Пока герцогиня ехала в Тулон, она рассказывала свои секреты госпоже де Бильяр. Эта искренняя, благоразумная, честная и осторожная приятельница тревожилась.
– Что же вы будете делать, милая герцогиня? – спросила она. – Я очень беспокоюсь.
– Освобожу Кадруса, ведь я тебе говорила.
– Да, знаю, а дальше-то?
– Ах, друг мой, больше ничего!
– Если он вас любит…
– О, он меня не любит! Он любит свою жену. – Герцогиня вздрогнула.
– И вы думаете, что он не пожертвует ею?
Герцогиня промолчала, потом вдруг схватила молодую вдову за руку и сказала ей:
– Слушай, я скажу тебе ужасные вещи. Сегодня утром Корвизар сказал императрице, что жена Каза-Веккиа не проживет и полгода, что, может быть, она умрет и раньше.
– Отчего же?
– У нее болезнь сердца. Волнения убили ее. Корвизар искусен, он ошибаться не может.
– Что же вы сделаете, герцогиня, когда умрет его жена?
– Он будет свободен, а я буду его любить.
– Но где же, герцогиня?
– Повсюду, где он будет. Даже в Америке, пожалуй. Видишь ли, Бильяр, у меня в груди пожар, который не погаснет. Я его люблю… меня не остановит ничто…
Она долго еще говорила об этой страсти, сделавшейся непреодолимой.
Жанна, прежде чем поступить в монастырь, хотела устроить свои дела и отправилась к дяде. После ареста Кадруса она не видела барона. Тот питал смутную надежду, что огромное состояние Жанны достанется ему. Он еще прежде слышал от Корвизара, что у племянницы его проблемы со здоровьем, и небезосновательно думал, что такие волнения должны были их усугубить.
Когда он увидел свою племянницу, бледную, унылую, в трауре, то вздрогнул от радости.
Жанна сказала дяде:
– Несмотря на все презрение и отвращение, которое вы внушаете мне, я приехала устроить с вами мои денежные дела.
– Какие горькие слова! – вскричал лицемерный барон. – Ах, Жанна, как ты дурно обо мне судишь!
– Не притворяйтесь, я знаю вас.
– Нет! Это не я донес на твоего мужа, как ты думаешь…
– Довольно, будем говорить о делах.
– Хорошо, будем говорить. Ты хочешь денег? У меня есть сто тысяч.
– Из тридцати миллионов? Этого мало. Вы еще не отдали мне моего приданого, я требую его.
Барон начал было хитрить, но Жанна остановила его.
– Я понимаю, – сказала она, – вы думаете, что у меня нет покровителей. За меня заступится закон.
Она встала. Он хотел ее удержать:
– Пойми, Жанна, причины, руководящие мной… Можно ли отдать тебе такое богатство? Ты так молода, так простодушна, так доверчива!
– Что вам за дело?
– Я так тебя люблю…
Она вышла из терпения.
– До свиданья! – сказала она.
Барон испугался. В перспективе ему представился разорительный процесс. Он предложил сделку.
– Жанна, – сказал он, – я сделаю тебе самое выгодное предложение. У меня есть дела, есть затруднения. Если ты потребуешь от меня твое состояние, я разорюсь.
– Тем лучше, – сказала она, – но вы лжете.
– Нет, это просто меня убьет.
– О, когда так, я этого хочу!
– Неумолимая, садись! Вот что я тебе предлагаю. Сейчас десять миллионов, столько же через шесть лет, а остальные – когда смогу.
– Я хочу все. До свиданья, я еду к императору.
– К императору? Боже, зачем ты едешь к нему?
– Показать ему перстень, который муж дал мне, сказать, кто вы, и открыть ему все ваши беззакония.
Барон был испуган этой угрозой, считая себя погибшим. Он встал.
– Я отрекаюсь от вас, вы мне не племянница! Но золото ваше вы получите. Я дам вам чеки на разные суммы. Подождите меня.
Бледный как смерть, прошел он в свой кабинет и нашел там Шардона. Тот лукаво взглянул на своего хозяина.
– Ты надо мной насмехаешься? – сказал Гильбоа.
– Я? – сказал Шардон. – Я стану насмехаться над вами, барон? Сохрани меня Бог! Я невольно смеюсь над вашим замешательством, и больше ничего.
– Ты восхищаешься, негодяй, что я лишаюсь всего состояния.
– Нет, я сохраню его вам.
– Что ты говоришь?
– Вы получите его в наследство.
– Полно! Разве моя племянница умирает?
– Да.
Это «да» было сказало самым зловещим тоном. Барон из мертвенно-бледного сделался багровым. Он на минуту смутился, но потом возвратил свое хладнокровие:
– Вы, кажется, предлагаете мне убийство, господин Шардон?
– Очень просто.
– Но мы будем скомпрометированы…
– Вовсе нет.
Шардон, отважный циник, готовый на все, распоряжался бароном в эту минуту.
– Я хочу отправить вашу племянницу на тот свет сейчас же. Хотите? Следов не будет. Даже для доктора она умрет естественной смертью.
– О, сделай это, Шардон, и… – Барон остановился.
– Кончайте же!
– И я тебя вознагражу!
Шардон расхохотался.
– Хорошее обещание! – сказал он. – И я очень полагаюсь на него! Но мне нужно что-нибудь более верное. Я убью сейчас и вы заплатите мне тоже сейчас.
– Сколько ты хочешь? – спросил барон.
– Дорого.
– Сколько, спрашиваю я тебя?
– Миллион.
Барон подпрыгнул. Шардон решил не уступать и сделал вид, будто уходит.
– Прощайте, хозяин, – сказал он.
– Негодяй, ты меня разоряешь! Миллион!
– Только один – я работаю дешево.
Барон украдкой взглянул на Шардона и увидел, что тот твердо настроен. Он предложил сто тысяч, но бывший каторжник даже не ответил. Наконец после краткого и сильного спора барон решил уступить, делать было нечего. Он отдал билетами целый миллион, написав на гербовой бумаге, что дарит эту сумму за честные и добрые услуги своему управляющему. Потом спросил:
– Что ты намерен делать?
Тот сообщил свой план:
– Вы мне говорили, что вашей племяннице угрожает аневризма. Что может при такой болезни причинить смерть? Сильное волнение.
– Это правда.
– Я много думал об этом с того дня, как вы сообщили мне о своих надеждах. Я даже советовался с докторами. Ну, волнение, которое должно убить вашу племянницу, я причиню.
– Каким образом?
– О, очень просто! Вернитесь в гостиную и пригласите вашу племянницу сюда. Комната эта очень уединенная, я спрячусь. Вы будете разговаривать. Вдруг я схвачу бедняжку за руку, свяжу ее, а голову закрою капюшоном.
– А потом…
– Потом занесу над ней кинжал и буду грозить смертью. Если у нее действительно аневризма, через минуту она умрет.
– Но…
– Знаю… А если она не умрет, хотите вы сказать… Успокойтесь, я ее задушу.
Барон сделал движение.
– Следов не останется.
– Уверен ли ты в этом?
– Решительно.
Барон был очень испуган. Шардон бросил на него презрительный взгляд.
– Неужели у вас нет ни капли мужества? – спросил он. – Неужели вы такая мокрая курица? Ну, – прибавил он, схватив барона за руку, – решайтесь, надо действовать!
– Хорошо, – сказал барон и вышел.
За ним вышел и Шардон.
Как только в кабинете не осталось никого, между двумя невидимыми людьми начался следующий разговор. Кроме Белки, который вечно рыскал и редко находился в гроте, несколько Кротов, посланных как шпионы в Фонтенбло, избавились от смерти и ареста в гроте. Один молодой человек особенно подавал прекрасные надежды. Ему было девятнадцать лет, он был гибок, строен, проворен и понравился Белке. Тот научил его своему ремеслу взбираться на крыши. После того как шайка разошлась или, точнее, была уничтожена, Белка предложил своему воспитаннику, который впоследствии сделался знаменитым Бернье, отомстить за Кадруса, убив Шардона и барона. Он думал также и обокрасть барона, чтобы иметь средства действовать в дальнейшем.
– Ну, – шептал Белка, сидя в камине, – мы поспели вовремя, как ты думаешь?
– Без нас бедняжечка-то отправилась бы на тот свет! – сказал Бернье. – Теперь мы ее спасем.
– Кадрус скажет нам спасибо за это. Мы непременно сделаемся его помощниками, как только он выйдет из тюрьмы.
– А мы поможем ему выйти.
Быть помощниками в будущей шайке Кадруса было мечтой обоих Кротов, золотой мечтой. Они знали, что Фоконьяк за один год скопил пятьдесят тысяч.
– Как же ты хочешь спровадить их? – спросил Бернье.
– У нас есть наши ножи.
– И мы будем ждать, когда они бросятся на жену атамана?
– Да.
– Но если она испугается и умрет?
– Она не испугается. Я ее успокою.
– Да, это правда. Она знает наши знаки.
Они замолчали. Послышались шаги. Вошли Жанна и ее дядя.
– Садись, – сказал барон. – Я дам тебе отчет.
Жанна села.
– Прежде всего, – сказал барон, – я должен отдать тебе отчет в моем опекунском управлении.
– Приступайте прямо к делу и отдайте мне сейчас же мои деньги, – сказала Жанна. – Если впоследствии я найду ошибку в каких-нибудь ста тысячах, мой поверенный не потребует их от вас. Я тороплюсь.
В эту минуту пение сверчка долетело до слуха Жанны, которая вздрогнула и прислушалась. Пение продолжалось. Это был условный сигнал Кротов, чтобы предупредить о том, что Кроты находятся поблизости. Молодая женщина тотчас приободрилась.
– Я долго ждала, – сказала она, – мне некогда. Поспешите.
Барон, чтобы отвлечь ее внимание, встал и подал ей разные бумаги, прося прочесть внимательнее. Она протянула руку, чтобы их взять, когда вдруг явился Шардон и набросил на голову Жанны толстую шаль. Но вдруг заслонка камина упала на пол, и из камина выскочили два человека. В зубах у них были кинжалы, а в руках петли. Убийцы в одну минуту были связаны. Они были совершенно поражены этим неожиданным нападением. Жанна была бледна, но спокойна. Она не испугалась, ее успокоил крик сверчка. Она протянула руку каждому Кроту, и те почтительно поцеловали кончики ее пальцев.
– Благодарю! – сказала она. Потом, заметив их кинжалы, добавила: – Вы вооружены?
– Да, – ответили они.
Тогда она подошла к дяде и сказала твердым голосом:
– Вы убийца! Вы хотели меня умертвить! Я осуждаю вас на смерть! – Потом она обратилась в Шардону: – Ты отыскал того, кто донес на Кадруса. Ты также умрешь. Умертвите их! – приказала она Кротам.
Оба разбойника по два раза воткнули свои кинжалы в грудь жертв, и кровь хлынула на пол.
– Теперь, – сказала Жанна, – свяжите меня, возьмите золото, находящееся здесь, и бегите к Тулону. Я собью с толку полицию, сказав, что на меня с дядей напала шайка Родена, которая теперь опустошает Париж, Назначаю вам встречу в Тулоне. До свиданья!
Разбойники повиновались.
Через час Жанну развязали слуги. Призванный полицейский комиссар принял показание от молодой женщины.
Роден, парижский сподвижннк Кадруса, был признан виновником этого двойного убийства. Предположили, что он пощадил Жанну только потому, что та была женой Кадруса.
Таким образом, Жанна осталась единственной наследницей огромного состояния барона. Кроме того, у нее было и собственное. Если бы Кадрус убежал, он мог бы вести роскошную жизнь в Индии или Америке. Но убежит ли он?
Кадруса через неделю привезли в Тулон, где он был помещен в тюрьму. Дорогой принцесса Полина несколько раз давала ему знать о себе. Она ехала впереди его, и он находил на станциях внимательных жандармов, удобное помещение и роскошный обед. Он понял, что принцесса горячо любит его. Жанны не было и следов.
В тюрьме смотритель сказал ему, что он будет работать в канцелярии. Кадрус увидел в этом вмешательство герцогини. А от Жанны все не было известий.
В один вечер служитель подал Кадрусу письмо, в котором было написано:
«Один из ваших Кротов, Белка, свободен и хочет вас освободить. Можно ли доверять ему?»
Кадрус посмотрел на служителя, и тот сказал ему:
– Мне поручила отдать вам это какая-то дама, и я получил за это десять тысяч франков. За эту цену можно быть верным.
– Хорошо, – сказал Кадрус.
– А ответ?
– Да.
– Только?
– Только.
Принцесса Полина получила лаконичное «да», но этого было достаточно.
На другой день после ее приезда агент, игравший роль Белки, явился к ней, переодетый морским офицером. Принцесса нашла его прекрасно загримированным и восхищалась. Она не подозревала, что имеет дело с фальшивым Кротом. Агент сказал ей, что придумал план побега. Он думает, что Кадрусу следовало бы притвориться больным и перейти в лазарет.
– Туда, – сказал он, – ему доставят мундир сторожа, и он легко убежит.
Герцогиня согласилась и дала агенту записку к Кадрусу, но агент отнес ее смотрителю тюрьмы. Тот получил приказание из Парижа предоставить агенту полную свободу действий. Они условились как действовать, чтобы передать Кадрусу записку герцогини и позволить ему перейти в лазарет. Далее один из служителей должен был выдать себя за подкупленного герцогиней и передать Кадрусу мундир сторожа, чтобы караульные и часовые позволили ему бежать, но убили бы его при этом побеге.
В тот же вечер Кадрус получил письмо от герцогини. На другой день он сказался больным, и его перевели в лазарет.
Кадрус задумчиво говорил себе: «Жанна меня забыла. Герцогиня действует одна. Неужели мне бежать с нею? Неужели все кончено между Жанной и мной?»
Первая любовь угасала в нем, а вторая возгоралась.
Пока Кадрус обвинял Жанну в том, что она бросила его, та совершала чудеса, чтобы спасти его. Она поняла, что герцогиня любит ее мужа и что он обязан ей отменой казни. Она боялась, чтобы Кадрус из признательности не почувствовал за это любви к ней. Жанна, как всякая ревнивая женщина, сделалась пылкой и свирепой. Она преобразилась и придумала смелый план.
Она отправилась к настоятельнице своего ордена и имела с нею свидание, на котором выказала необыкновенную твердость духа. Бедность ордена сестер милосердие вошла в пословицу. Когда настоятельница узнала, что Жанна вступает в ее орден, она очень обрадовалась, ведь ее монастырь должен был обогатиться великолепнейшим состоянием. Конечно, она не думала, что все богатство Жанны достанется ее будущим сестрам по вере, но все-таки надеялась, что новая сестра милосердия сделает значительное пожертвование монастырю.
Когда Жанна явилась, она приняла ее с распростертыми объятиями, но Жанна была холодна. Она попросила о разговоре наедине и только тогда объяснилась.
– Я хочу говорить с вами откровенно, – сказала она, – и скажу прямо, что не хочу вступать в ваш орден. Я не чувствую в себе никакого призвания. Я люблю своего мужа и хочу его спасти.
Эти фразы были сказаны внятно и резко. Настоятельница была поражена – все ее надежды рушились. Глаза ее подернулись печалью, а из груди вырвался глубокий вздох.
– Дитя мое, – сказала она, – разве вас вынудили прийти ко мне?
– Нет, – ответила Жанна, – я пришла добровольно. Я вам говорю, что хочу спасти моего мужа из тюрьмы. Чтобы помочь ему в этом, я желаю быть сестрой-сиделкой в вашем тулонском монастыре. Я вижу, – сказала она, осматриваясь вокруг, – что у вас все голо, печально, мрачно. А я могу превратить всю эту бедность в достаток.
– Каким образом? – Глаза настоятельницы сверкнули радостью, которой она не могла скрыть.
– Хоть я не вступлю в ваш орден, но сделаю вам богатый подарок. Скажите откровенно, сколько вам нужно для того, чтобы возвратить вашему ордену его былой блеск?
– Много, к несчастью, слишком много…
– Все-таки скажите.
– Не смею.
Жанна улыбнулась.
– Сколько ваших сестер в тюрьме в Бресте? – спросила она.
– Пять.
– А в Лориене?
– Три.
– В Тулоне?
– Пять.
– В Рошфоре?
– Три.
– В парижских тюрьмах?
– Двенадцать.
– А всего?
– Двадцать восемь.
– А чтобы поправить ваши монастыри, сколько нужно?
– Почти двести тысяч.
– Положим столько же на меблировку, на белье…
– Это составит четыреста тысяч. Просто ужас!
– Наконец, для того чтобы сестры имели хороший стол и были одеты, сколько вам нужно ежегодного дохода?
– Франков полтораста на каждую.
– Стало быть, это составит капитал в триста тысяч.
Жанна вынула из кармана документ, засвидетельствованный у нотариуса, и сказала:
– Вот четыреста тысяч на монастырь и шестьсот тысяч на сестер. Император одобрил это приношение, вам остается только принять его.
– О дочь моя, вы нас спасаете! – сказала настоятельница, бросаясь на шею к Жанне.
Та оставалась холодна, она чувствовала, что играет в большую игру.
– Вы мне не обязаны признательностью за это, – сказала она. – Это договор. Вы мне платите – и я вам плачу.
Настоятельница опустила голову. Она забыла, какой ценой покупает богатство ордена.
Жанна продолжала:
– Подумайте, я просто хочу помочь моему мужу бежать.
Настоятельница была очень бледна. Способствовать побегу! Какая может быть огласка! Она вздохнула с сожалением.
– Я не могу согласиться, – сказала она.
– Вы боитесь взять на свою совесть такой проступок? Но разве это проступок? Разве Господь предписывал физические наказания? Для чего Ему тюрьма, когда у него есть ад и вечные муки?
Настоятельница размышляла.
– Я не думаю, – сказала она. – что дело, на которое вы решаетесь, очень греховно, дитя мое. Меня останавливает не это.
– А что же?
– Я вам скажу. Я боюсь, чтобы папа не запретил наш орден после огласки этой истории.
– А, это ваше единственное опасение! – сказала Жанна. – Я его устраню. Нам будет покровительствовать герцогиня де Бланжини.
– Принцесса Полина?
– Да, она. Она любит моего мужа…
Настоятельница вздрогнула.
– Да, она моя соперница, – продолжала Жанна, – но она заступится за вас, когда узнает, что вы спасли Кадруса. А потом я буду на вашей стороне. У меня шестьдесят миллионов.
Бедная настоятельница начала теряться.
– А если вы мне откажете, то погубите себя, – сказала Жанна, – я сделаюсь вашим врагом. Я подкуплю влиятельных людей, чтобы погубить вас, и преуспею, поверьте мне.
– Вы это сделаете?
– Клянусь!
Настоятельница смотрела с удивлением на эту необыкновенную женщину. Она видела решимость на этом лице, исхудалом от горя. Она видела погибель своего дома. Она видела, как ее станут преследовать. Тогда она уступила и сказала с горьким вздохом:
– Хорошо, я согласна. Да простит меня Господь, если я обманываюсь!
– Вот вам дарственная запись. Теперь дайте мне клятву.
– В чем?
– Что вы не измените мне.
– Клянусь!
– Что будете мне служить.
– Обязываюсь!
– Дайте мне письмо к настоятельнице тулонского монастыря.
Настоятельница написала. Жанна прочитала.
– Теперь прощайте, – сказала она, – я буду помнить вас.
Она вышла, прося настоятельницу никому не говорить, что уехала в Тулон.
Бедная настоятельница упала на колени и стала оплакивать свой проступок, который потом она старалась искупить строгим покаянием.
Кадрус перешел в лазарет. Он спрашивал себя, испытывая свое сердце, осталась ли в нем любовь к Жанне, и не находил ответа. Гордость его была оскорблена, он чувствовал себя брошенным. Он думал, что второй удар, поразивший его, убил нежность Жанны, и проклинал слабость души молодой женщины. Но все же что-то в его сердце заступалось за нее.
Он предавался этим размышлениям, когда вошли две сестры милосердия. Обе были под покрывалом. Он вздрогнул, так как знал, что Жанна хотела вступить в этот орден, и сказал себе: «Может быть!»
Но обе сестры равнодушно прошли мимо. Третья сестра как будто сообщила им обо всем.
«Это не она», – подумал Кадрус.
Но вдруг женщины подошли к его кровати. Одна из них спросила:
– Номер семь тысяч восемь?
– Да, – сказал Кадрус.
– Вы поступили сегодня утром?
– Да.
– Что у вас?
– Лихорадка.
– У вас есть жажда?
– Большая.
Тогда сестра милосердия сказала двум послушницам, сопровождавшим ее:
– Ступайте в аптеку и принесите кремортартар, пока доктор не пропишет чего-нибудь другого.
Она ушла в сопровождении одной из послушниц. Другая послушница пошла в аптеку и вскоре вернулась. Кадрус очень удивился, услышав, что эта женщина подражает сверчку, подходя к нему.
– Крот? – спросил он. – Сестра милосердия! Это уж чересчур!
Он остерегался. Но послушница подошла и сказала:
– Вот и кремортартар. Здравствуйте, атаман… Пейте понемножку! – прибавила она громко, а затем тихо добавила: – Я Белка.
«Теперь понимаю, – подумал Кадрус, – его прислала принцесса. Она подкупила сестер милосердия».
Белка продолжал:
– Если с вами сделается припадок, позовите меня. Она сама здесь, – прибавил он тише, – это другая сестра. Потом я скажу вам больше.
Он ушел.
Кадрус подумал: «Очевидно, речь идет о герцогине. Какая неосторожность! Здесь! Как она меня любит!»
Воспоминания о Жанне изглаживались. Кадрус наблюдал за Белкой. Крот имел вид смиренной, праведной, скромной женщины. Покрывало было спущено очень низко, глаза потуплены. Кадрус старался рассмотреть вторую сестру, но герцогиню не узнал.
«Как это странно!» – подумал он.
Белка вернулся.
– Она еще не смеет подойти, – сказал он. – она так взволнована.
Он ушел, а Кадрус повторял себе: «Это не ее рост».
Однако он остался убежден, что это герцогиня.
Ошибка Кадруса была большим несчастьем для Жанны. Она позволила свободно действовать агенту, выдававшему себя за Белку. Жанна составила смелый план выдать молодого человека за женщину. Это было для нее легко. Получив полномочия от настоятельницы, она выдала Белку за свою молочную сестру и попросила принять в помощницы. Но Белка не сказал Кадрусу, что это его жена, и Кадрус подумал совсем другое.
Когда сестры милосердия ушли, фельдшер, подученный агентом, явился к Кадрусу, и тот доверился ему. Как могло быть иначе? Даже Белка не знал, что фальшивый Белка расставляет силки его атаману. Фельдшер сказал, что по приказанию доктора № 7008 надо изолировать, так как у него заразная лихорадка.
Кадруса положили так, что пять пустых кроватей отделяли его от других больных. Потом фельдшер шепнул Кадрусу:
– Атаман, герцогиня заплатила мне, чтобы вас спасти.
– Хорошо, – сказал Кадрус, – и я тебя вознагражу. Как же я убегу? – спросил он.
– Очень просто. Вы знаете тюрьму?
– Еще бы!
– Сегодня вечером под тюфяком вы найдете сверток с одеждой.
– Очень хорошо.
– К десяти часам я будто нечаянно погашу лампу. Сделается темно, и вы переоденетесь больничным служителем. Потом вы выйдете из залы и на дворе спокойно пройдете мимо часового. Он примет вас за настоящего служителя. Вы согласны?
– Конечно.
– Стало быть, все решено?
– Да.
Фельдшер ушел. Кадрус ждал возвращения Белки, но напрасно. По плану Белки не требовалось возвращаться в лазарет. Таким образом, все обещало полный успех плану агента Савари.
Ни герцогиня, ни Белка, ни Жанна не подозревали, что их старания должны кончиться смертью любимого ими человека.
Адская хитрость Савари искусно подготовила окончательную катастрофу.