подумаю.
К этому времени я уже готовился к поступлению в аспирантуру во ВНИГМИ – МЦД, были определены мои научные руководители, оговорена с ними тема диссертации, не имеющая отношения к статистическим методам. Пришлось отказаться от предложения Гандина.
Семинар, на котором я доложил содержание моей методики, одобрил её, и мне было обещано опубликовать её в трудах ГГО, но по каким-то неизвестным причинам
«Статистические методы в метеорологии» в течение нескольких лет перестали выходить.
А в это время вышли несколько трудов, в которых либо была ссылка на нашу работу в виде «любезного представления материалов» или вовсе без ссылок использовалась наша работа. Узнав об этом, Б.П. Химич предложил мне срочно подготовить материалы к публикации в фотоофсетной лаборатории (ФОЛ) Северного УГМС, что нами и было сделано. Кроме самой методики, мною были обработаны материалы испытаний методики и подготовлены статьи по результатам испытаний, которые также были включены в сборник.
В 1976 году методика вышла и разослана во все управления. Мои коллеги по Бюро погоды и ГМЦ из разных концов страны говорили, что они пользуются нашей методикой, и по ней очень просто считать ЭЭ.
ЭЭ от использования прогнозов в производственной деятельности занимались успешно все оперативные подразделения Северного УГМС вплоть до перехода к рыночным договорным отношениям в нашей службе.
Важную роль в этом деле сыграла наша методика. Подразделениями обсчитывались большинство основных мероприятий, проводимых организациями, в осуществлении которых использовались прогнозы или штормовые предупреждения. В результате получались довольно значительные суммы ЭЭ, что говорило о количественном выражении полезности нашей службы.
Хотя эта работа выполнялась как бы бесплатно и никаких отчислений от обслуживаемых организаций не предусматривалось, мы всё же следили за корректностью выполненных расчётов. И в случаях чрезмерных завышений расчётных сумм эти суммы нами не принимались, и подразделениям предлагалось их пересчитывать и согласовать с обслуживаемыми организациями. Всё-таки, по нашему мнению, именно корректные расчёты должны приносить хотя бы моральное удовлетворение нашим работникам.
Среди обслуживаемых отраслей народного хозяйства были такие, которые в своей деятельности не могли обходиться без наших прогнозов, и в то же время от их использования получался значительный ЭЭ. Мы были уверены, что с этими организациями следовало бы перейти на платное гидромеобслуживаие.
Однажды, это было в начале 80-х годов, я с таким предложением выступил в Госкоме и даже высказал согласие на проведение эксперимента в нашем управлении. Но начальник УГМО С.К. Черкавский в своём ответном слове сказал, что нецелесообразно отказываться от бюджетного финансирования, более того, он призвал уделить больше внимания подсчётам ЭЭ, так как эти данные помогают Госкому обосновывать в Госплане и Правительстве бюджетное финансирование не только текущей деятельности гидрометслужбы, но и в особенности её перспективное развитие. Дело в том, как он говорил об этом, совсем недавно в проекте контрольных цифр бюджета на следующий год Госплан записал в них Госкому небольшую сумму в доход бюджета. Руководству нашего Госкома с большим трудом удалось отказаться от этой статьи бюджета. И вот я, как раз, не зная об этом, не вовремя поставил свой вопрос.
Только с 90-х годов, с переходом на рыночные отношения было введено платное гидрометобслуживание отраслей экономики. Оно подтвердило наши предположения, что с рядом отраслей народного хозяйства можно было перейти на хоздоговорные отношения ещё на 10 лет раньше, что не противоречило вовсе действующим тогда социалистическим принципам хозяйствования. Но тогда страна находилась в застое и не готова была к экономическим реформам.
А что касается Л.С. Гандина, то в начале 80-х годов он был отстранён от руководства лабораторией в ГГО и от преподавательской и научной работы в ЛГУ и ЛГМИ изза отъезда сына за границу, в США. Оказавшись без работы, он сильно бедствовал, помогали ему коллеги, и он тоже стал проситься, чтобы его выпустили за границу. Ему разрешили, и он уехал к сыну в США. Недостаточно оценённый в Советском Союзе, он был оценён в США как выдающийся учёный. Он умер в конце 90-х годов. Как в Америке, так и в России, в помещённом ему некрологе в журнале «Метеорология и гидрология» он наконец-то был признан как выдающийся учёный. На каком-то этапе моя жизнь пересеклась с этим человеком.
Глава двадцать вторая
Метеообеспечение камуфлетных (подземных) ядерных взрывов на Севере России
После произведённого в марте 1971 года экспериментального ядерного взрыва с выбросом в атмосферу на севере Пермской области, имевшем целью сооружение канала для переброски части стока реки Печора через Волжско-Камский бассейн для пополнения вод обмелевшего Каспийского моря, в результате которого произошёл выход радиоактивного вещества за пределы страны и разразился международный скандал по поводу нарушения Советским Союзом договора о запрете испытаний ядерного оружия в атмосфере (о чём было рассказано выше), было принято решение о метеообеспечении подземных ядерных взрывов, производимых в мирных целях, на случай возможного выброса в атмосферу радиоактивного вещества.
В соответствии с этим решением в 1973 году ГУГМС поручил Северному УГМС метеорологическое обеспечение камуфлетных (подземных) ядерных взрывов, применяемых в мирных целях. Исполнителем работ, как обычно, было определено Министерство среднего машиностроения, а заказчиком выступало Министерство геологии СССР. Целью работы было сейсмическое зондирование земной коры по разрезу Москва – Норильск путём производства камуфлетных (подземных) ядерных взрывов в нескольких пунктах по указанной трассе. Освещению метеообеспечения этих ядерных взрывов и посвящена данная глава.
Работа в районе станции Хановей
Первой точкой для ядерного взрыва была выбрана станция Хановей Воркутинской железной дороги, вблизи того места, где от основной магистрали отходит ветка на Салехард. Мне было поручено сформировать оперативную группу (ОГ) специалистов, оснастить её необходимым оборудованием и приборами и отправиться к месту проведения эксперимента. В задачу нашей ОГ входило обеспечение безопасности проведения работ от возможного выхода радиации путём обеспечения руководителя работ информацией о траекториях переноса частиц от поверхности земли до высоты 1,5–2 км во время эксперимента (время «Ч») и прогнозами погоды на период подготовки проведения эксперимента.
Поскольку нам предстояло неоднократно переносить на руках ящики с оборудованием весом до 80–100 кг каждый, решено было укомплектовать ОГ крепкими специалистами мужского пола, поэтому пришлось собирать синоптиков и радистов с разных станций. Факсимильные аппараты и радиоприёмники, упакованные в ящики, решено было отправить по железной дороге из Архангельска до станции назначения Хановей, а баллон со сжатым водородом для выпуска шар-пилотов взять на авиаметеорологической станции (АМСГ) Воркута и переправить в Хановей.
Когда вся наша оперативная группа собралась в Воркуте, я разыскал представителя экспедиции, и он нас переправил на вертолёте в Хановей. О нашем прибытии я доложил руководителю работ В.И. Жучихину, который весьма доброжелательно нас встретил и с которым у нас состоялась непродолжительная беседа.
Он ввёл меня в курс предстоящей работы, высказал предположение, что выброса в атмосферу не должно быть, тем не менее, работать будем согласно программе, проинформировал меня о заседаниях штаба и о моих докладах на них; вспомнил он об успешной работе ОГ нашего управления и её руководителя Б.П. Химича, с которым он взаимодействовал в 1971 году при осуществлении экспериментального ядерного взрыва на севере Пермской области, проведённого в целях прокладки канала для переброски части стока реки Печоры в Волжско-Камский бассейн, где он руководил этим экспериментом, и пожелал нам успехов в работе. Это был человек среднего роста, лет пятидесяти, участник многих экспериментов, в том числе последних на Новой Земле, хороший рассказчик разных историй на эту тему.
База нашей экспедиции находилась в тундре в 3–4 км от станции Хановей. Мы разместились в балках и стали ждать прибытия груза. К началу июня снег уже сошёл и тундра сверху оттаяла.
Когда нам сообщили о времени прибытия груза, мы отправились на станцию на вездеходе, который только и мог пройти по тундровой дороге, залитой водой в низинах. Вездеход то нырял в воду до краёв гусениц, то выныривал. Нас предупредили, что проходящий состав стоять не будет, а только тормознёт, поэтому груз надо снимать в темпе. Так и получилось, почти на ходу сняли груз, погрузили его на вездеход и поехали обратно в расположение.
В течение считанных дней развернули оборудование и начали радиофаксимильный приём аэросиноптического материала. Прохождение его было неустойчивое, поэтому пришлось Н.М. Коданёву, опытному начальнику радиоаппаратной с АМСГ Сыктывкар, поэкспериментировать на различных частотах и программах, пока не добились более-менее устойчивого приёма.
После чего приступили к составлению прогнозов погоды. Сделали пробные выпуски шар-пилотов для определения ветра на высотах и приступили к прокладке траекторий переноса воздушных частиц.
Связались с АМСГ Воркута и попросили их передавать нам свои шар-пилотные наблюдения. На заседаниях штаба руководителя работ я стал докладывать о прогнозе погоды на следующие сутки, другие же докладывали о ходе подготовки скважины под изделие и об установке сейсмических датчиков по трассе сейсмического зондирования Земли.
К 20 июня все подготовительные работы были завершены, и за день до времени «Ч» я доложил о прогнозе погоды и ожидаемых траекториях переноса воздушных частиц от поверхности земли до высоты 1,5–2 км, предупредив службу радиационной безопасности (РБ), что в связи с ожидаемым малоградиентным барическим полем траектории переноса будут уточнены непосредственно ко времени «Ч».
Это им нужно было для определения мест измерения возможного выхода радиации относительно скважины. Мы предположили, что при ожидаемом малоградиентном поле, вся тяга (слабый ветер) будет с востока вдоль сужения между горами, где проходит железная дорога и находится метеостанция Полярный Урал.
Когда мы на следующий день утром выпустили шар-пилот, он подтвердил наше предположение, о чём мы проинформировали руководителя работ и службу РБ на последнем заседании штаба. Метеоусловия благоприятствовали выполнению работ и было принято решение об их проведении, назначено время «Ч» на 10 часов утра.
К назначенному времени всем было приказано выйти из балков наружу. При обратном отсчёте от 10 до 0 был произведён взрыв изделия.
Взрыв был довольно сильный и сопровождался подземным гулом, оттаявшая сверху тундра всколыхнулась, как на волнах, от смещения поверхности попадали люди, кто не расставил широко ноги. Воркутинцы говорили потом, что у тех, кто жил на 4–5 этажах раскачивались люстры, а в сервантах звенела посуда.
Сразу же после взрыва недалеко от скважины опустился вертолёт, который доставил специалистов службы радиационной безопасности. Погода при этом была на пределе минимума из-за низкой облачности и дымки, сквозь которую слабо просматривалось пространство между штабом и скважиной. Учитывая это, в дальнейшем, чтобы излишне не рисковать, было принято решение использовать вертолёт для этой цели в самом крайнем случае.
Служба радиационной безопасности зафиксировала выход небольшого количества благородных газов. У геологов сработали все сейсмические приборы. По их расчётам, сейсмическое зондирование земной коры с помощью ядерных взрывов на 20 лет ускоряло работы, по сравнению с обычными методами, ранее применяемыми.
Руководитель работ поблагодарил всех за успешно выполненную работу, а ГУГМС наградил всю ОГ денежной премией.
